О. П. Г. Там море…
По прошествии недели после новогодних школьных каникул состоялся суд. Пашка отпросился со школы и его отпустили без лишних возражений. На суд он отправился с матерью, Верой Васильевной. Отец после новогоднего праздника поймал опять «разгон» и уже вторую неделю не останавливался.
Утро выдалось морозным, столбик термометра опустился ниже тридцати градусов. Но невзирая на такой холод народа, около суда собралось не мало. В основном это была молодёжь. Парни лет восемнадцати-двадцати стояли группками, собирались в кружочки, перетаптывались на месте и очень часто и много курили. Присутствовало среди них и несколько девушек.
Пашка задержался на крыльце и окинул собравшуюся толпу взглядом. Просто Вера Васильевна случайно встретилась с кем-то из своих хороших знакомых, и меж ними завязался разговор.
– Что мёрзнешь, стоишь, пошли в здание. – обратилась она к Пашке когда диалог со знакомой закончился.
Пашка послушно последовал следом.
В зал суда пока никого не пускали. Широкий светлый коридор был заполнен людьми и однотонным гулом голосов. Никто здесь не позволял себе разговаривать в полный голос, все предпочитали общаться в пол тона.
Постепенно Пашка ощутил, что здесь довольно душно. Скамьи все были заняты и, вскоре опять захотелось на улицу. Предупредив мать, Пашка отправился обратно дорогой.
Спустившись по широкой мраморной лестнице с каменными перилами на первый этаж, он вышел из здания суда. Прошло всего лишь около получаса с того момента как они приехали сюда, а народу на улице стало чуть ли не вдвое больше. И он, народ, продолжал всё пребывать. Над этой толпой, состоявшей исключительно из молодёжи, нависло настоящее облако от табачного дыма.
Совершенно внезапно для слуха со стороны шоссе раздался резкий и неприятный сигнал милицейской сирены. Толпа, словно по команде, повернулась в его направлении.
С шоссе первой свернула «жучка» – машина сопровождения. За ней следом появился автозак – обычный «газик» только с металлической коробкой-фургоном вместо кузова. Обе машины на медленной скорости проследовали до угла здания суда и скрылись за массивными железными воротами, которые тут же закрылись за ними. На снег полетели недокуренные сигареты, и толпа хлынула к зданию суда. Подхваченный общим людским потоком, Пашка двинулся в обратный путь.
Вера Васильевна была уже в зале. Встретившись с матерью взглядом, Пашка направился к ней и занял рядом на скамье свободное место. Зал заполнился за считанные минуты, потом внутренняя охрана закрыла двери и перестала пускать всех подряд.
Мест на скамьях всем присутствующим не хватало, и примерно десятка два человек из толпы молодёжи остались стоять на ногах.
Через несколько минут после того, как двери зала окончательно закрылись для всех желающих, ввели с другого хода подсудимых. Их было четверо. Юрка шёл первым. Всех поместили в «клетку» и только после этого сняли наручники. Отыскав глазами своих, он улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Мать сразу всхлипнула и достала носовой платок.
– Встать, суд идёт…
Голос молодой женщины прозвучал громко и так неожиданно, что Пашка непроизвольно вздрогнул и поспешил вслед за всеми остальными подняться со скамьи.
Судья была женщина. Она первой заняла своё место за столом. Затем, свои места за столом, заняли двое мужчин.
Женщина-судья была пожилого возраста с седыми волосами, собранными в простенькую причёску. Возрастные морщины на её по официальному строгом лице, придавали этому лицу ещё больше строгости… словом, залу предстал классический образ человека вершащего правосудие. По скамьям тут же пробежался шепоток, мол, всё, пощады никому не будет.
Первое слово дали прокурору. Это был мужчина лет сорока. В прокурорском кителе он выглядел щупленьким и слегка сутулился. Но обладал, зато очень жёстким, характерным для его профессии голосом и буквально чеканил каждое слово. Он довольно долго перечислял статьи обвинения, которое следствие вменило ныне подсудимым. А их помимо четверых в «клетке», было ещё четверо на первой от судейского стола скамье подсудимых. Двоими в их числе являлись как раз те, с кем Пашка познакомился в то злополучное утро у стен своей школы – Вадик и некто «Сёма».
Весь зал, будто замер на время выступления прокурора. Слушали все и очень внимательно, пусть даже и, не понимая всего, что скрывалось за этими сухими цифрами и номерами статей. Но каждое новое слово обвинения вызывали, то тут, то там тяжелые вздохи.
Закончив, прокурор попросил опросить первого свидетеля и потерпевшего. Судья согласилась. Девушка секретарь поднялась со своего рабочего места и, проследовав к дверям зала, вышла в коридор. Через несколько минут она вернулась в сопровождении той самой девушки, к которой Пашка ездил с дружками старшего брата.
Сейчас она была и одета иначе, и лица не прятала за огромными очками, но Пашка узнал её сразу. Пусть и лица в тот момент толком не разглядел, и прошло уже несколько месяцев, но он безошибочно догадался, что это именно она.
Следом в зал вошла женщина в меховом берете и длинной шубе. Пашка, как впрочем, и все присутствующие в зале взглядом проводил мать и дочь до трибуны, где они и остановились. Судья вначале обратилась к девушке с просьбой представиться. Та ответила. Голос у неё дрогнул и она, смутившись, опустила взгляд. Наверняка чувствовала на себе несколько десятков далеко не дружелюбных взоров. Мать Елены Ярцевой, так девушка представилась, наоборот, чувствовала себя вполне уверенно, если не сказать более. Так, наверное, держатся те, кто чувствует или знает о своём превосходстве, считает себя хозяином положения. Она стояла, выпрямившись с высоко поднятой головой и, смотрела на судью, которая в этот момент задавала вопросы её дочери. Один только раз она взглянула на подсудимых в «клетке» и разок оглянулась на зал, когда на ответы её дочери в среде молодежи зародился ропот.
Пашка в этот момент, внимательно наблюдавший за всем, что происходит, увидел её лицо. Это было лицо человека, который, мягко говоря, относился отрицательно, с долей презрения к тем, кто там, за спинами, сидевших на скамьях, начал шептаться и выказывать своё недовольство показаниями, что давала её дочь – Елена Ярцева.
Когда Лена окончательно потеряла какую-либо уверенность в себе и её голос и без того слабый и вовсе начал дрожать и срываться в диалог с судьёй вступила её мама. И вот тут то все собравшиеся в зале с изумлением услышали, что общается она с судьёй как равный с равным. Что голос у этой, казалось бы, хрупкой на первый взгляд женщины с аристократичными манерами, довольно силён, чтобы прозвучав в зале заставить с первых же секунд умолкнуть за спиной все шепотки. Она говорила с чувством собственного достоинства. Тоном человека, оказавшегося в обществе ниже своего социального статуса. Это наверняка почувствовал каждый в зале. Говорила грамотно хорошо поставленным голосом. Речь звучала чётко. Складывалось впечатление, что эта женщина в дорогой шубе и меховом берете, пришла сюда не свидетельские показания давать, а сделать обвинительное заключение. И что было более всего странно, так это то, что судья ни разу её не остановила.
Наконец, казавшийся бесконечным обвинительный монолог этой женщины закончился. Вопросов Ярцевым задавать никто не стал, и они двинулись к выходу. Лена шла следом за мамой, низко опустив голову и не поднимая взгляд. Её мама шла как победитель: поднятая голова, вызывающий огонёк в глазах.
Далее начались опросы остальных свидетелей и самих подсудимых. В зал суда одного за другим приглашали личный состав того самого дежурного наряда который первым оказался на месте. Они выступали не только как свидетели, но и как потерпевшая сторона. Как выяснялось в ходе заседания, между подсудимыми и сотрудниками милиции в квартире завязалась самая настоящая рукопашная схватка.
Обе стороны перекладывали вину друг на друга. Адвокаты оживились и между ними то и дело возникали перепалки. Судья зачастую была вынуждена прибегать к помощи деревянного молотка, дабы в зале восстановился порядок.
Теперь всем присутствующим становились известны подробности той ночи. Молодёжь оказывается, не просто оказало сопротивление милиции, она напала на неё. Сотрудники наряда в ту ночь оказавшись в меньшинстве и по сути в роли потерпевших.
ОМОНовцам тоже не сразу удалось справиться с подсудимыми. С их появлением, побоище вспыхнуло только с новой силой. Один из бойцов, командир отряда, так и охарактеризовал происшедшее, сказав, что «эти стояли насмерть». Его слова частично подтверждали соседи по жилой площадке и подъезду, частично фотографии с места происшествия. Со слов сотрудников милиции и ОМОНа, подростки пускали в ход всё, что только попадалось им под руку. Об людей была переломана практически вся мебель, задействована посуда, все стеклянные бутылки были перебиты и превращены в оружие – «розочки». Кто-то из подростков умудрился голыми руками собрать осколки битого стекла и бросить их в лицо сотруднику милиции. Человек получил серьёзные повреждения, и со слов адвоката, представлявшего сторону правоохранительных органов, теперь скорей всего получит инвалидность и далее продолжать трудовую деятельность не сможет.
Адвокаты со стороны подсудимых в долгу не остались. Суду была представлена масса медицинских заключений о повреждениях у их подопечных. Более всего досталось Вадику. Там присутствовало и сотрясение и черепно-мозговая и какие-то проблемы с отбитой сетчаткой глаза. Словом подписали тоже под инвалидность. К тому же подсудимые хором утверждали, что в отделе милиции, куда их доставили после задержания, всех их несколько часов методично избивали. Участвовали в этом, по их словам, все находившиеся в тот момент на дежурстве, и большинство травм и повреждений они получили именно там, а не в квартире.
Адвокаты ловко это использовали, так как сотрудники милиции сами допустили ошибку и медики к подсудимым были допущены только по прошествии нескольких часов.
Благодаря этому, роль Семёна Богатикова, или «Сёмы», как знал его Пашка, к концу заседания вообще поменялась. Его из подсудимого переквалифицировали в свидетеля. А из его показаний следовало, что по приезду в квартиру он через некоторое время уснул и проснулся только тогда, когда его начали избивать. С его слов испугавшись за свою жизнь, так как били – будто хотели убить, он и оказал сопротивление. Сопротивление он оказал с одной лишь целью – чтобы защититься и убежать, ибо не понимал что происходит вокруг, а главное, не знал, кем являются избивающие его люди…
Заседание затягивалось, и судья перенесла его на следующий день.
Утром следующего дня дослушали показания последних свидетелей из списка. Ими были жильцы подъезда. Показания их единством не отличались и, по сути, только добавили несколько спорных моментов. Чем воспользовались юристы обоих сторон, в том числе и прокурор. Затем выслушали самих подсудимых. Каждый из них выступил с заранее подготовленной речью. Это, выражаясь юридическим языком, было их последнее слово.
Наступила очередь прокурора. Мужчина встал со своего места, взял папку в руки и около получаса перечислял, напоминал и квалифицировал всё содеянное подсудимыми. Постепенно от слов он перешёл на язык цифр, перечисляя огромное количество статей, пунктов, параграфов под которые, по его мнению, подпадали действия подсудимых. В конечном итоге он запросил у суда, наказание в виде лишения свободы для всех подсудимых. Размер срока прозвучал не маленький, от семи до двенадцати.
Удар молотка и суд удалился на совещание. Народ вереницей потянулся к выходу. Люди обсуждали то, что они услышали сегодня и вчера. Молодежь недовольно роптала. Четверо, что были на скамье подсудимых в зале, а не в клетке нервно курили на улице.
Совещание на всеобщее удивление оказалось скоротечным. Не прошло и двадцати минут, как суд вернулся в зал. Женщина в чёрной судейской мантии зачитывала приговор стоя, стоял и весь зал.
В гробовой тишине звучало одно решение за другим. Фамилия Юрки в процессе заседания фигурировала чаще других и на сей раз, она прозвучала первой. Получил он восемь лет общего режима. Пашка в этот момент бросил на него взгляд, старший брат склонил голову и провёл ладонью по бритой голове. Он сам в письме рассчитывал на срок всего лишь на год меньше. Вера Васильевна, когда прозвучал приговор для ее сына, покачнулась. Она в этот момент держала младшего за локоть, и тот, почувствовав это, обратил всё внимание на неё. Мать отпустила его руку и, достав с сумочки носовой платок, молча, вытерла слезы
Юркины соседи по «клетке» получили: двое по семь лет и один пять. С «вольной» скамьи для подсудимых в заключение ушли ещё двое и двое остались на свободе. Дело Семёна Богатикова отправили на пересмотр. Второй – Фролов получил пять лет условно. Вадик, которого адвокат представлял как ставшего не дееспособным, срок получил самый большой. Ему дали одиннадцать строго режима. Он, оказывается, уже успел побывать в колонии для несовершеннолетних, вдобавок имел условный срок. На него и на второго надели наручники, и повели к служебному выходу. Если Вадик прошел спокойно, то ко второму осужденному бросилась пожилая женщина со слезами на глазах. Конвой насилу оторвал мать от сына и увёл последнего из зала. Для престарелой, убитой горем женщины, пришлось вызывать медиков.
II
ПЕРВЫЙ ШАГ В БЕЗДНУ…
Отбросив в сторону недокуренную сигарету, Семён Богатиков вошёл в подъезд многоэтажки. Проследовав мимо кабины лифта, он направился пешком вверх по лестнице. Поднимался неспешно, ступая по бетонным ступенькам практически бесшумно. Где-то на одном из средних этажей Семён остановился. Сделав шаг к дверям квартиры, он нажал на звонок. Раздалась красивая трель похожая на птичий щебет. Постояв с полминуты, Богатиков позвонил повторно. В один из моментов ему вдруг показалось, что в глазке на долю секунды мелькнул свет, хотя за дверью не было слышно никакого постороннего звука. Поверив своим глазам, Семён надавил на звонок в третий раз и уже не отпускал его до тех пор, пока не щёлкнул дверной замок. Двери квартиры открылись, и на лестничную площадку выскользнул парень лет восемнадцати. Он был чуть выше Семёна, немного крепче его сложением, но видимо менее готов к встрече.
– Здорово «Фрол». – Семён поздоровался с парнем за руку, – Ты куда пропал? Заболел что ли?
Парень улыбнулся, точнее, попытался изобразить улыбку на лице, но получилось всё как-то коряво.
– «Сёма», тут дело такое… – начал, было, он какое-то объяснение, но подыскивая нужные или правильные слова, сделал паузу, в процессе которой принялся переминаться с ноги на ногу.
Семён не торопил с ответом и, опустив взгляд, просто наблюдал, как собеседник топчется на месте.
– Короче, я матушке пообещал… – парень опять умолк и уставился на свои новенькие шлепанцы.
Переминаться с ноги на ногу он прекратил, но зато начал перекатываться с носка на пятку и обратно.
– «Фро-о-ол». – догадался Семён в чём тут дело, – Собрался уходить? Уходи. Чо «гаситься» то было? Сказал бы нормально. А так… сам посуди, хрен его знает… две недели от тебя ни слуху ни духу… хоть бы позвонил…
– «Сёма», прости, просто, так получилось…
– Да ладно. Это твоё личное дело. Никто никого силой не держит… и не держал никогда. Но сам рассуди, ты же «здравый» «пацан», взял и просто исчез.
«Фрол» стоял молча. Опустив взгляд на свои тапочки, он больше ничего не пытался говорить, просто слушал.
– Ладно «Фрол» дело твоё. – Семён протянул руку для прощального рукопожатия, – Всё, давай…
Распрощавшись с парнем, Богатиков направился вниз по лестнице. Только теперь спешил покинуть этот подъезд. Очень спешил. Чуть ли не бегом достигнув нижнего этажа, он с силой толкнул дверь. Очутившись на улице, Семён сделал глубокий вдох и выдох, после, пошарив по карманам, достал пачку сигарет. Закурив, он сделал несколько глубоких затяжек и двинулся прочь от дома.
Бесцельно побродив по улице около часа, Семён наткнулся на стоянку такси. Наняв машину, он назвал адрес и спустя полчасика подошёл к дверям уже собственной квартиры. Открыв замок Богатиков вошёл внутрь и захлопнул дверь на «собачку». Проследовав в зал, бросил пакет в кресло, сам же, как был в верхней одежде и шапочке, так и уселся на диван. Вытянув ноги, он откинулся на спинку и уставился на большие настенные часы.
Секундная стрелка ярко красного цвета мерно отсчитывала время, перепрыгивая от деления к делению, шаг за шагом, секунда за секундой… она прошла круг, прошла второй, третий… Семён сидел и бесцельно наблюдал за ней… а стрелка делала круг за кругом, за кругом круг…
Из этого оцепенения его вывел резанувший слух звонок в дверь. Очнувшись, Семён с изумлением отметил, что за окошком наступали сумерки, и во дворе зажглось уличное освещение. После повторного звонка он поднялся с места и направился в прихожую. По пути снял куртку и по какой-то давнишней привычке, автоматически сунул шапочку в рукав.
– Здорово «братан». Ты чо спишь?
Гость переступил порог. На вешалке для одежды повис сначала импортный спортивный мотошлем, потом спортивная шерстяная шапочка, затем толстая зимняя дубленка.
– Да не. «Запал» чего-то…
– Хорошо видать «курнул»!
– Не, не курил. Настроения нет никакого.
– Э-э-э, «братан», «погнал» что ли? Смотри. Уныние – это смертный грех. – гость протянул не запечатанный конверт, – Это «пацанам», «подогреешь» чем – нибудь.
– Спасибо «Данила». – поблагодарил Богатиков приняв конверт с деньгами.
– А это от «пацанов». «Мулька». Свежая. Сегодня передали. Вроде по этапам скоро должны отъехать.
– Ясно.
Семён первым прошёл в зал, гость последовал за ним. Пока хозяин квартиры знакомился с содержимым послания от осужденных подельников, «Данила» присел прямо на пол застеленный новеньким паласом и принялся перебирать коробку с аудиокассетами. Обнаружив что-то подходящее, он вставил кассету в магнитофон и нажал на воспроизведение. Затем поднялся с пола и присел на диван рядом с Семёном.
– Чо хмурый то такой?
– Да так, настроения нет. – ответил тот.
Пододвинув ближе стоявшую на полу пепельницу, Богатиков поджог от зажигалки прочитанное письмо.
– Да ладно, «Сёма» не «гони». Не они первые не они и последние. Никто не виноват кроме вас самих. «Начудили»?! Всё, какой теперь «базар». Отсидят вернуться. В следующий раз башкой думать будете.
– Да я не об этом. «Фрол» ушёл. Его «блин» всей «бражкой» «отмазывали», а он всё, «съехал». «Правильным» теперь стал.
– Ну и хрен с ним. «Фрол» кем был тем и остался. Поверь мне на слово, ещё обратно попроситься. «Сёма», так всегда бывает. Кто-то приходит, кто-то уходит.
– Ну да. Просто пропал на пару недель. Я чо против что ли?! Хочешь уйти уходи. Скажи только по-человечески, чо «гаситься» дома-то. Ещё за дверями стоял, в глазок подглядывал, решал, открывать или нет…
– Да забудь ты о нём. У тебя сейчас голова за другое болеть должна. За «забором» шесть «поциков» оказалось. «Чай, курить и банки разные», «суетись» теперь «братан». А унывать не надо. Уныние это смертный грех. Ты теперь на него просто не имеешь права.
– Да как-то всё «срослось» одно к одному.
– А-а-а, не «парся». Проблемы сегодня есть, завтра их нет.
«Данила» пробыл в гостях довольно долго. Успели даже перебраться на кухню и для более задушевной беседы опустошить бутылку вина. «Данила» правда, много пить не стал. Ограничился одним бокалом. Семён же наоборот, ничем себя ограничивать не стал, влил в себя что было. Когда гость засобирался, в довольно хмельной голове Богатикова внезапно родилась одна отчаянная идея. Семён напросился в попутчики. Просто попросил подкинуть его по одному адреску. «Данила» возражал, посоветовал только одеться теплее. Семён, по сути, проигнорировал просьбу и оделся как обычно, даже варежки с собой не стал брать.
Сев на импортный спортивный мотоцикл, он через несколько минут здорово пожалел об этом. Мороз стоял по-прежнему за тридцатку, и пока добрались до места, Богатиков промерз до костей. Руки вообще окоченели так, что пальцы пришлось растирать. Вдобавок пробивала мелкая дрожь, и весь хмель с головы практически выдуло.
Город погрузился в зимнюю ночь и огни уличного освещения. Оглянувшись по сторонам, Семён двинулся через двор многоэтажных новостроек. Двор был пуст, за небольшим исключением. У дальнего подъезда дома, к которому направлялся Богатиков, стояла в одиночестве какая-то тётка с собачьим поводком в руке. По детской площадке рыскала рыжая, похожая на лисицу собака.
Приблизившись вплотную к дверям нужного подъезда, Семён разглядел новенький домофон. Чертыхнувшись в душе, он на всякий случай всё же дёрнул тяжелую дверь, но она, как и следовало ожидать, оказалась заперта.
Спрятав озябшие руки обратно в карманы зимней куртки, Семён отошел от дома на несколько метров и чтобы окончательно не замёрзнуть принялся прохаживаться туда-сюда.
С одной из квартир нижних этажей заиграла современная попса. Стало немного веселее, но не теплее. Иногда во двор заворачивало авто. Это возвращался кто-то из жильцов. На улице люди долго не задерживались. Ставили машину на «сигналку» и спешили в свои тёплые квартиры, где их наверняка кто-то ждал. Семёну все больше и больше хотелось последовать их примеру.
Время от времени он посматривал в сторону интересующего подъезда, или, заметив одинокого прохожего, устремлял всё внимание на него. Вскоре Семён терял к человеку всякий интерес и возобновлял безуспешные попытки согреться. Но одна из фигур привлекла его внимание надолго. Во двор свернул молодой человек, скорее всего ещё подросток, Богатиков, из-за небольших проблем со зрением издали рассмотреть не смог. Но внимание привлекло в этом пока не четком силуэте, что-то очень знакомое.
Человек шёл неспешно и, похоже, направлялся к тому подъезду, которым интересовался и Семён. Когда он оказался довольно близко и вышел на хорошо освещённое уличным фонарем пространство, Богатиков, наконец, разглядел его лицо. Что-то очень знакомое было в этих юношеских чертах, Семён ни на миг не усомнился в своей памяти, где-то они уже встречались. По крайней мере, один раз точно. Но вот где? При каких обстоятельствах? Это ну никак не удавалось припомнить.
Парень по мере приближения к подъезду в свою очередь обратил внимание на Богатикова. Он замедлился и, вскоре изменив направление движения, прямиком пошёл на Семёна. Когда уже расстояние меж ними не превышало нескольких шагов, Богатиков, наконец, вспомнил того, кто приближался к нему. Точнее, вначале он опознал куртку. Сейчас она была на другом человеке, а раньше её носил Юрка…
– Здорово «братан»!
Пашка поздоровался в ответ и пожал руку.
– Какими судьбами занесло сюда, если не секрет?
Для Семёна встреча оказалась полной неожиданностью.
– Да так, мимо проходил. – уклончиво ответил Пашка.
Почему-то ответ Семёна насторожил, и дружеская улыбка постепенно сползла с его лица. Парень здесь явно оказался не случайно, вот только истинную причину скрывал. Чего-то не договаривал. Но Семён не стал заостряться на этом вопросе и отбросил в сторону все домыслы, в поле его зрения попала ещё одна фигурка. Он отступил на полшага в сторону, так как Пашка мешал обзору и сосредоточил внимание на ней.
Пашка в этот момент закуривал сигарету и не сразу обратил внимание на перемены. Когда же заметил, проследовал взглядом в том же направлении.
– Ждёшь кого-то? – поинтересовался он.
– Возможно. – ответил Семён пытаясь по-прежнему безуспешно разглядеть приближавшегося человека.
– Разговор один есть..
– Не вопрос «братан», пообщаемся. Но чуть позже.
Семён, наконец, разглядел и опознал человека и тут же попытался двинуться ему наперерез. Он запустил руку во внутренний карман куртки, но в этот момент Пашка остановил его порыв тем, что шагнув в его сторону, преградил дорогу. Богатиков счёл это просто случайностью и попытался обойти парня, но тот в следующий момент уже остановил его жестом. Пашка вытянул руку, и Семён грудью натолкнулся на ладонь в кожаной зимней перчатке.
– Ты чо «братан»?! – остановился в недоумении Богатиков.
– Не трогай её. – прозвучал ответ.
– Не понял?!? – Семён в этот момент и обозлился до крайнего предела, но и растерялся не менее того.
– Не трогай её.
На сей раз слова прозвучали не как просьба, а как предостережение от необдуманного поступка. Семён оглянулся по сторонам. Двор был абсолютно пуст. Ушла даже та тётка и собака. Кроме их троих здесь больше никого не было. Богатиков внимательнее заглянул в глаза преградившего ему дорогу подростка. Тот не шутил, настроен был вполне серьёзно.
Тем временем Лена Ярцева благополучно добралась до подъезда и, набрав код на домофоне, вошла в дом.
Семён смотрел, как медленно закрываются за ней снабжённые «доводчиком» тяжёлые металлические двери. Как только всё было кончено и, громко в морозной тиши сработал замок новенького домофона, Богатиков заметно обмяк. Плечи слегка опустились и он немного ссутулился. В итоге, сплюнув в стороны с досады, он опустил взгляд под ноги и двинулся медленным шагом прочь со двора. Пашка последовал следом.