– Набегался, паскуда? – А вот и Ланген в компании своих подопечных. Все запыхавшиеся, с красными лицами и кривыми ухмылками. – Я долго этого ждал.
– Не поверишь, старейшина, но я очень рад, что все так сложилось, – ответил Лука с необычайным спокойствием. Рука его медленно легла на рукоять кинжала, прикрепленного к поясу.
– Неужели готов умереть?
– Нет, Ланген. Я чрезмерно рад, что сбежал из вонючей амверстагской дыры. Рад, что успел увидеть другую часть Стармора, где люди не живут, как забившиеся в нору крысы. И я уверен, что меня ждет еще много приключений.
– Рот свой закрой и сдохни, – осклабился Ланген, и на его изборожденное глубокими морщинами лицо упали лохматые седые патлы.
– Я не могу себе этого позволить.
Быстрее, чем это было возможно, безукоризненно гладкое острие вонзилось в заросшее щетиной горло ближайшего наемника. Тот даже вскрикнуть не успел. Только забулькал.
До сего момента Лука еще лелеял надежду, что покинет Тортейм тихо и без особых трудностей, но, как обычно с его надеждами, эта засохла и плода не принесла.
Вновь высверк обнаженной стали, шелестящий хрип. Клекот последнего, сиплого вздоха. Второй наемник пал ниц, не сумев уклониться от разящего и точного удара Луки.
– Сражайся или умри! – Северянин ожег взглядом обескураженного Лангена. – Один на один! Давай закончим с этим!
Что-то не дало Луке покончить с ним так же быстро, как было с его неумелыми бойцами. Боги, где он их набрал? Так же ходил по тавернам и корчмам, обещая деревенским простакам несметные богатства за голову Луки на блюдечке? Они вообще хоть раз участвовали в настоящих боях? Умели обращаться с оружием? Скольких людей Ланген приговорил к смерти в погоне за своей местью?
Они закружили по амбару, словно в танце, выставив перед собой ножи, которыми то и дело пыряли воздух, будто проверяя, с какой стороны сподручнее бить. У Луки не было сомнений насчет отца Кейпы: он был смелым и опытным воином, который однажды разорвал волчью пасть голыми руками. Но хватит ли у него сил в его-то преклонные года выдержать этот бой? И хватит ли Луке смелости и воли убить человека, что когда-то заменил ему отца?
«Танец» тянулся мучительно долго. Ланген не подпускал противника к себе, но и в нападение не рвался. И тут Лука осознал почему – тот его изводит. Озарение пришло к нему со вспышкой солнечного света, отразившегося от вспыхнувшего лезвия старейшины. Нож сверкнул перед глазами Луки, оцарапав переносицу.
Охнув, северянин сам перешел в наступление. Поймал нож Лангена, отведя его в сторону – лезвия поскребли друг о друга, – а затем врезался в старика плечом и повалил вместе с собой на землю.
Они рычали и отплевывались друг другу в лицо, так близко, что Лука разглядел красные жилки в белках выпученных от ярости глаз; они хрипели, надрывали до дрожи все мускулы. Снова заскрежетали лезвия. Каким-то образом Лангену удалось оставить порез на щеке противника, но тут все закончилось: кинжал Луки вошел старейшине в живот по самую рукоять.
На миг северянин даже не поверил, что у него получилось. Он испуганно отпрянул от Лангена, пополз назад, но картина, возникшая перед глазами, не исчезала. Он пырнул отца Кейпы ножом. В самые кишки. Или в желудок. От таких ран люди не выживают. На белой рубахе старика медленно очерчивалось кроваво-красное пятно и с каждой секундой становилось все больше.
– Нет, – шепнул Лука.
И тут же услышал в голове холодный, поучающий голос Лохарра: «Не поддавайся их отчаянию, не сопереживай им. Они тебе не станут».
Сплюнув на землю, Лука встал на ноги и подошел к лежащему старику, что уже пускал кровавую слюну. Каждый его вдох вырывался из груди с влажным хрипом. Светлые глаза безвольно таращились в потолок.
– Мне жаль, что так вышло, – сказал северянин и без особой жалости вытащил из Лангена полюбившееся оружие. Обмотанная рукоять кинжала пропиталась потом. – Нужно было просто оставить меня в покое.
И закончил мучения Старейшины, пырнув того под кадык.
Когда Лука вновь направился в сторону гавани, нервно поглядывая по сторонам, в его голову закралась нехорошая мысль. «А что, если с Лангеном пришло куда больше людей?» – спрашивал он сам себя, и от этого ему становилось дурно.
Но никто его больше не поджидал. Ни в переулке, ни в самом порту. Луке не составило труда вычислить капитана отбывающего корабля, который, все еще стоя на причале, отдавал приказы своей нерадивой команде.
– Сколько, говоришь, заплатишь? – поморщив нос, хмыкнул капитан торгового судна – светловолосый чопорный мужчина в коричневом дублете.
Лука вложил в его ладонь три золотых аланца.
– Все, что есть, – солгал он.
Капитан отвернулся и в раздумьях пожевал нижнюю губу.
– Хорошо, – нехотя согласился тот, поглаживая чисто выбритый подбородок. – Но до самого Астеросса ты будешь надраивать палубу.
– Как скажете.
И вот, расправив паруса, словно крылья, судно под названием «Шепот червя» отправилось в путь. Лука, непривычный к морской качке, вцепившись в ограждения на корме, наблюдал, как медленно между ним и Тортеймом образуется пропасть, полная морской воды. Город радостно сиял в лучах Мирного Ока, но Лука не улыбался – его терзала глубокая, непомерная печаль, выжигая в груди дыру.
Когда ветер, полный соленых брызг, начал хлестать его по лицу, на причале вдруг появилась белокурая Удриан. Она была слишком далеко, чтобы разглядеть ее лицо, но при виде знакомого силуэта сердце Луки мучительно сжалось, и он отвернулся.
– Будь я проклят, – сказал он сам себе, но больше одного раза проклятым не станешь.
Глава 2
Имя
Десятилетие Аслуа
Жизнь, признаться, довольно странная штука. Непредсказуемая и хаотичная. Кого-то она наставляет на путь приключений, отправляет в походы или за бескрайние моря. Лепит героев и воинов, затачивая их характер о сложности и острые скалы реальности, а кому-то просто дарит очаг, любимое увлечение и пару детишек в тихой гавани, что зовется семьей.
Но мне не повезло ни на одном из этих поприщ: героем стать по некоторым причинам не удалось, а для создания семьи, возможно, нужно больше самоотверженности, усидчивости и терпения, которыми богат не каждый – попытки не увенчались успехом. И работа моя ничуть не легче бакалейщика, лавочника, кузнеца или грузчика в порту. Я торгую сведениями и слухами, продаю чужие тайны, оберегая собственные. Это грязное дело, постыдное и темное, однако блеск золотых аланцев способен заставить тебя делать все что угодно. Поначалу это забавляло: любая информация – это власть, которая может открыть все нужные тебе двери. Но потом, спустя годы, это резко наскучило: истории стали повторяться, а денег за сведения платили все меньше. И если раньше мне доводилось работать на богатых лордов и приезжих воинов, у которых золотых монет было больше, чем у нынешнего наместника города, то теперь ко мне приходят либо расстроенные брошенные мужья, либо безутешные жены, желающие знать, с какой портовой шлюхой спит их спутник жизни.
Последние пять лет были подобны Пасти Бездны. Город ветшал и старел. Порт пустел, прилавки рынка становились все беднее, а рожи горожан – бледнее и грустнее. Было ли дело в том, что где-то на юге гремит война, никто не знал. Но мне-то довелось прознать, что нашему селению грядет конец и без войны. Ведь это вам не перепутье между торговыми островами. Это самый крайний город Стармора – Кайшен, откуда до ближайшего торгового тракта дней шесть галопом на кобыле без отдыха и сна.
Так мы и жили, несчастные кайшенцы: кто-то уезжал, бросая свои пожитки, кто-то прыгал на редкие проплывающие мимо корабли, мигом забывая про родных и домочадцев. Герои или безумцы?
И этот день, увы, также не отличался от всех предыдущих: подслушав все необходимое под дверью погрязшего в долгах торговца картинами и передав информацию заказчику, я нырнула в местную портовую таверну – единственное место для увеселения, оставшееся в Кайшене, где все еще подавали теплый хмельной мед.
Едва дверь открылась, с ног меня сразу сбила вонючая смесь пота, дешевого парфюма, мочи, табака и хмеля. К сожалению, к этому быстро привыкаешь. Вошла в полумрак, скинула капюшон куртки и, не осматриваясь по сторонам, уселась возле прилавка. Старый Сарос быстро признал меня и, молча улыбнувшись, плеснул мне медовухи.
– Все так, как ты любишь.
Мелкие морщинки собрались вокруг глаз старика, хозяина местной харчевни.
Я кивнула ему в ответ, притянув к себе кружку:
– Спасибо, дедуля. – И медный аланец упал ему в ладонь.
Невпопад играли местные музыканты, скрипела скрипка. Кто-то танцевал возле дальней стены, а кто-то спал на столе, хапнув лишку. Шум и гам, скрип половиц и топот ног, масляные лампы и расплывшиеся свечи. Проститутки и пьяные рыбаки, вернувшиеся в город с закатом солнца с уловом, который теперь разгружали где-то на складах. Кайшен – маленький город, и потому, поневоле, прожив не один десяток лет в его плену, начинаешь узнавать горожан в лицо. Вон там, где молодой парнишка заснул лицом в стол, расселся плотник Греймор, пригревший полуголую танцовщицу на своих коленях. Наверно, забыл, как его жена просила моей помощи пару лет назад. Чуть поодаль, слившись в танце, плясали Вилс и Кселла – кухарка при дворе наместника. Первый менял баб каждый вечер, вторая – решила пуститься во все тяжкие после того, как выяснилось, что муж спит с ее старшей дочерью.
Грязь, грязь и еще раз грязь. Кайшен был очернен и проклят. Счастье здесь сомнительно, как и то, что в медовуху не добавляют ослиную мочу.
Где-то в темном углу проститутки окучивали Аслана, примерного семьянина, работягу и отца пятерых детей, а за столом, сидя в одиночестве, уже который вечер хмельным горем упивалась Минна, несчастная мать, потерявшая в море единственного сына.
– Тоска. – Оглянувшись, я облизнула потрескавшиеся губы и вновь прильнула к практически опустевшей кружке.
– И как вы вообще здесь живете? – поинтересовался голос из-за спины.
Я обернулась, и меня, признаться, несколько обескуражило совершенно незнакомое лицо. Кинув медный аланец на прилавок, незнакомец сел возле меня и жестом указал старику Саросу на бочонок с хмельной брагой.
– Редко к нам приплывают издалека, – заметила я, изучая взглядом драный серый камзол собеседника и его самого.
На вид мужчине было к тридцати годам. Может, больше. Темные волосы, свисающие на лицо, были просолены морской водой и потом. Хищные густые брови, длинный нос, жесткие скулы, заостренный подбородок и неровный ряд зубов, виднеющийся за натянутой неискренней улыбкой. Обветренная кожа, вся в оспинах, руки в заживающих язвах, и в довесок ко всему – тощее, высушенное тело. Явный «красавец» не первого сорта, и все же мне понравился сразу. Ясные глаза цвета талого льда затмевали все недостатки.
Я любила северян не меньше, чем презирала южан – выходцев из имперского сброда. Те, кто работал с ними, могли понять, что я имею в виду. Что можно увидеть, глядя в темные омуты глаз? Ничего. Темноту, в которой таится непостижимое. Тайны и помыслы, о которых ты узнаешь лишь тогда, когда нож уже будет торчать из твоей спины. А что до светлых глаз? Лед – это всегда лед, зачастую прозрачный, как гладь горного озера.
Моя матушка все детство твердила, что у южан «теплые» глаза, впитавшие в себя цвет солнца, но я была уверена в обратном – темные глаза у всех южан были цвета дерьма, являя окружающим подлинную сущность имперцев.
У меня были темные глаза. Пошла в мать-южанку, которая якшалась с безликим старморцем, что сбежал на торговом корабле, как только я научилась ходить. Храбрец, трус или безумец? Мне было бы впору ненавидеть его или позабыть вовсе, а я все восхваляла его тягу к жизни и свободе – то, чего мне не хватало в этом забытом богами городке.
Цвет глаз, к сожалению, предопределяет судьбу каждого – что в Старморе, что в других частях света: если ты светлоглазым приплывешь на Юг, то тебе будет дозволено меньше, чем остальным, темноглазым, но уж если тебе довелось родиться в Песках Аршаллы с глазами цвета льда, то, даже несмотря на цвет кожи, тебя на Севере примут как родного брата.
Таковы уж древние устои, и с этим как-то приходится мириться.
– Мы решили пополнить запасы, – ухмыльнулся светлоглазый чужеземец, отвлекая от размышлений. – Ну и заодно набрать новых ребят в команду.
– Сомневаюсь, что в Кайшене, на этой помойке, вы найдете достойных кандидатов к себе на борт.
– А что насчет тебя?
– Меня? – Я даже медовухой подавилась.
В душе всколыхнулась не то радость, не то раздражение, будто бы незнакомец сел возле прилавка лишь для того, чтобы поиздеваться надо мной.
– У нас осталось пара незанятых мест, – затараторил тот с явным заморским акцентом. И в голосе слышалась приятная прокуренная хрипота. – Нам нужны люди. Лорд требовал полную команду и ни человеком меньше. И все же… Если не хочешь, то я отдам это место во-о-он тому мужлану в дальнем углу или той мадам, что стоит чуть поодаль. Мне-то на самом деле наплевать.
Я скривилась и покачала головой. Слишком явный интерес со стороны незнакомца не предвещал ничего хорошего, но в конце концов, вот он – шанс на спасение из этой дыры, обрушившийся внезапно, как шторм на рыбацкую лодку. Легко ли отказаться от всего, к чему ты так привык?
Легко. Особенно если терять нечего. Скука и безнадега здешней жизни сделались настолько невыносимыми, что уже и выпивка не помогала.
– Странно, что вы готовы взять женщину на корабль.
Я допила остатки меда, и мне показалось, что он дал в голову сильнее, чем прежде.
– Как у тебя со зрением? – вдруг спросил мужчина, ехидно сощурив бледные глаза.
– Все в порядке.
– Головушка на высоте не кружится?
– Не должна.
– А шить умеешь?
– Так. А какое отношение шитье имеет к морскому ремеслу? – Последний вопрос собеседника застал меня врасплох.
– Самое прямое, – отчеканил тот. – Каждый матрос должен уметь шить.
– Ну… Умею.
Незнакомец растянулся в улыбке:
– Ты подходишь. Я – Кальд. И если тебе по нраву мое предложение, то мы отплываем на рассвете с седьмого причала. Торговое судно «Аспирра», уже не единожды видевшее Дальний свет. Везем в основном чай и пряности. Платим много.
Хотелось спросить сколько, но с языка слетел другой вопрос:
– И ты, прости, капитан?
– Нет, что ты? – изумился Кальд, с грохотом поставив кружку с брагой на прилавок. Пена выплеснулась за края и поползла по его костлявым пальцам. – Я его первый помощник. Ну и наймом занимаюсь. – Тут его лицо вдруг потемнело. – Плыть далеко и долго. Опасностей может быть не счесть. Не побоишься ли?
Я встала со скрипучего стула, положила на прилавок еще один аланец и пошла прочь, махнув рукой:
– Чем дальше, тем лучше, Кальд! Я в деле! Возьми себе меду за мой счет!
– Зовут-то тебя как?! – кинул он мне вслед, пытаясь перекричать музыку и чей-то разразившейся громкий смех.
Я не ответила.
Новое утро началось со сбора вещей, которых оказалось не так уж и много: какая-то сменная одежда, части потертого кожаного доспеха, зеркальце с расческой да прочие пожитки. Нож – в голенище сапога для безопасности, старый отцовский меч, непривычный для руки, – на пояс, а несколько десятков золотых аланцев – в кошель и под одежду в походный сундук. Постояв возле окна, наблюдая за тем, как над крышами невысоких каменных домов занимается рассвет, расползаясь алыми пятнами, я вновь обошла свое скудное жилище, которое было не жалко оставлять наедине с тишиной. Скучать бы не стала – только влажность и пыль. Даже если за время путешествия сюда залезут воры, подумала я, им нечем будет поживиться. Тут оставалась лишь жалкая лежанка, ржавая посуда, железные ковши, старые стопки пожелтевших пергаментных листков, рукописные книги местных летописцев…
– Ох! – В спешке, чуть не забыв о самом важном, я откинула выцветший ковер ногой, подняв облако пыли, и упала на колени, цепкими пальцами отковыривая деревянные половицы. – Что ж так туго…
Спустя мгновение потайная дверца в полу поддалась и со скрипом повалилась набок. Внутри – деревянная шкатулка размером со среднее блюдо, украшенная резными сложными узорами. Достала из тайника – тяжелая – и положила перед собой, отряхивая пыль. В оранжевом солнечном свете, проникавшем через окно, она переливалась вкраплениями инкрустированных маленьких камней. Вещица очень дорогая. И мало кто мог представить насколько.
– Ты поедешь со мной, – улыбнулась я и бережно уложила шкатулку в сундук, проверив, насколько крепко держит крышку маленький замочек – ключ от него всегда висел у меня на шее. – Мы отправляемся искать новый дом.
Хотя, по правде говоря, я сильно в этом сомневалась. «Везем приправы и пряности. Платим много», – говорил вчерашний «друг» из таверны. Слишком сомнительное предприятие. И чем больше я об этом думала, тем меньше оно мне нравилось. С чего это им платить много рядовому члену команды? Тем более незнакомцу, который ничего не смыслит в морском ремесле. Мои опасения были вполне оправданны, однако лучше уж так, чем оставаться на месте. Сгнить в трюме корабля, как раб, или сгнить в каморке ветхого дома? Выбор невелик. Пускай информацией торгует кто-нибудь другой. Конкурентов в Кайшене у меня было предостаточно.
Я вышла из дома, перекусив черствым хлебом. В последний раз безразлично глянула на темные окна второго этажа и направилась дальше по улице – попрощаться с матушкой.
– И куда это ты собралась? – спросила мать, безучастно глядя на оставленный на столе мешочек с золотыми аланцами. Я положила туда двадцать золотых монет – солидную сумму для кайшенской дыры, чтобы она ни в чем себе не отказывала. – Надолго? Ишь, даже отцовский меч на себя нацепила…
– И что? – Я мерила шагами ее тесную темную спальню, раздраженно сложив руки на груди.
Стены семейного дома не навевали хороших воспоминаний – только тоску и тревогу. В тишине половицы скрипели под ногами особенно громко.
– Неужели решила повторить его «подвиг»?
– Возможно. – Ее вопросы раздражали все больше. Впрочем, как обычно.
– Ты хоть представляешь, что тебя там ждет, деточка? Море таит в себе не меньше опасностей, чем люди, которые ищут в странствиях свободу. Не говоря уж про чужие земли…
– Не опаснее моей работы и жизни в этой глуши, мама. – Я заскрежетала зубами.
– Твой отец этого не понимал, – продолжала нагнетать она нравоучительным тоном. – И скорее всего, уже мертв.
– Скорее всего, – передразнила я. – Ты была бы счастлива, если бы я отправилась следом за ним!
Тут матушкин нос задрожал, темные глаза наполнились слезами. Пересилив себя, я подошла к ней и приобняла, ощущая привкус вины. Отцовский меч звякнул, ударившись о кровать.
– Прости, но ты ведь понимаешь, что я не могу больше здесь оставаться. Жизнь в Кайшене не для меня.
– Он тоже так говорил, – шмыгнула она носом.
– Я вернусь, мам. Рано или поздно. Я – не он.
После этих слов я развернулась на каблуках, взяла свой сундук и вышла за дверь, не дожидаясь новой порции вопросов и предостережений. Долгие прощания ни к чему – от них всегда горько.
К порту меня манили легкий соленый запах моря и далекое ворчание волн. День обещал быть теплым – на небе ни облачка. Я шла к порту по мощенной камнем дороге, держа сундук за боковые ручки, и наблюдала, как к рынку выползают унылые, грязные бакалейщики с товаром, а пьяные рыбаки, едва протрезвев, идут к причалу, чтобы вновь отправиться в Серое море.
И вот она – «Аспирра» – гордо покачивается на воде подле причала. Новый парус, свежеокрашенные обводы, три мачты и покрытая медью носовая фигура в виде женщины, указывающая вперед блестящей на солнце рукой. Темно-синие флаги Торговой гильдии Стармора трепыхались на морском ветру. Я затаилась в тени близлежащего дома, завороженно присматриваясь к судну, и где-то в глубине души понимала, что оно не слишком-то похоже на прочие торговые суда – скорее уж на флагман военного флота, столь же громадный и величественный. К несчастью, такому прекрасному кораблю досталась далеко не лучшая команда. Закончив изучать киль, я с ужасом наблюдала, какой жуткий сброд топал по палубе корабля и причалу, таская мешки, ящики и перекатывая бочки, тягая за канаты. Все эти мужики пихались, орали, хохотали и ругались, перекрикивая чаек, кружащих над кораблем. Про себя я думала: «Это же бандиты и наемники, а не торговцы!» Отъявленные, отвратительные ублюдки и висельники. Чужеземцы. Келлесинцы и южане. Чутье било тревогу, предлагая быстро развернуться к дому. Но ноги будто бы вросли в каменный причал, пустив корни.
Морды в шрамах, руки бугрятся мышцами, бычьи шеи. Одежда – немыслимые грязные отрепья. И как тут быть?
– А я думал, не придешь.
И снова черноволосый северянин застал меня врасплох, подкравшись со спины. Его силуэт заслонил солнце, когда он встал рядом и бережно похлопал меня по плечу. Я искоса глянула на него и чуть не поперхнулась: глаза пленили своей ясностью и глубиной. Слишком выразительные для такого человека, как он: светло-голубые, влажные, блестящие. Манящие.
– Разносортная у вас тут команда, Кальд, – заметила я, настороженно оглядывая копошение возле «Аспирры». Высокий и тощий мужчина так и не убрал руку с моего плеча. – Глядя на этих людей, я не совсем понимаю, чем смогу пригодиться, если поплыву с вами. Я умею орудовать мечом, но я не воин. Сил тянуть канаты у меня едва ли хватит, да и морскому делу не обучена. Разве что шить могу… Вы же не просто так взяли меня покататься?
Ответом стала самая обаятельная улыбка, на какую только был способен ее обладатель:
– Захочешь – будешь драить палубу. Не захочешь – будешь помогать коку в камбузе или штопать наше барахло. Работа на «Аспирре» найдется для каждой заблудшей души.
Последняя фраза меня умилила: как и у большинства моряков, у помощника капитана была заразительная привычка говорить о своей посудине как о живом существе.
– Ты ведь знаешь, Кальд, что чуть ли не каждый человек втихомолку мечтает уплыть из Кайшена. За что мне такой подарок судьбы?
Он хрипло рассмеялся:
– Рано или поздно случается то, что суждено нам всем. – И быстро сменил тему: – Так как, говоришь, тебя зовут?
– Каиса, – соврала я и улыбнулась.
Лицо Кальда тут же осунулось, брови сошлись над переносицей. Какое-то мгновение он выжидающе смотрел на меня, но терпение быстро иссякло.
– Да ну?
– Ну да.
Его губы медленно разошлись в ухмылке.
– Представляешься чужим именем, потому что есть что скрывать?
– Что?
Теперь настала моя очередь хмуриться.
Кальд наклонился ко мне.
– Просто я уже выяснил, как тебя зовут, – понизив голос, произнес он над моим ухом. – Забавно, что у одного торговца информацией есть информация на другого. Я успел обойти за ночь троих, и все трое заламывали просто катастрофические цены. И знаешь, что? – Он вдруг рассмеялся. – Я отдал пятнадцать золотых аланцев и остался доволен.
Пошатнувшись, я отстранилась от первого помощника. Стало трудно дышать. Захотелось дать северянину по лицу, но покинуть Кайшен хотелось сильнее.
– Не много же я стою.
Удивление, стыд и страх. Кто он такой и чего ему от меня нужно?
– Не переживай, – весело хмыкнул Кальд. – Это обычная проверка. Я должен хоть что-то знать о людях, когда беру их в команду, потому что дальше мне за них отвечать. – Он вдруг поднял мой сундук. – А теперь, сделай милость, помоги остальным погрузить припасы. Раз ты теперь с «Аспиррой», Каиса… или кем ты там хочешь быть, то добро пожаловать на борт. – Он сделал несколько шагов вперед, выйдя на солнечный свет. Остановился и ехидно глянул через плечо: – А пока ты будешь знакомиться с командой, я посторожу твои вещи. С ними ничего не случится, обещаю.
– А со мной? – буркнула я ему в спину, уже представляя грядущее знакомство с ворохом головорезов и убийц.
Но деваться было некуда – Кальд лишил меня последнего шанса передумать.
Обшарив взглядом причал, я приметила самого огромного верзилу, набралась смелости и подошла к нему, гордо задрав подбородок:
– Эй, кто у вас тут главный?
В новой компании, особенно здесь, среди отпетых головорезов, нужно помнить одно правило: тот, кто ничего не боится, опаснее того, кого боятся все.
Здоровяк лениво развернулся и уставился на меня с пугающим безразличием:
– Заблудилась, девочка?
По говору и глазам видно – имперский южанин. Прямо-таки истинный боров в человечьем обличье – и пятерых разбросает, если полезут все разом на него одного. Внушительный вояка.
– С вами плыву, – фыркнула я в ответ.
Мгновение он тупо пялился на меня.
– Ясно, – бросил он. И покатил дальше свой бочонок, загоняя на сходни.
Я сплюнула под ноги: ну что тебе ясно, мой широкоплечий друг, когда не ясно ничего даже мне самой? В черноте смоляных глаз как стояла темень, так и стоит, ничего не изменилось.