Аспирра: таланты Мудреца

– Девчонка! Это ты тот самый человек, обещанный нам Кальдом? – послышался со стороны ящиков приятный женский голос.

И правда – из тени вышла женщина. Тощая, босая и загорелая дочерна. Темные глаза и покрасневшие белки, будто ей в лицо песка кинули. Не волосы, а небрежно заплетенные мелкие косы, свисающие до плеч. Белая рваная безрукавка из льна и парусиновые штаны на веревке. Южанка, но не имперская, а из тех земель, где веками лежит Аршальский песок и дождей нет месяцами.

– Возможно, – откликнулась я, шагнув ей навстречу.

– Поосторожнее с ним, – хищно улыбнулась незнакомка. Зубы – как у акулы. Острые, подточенные и опасные. Лучше бы она не улыбалась. – Его прошлое темнее, чем у нас всех, вместе взятых.

– И чего же особенного в вашем Кальде? – Раз уж он выудил из кого-то информацию в Кайшене, то я должна была отыграться.

– Мы на «Аспирре» – одна большая семья. И если капитан – это наш названый отец, то Кальд – любимый папенькин сыночек, которому прощается куда больше, чем остальным. – Она подошла ко мне, нагнулась и заглянула в глаза. Грациозная, как кошка, и столь же дикая и непредсказуемая. – Не боишься?

– Нет. – Я спокойно выдержала на себе ее пронзающий взгляд. Даже не дрогнула – работать приходилось с людьми и похуже.

– Ты мне нравишься, – вдруг произнесла она, шагнула назад и протянула руку: – Вацлава.

Я пожала ее черную руку в ответ:

– Называй меня так, как тебе будет удобно.

Она улыбнулась, но совсем без задора.

– Бойся Кальда, дорогуша, – предупредила она почти шепотом. Чужеземный акцент, похоже, был у всех на этом судне. И у каждого – свой. И если первый помощник капитана больше растягивал некоторые слова, то Вацлава, наоборот, будто бы прощелкивала звонкие звуки. – Кальд кровожаден и жесток. Стоит пойти ему наперекор, и даже капитан не успеет ничего предпринять.

И ушла, покачивая бедрами. Туда-сюда, туда-сюда…

Взгромоздив один из мешков на спину, я понесла его к кораблю, как это делали все остальные, но тут мое внимание привлекли двое, спрятавшиеся в тени бочонков возле сходней. Один – северянин, высокий и бритоголовый, со смазливым лицом, в левом ухе блестящая серьга; а второй – парень пониже, в ярких поношенных тряпках, с чисто выбритым подбородком и тряпицей красной ткани на голове, прикрывающей светлую гриву волос. У него на плече сидела крыса.

Эти двое о чем-то спорили, передавая монету из рук в руки. И когда спор достиг апогея, тот, что повыше, попросту выпустил золотой аланец из рук. Тот звякнул о причал, отскочил от камня и плюхнулся в шипучие волны, бившиеся о пирс.

– Ой, укатилось, – флегматично протянул северянин.

Светловолосый пристально посмотрел на него, а потом, недолго думая, лягнул. Да с такой силой, что криворукий чуть сам не полетел за потерянной золотой монетой.

Но тут вороний крик откуда-то сверху мигом прекратил их мелкую возню.

– О! – воскликнул тот, что пониже. – Скаур вернулся! Можно отплывать!

Я с подозрением посмотрела на мачту, где села черная птица. В солнечном свете – лишь черный силуэт, похожий на точку.

– Ворон?

– Талисман «Аспирры».

Мой взгляд упал на мерзкую крысу на плече незнакомца.

– Слишком много животных, – пробормотала я. – Много заразы.

Светловолосый заулыбался во все свое безобразно-обветренное лицо, буквально источая свет:

– Не больше, чем от нас всех.

Я сжала губы и прошла мимо. Светлоглазый проводил меня остекленелым взглядом.

– Постой! – крикнул мне вслед парень с крысой. – Ты ведь новый человек от Кальда? Я – Ранко, а этот пустоголовый – Фритхоф!

Одной рукой придерживая мешок, я помахала своим новым знакомым, поднимаясь на борт.

– Рада знакомству! – солгала я.

Стремление каждого моряка познакомиться со мной и наречь «человеком Кальда» настораживало все больше.

Палуба оказалась шире, чем я могла себе вообразить. Сюда могло бы поместиться несколько домов Кайшена и даже осталось бы место для маленького сада. Фальконеты и пушки, стоявшие по правому и левому борту, еще раз заставили меня усомниться в том, что «Аспирра» – мирное торговое судно. Ведь после войны с Империей все торговые гильдии на просторах Серого моря обязали снять тяжелое вооружение со своих кораблей.

Странно, но… Кому какое дело, если будут платить?

Волны бились о борт, солнце поднималось все выше. Команда «Аспирры» то спускалась в трюм, то поднималась из него. Причал, усеянный припасами, стремительно пустел. Работа кипела, моряки не жалели мозолистых рук.

Скинув мешки там, куда их бросали остальные, я вновь поднялась на палубу к злобным морским волкам, не избегая их косых взглядов. Каждый будто бы спрашивал про себя «Что она здесь делает?», но при этом молча обходил стороной, занимаясь своим делом.

Ранко с крысой на плече снова вырос подле меня, сложив руки на груди. Парень оказался ниже меня ростом, но при этом его кинжал на поясе смотрелся куда опаснее моего меча. И наверняка он справлялся со своим оружием куда лучше…

– А знаешь, что у меня есть? – весело хмыкнул он. В серо-зеленом взгляде вспыхнула искорка задора. Родом, похоже, парень был из Старого Оллевуса-Келлесина. – Никогда не угадаешь!

– Да не трогай ты человека! – рявкнул южанин, проходящий мимо, – человек с лицом, изуродованным шрамом, что тянулся от щетинистого подбородка через щеку, веко и лоб.

Встретившись со мной взглядом, морской волк бледно улыбнулся и пошел дальше сматывать канат.

– У меня есть хвост! – воскликнул Ранко, игнорируя громадину, повернулся ко мне спиной и приспустил штаны.

Действительно. Хвост. Пострашнее, чем у его лохматой крысы, до сих пор сидевшей на плече. Я приложила руку ко лбу, с отвращением рассматривая непонятный сморщенный кожный отросток с хрящами размером с указательный палец.

– Умерь свою гордыню, Хвостатый! – воззвал хриплый голос Кальда откуда-то издалека. – Лучше делом займись!

– Будет сделано, Рыбий глаз! – Ранко заправил в штаны свое «сокровище», игриво отдавая честь куда-то в сторону капитанского мостика. Подмигнул мне и помчался прочь.

От восторга я схватилась за голову, когда этот Хвостатый с проворностью зверя быстро и ловко взобрался по мачте, уселся на рее и стал проверять крепость узлов на свернутом парусе.

– Ну дает…

– Хочешь жить – приспосабливайся. – Ко мне подошла темнокожая Вацлава, разминая шею.

– А что он еще умеет? – Я указала на Ранко. – Готова поспорить, что его бритоголовый друг так не сможет.

– Ты про Фритхофа? – Женщина удивленно покривила черной бровью. – Конечно нет. У Фритхофа ловкие руки, но лазает он не по мачтам, а по чужим карманам, так что держи свои вещи при себе и не выпускай ясноглаза из виду. А Хвостатый… – На миг она прищурилась, шмыгнув носом. – Он умеет больше, чем показывает.

– А громила имперский?

Он как раз проходил мимо, волоча очередной бочонок. Вацлава подождала, пока здоровяк исчезнет в темноте трюма.

– Этого лучше вообще стороной обходить во имя Мирного Неба. Наш боцман не любит зеленых салаг.

Тут зазвонил судовой колокол, призывая всех к порядку.

– Капитан на мостике, аспиррцы!

Все тут же обратили взгляды к корме нагруженного корабля, прикрыв рты. Кальд стоял, облокотившись на резной деревянный парапет, а за ним, встав возле штурвала, появился высокий силуэт в остроугольной шляпе. Камзол синего цвета, как и торговые флаги, дорогая сабля красовалась на поясе, золотые пуговицы на манжете и жилетке, широкие плечи и тяжелый взгляд темных мудрых глаз из-под треуголки… Лицо дряблое и морщинистое, длинные волосы аккуратно собраны в хвост. Еще один чистокровный южанин на «Аспирре».

Доверия не вызвал сразу.

– Приветствую всех на борту «Аспирры», господа, как завсегдатаев, так и новичков! – Голос – низкий грозный бас. Властный и жесткий. Даже не прибегая к особым усилиям, казалось, его могли услышать даже на соседних причалах. – Я Велемир – капитан корабля, и мое сердце преисполнено радостью оттого, что мы наконец добились высокого расположения у южного лорда, калифара Озана Кержима, и теперь ведем дела заодно с Имперской торговой компанией…

Я молча насупилась, перебирая факты в голове. Сотрудничество Торговой гильдии Стармора с Озаном, вторым по значимости человеком на Юге, уже предвещало беду. Тот всем сердцем не любил Стармор, ведь именно его предки в прошлом развязали войну между Севером и Югом. Империя пыталась подчинить себе северный край, да ничего не вышло: королевство сдерживало натиск врага более шестидесяти лет. Оттуда нынешняя нищета и разруха. Кайшен – прекрасный «памятник» прошедших лет войны и раздора, хоть дело это было около полувека назад.

– … и сейчас мы везем дорогие специи и приправы из далеких земель Ишала прямиком в его склады – редкости для имперских краев, – продолжал вещать капитан. – Привезем все в целости и сохранности – получим не то что сотни золотых аланцев, но и тысячи золотых райндкоров, которые поделим на всех.

Как по мне, слишком большая щедрость от того, кто не любит Стармор. Нужно было раздобыть больше информации…

– Плыть до владений Озана месяца два. Два месяца туда, два – обратно, если не появится срочных контрактов. Так что если кто-то дорожит своими родными и домом, то лучше тысячу раз подумать, прежде чем отправляться в путешествие.

Поймав на себе колючий и хищный взгляд Кальда, глядевшего на меня свысока, я едва заметно покачала головой. Его улыбка послужила ответом.

О чем тут говорить, если никто даже не провожал меня на причале?

Как уплыву, так и не вспомнят. Разве что жены неверных мужей, которым нужна будет поддержка. Здесь, в Кайшене, никто не придет на помощь, когда она нужна именно тебе.

– Если набранные юнги еще не знают своего места на «Аспирре», то прошу обращаться с вопросами либо к Кальду, моему первому помощнику, либо к квартирмейстеру Вацлаве.

Та, словно кошка, вынырнула из тени и встала подле широкоплечего капитана, одарив команду своей фирменной острозубой улыбкой. Это стало для меня неожиданностью – я и не заметила, что она прошла мимо меня и смешалась с толпой. Возможно, у нее было больше талантов, чем я могла догадываться.

– На этом все, о корабельном уставе поговорим позже. Прошу сохранять порядок. Добро пожаловать на борт.

Вскоре мы отчалили. Команду явно набирали из людей, нигде в одном месте подолгу не задерживающихся, так что с причала большой и могучей «Аспирре» махала жалкая кучка провожатых из портовых работников и шлюх. И махали они, покуда пристань не превратилась в крохотное пятнышко, а городская цитадель наместника – в невысокую зазубрину на горизонте.

Вот она – долгожданная свобода. Дыхание аж сперло при одной мысли о новом приключении. Для кого-то перемены давались тяжело, но я почему-то, ступив на борт торгового судна, осознала, что получила больше, чем отдала. У меня появилось будущее. И оно мне нравилось.

Не в силах сдержать улыбки, я встала у правого борта и принялась всматриваться вдаль, щуря глаза: на занимающийся рассвет, оранжевое небо и тонкую линию горизонта – почти неосязаемую грань между небом и водой.

Все думают, что время еще придет, а оно только уходит. Уплывая откуда-то, никогда не оглядывайся назад. Не смотри в прошлое, какими бы привлекательными ни казались воспоминания. Оставь эту страницу недописанной и отложи перо. Неважно, что ждет впереди, – так худо, как могло быть в Кайшене, уже явно не будет.

Впору было благодарить Богов – не то Мирное Небо, не то Пасть Бездны, которая решила выплюнуть меня и показать, каким еще может быть мир.

Награда свыше, испытание или наказание?

– Спасибо, Кальд. – Слова благодарности – это меньшее, что можно было предложить человеку за освобождение из плена гниющего Кайшена.

Первый помощник снова поравнялся со мной, молча вглядываясь в далекие воды Серого моря. Морской ветер подхватывал и подбрасывал его темные космы, как рваное знамя.

– Благодарить еще рано, – хмыкнул он, не глядя на меня.

А в глазах его играло солнце, освещая глубины ледяного плена. И это навевало печальные воспоминания: однажды я уже по глупости своей отдала свое сердце такому же, как он. Отдала и вырвала его обратно, пообещав больше не отдавать никому.

Возможно, это было нечестно, но мне не хотелось быть честной. Наверное, потому, что никто тоже со мной честно не поступал. Никогда.

– Путь, полагаю, будет опасным и долгим.

Кальд вдруг издал нервный смешок и хищно осклабился:

– Ты даже не представляешь насколько.

В первый день от непривычной качки меня то и дело выворачивало за борт под гогот новой команды, обреченной стать мне семьей. На второй день, позеленев и ослабев, я продолжала извергать из себя все то, что, казалось, съела за целую жизнь. На третий день рвотные позывы прекратились, и Вацлава, не то с сожалением, не то с тоской, протянула мне швабру и ведро.

В конце концов, это было справедливо. Нужно ведь как-то отрабатывать свой хлеб. Тем более, шныряя по палубе со шваброй, привыкая к постоянной морской качке, можно было имитировать бурную трудовую деятельность и слушать, о чем говорят другие. Но в основном морские волки, уже не кидая на меня озлобленных взглядов, говорили лишь о «славных» прошедших деньках, вспоминая оставленных в далеких портах женщин и тоскуя по родным краям. На удивление, никто из головорезов «Аспирры», на вид жестоких и опасных, не вел себя подобно дикарям. Дисциплина чувствовалась сразу. Особенно если за штурвалом вместо рулевого стоял капитан Велемир, а рядом с ним, как кот, развалившись на широком парапете, сидел Кальд, раскуривая табак.

Эти двое говорили почти постоянно. Шутили и смеялись, как старые друзья. Иногда, проходя мимо них с ведром в руке, я невольно задумывалась, что же на самом деле связало этих двоих. Наверняка эта история была еще более мутной, чем новости о внезапно случившемся союзе между Торговой гильдией и Компанией имперцев.

С каждым днем становилось все тяжелее. Спину ломило и схватывало все чаще, руки уставали, а нарезать круги по палубе надоедало. И я, со скрипом разгибаясь, всегда с немым укором смотрела на Ранко, летающего на канатах между реями вместе с птицей-талисманом. И не потому, что его работа могла показаться легче, а потому, что оттуда он видел явно больше, чем я.

Вацлава часто пропадала в каюте капитана, возвращаясь оттуда еще более потрепанной, чем прежде; Фритхоф, вор-северянин, подобно крысе, вечно пропадал со своей шайкой в трюме, выползая только с заходом солнца за ужином и дешевой брагой; а здоровый южанин-боцман иногда играл роль местного вышибалы в камбузе, если кто-то, напившись, лез на рожон. Все проблемы решались с одного удара.

Солнце стояло высоко, море было тихим. По пути, качаясь на черных волнах, мы изредка встречали проходящие мимо суда: пестрели флаги Торговой гильдии, Имперской компании, военных кораблей Севера и Юга, земель Старого Келлесина и других королевств. Капитан всегда носил с собой складную подзорную трубу и чуть что выуживал ее из внутреннего кармана камзола, провожая проходящий мимо корабль зорким глазом до самой линии горизонта.

В какой-то момент я не выдержала, набралась наглости и спросила, опершись на древко швабры:

– Это же союзники, такие же, как и мы, – Я бросила взгляд на удаляющийся корабль Торговой гильдии. – Зачем следить за ними, как за злейшими врагами?

Растянув темные уголки губ, Велемир одарил меня мудрым и тяжелым взглядом, убирая подзорную трубу обратно в карман:

– Ядро фальконета, выпущенное с улыбкой с любого союзного судна, продырявит корпус так же, как ядро с вражеского корабля, девочка. Бдительности терять нельзя. Даже законопослушные люди подчас забывают о своей законопослушности, оказываясь в пустошах, где закона нет.

– Некоторые суда возвращаются домой с деньгами или товаром, а некоторые – пустыми, – тут же хрипло подхватил первый помощник, сидя на парапете в облаке едкого табачного дыма. – И им пришлось бы по вкусу, к примеру, разграбить на обратном пути груженный товаром корабль, а красивых молодых девчат, вроде той, что моет палубу на «Аспирре», продать в рабство.

Я непонятливо дернула головой, и Кальд, ухмыляясь, затянулся дымом, не сводя с меня пристального взгляда. Какого-то странного, почти что голодного, заставившего меня резко развернуться, взять ведро и уйти прочь, пряча румянец на загорелых щеках. Тихий смешок капитана настиг меня у дальней мачты, где Ранко Хвостатый опять играл с крысой, бегавшей у него по рукам.

– Мне кажется или она потолстела? – спросила я, плюхнув ведро с водой возле своих ног. Кровь до сих пор приливала к лицу.

Хвостатый приветливо улыбнулся:

– Нет. Только кажется.

Парус, натянутый над головой, надувался, шуршал и хлопал. К шороху, как и к скрипу снастей, я еще не успела привыкнуть.

– Но я же вижу. – Мне пришлось нахмуриться. – Это уже не крыса, а волосатый шар жира с хвостом.

– Ну ладно, – хмыкнул Ранко. – Может быть, ему стоит давать меньше зерна. Фритхоф ворует по чуть-чуть из запасов каждый день, пока никто не видит, и делится со мной. Видимо, чтобы я молчал о его делишках. Только вот мне надоело. – На миг он осекся, задумчиво провел языком по нижней губе. – Если спросят, я тебе ничего такого не говорил.

«Не говорил», но губы изогнулись в недоброй усмешке. Волосы, убранные со лба красной повязкой, извивались на теплом морском ветру, словно щупальца морского чудища.

Я заломила бровь:

– Что, так просто решил сдать друга?

– Этот чмырь мне не друг, – сухо бросил Хвостатый. – Люди должны платить по счетам, и я все жду, когда Фритхов наконец заплатит за свое невежество.

Если бы Ранко знал, как быстро тот расплатится, наверняка был бы осторожнее с такими словами…

Вернувшись в кубрик под надзором холодного ока полумесяца, я под глубокий храп морских волков протиснулась на цыпочках к своему гамаку и бесшумно нырнула к сундуку, чтобы проверить содержимое пожитков.

Откинула крышку, и… руки зависли в воздухе; напрягся каждый мускул, каждый нерв. Губы разошлись в злобном оскале, а глаза безуспешно искали внутри сундука деревянную шкатулку и кошелек с золотыми аланцами. Ничего не осталось, кроме старых тряпок. Пусто. Украли. В душе вспыхнуло пламя, а слеза негодования скользнула по щеке.

– Ублюдки, ублюдки… – зашипела я.

Сна и след простыл. Стерев очередную слезу, я закрыла сундук, гневаясь на собственную слабость. Радовало лишь то, что с корабля мои вещи пропасть не могли. И я знала, что найду их в любом случае.

Вышла из каюты, накинув на себя потрепанную куртку, и скользнула в узкий коридор, освещенный единственной раскачивающейся лампадой. Ноги сами несли меня вперед – в камбуз, где я могла найти тех, кого искала. Но, к несчастью, на месте не было даже корабельного кока с изуродованным лицом, вечно веселого и пьяного; среди пустых деревянных столов сидел только громила южанин с выпирающим брюхом, наслаждающийся выпивкой в гордом одиночестве.

Делать было нечего.

– Эй, боцман. – Я вышла в свет масляной лампады, нарушив покой здоровяка. Кажется, звали его Глен. – У меня вещи украли. И деньги.

Тот глянул на меня, будто услышал бессмысленный писк мошки.

– Ну и чего ты хочешь от меня, девочка? Это «Аспирра», и люди здесь совершенно разные, – проворчал Глен, потягивая хмельную брагу. – Нужно было смотреть повнимательнее. И думать. Сама виновата.

– То есть… не поможешь?

Здоровяк явно не был мастером утешения.

– Это не мое дело, – бросил тот.

Только и может, что пьяных колотить. Большая заслуга.

– Бесполезный тюфяк! – рявкнула я и сплюнула на пол, после чего вновь выскочила на палубу в поисках Кальда или Вацлавы.

Якорь был спущен – мы стояли на мелководье возле каких-то островов, – а волны пели ночную песню, укачивая «Аспирру», как мать укачивает младенца на руках. За штурвалом никого, как и возле него. Наверное, я могла бы вломиться в покои капитана, но мне вряд ли сошло бы это с рук.

– Чего шастаешь здесь, малява? – Хотя кто бы говорил. Ранко свесился ко мне вниз с проворностью обезьяны. Висел вниз головой, босыми ногами обхватывая толстый канат.

Хоть что-то. Хоть одно знакомое лицо.

– У меня вещи украли из сундука.

– Украли? – Хвостатый спрыгнул с каната. Любимой крысы при нем не было. – Заметила только сейчас?

– Ага.

Парень недовольно скривился и молча повел за собой, поманив рукой. Мы открыли решетчатый люк и спустились в трюм. Темнота хоть глаз выколи, но вдали, среди припасов провизии и прочего барахла, горел тусклый огонек.

– Туда, – шмыгнул носом Хвостатый.

Шаг, еще шаг… я чуть не споткнулась о выставленную в проходе железяку. Шла вперед, следом за Ранко, практически на ощупь. Помещение с припасами сменилось узким проходом, и вот он, огонек лампады в дверном проеме. А там же три «трюмные крысы», включая Фритхофа, ползающие на коленях, и моя шкатулка, которую они старательно пытались открыть своими грязными руками.

– Да чтоб вас всех Бездна сожрала! – С губ слетел не крик, а рев. Хотела было нарваться на драку, но Ранко преградил мне путь рукой, будто бы говоря: «Подожди».

– Эй, братцы, – присвистнул Хвостатый, когда все трое ворюг уставились на нас. Один – с наглым интересом, другой – с насмешкой, а Фритхоф – без каких-либо эмоций на смазливом лице. – У своих же не воруем, ведь так? Капитан узнает – водичку за бортом хлебать будете.

Те лишь весело загоготали, продолжая по очереди ковыряться отмычкой в замке.

– Ты кто вообще, собака? – рассмеялся парень с платком на шее. Вопрос предназначался мне.

– А ты кто, раз в мои вещи полез?! – парировала я.

– Чем докажешь?! – рявкнул второй. – Было ваше – стало наше.

– Как думаете, за сколько сможем это продать? – пробормотал первый, с отвратительной морщинистой рожей. Чернявый и лопоухий.

– Зависит от того, что внутри… – пробубнил Фритхоф.

Замочек все-таки поддался и щелкнул под всеобщий задорный вой. Щелкнул он, и что-то щелкнуло во мне.

– Я вас предупреждал!

Ранко, резко дернувшись, уже выудил кинжал из ножен, но тут настала моя очередь останавливать его. Я схватила парня за плечо, и тот развернулся ко мне с лицом, полным непонимания.

– Подожди. – Голос мой осип не то от страха, не то от предвкушения.

Еще по пути к «Аспирре», покинув дом с этой вещью в сундуке, я где-то в глубине души понимала, что подобного не избежать. Воры сами накликали на себя беду.

– На ваш страх и риск, парни. – Внезапно ощутив пьянящее спокойствие, я прошла в каморку мимо Ранко и припала спиной к деревянной стене, сложив руки на груди. – Открывайте.

Собственно, они так и сделали, даже глазом не поведя в мою сторону. Старая крышка со стуком шмякнулась на половицы, и небывалый восторг сменился кислыми минами. Я едва подавила смешок.

– Что… Что это? – пробурчал второй ворюга с орлиным клювом вместо носа.

– Это книга? – разочарованно спросил первый. – Я думал, тут золото!

Молча, сохранив бесстрастное выражение лица, Фритхоф достал толстую книгу из шкатулки и поднялся на ноги с колен. Оглядел ее ничего не выражающим взглядом и сдул пыль с бело-серой обложки, окаймленной медными вставками, расползающимися тонкими завихренными узорами по обеим сторонам. По углам – медь, а в центре на обложке – овальный белый камень, вставленный в резную медную оправу. Белый, почти как мрамор, с глубокими черно-желтыми трещинами внутри.

– Камень сразу за двести золотых аланцев уйдет на рынке, – обозначил цену Фритхов. – Старая. Очень старая вещь. Может, если найти знающих людей на полуострове Энши, получится и за пятьсот отдать, если она представляет какую-то ценность.

Я молчала. Ждала. И ожидание это бередило душу. Веко задергалось, губы пересохли, а сердце как бешеное отбивало ритмы боевых барабанов. Ранко сделал шаг в каморку, так же завороженно, как и все, уставившись на книгу толщиной с кулак.

Тот чернявый, что назвал меня собакой, тоже поднялся с корточек.

– Открой, – самоуверенно вякнул он, покрутив рукой перед уродливым лицом. – Может, это и не книга вовсе, а очередной тайник!

Второй – с клювом – промолчал. Фритхоф принялся расстегивать черные кожаные ремешки на обложке.

Один открылся, второй, и… крик Фритхофа резанул по ушам, словно сталь по горлу:

– Мои глаза! Глаза! – заорал он что есть мочи.

Едва желтые ветхие страницы успели раскрыться, как вынырнувшая оттуда черная тень будто хлыстом ударила вора по лицу, брызнув кровью на заднюю стенку каморки. Тот схватился за лицо, выпустив книгу из рук, и, продолжая орать, плюхнулся на задницу.

Книга тяжело упала и раскрылась перед тремя закадычными друзьями – тени сразу же сгустились по углам подобно черному туману. Мгновение, и второй, что с клювом, схватился за горло и начал хрипеть, согнувшись пополам. Сначала хрипел, а затем стал беспомощно булькать, пуская ртом кроваво-красные пузыри. Такого ужаса в глазах я не видела давно – он умер, глядя на меня, как на служителя Бездны. Третий же попытался убежать, но не успел – по его белой рваной рубахе, едва он успел подскочить к Ранко, поползли кровавые пятна. Чернявый застонал и схватился за живот, хрипло сплюнув кровь. И безвольно, потеряв равновесие, повалился на спину, закатив стеклянные глаза, потерявшие живой блеск.