Простофиля
Видя скат потребностей, что не могли уместиться в крепких ладонях Юбрея и найти себе работу на день, писательница Нота решила самолично заняться им, минуя все прописанные законы Маскировки, которым она, будучи молодой девушкой, научилась в мастерской Юза обыкновенного.
Располагалась та мастерская на противоположном берегу Нижнего Шиоши, в провинции без названия, только с сокращенным именем Пе. Сложно было уложить запакованные вещи для долгосрочного и выматывающего постижения истин от мастера Юза, о котором ей так много рассказывала лучшая подруга Покойке. Привлекательная девушка с замашками садовых навыков, давно и безусловно вошла в ее жизнь, минуя на своем пути все прекрады к возжеланию желаемого результата предпринимаемых ей усилий по выращиванию себеподобной по части содомии. Часто и долго беседовали Нота и Покойке о совместном будущем, возможно общем огороде “страсти и желания”, как шутливо и незатейливо называли они потенциальный бизнес, но пришло время настойчивой Ноте перерасти давнюю спутницу, спутав себе дальнейшую тропу с перетечением дороги уже пройденной Покойке. “Только пока”,– сказала она на прощание и уплыла в так неплохо расслышанную провинцию Пе к мастеру Юзу.
Огромными садами разнообразных фруктов и фонтанами с зеленовато-желтой струей встретил ее сокращенный Пе, унося своими брызгами по полю для игры в настольный подъем-провал, что не скромнясь незнакомой девушки устроили ей посланники Юза обыкновенного по проверке качества отверстий. Пролетя несколько шагов вдоль красивой кирпичной кладки, устроенного неподалеку пристанища забракованных, она оказалась на пороге огромной винтовой лестницы, ведущей к заветной мечте – покорить любого на своем пути, оставив тому незапечатанную скважину к чистилищу.
Секретарь: Вы куда?
Нота: Вверх.
Секретарь: Туда нельзя.
Нота: Туда.
Секретарь: Прошла.
Осторожно заступая за каждый краешек ступеней, словно идя по саду гранатов, что в изобилии свисали за приоткрытым окном, она докатилась до двери с табличкой на алфейском в написании Пе – мастерская мастера по Маскировке Юза обыкновенного. Предвосхищая первые слова что скажет она всевластителю порогов, осторожно кашлянув, та приоткрыла дверь, и с грохотом и неимоверным ритмом покатилась обратно, считая своим упругим телом все ребрышки, к которым так недавно привыкла.
Нота: Двести тридцать шесть.
Секретарь: Семь.
Нота: Не согласна.
Секретарь: Восемь.
Нота: Протестую.
Секретарь: Девять.
– Секретер.– на ломаном алфейском успела произнести Нота, прежде чем отрубиться.
Гимн колоколов с аббатства выстроенного неподалеку посланниками Юза обыкновенного не заставил ее ломать голову в каком месте та остановилась. Заметная всем присутствующим и немного опоздавшим, демонстрировала Нота свою прилежность к возлежанию, не стесненная обстоятельствами, ни порочными взглядами, неспешно поднимала она голову в надежде увидеть необходимый ей знак свыше, означавший зачисление ее в ряды последовательниц Юза обыкновенного, ловко замаскированного тенями высоты.
Юз: Постепенно.
Нота: Исчезну.
Юз: Испаришься.
Нота: Но я не жидкость.
Юз: Но видна.
День за днем внимала она учениям мастера, день за днем взбиралась по спирали совершенства к достижению высот мастерства Маскировки, не считала она количество опробованных жидкостей, что манили ее обоняние тактично выстроенными симметриями, не имела счета и к порожкам, как со временем она научилась разговаривать с посланниками, ведь не профессия Счетовод ее влекла наверх, а что-то более внеземное, низшее.
И вот наступил час решающего прохождения в двери безмятежного навыка жизни, что выбрала она для себя. Не было прелюдии, как в первый день знакомства, не было жеманного желания пролететь над пропастью сознания, но была осмысленная цель – взобраться на высоту Юза. Одна, никем не замеченная, она просочилась в дверной проем, тихо горели дрова в раззаженной печи и также тихо отдыхал мастер. Не заметив других спрятанных в глубине зала подмастерьев, она громко заявила об окончании пути, но не ответил Юз ей в ответ, потому что не мог дать оценки той о ком так долго заботился, и с кем отправился в свой последний путь вниза сквозь вершины. Оценку ее мастерства дали другие ученики мастера Юза, что не открывая рта наблюдали за этой волнующей, невидимой сценой издалека, прибегая к сопоставлению фактов своими прищуренными умами. Получив желаемое и оставив на прощание воздушный поцелуй из феромонов посланников, Нота быстрым шагом приземлилась около Секретаря, что не поднимая рук оставался в положении сидя.
В то же положение решила она окунуть неподдающегося Текстировщика Юбрея, что всем своим видом давал понять противоположной натуре тщетность возлагаемых на Тартел усилий. Удобно расположившись за рабочим столом, что находился в Водавенте, строгой организации, занимавшейся порядком в литом измерении принесенных из неизвестного происхождения субстанций, Текстировщик Юбрей принялся изучать очередную обжору. Тартела Жойка неунимавшись продолжала прожевывать слова, что выносились из ее маленького, симпатичного ротика,– “пустячок, писташка, спелая”,– как завороженная продолжала лепетать она, для Юбрея это не было странностью, не таких он заставлял переключиться на более привычный разговорный лад.
Юбрей: Сплюнька.
Жойка: Храп.
Юбрей: Вниз.
Жойка: Трамп.
Оголив во время разговора все свои непрекрытые мотивы, Тартела Жойка, закинув ногу за ногу, принялась сплетать очередную пару насильственных мероприятий по взаимодействию с Текстировщиком, что своим трудом невероятно изматывал любительницу пожевать.
Смерив свой шаг и оценив возможности непосредстенного удара по любви Юбрея к Тартелам, заманчивая Нота попросила Миктона прогуляться с ней за компанию. Испытывающий невероятную страсть к музыке мальчишка, с радостью принял это приглашение, тем более здание Водавента уже давно его привлекало своими чарующими позывами. Окрашенное со всех сторон многочисленными красками дальтинирующего Художника, что придавал неверояный окрас и пестроту окончаний его сдробленных углов, невероятно четкой картинкой собирался при приближении к нему на определенную дистанцию, создавая архитектурный шедевр, схожий по качеству мысли с безразмерными витринами глянцевых журналов, которые так любил пролистать Миктон.
Миктон: Я пришел к тебе на пару,
Миктон: Ты меня недавно ждешь,
Миктон: Ждут тебя опступианы,
Миктон: Ждет тебя такая ложь.
Припев: Не пропусти ее,
Припев: Удержи ее,
Припев: Она в моей руке,
Припев: Она пришла к тебе.
Миктон: Манят прекрасные дороги,
Миктон: Манят прекрасные вдали,
Миктон: Не ждите милости природы,
Миктон: Возможно будут и дожди.
Припев: Не пропусти ее,
Припев: Удержи ее,
Припев: Она в моей руке,
Припев: Она пришла к тебе.
Миктон: Сразился вместе с парапланом,
Миктон: Не пал мой мужеский Припев,
Миктон: Не ждите милости трехстишья,
Миктон: Венец безбрачия, юнец.
Припев: Не пропусти ее,
Припев: Удержи ее,
Припев: Она в моей руке,
Припев: Она пришла к тебе.
Не успев допеть до конца заготовленный Нотой куплет, Миктон с Припевом быстро сорвались с места, словно запущенные сквозь межпространственное измерение частицы Ду, что со времен существования отцов, отличались своей скоростью и непередаваемым качеством борьбы. Открыл их величественные способности один из отцов, отделившийся от общности, Физак.
Вместе со всеми отцами служил он истине Великого Ремнона, но в один из дней почитаний почувствовал невероятное усилие над собой, что не в силах был вынести его организм и рассудок, даже сочетающиеся незримой связью с волей всевозвышенного Ремнона. Отпутил без усилий мечущегося в разные стороны отца всевышний, дал ему свою волю и благословение не испытывать себя, а подчинившись страданиям от неведомого, превозмочь тяготы сомнения. Величественным именем Ду назвал он его, ни слова не проронил нареченный Ду, испарился в воздухе, не оставив ни следа, ни капли, только легкое благозвучие присутствия незримого, кем недавно являлся он сам. Странствуя между межпространственным и необъяснимым, накапливал опыт и учение Ду, что необходимо было преподнести его отцам с рождения, но вернувшись в исчисляемое, не нашел он отклика благозвучия в ушах перерожденных для него старейшин, и подчинившись их напутствию продолжил свою дорогу как Физак, давая людям знание о справедливости Великого Ремнона и благосклонности отцов.
На зычный говор из вне решил освежиться Текстировщик Юбрей, подчинив себе силы на остаток рабочего дня, что практически до грамма оставила ему последняя Тартела Гойка.
– Самое сладкое достается Ноте.– подумала та идя лицо в лицо к Юбрею.
– Кто ты?– с громом в голосе остановился тот, прокручивая в свежей голове варианты развития событий.
– Нота с позволения.– хитрым голосом ответила подруга Покойке.
– Нет времени и сил.– узнавая признаки Кидалы насторожился неосторожный Текстировщик.
– А оно нам и не нада.– неправильно, но с броском ответила та, не оставляя Юбрею ни единого шанса на исчезновение.
Ловким движением пальца, Юбрей, не считая мгновений, вонзился своим естеством в проходящую рядом с ними передвижную Гримерку, что как нельзя кстати оказалась перед его носом, унося его вдаль и оставляя на память писательнице ее любимую восьмую ступень до неизвестности.
Глава 9
Решение с призраком.
С незапамятных времен сложилось так, что все проносились мимо Рики, оставляя малыша наедине с собой, предоставляя тому место для балагурства и творчества, исключением являлся лишь призрак, издалека наблюдающий за юным талантом.
Его присутствие он начал замечать давно, как только прорезались первые резцы, которым Рики придавал особое значение и соответственно особенный уход. С легкостью грызя азы знания, что предоставляли ему педагоги и учителя, он молча прожевывал все насмешки сверстников по поводу его небольшого недостатка, у Рики был отменный слух. Все телодвижения и приседания с закрытыми глазами, вызывали в нем бурю эмоций, сравнимую по своему накалу только с ветрами Суши, что приносились в их провинцию с самых дальних и близко-лежащих возвышенностей глубин. Что же касалось его самых верных соратников, Самри и Кимы, они не придавали его ушам такого щепетильного внимания как остальные окружающие.
Кима: Слышишь.
Рики: Вижу.
Кима: А Слышишь.
Самри: Он видит.
Кима: Кого.
Рики: Призрака.
Только его взору был подвластен невидимый сгусток энергии, что блуждал между улиц, бережно рассматривая прохожих. Искренне желая понять их структуру единства для беззащитного механизма восприятия жизни, как в сплочении однородной массы, закрепленной в проструктурированном организме.
Кима: У него есть мозг.
– А что это.– смеясь оживился Самри.
Рики: Есть.
Кима: Пока.
Самри: Увидимся.
И снова Рики оставался в одиночестве, наедине с собой и присвоенным неведомой загадке восприятия, именем Призрак.
Как давно он появился и сколько времени прошло со времени первого упоминания его эгоцентризма, малышу было невдомек. Да и как можно было понять, а тем более принять голографическую копию ранее изученного существа, коим являлась спутница Тажи, за призрака, не поддавалось объяснению.
История существования и процветания межгалактического общества Тажи так же учитывала легенды о непосредственном родстве данного рода с сами Великим Ремноном. В свою бытность, неопределенная субстанция, что невозможно было описать, а тем более присвоить ей категорию, вторглась в низлежащие от уровня зависания пространства, словно разошлись в разные стороны миллионы людей, которые были в проекте по созданию упорядоченной безотносительной единицы, но с которыми пришлось повременить по причине непонимания взаимодействующих структур. Структуры воссоздания из прошлого для присвоение данной общности категоричности по поведению. В данной категории уже определенная ни единица не нуждалась, так как не было предпосылки к зарождению в ней жизни, способной противостоять межгалактическому измерению по квалификации. Прошедшая долгий путь ни единица становилась все сильнее и крепче во взаимодействии с окружающей средой ореола по пути, теряя на своем ходу свои частности, отнесенные в несчитанные рубежи без связи с причиной расторжения. Окутав себя составляющими веса, набравшись достаточной энергии для связи с неизвестной по природе материей, ни единица первыми словами доставила себе происхождение по названию проделанного пути. Обретя покой и навык понимания себя в новой ипостаси, принялась она искать место для прочленения себе достаточного ресурса поддержания формы обретения.
С свою очередь частности, что избавились от назойливо-жгучей их природу существования субстанции, начали образовывать видимыми связями свою систему взаимодействия, от целенаправленных колебаний и волн, что своими зарожденными организмами подчиняли себе признаки присутствия в пространстве. Собираясь в совокупные общности, сложенные фундаментом рудиментарного отличия от природы взаимодействия, образовывались новые формы преобразования существенных процессов, уложенные в частности совокупностей. Оставляя след от бессмысленных попыток сфокусироваться на всеобщем единении, принимая свою участь меньшинства, нити связи между ними разрывались в преградах собственных очертаний, что складывались на основании пройденного пути с воссоединенной материей существования в природе. Контуры и очертания придавали их формам величественность и габаритность, сложенные порядком сублимированные законы взаимодействия, придавали их статусам равные права на единение по связи и статичности. Вследствие общего понимания их однородной природы зарождения, не отталкивались они один от другого, а притягивась, рождали новую форму преобразования материи, уложенную в их структуру новым значением понимания природы обитания. Постепенно встречая друг друга уровнем начального совокупления, образовывалась новая категория единиц, что по плоскостной ступени создавали себе форму пространственного развития в данном месте локализации по локации. Развивая свои навыки и способности обретения, стали излагать свои воззрения на природу их дальнейшего продвижения по уступам карьерного продвижения, что являлось устойчивой субстационарной ни единицей обретения полезного сообщения. Минуя временные и пространственные границы, сочленившись по уровню образования с создателем воззримого облика, от части к целому пришли устойчивые формирования, что между собой принимались от целого по природе их пришествия.
Немалый вес приветствовал от целого по пути их продвижения к миросозданию и миропониманию, что неотъемлемой частичкой ложились в качестве нагрузки от присоединения к глобальному весу, который обретя покой стремился воссоединиться с ними для продолжения путешествия по межгалактическим пространствам. Набравшись сил для взаимодействия с Великим весом, отцы решили отнести его в свои верха, чтобы не было лишнего умысла в их сложенной цепочке рассудительности. Отнесенный Великий, сразу решил отблагодарить отцов за проделанную работу, скинув с себя лишние остатки окутанной массы, что при падении образовывала нишу для суждений, приводящую в формирование ниши для чувств. Уподобляясь по делу Великого, отцы самолично начали выстраивать падение семени, что при произрастании давало им продукты жизнедеятельности для дальнейшего продвижения в понимании естества неподвластного. Наблюдая за их поступками и чаяниями, Великий вверхах приобрел неуподобленную силу и мощь для предоставления его передвижникам новых рычагов взаимодействия с ним, одним из таких явился Тажи, другим присвоился Язык, что преобразовывал колебание тонких материй их чувственного познания в речь, которую отлично один от другого формировал в рассудок продвиженцев Тажи. Приобретя навыки и познания от целого по природе их пришествия, решили действующие сместить градацию Великого в их ряды, присвоив ему имя от Тажи с Языком, что по взглядам небезучастных стремился, но на верхах не уподобится ни одному из отцов. Спустился с вершин на которые его воздвигли Великий вес, пустил свои корни, которые с любовью и охотой создавал вместе с отцами, принял свое усеченное пунктуальностью временем имя, провозгласил себя Великим Ремноном спускающимся с небес и пускающим свои корни по воле и возжеланию отцов, в совокупности с их молитвами, которые тактично преобразовывались Тажи в объединенный по единицам рассудок.
Несчетное количество лет прошло с тех пор, развитие и прогресс сделали свое потаенное дело и на смену отцам, которые уподобились воле Великого, пришли обычные сосредоточения, что заменили внеземные ласки с пространством на благоустройство места их существования. Исключением и укоренившейся привычкой осталось только общение со славным родом Тажи, что не теряя хватки к преобразованиям, продолжал свое нехитрое дело. С течением времени их род разрастался и в одно из поколений пополнился сестрой брата проотца от Ремнона Ота Тажи, или как титул нового члена родового племени – спутницей Тажи, которую в обыденности называли просто Лекси Торч. Откуда пришла эта странная девушка и кем была без титулов и званий, не рассказывала ни одна из существовавших легенд, но Рики, безумно увлеченный идеей понять и принять Призрака, не оставлял попыток найти хоть малейшее упоминание ее действительной сущности, поэтому был частым гостем в лавке Грач Мании, которая очень по-отечески относилась к увлечению малыша.
– Покупать что-нибудь будешь?– как обычно задала она вопрос Рики.
– Не могу найти.– стушевался увлеченный клиент.
– Показать или подсказать. – наставляла на путь Грачик.
– Вижу.– как друзьям ответил Рики, забывая что есть вариант послушать.
– Подвел.– с укоризной в голосе заметила содержательница лавки, подходя за руку с галантным кавалером к месту своего жилища.
Не обращая внимания на уставы и порядки Катонического замка, увлеченный малыш сразу ринулся в библиотеку, найти хоть какое-нибудь упоминание о спутнице Тажи, которую мог понять и осмыслить только его, детский по меркам взрослых рассудок. Листая свиток за свитком, не находил он знакомых имен или упоминаний, только беглые шрифты мелькали перед ним своим бессилием.
– Карто принял свои ус…, выходя наружу Пыдо Тим расс....., конечно Гар не м…, стопорился упертый Имйо в с… – проносилось в уме оголтелого мальчишки, но как сопоставить и на чем остановиться, он не мог придумать.
Оставив до утра пролистанные бумаги, малыш Рики попросил у Грачик место для возлежания его хрупкой фигуры, что просто не могла дойти до своей кровати. Та конечно согласилась и расстелила ему прямо на полу, чтобы бумага сама подсказала ему путь к Лекси.
– Призрак по имени Имйо, или Карто, может Пыдо или Гар – не унимался разум дремавшего Рики, словно озарение, он приоткрыл глаза и увидел того вблизи.– Роскошные волосы свивались по плечам, обнажая симпатичное личико, уносящее своим подбородком к вершинам сознания, но оставляя место для приземления на неимоверно плоские уступы извивающейся талии, разъехавшейся к низу прямыми, словно столбы подпирающие замок, ногами. На шее что-то виднеется,– во сне прикидывал зоркий мальчишка, но что именно рассмотреть было просто невозможно из-за расплывчатого содержания иллюзорных фантазий.
Грач Мания, наблюдая за сонными потугами малыша найти ответ, невольно вспомнила странную фигуру, с которой в юности часто любила играть вместе со своим братом Заком. Ее для игры в Попу нашел для нее именно он.
– А что за правила.– странным детским голосом, озлобилась на своего брата Грачик.
– Сначала ставишь ты, потом приставляю я, а затем ход этой безделушки. – спокойно отвечал правила игры в Попу Зак.
– Я поставила.– лукаво отметила заинтригованная Грачик, наблюдая за неспешными движениями по приставлению Зака.
– Отлично, только не забывай про ход разума над чувством.– замысловато отвечал тот.
– Я не люблю так долго.– устало заметила юная в те годы Грачик.
– Тогда ход Лекси Торч!– выученным выражением ответил старший Маниях, решая принять новую порцию отчаяния и садизма от формулировки обыденных понятий литературным языком.
– А что это?– слегка поинтересовалась заинтригованная сестра.
– Это рассказ про проигрыш.– спокойно ответил Зак, приставляя решающий для победы ход в Попу, и начиная недолгое повествование про его знакомство с этой странной безделушкой.
Случилось это во время его путешествия в далекую, по меркам их небольшой провинции, заобласть Потуже. Герла и Бики, решили не ставить в известность младшую Грачик по поводу путешествий ее брата,– “время придет, сам расскажет”,– смотря сквозь время заметил Герла,– “а может и покажет”,– в такт супругу заметила Бики. С тревогой и неохотой отпускали они Зака в Потуже, ведь слухи и легенды разносили молву и сплетни о безумном нраве обитателей того пространства, что был обусловлен непосредственной близостью к Великому Ремнону, о котором они читали только в книгах. Зак же на это все реагировал достаточно спокойно, забывая про превосходство перед младшими, только прощальное – “I’ll be back”,– на иносказательный манер кинул провожавшим его Катоничанам.
Путь его ожидал не близкий, поэтому предусмотрительный сын своих родителей основательно запасся, многочисленные напитки из свежих плодов обнаженного лыма, обильные нарезки из диковинных и не очень мясных и фруктовых деликатесов и конечно так любимые им орехи Дэшаы, что своим вкусом очень напоминали сырную пасту, смоченную в только что истопленном сахарном сиропе. Немудрено, что до Потуже он сразу не доехал, стопорный Извозчик которому в миссию было заложено доставить юношу ко двору Бена Орца старшего по заобласти и одновременно по званию, перепутав дорогу, увлекшись беседой с разговорчивым доставляемым завез того в Катарню под Луки, где не было место разговорам, так как нельзя было успокоить жителей той области в связи с обильными возлияниями из многочисленных глаз и тихих голосов, наполняющих долину звуками уныния, в связи с наблюдениями за действиями Главного палача по Катарне, Резака Тупого.
– Куда я попал?– задал вопрос Извозчику запасенный успокоением Зак.
– А я не знаю.– захлебываясь от уныния ответил расторопный Извозчик.
Зак: А на чем мы ехали.
– Да я не знаю.– закричал слегка испугавшийся Возничий.
– Мы вообще ехали.– принялся в раздумья сын своих родителей.
Извозчик он же Возничий: Ну разумеется.
– Тогда где результат?– закричал мечущийся Зак.
– Я не знаю.– ответил втянутый им в игру Ив, как того называли коллеги по колее.
Зак: Пора искать.
Ив: Кого?
Зак: Что?
Ив: Я в хорошем смысле.
Зак: Тогда подкинь.
Ив: Что?
Зак: Я в том же месте.
– Орц меня отгарцует.– на непонятном языке начал выражаться Ив.
– До него еще добраться необходимо.– поддержал беседу юноша.
Ив и Зак могли долго перебирать в голове варианты развития событий, но на удачу к ним подошел помощник Главного палача по вопросам Сухие, Мокрый Вилли. Молчаливый Мокрый всегда отличался своей выдержкой и храбростью, ведь работать с Тупым было не только не безопасно, но еще и смертельно опасно. Не выделяясь своим лексиконом, он сразу принялся расхваливать красоты Лукских Катарин, ведь его судьба невидимыми нитями связала его с этим прекрасным для стеба над тесками по имени местом.
Зак: Он тупой.
Ив: Не аргумент.
Мокрый Вилли: Я не главный.
Ив: Может что?
Мокрый Вилли: А он нам необходим.
– Главный.– учуяв слабину в подаче, прожевывающим голосом заметил Зак.
Ив: Главный.
Мокрый Вилли: Пойдемте замокрим.
– Может затупим.– не унимался пожевавший сын своих родителей.
– Обязательно. Главный очень любит.– приняв гостей, подтянул Мокрый Вилли.
Неспешной тропинкой, минуя наблюдающих за дорогой к палачу обитателей Катарни, парни пришли к Резаку Тупому. Его жилище не выделялось богатством или величием, но налет роскоши и полураздетые девушки из разряда немногочисленных “глазных”, в меру разговаривающих, придавали статусу того приставку Главный.
– Неоспорим.– успел заметить Зак, как получил желаемый ответ.
– Спорим?– смело поинтересовалась одна из “глазных”.
– Только не это.– зачерпнул Ив, как был утянут Мокрым Вилли в глубину зала.
– О чем?– продолжал вести диалог осторожный Зак.
– Не даст, ист фантастиш.– на иносказательный манер Зака подумал Главный палач.
– Вы о чем, мой главный.– успела сказать пока еще “глазная”, но по ухмылке Резака Тупого, ненадолго.
– Я направляюсь в Потуже.– галантным манером задел Зак.
Резак Тупой смерив свой нрав с возможностью не казнить нового гостя, решил сделать ему приятное,– “так как не всегда галантные юнцы теряют голову”,– подумал он вслух.
– Уже хорошо, но как с путями.– то ли задал вопрос, то ли расслабился сын своих родителей.