«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн
Посему не приходится удивляться, что Польша, в конечном итоге, отказалась и от подписания с СССР декларации по Прибалтике, и от подписания регионального соглашения о взаимной защите от агрессии со стороны Германии (Восточного пакта), в котором, по мысли СССР, должны были участвовать вместе с Советским Союзом и Польшей также Франция, Чехословакия, Литва, Латвия, Эстония, Финляндия и Бельгия [53; 135], [58;25]11.
В дальнейшем польско-германские отношения развивались по начертанному князем Сапегой сценарию: поляки всеми силами стремились укреплять дружбу с западным соседом. Делали они это чрезвычайно добросовестно. Польская дипломатия добровольно взяла на себя защиту интересов гитлеровской Германии в Лиге Наций, которую Германия, как уже отмечалось, в 1933 году покинула. С трибуны Лиги Наций польские дипломаты оправдывали наглые нарушения Гитлером Версальского и Локарнского договоров: введение в Германии всеобщей воинской повинности, отмену военных ограничений, вступление гитлеровских войск в Рейнскую демилитаризованную зону в 1936 году [58; 26]. Польское правительство занимало благоприятную по отношению к агрессивным государствам позицию во всех крупных международных конфликтах в предвоенный период, будь то захват Италией Эфиопии, гражданская война в Испании, нападение Японии на Китай [58; 26], [63; 123].
Себя поляки, впрочем, тоже не забывали. Периодически правящие круги Польши выступали с требованиями о предоставлении колоний. И требования эти находили поддержку у немцев [58; 26].
Но со всей очевидностью и польско-германское взаимодействие, и экспансионистские устремления Польши проявились в ходе событий, связанных с аншлюсом Австрии и чехословацким кризисом.
Как мы помним, Гитлер 12 марта 1938 года ввёл войска в Австрию. Ни Англия, ни Франция на это не отреагировали. Но если Англия не реагировала «принципиально», то с Францией дело обстояло сложнее: она побоялась отреагировать.
И вот почему. 10 марта на польско-литовской границе кем-то был убит польский солдат. Польша отклонила попытки Литвы создать совместную комиссию для расследования инцидента, тут же выдвинула ей ультиматум, развернула в прессе кампанию с призывом похода на Каунас (тогдашнюю литовскую столицу) и начала готовиться к захвату Литвы. Германия дала согласие Польше на захват Литвы и лишь заявила, что её в Литве интересует только Клайпеда [58; 77].
Французов усиление Германии за счёт Австрии пугало. Но англичане заявили о своей незаинтересованности в этом вопросе. Франция начала зондировать позицию СССР. Принципиально СССР был готов прийти на помощь Франции в случае конфликта с Гитлером. Но здесь как нельзя кстати «на сцене появились» поляки со своими угрозами Литве. Первым следствием этого явилось отвлечение внимания Советского Союза от австрийской проблемы. 16 и 18 марта 1938 года нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов вызывал польского посла и заявлял, что в случае нападения Польши на Литву СССР безучастным не останется, что хотя у СССР и нет военного договора с Литвой, но он ведь может и появиться уже в ходе войны [58; 77].
Польша «охланула», но дала Франции понять, что и речи не может быть о пропуске советских войск через польскую территорию [58; 78]. То есть мало того, что поляки оставили свою союзницу Францию без поддержки, они ещё и исключили всякую возможность активного советского вмешательства в австрийскую проблему. СССР ограничился заявлением, осуждающим аншлюс.
Один на один французы на конфликт с Гитлером не пошли. Все попытки французов образумить Варшаву в марте 1938 года потерпели неудачи.
Хотя сами поляки, вследствие позиции СССР, остались, «не солоно хлебавши», и Литва «им улыбнулась», но на руку Германии они сыграли на все сто процентов. Хотим ещё раз подчеркнуть, что именно защита нашей страны спасла тогда Литву от польской агрессии. На позицию Франции, пытавшейся подвинуть Польшу к урегулированию конфликта с Литвой, польские лидеры попросту наплевали (звучит грубо, но зато верно). Мало того, наглость поляков была такова, что они ещё и отчитали французов за их действия. Вот строки из доклада польского посла в Париже Лукасевича о беседе с министром иностранных дел Франции Боннэ, состоявшейся 26 мая 1938 года:
«Я заметил, что в польском обществе ещё живы досадные воспоминания о недоброжелательном отношении к нам всей французской прессы в момент больших трудностей, которые испытывала Польша во время инцидента с Литвой. Я помню неслыханное поведение французской дипломатии при разрешении столь важной и жизненной для Польши проблемы. У нас хорошо сохранилось в памяти впечатление о том, что в тот важный для Польши момент Франция не только не была рядом с нами, а наоборот, пренебрегая нашими интересами, она была поглощена вопросом о возможном проходе советских войск через чужие территории в случае войны с Германией. В этих условиях какие-либо новые атаки французской прессы были бы более чем нежелательны.
В этом месте беседы министр Боннэ попытался меня уверить, что Франция, однако же, советовала Литве примириться с нами, на что я ответил, что я не желал бы начинать дискуссию на эту тему, потому что это было бы слишком тяжело, и я хотел бы иметь возможность забыть об этом деле» [58; 78].
Поляки пособничали Гитлеру и в ходе чехословацкого кризиса. Причём, пособничество это не было случайным или спонтанным. Ещё 14 января 1938 года Гитлер принял министра иностранных дел Польши Ю. Бека. «Чешское государство в его нынешнем виде невозможно сохранить, ибо оно представляет собой в результате гибельной политики чехов в Средней Европе небезопасное место – коммунистический очаг», – сказал на встрече фюрер [63; 135]. Как сказано в официальном польском отчёте о встрече, «пан Бек горячо поддержал фюрера» [63; 135]. Эта аудиенция положила начало польско-германским консультациям по поводу Чехословакии [63; 135]. Не приходится сомневаться, что в ходе этих консультаций действия Польши и Германии были вполне согласованы, и поляки заняли такую позицию, которая сыграла не последнюю роль в подталкивании Франции к подписанию Мюнхенского соглашения. Когда в 1938 году германия предъявила претензии чехам, в интересах Франции было, чтобы Польша и Чехословакия заключили между собой военный союз. Но Польша категорически воспротивилась этому. Дело дошло до того, что Франция попыталась воздействовать на поляков, чтобы они убрали с поста министра иностранных дел Ю. Бека, который руководил международными связями Польши. Поляки не убрали Бека и военного союза с чехами не заключили. Более того, они заявили, что не объявят войну Германии, если французы, выполняя свой союзнический долг перед чехами, вступят в столкновение с немцами, напавшими на Чехословакию. Не объявят потому, что в этом случае не Германия нападёт на Францию, а Франция на Германию. Естественно, поляки отказались пропускать и советские войска через свою территорию. Теперь СССР, чтобы прийти на помощь чехам, должен был силой пройти через территорию Польши, а это означало для него войну не только с Польшей, но и Румынией, которая была связана с поляками военным союзом, направленным против СССР. Впрочем, Советский Союз готов был и к такому развитию событий. Причём, даже в том случае, если бы чехам отказались помогать и французы, т.е. наша страна готова была воевать за Чехословакию в союзе только с самой Чехословакией. Чехи испугались. Но до них испугались французы. Отказ поляков помочь им обескуражил и обезоружил французов, и Франция «поплелась в хвосте» англичан, ведших дело к «сдаче» Чехословакии Гитлеру [58; 79-80].
Однако этим негативная роль Польши в чехословацком кризисе не исчерпывается. Её поведение в ходе этого кризиса была, и впрямь, подобно поведению гиены. Недаром У. Черчилль записал по этому поводу, что Польша «с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении чехословацкого государства» [63; 139].
29 сентября 1938 года главы Германии, Италии, Франции и Великобритании подписали в Мюнхене соглашение, по которому Судеты отторгались от Чехословакии. Но ещё до этого, 21 сентября, Польша предъявила Чехословакии ультиматум о «возвращении» ей Тешинской области12. 27 сентября последовало повторное требование. В стране нагнеталась античешская истерия. От имени так называемого «Союза силезских повстанцев» в Варшаве была совершенно открыто развёрнута вербовка в «Тешинский добровольческий корпус». Формируемые отряды «добровольцев» отправлялись к чехословацкой границе, где устраивали вооружённые провокации и диверсии. Весь конец сентября на польско-чешской границе фактически велись боевые действия. Российский историк Ю. И. Мухин называет подобные действия Польши нападением на Чехословакию [58; 82]. С ним можно согласиться.
Одновременно польские дипломаты в Лондоне и Париже настаивали на равном подходе к решению судетской и тешинской проблем, а польские и немецкие военные договорились о линии демаркации войск в случае вторжения в Чехословакию [63; 137].
Даже заявление советского правительства, последовавшее 23 сентября 1938 года о том, что если поляки вступят в Чехословакию, СССР денонсирует советско-польский договор о ненападении, на сей раз горячие польские головы не остудило («гиена» почувствовала добычу и уже не боялась, находясь под защитой стаи «львов» – Англии, Германии и Франции). Более того, поляки «поиграли мускулами» перед Советами, устроив на польско-советской границе крупнейшие в своей новейшей истории маневры [63; 137-138].
Однако случилась некоторая неувязка. «Большая четвёрка», решившая в Мюнхене судьбу Чехословакии, ничего не разрешила «отхватить» от последней полякам и венграм (Венгрия требовала себе Карпатскую Украину, находившуюся тогда в составе Чехословацкой республики). Их требования внесли в четвёртое, последнее дополнение к Мюнхенскому соглашению:
«Главы правительств четырёх держав заявляют, что если в течение ближайших трёх месяцев проблема польского и венгерского национальных меньшинств в Чехословакии не будет урегулирована между заинтересованными правительствами путём соглашения, то эта проблема станет предметом дальнейшего обсуждения следующего совещания глав правительств четырёх держав, присутствующих здесь» [58; 82].
После такого решения венгры «утихомирились» и терпеливо подождали событий марта 1939 года. Когда Чехословакия перестала существовать, Венгрия получила «в подарок» от немцев столь желанную Карпатскую Украину.
Но не таковы были поляки. Они не собирались ждать три месяца или о чём-то договариваться с чехами по-хорошему. Уже 30 сентября Варшава под грохот боестолкновений, проходивших на польско-чешской границе, предъявила Праге новый ультиматум, требуя немедленного удовлетворения своих требований. Надо полагать, что чехословацкое правительство было в конец деморализовано мюнхенскими событиями: оно не только согласилось на отторжение Судет, но и уступило полякам Тешин уже 1 октября 1938 года [63; 138]. В результате к Польше отошла область, где на тот момент проживало 80 тыс. поляков и 120 тыс. чехов [63; 138] (по другим данным – 77 тыс. поляков и 156 тыс. чехов [58; 82]). Кроме того, в Тешинской области был сосредоточен значительный промышленный потенциал. Достаточно сказать, что предприятия области давали 41 % выплавляемого в Польше чугуна и почти 47% стали (данные на конец 1938 года) [63; 138-139].
Но вот что любопытно: поляки, выдвигая ультиматум 30 сентября, наглели при полной поддержке немцев. 1 октября 1938 года польский посол в Берлине сообщил в Варшаву о своих встречах с руководством рейха (Риббентропом и Герингом):
«Затем он (Риббентроп – И. Д., В. С.) изложил позицию правительства рейха… он заявляет следующее:
1. В случае польско-чешского вооружённого конфликта правительство Германии сохранит по отношению к Польше доброжелательную позицию.
2. В случае польско-советского конфликта правительство Германии займёт по отношению к Польше позицию более чем доброжелательную. При этом он дал ясно понять, что правительство Германии оказало бы помощь.
Затем я был приглашён к генерал-фельдмаршалу Герингу… он особо подчеркнул, в случае советско-польского конфликта польское правительство могло бы рассчитывать на помощь со стороны германского правительства. Совершенно невероятно, чтобы рейх мог не помочь Польше в её борьбе с Советами.
…Во второй половине дня Риббентроп сообщил мне, что канцлер сегодня во время завтрака в своём окружении дал высокую оценку политики Польши.
Я должен отметить, что наш шаг был признан здесь как выражение большой силы и самостоятельных действий, что является верной гарантией наших хороших отношений с правительством рейха (выделено нами – И. Д., В. С.)» [58; 87-88].
В Польше присоединение Тешинской области рассматривалось как национальный триумф. Ю. Бек был награждён орденом Белого орла. Благодарная польская интеллигенция поднесла ему звание почётного доктора Варшавского и Львовского университетов [63; 140-141]. Пресса «захлёбывалась» от восторга. Вот что писала, например, в эти дни «Газета Польска»: «… открытая перед нами дорога к державной, руководящей роли в нашей части Европы требует в ближайшее время огромных усилий и разрешения неимоверно трудных задач» [63; 141].
Очень показательные слова. Присоединение Тешина – не просто реванш. Это важная веха на пути к руководящей роли в Восточной Европе. Вот к чему стремилась в тот момент Польша.
Поэтому не приходится удивляться, что на «достигнутом» поляки не успокоились. Когда в середине марта 1939 года немцы оккупировали оставшуюся часть Чехословакии, они вынуждены были принять против поляков кое-какие шаги, потому что те вознамерились «хапнуть» ещё и металлургические предприятия в Моравско-Остравском выступе. Как вспоминал фельдмаршал Кейтель:
«Ещё вечером 14 марта личный полк СС Гитлера вторгся в Моравско-Остравский выступ, чтобы заранее обезопасить витковицкие металлургические заводы от захвата поляками»[58; 83].
Операцию по оккупации Чехословакии немцы вообще-то начали 15 марта. Но в указанном регионе стали действовать ещё 14-го числа по причине польских «больших аппетитов». Кстати, немцы передали полякам, по их настоянию, город Богумин, находившийся в Тешинской области, но остававшийся после её отторжения поляками в Чехословакии [58; 83].
Теперь посмотрите, Польша и Германия не имели никаких явных официальных союзных договоров. Но как согласованно они действовали. В пору бы поговорить о наличии незавершённого германо-польского военно-политического союза. Но почему-то полякам в вину этого никто не ставит. Как же! Ведь Польша – «несчастная жертва».
1939 год, который ознаменовался нападением немцев на Польшу, начинался для Варшавы вполне успешно. Столь выгодная «трогательная» дружба с Гитлером продолжалась. Вот запись бесед Риббентропа с Беком, происходивших в январе 1939 года. Записи сделаны самим Риббентропом:
«6 января 1939 года. Мюнхен.
…Я заверил Бека в том, что мы заинтересованы в Советской Украине лишь постольку, поскольку мы всюду, где только можем, чиним русским ущерб, так же как и они нам, поэтому, естественно, мы поддерживаем постоянные контакты с русской Украиной. Никогда мы не имели никаких дел с польскими украинцами, напротив, это строжайше избегалось. Фюрер ведь уже изложил нашу отрицательную позицию в отношении Великой Украины. Всё зло, как мне кажется, в том, что антирусская агитация на Украине всегда оказывает, разумеется, некоторое обратное воздействие на польские нацменьшинства и украинцев в Карпатской Руси. Но это, по моему мнению, можно изменить только при условии, если Польша и мы будем во всех отношениях сотрудничать в украинском вопросе. Сказал Беку, что, как мне кажется, при общем широком урегулировании всех проблем между Польшей и нами можно было бы вполне договориться, чтобы рассматривать украинский вопрос как привилегию Польши и всячески поддерживать её при рассмотрении этого вопроса. Это опять-таки имеет предпосылкой всё более явную антирусскую позицию Польши, иначе – вряд ли могут быть общие интересы.
В этой связи сказал Беку, не намерен ли он в один прекрасный день присоединиться к Антикоминтерновскому пакту.
Бек разъяснил, что сейчас это невозможно, деятельность Коминтерна подвергается в Польше судебному преследованию, и эти вопросы всегда строго разделяли от государственных отношений с Россией. Польша, по словам Бека, делает всё, чтобы сотрудничать с нами против Коминтерна в области полицейских мер, но если она заключит по этому вопросу политический договор с Германией, то она не сможет поддерживать мирные добрососедские отношения с Россией, необходимые Польше для её спокойствия. Тем не менее, Бек пообещал, что польская политика в будущем, пожалуй, сможет развиваться в этом отношении в желаемом нами направлении (выделено нами – И. Д., В. С.).
Я спросил Бека, не отказались ли они от честолюбивых устремлений маршала Пилсудского в этом направлении, то есть от претензий на Украину (выделено нами – И. Д., В. С.). На это он, улыбаясь, ответил мне, что они уже были в самом Киеве, и что эти устремления, несомненно, всё ещё живы и сегодня (выделено нами – И. Д., В. С.).
Затем я поблагодарил господина Бека за его приглашение посетить Варшаву. Дату ещё не установили. Договорились, что господин Бек и я ещё раз тщательно продумаем весь комплекс возможного договора между Польшей и нами» [58; 88-89].
«26 января 1939 г. Варшава.
…Затем я ещё раз говорил с г. Беком о политике Польши и Германии по отношению к Советскому Союзу и в этой связи также по вопросу о Великой Украине; я снова предложил сотрудничество между Польшей и Германией в этой области.
Г-н Бек не скрывал, что Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Чёрному морю (выделено нами – И.Д., В. С.), он тут же указал на якобы существующие опасности, которые, по мнению польской стороны, повлечёт за собою для Польши договор с Германией, направленный против Советского Союза. Впрочем, он, говоря о будущем Советского Союза, высказал мнение, что Советский Союз либо развалится вследствие внутреннего распада, либо, чтобы избежать этой участи, заранее соберёт в кулак все свои силы и нанесёт удар.
Я указал г. Беку на пассивный характер его позиции и заявил, что было бы целесообразней предупредить развитие, которое он предсказывает, и выступить против Советского Союза в пропагандистском плане. По моему мнению, сказал я, присоединение Польши к антикоминтерновским державам ничем бы ей не грозило, напротив, безопасность Польши только выиграла бы от того, что Польша оказалась бы с нами в одной лодке.
Г-н Бек сказал, что и этот вопрос он серьёзно продумает» [58; 90].
По поводу этих двух встреч Бека и Риббентропа «демократические» авторы с пафосом пишут, что польский министр иностранных дел дважды отвергал предложения немцев о сотрудничестве против СССР [58; 88]. Записи бесед во время встреч они, конечно же, не приводят. И Польша у них предстаёт в ореоле «благородной мученицы» за правое дело. Безусловно, формально отказ он и есть отказ. Но только какие мотивы двигали отказывающейся стороной? Это ведь немаловажно.
Мы видели, что поляки в данном случае руководствовались, отнюдь, не идеей сохранения мира и не желанием быть порядочным по отношению к СССР. Пред нами – типичная гиена. Она аж трясётся от жадности, но кинуться в драку боится, там ведь могут и бока намять, и морду начистить, и хвост отдавить. Гиена подходит к жертве, прикрываясь львом. Пусть он рискует во время охоты. Она придёт и дожрёт остатки добычи, не рискуя своей шкурой. Полякам просто «до зарезу» нужна Советская Украина. Бек дважды поднимает этот вопрос перед Риббентропом13. И тот дважды манит Украиной поляка: мол, вы вступаете в Антикоминтерновский блок официально, и, на здоровье – Советская Украина ваша. Но Бек боится присоединиться к Антикоминтерновскому пакту открыто: как же, в случае заварухи СССР вот он, под носом. А СССР – не Литва и даже не Чехословакия. Может и «врезать» хорошенько. Так что Бек юлит в надежде, что, как и в случае с Чехословакией, удастся загрести жар чужими руками. Таковы мотивы отказа поляков от заключения с немцами официального антисоветского договора. И нет в данных мотивах ни благородства, ни жертвенности, ни пацифизма. Утверждающие обратное «правдалюбцы» в очередной раз попросту лгут.
В январе 1939 года встречались министры иностранных дел ещё дружественных государств. Но уже из записей их бесед можно увидеть, что между «друзьями» пробежал какой-то холодок. И причиной этого стало желание Гитлера видеть в лице поляков полноценных младших союзников. Отсюда и настойчивые требования присоединиться к Антикоминтерновскому пакту. Кроме того, начиная с 24 октября 1938 года, Германия несколько раз предлагала Польше урегулировать проблемы Данцига и «польского коридора» (Польша не должна была возражать против присоединения вольного города Данцига к рейху, а также разрешить постройку через свою территорию экстерриториальных шоссейной и железной дорог, которые бы связали Восточную Пруссию с основной территорией Германии) [63; 122, 124].
Но поляки совершенно неадекватно оценивали свои силы и возможности. Польским лидерам была вполне присуща и такая черта шляхты, как заносчивость. Они уже воображали Польшу великой державой и никоим образом не хотели становиться младшими партнёрами Германии. Если страх перед СССР обусловил их отказ официально присоединиться к странам «Оси», то требования немцев относительно Данцига и «коридора» они сочли попросту оскорбительным для Польши.
26 марта 1939 года Польша окончательно отказалась удовлетворить германские претензии [63; 124].
О дальнейших событиях, в частности, об абсолютно деструктивной позиции Польши в отношении военного союза с СССР, обусловившей провал англо-франко-советских переговоров, уже говорилось во II-ой главе данной работы.
Поляки «раздружились» с немцами и снова начали «жаться» к французам и, главное, англичанам. Но поляки – во все времена поляки. 25 августа 1939 года, когда до войны оставалась всего неделя, в Лондоне состоялось подписание соглашения о взаимопомощи между Великобританией и Польшей. С английской стороны его подписал министр иностранных дел Великобритании лорд Галифакс, с польской – посол Польши в Лондоне граф Рачинский.
Казалось бы, что тут такого: в преддверии войны с Германией две страны подписывают соглашение о взаимопомощи? Но посмотреть этот документ стоит подробнее:
« Статья 1. Если одна из Договаривающихся Сторон окажется вовлечённой в военные действия с европейской державой в результате агрессии последней против этой Договаривающейся Стороны, то другая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет Договаривающейся Стороне, вовлечённой в военные действия, всю поддержку и помощь, которая в её силах» [58; 127-128].
Разъяснение этой статьи последовало в секретном протоколе к соглашению (вот ведь как оказывается – демократическая Англия и «благородная» Польша тоже подписывали секретные протоколы к договорам):
«Польское правительство и правительство Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии согласились со следующим понимаем соглашения о взаимопомощи, подписанного сегодня, как единственно правильным и имеющим обязательный характер:
а) Под выражением «европейская держава», используемым в соглашении, понимается Германия.
в) В случае, если будут иметь место действия, соответствующие смыслу статей 1 и 2, со стороны европейской державы, иной, нежели Германия, Договаривающаяся Стороны вместе обсудят меры, которые будут совместно приняты» [58; 128].
Статья 2 была «двойной»:
«Статья 2.1. Положение статьи 1 будут применяться также в случае любого действия европейской державы, которое явно ставит под угрозу, прямо или косвенно, независимость одной из Договаривающихся Сторон и имеет такой характер, что сторона, которой это касается, сочтёт жизненно важным оказать сопротивление своими вооружёнными силами.
2.2. Если одна из Договаривающихся Сторон окажется вовлечённой в военные действия с европейской державой в результате действия этой державы, которое ставит под угрозу независимость или нейтралитет другого европейского государства таким образом, что это представляет явную угрозу безопасности этой Договаривающейся Стороны, то положения статьи 1 будут применяться, не нанося, однако ущерба правам другого европейского государства, которого это касается» [58; 129].
Статья два в части обоих своих пунктов весьма обтекаема, ибо никакие конкретные страны в ней, как впрочем, и в статье один, не называются. Поэтому, естественно, что для её разъяснения нужен был дополнительный протокол, который договаривающиеся стороны сделали секретным (интересно, почему секретным?). Но уже и предназначенные для широкой публики формулировки могут насторожить. Обратите внимание, что Польша и Великобритания атакуют «европейскую державу» не после того, как она совершит агрессию против них, а по своему усмотрению, когда либо Великобритания, либо Польша сочтут это «жизненно важным» или сочтут, что «это представляет угрозу безопасности этой Договаривающейся Стороны». Это не раздел сфер интересов, как в пакте Молотова – Риббентропа, это прямое соглашение о возможном совместном нападении. Причём, англичане ещё в том же августе здорово тормозили англо-франко-советские переговоры из-за советской формулировки косвенной агрессии, заявляя, что она попирает суверенитет третьих стран. А сейчас ничего, спокойно договариваются с поляками о том, что действия некой «европейской державы», ответом на которые может быть удар по ней, могут представлять не только прямую, но и косвенную угрозу независимости Польши или Великобритании. Поляков столь широкая трактовка тоже не смутила.