– Так ведь время-то уже позднее.
Альбани посмотрел на часы и впервые заметил, что на дворе в самом деле ночь.
– Черт! Надо спешить, если мы хотим попасть на виллу до завтра! А мы еще даже не придумали, кем нам переодеться!
41
Джасинта круто остановила свой красный спортивный автомобильчик перед городским домом Лувейна в коротких, но прекрасных островных сумерках. В глазах ее отражался не вечер – в них пылал гнев.
Хлопнув дверцей, она зашагала к дому со всей быстротой, доступной в мини-юбке и тугом жакетике-болеро. В квартиру звонить не стала – открыла дверь ключом, который дал ей Лувейн в более светлую пору их отношений.
– Лувейн? – Ответа не было, лампы внутри не горели. Она включила свет и прошла в его гардеробную. Недоставало верблюжьей куртки, твидовой шляпы и трости-штатива. Значит, Лувейн действительно уехал на виллу, как ей доложили. Без нее! Не сказав ей ни слова! То, что это может быть связано с дуэлью, не оправдание. Взял с собой десяток приятелей, а ее не позвал.
Ярость не мешала ей размышлять, с чего он уехал так внезапно и почему все-таки без нее, если отбросить все личное. Она уселась в избыточно мягкое кресло и закурила сигарету с легким наркотиком.
Ей вспомнилось, как Лувейн называл Гарольда идеальной жертвой, – и смотрите-ка: компьютер из многих тысяч комбинаций выбирает ему в пару именно Гарольда. Подозрительно что-то. И почему он уехал на виллу с кучей друзей, а ее не взял? Хорошо, давайте порассуждаем. Лувейн хочет заманить Гарольда на свою вечеринку, но Гарольд со своим егерем тоже не дураки. Он не поедет туда, где Лувейна хорошо знают и любят за щедрость.
Что-то здесь не сходится. Не хватает важной части головоломки – не понять только, какой именно. Джасинта начала расхаживать взад-вперед, и взгляд ее упал на стену, где висели грамоты и трофеи Лувейна. Все верно: маленькая серебряная рамка пустует. Вспомнить бы еще, что в ней было. Она уже собиралась выбросить все это из головы, но по наитию сняла с гвоздя рамку. На обороте четким почерком Лувейна было написано: «Эту карту предателя я унаследовал от дяди Освальда, мир его праху».
Лувейн забрал свою карту предателя! Интересно. Но против кого он хочет ее использовать, ведь на вилле будут только его друзья? Тайна сгущается – надо выпить.
Рядом с баром стоял телефон, а рядом лежал блокнот, где Лувейн нацарапал имя и номер. Хортон Фут. Один из его врагов. Опять непонятно: зачем Лувейну звонить тому, кто, как все знают, люто его ненавидит?
Джасинта сделала еще затяжку, села опять, и ответ пришел сам собой. Лувейн очень хитрый. Никто не заподозрит, что Фут работает на него, вот зачем.
Значит, так. Лувейн встретился с Футом и хорошо ему заплатил, чтобы тот продал карту предателя Гарольду. Гарольд, думая, что у него есть хороший козырь, поедет на виллу, и Лувейн его там убьет.
Подлость какая. Наметил Гарольда как подходящего противника, устроил как-то, чтобы их свели вместе, а теперь в засаду его заманивает. Военная хитрость вполне допустима, но такие вот штуки противоречат духу Мира Охоты. Лувейн потому ее и не взял – боится, что она догадается о его планах.
Она достала телефонную книжку Лувейна и тут же нашла в ней Гарольда. Честным путем Лувейн никак не мог так быстро узнать, кто на него охотится!
Она набрала номер, и ей ответила Нора – это был ее телефон.
– Меня зовут Джасинта Джонс. Вы меня не знаете, но мы с вами виделись на балу. Вы друг Гарольда, верно?
– Да, а в чем дело?
Джасинта коротко рассказала ей о своем открытии.
– Я сама друг Лувейна, но он играет нечестно. Мошенничает. Поэтому я говорю это вам, а вы передайте Гарольду, чтобы остерегался.
– О господи. Очень надеюсь, что еще успею его задержать. Они отправляются за город из дома Альбани. Сейчас позвоню туда. Спасибо, Джасинта!
Нора в голубом халатике, с еще мокрыми после мытья волосами, набрала номер Альбани. Ответила Тереза.
– Мне нужно поговорить с мистером Альбани или с Гарольдом.
– Они внизу, в подвале. Говорят о делах. Мне ни под каким видом не позволено их беспокоить. Кто это?
– Нора Олбрайт. Гарольд у меня останавливался, он мой земляк.
– Да, он о вас говорил. Что ему передать? Я скажу, чтобы он позвонил вам, как только освободится.
– Это срочно. Я только что узнала, что его хотят обмануть с помощью карты предателя. Какой-то Хортон Фут продал ее Альбани, но это ловушка, подстроенная Лувейном! На вилле будет засада!
– Матерь Божья, только не это! Майку нельзя терять еще одного клиента!
– Так позовите кого-нибудь из них к телефону.
– Извините, но их нет. Я вам соврала.
– Зачем?
– Майк велел. Чтобы все думали, будто они еще в городе.
– Значит, они уже уехали?
– С полчаса назад. Что же нам делать? Сообщить властям, чтобы остановили дуэль?
– Нет. Лувейн законов не нарушал, он просто нечестно играет. Дайте подумать… Все, закончим разговор. Есть одна мысль.
Нора повесила трубку. С Гарольдом и Альбани связаться нельзя, на виллу вовремя не успеть. Остается только одно – авось сработает. Она набрала «Шоу Мира Охоты».
42
Ездить на чем-то кроме своей машины Альбани не любил. Жизнь слишком коротка, чтобы обходиться без «Ламборгини», считал он, но профессионализм возобладал над личными вкусами. Он наспех подобрал для себя с Гарольдом костюмы и грим, и они поехали на Центральный вокзал, где как раз успели сесть на поезд 7.15 до Санта-Марты, около которой и находилась вилла Лувейна.
Поезд был набит крестьянами в черном, везущими в плетеных корзинах два основных эсмеральдских продукта – салями и плоды хлебного дерева.
Отцы-основатели Мира Охоты поначалу хотели выселить с острова всех коренных жителей и начать все сначала в демографическом отношении, но после продолжительных дискуссий решили, что острову все же необходимо крестьянство. Но не какое-нибудь, а образцовое, довольное своей участью и не завидующее окружающему богатству и роскоши. Основатели понимали, что такое крестьянство обойдется недешево, но за старомодную услужливость, столь ценимую в современном мире, стоило заплатить.
Всесторонне изучив вопрос, власти остановились на крестьянах в беретах из Южной Европы. Связались с испанскими и итальянскими кадровыми агентствами, прочесали Андалусию и Медзоджорно и отправили лучших кандидатов в швейцарский Цуг, в знаменитую крестьянскую школу.
Крестьяне на Эсмеральде исполняли чисто декоративную функцию. Тяжелыми работами – пахотой, прополкой, севом, уборкой урожая и уходом за скотом – занимались государственные рабы. В обязанности крестьян входили исключительно пляски по воскресеньям и питье слога – смеси вина и пива, которую эсмеральдийские производители тщетно пытались разрекламировать.
Мужчины, кроме того, похвалялись своим достатком и силой, предоставляя женщинам жарить на вертелах свиные туши, фаршированные кукурузными початками.
Носили они традиционные костюмы, разработанные Джики из Голливуда: пышные юбки, туго зашнурованные корсажи, мешковатые штаны. Проблемой, как всегда, были дети, но в подростковом возрасте их отправляли в кашмирские торговые школы, что вполне всех устраивало.
Внимательный наблюдатель мог бы заметить две фигуры в плащах, сошедшие с поезда в Санта-Марта-дель-Кампо, деревне милях в пятидесяти от города. Неизвестные отправились прямиком в «Голубой Бофор», самую большую деревенскую таверну, и перемолвились парой слов с хозяином. Один из них, высокий, красивый, с накладной бородой, показал ему что-то. Хозяин вытаращил глаза и спросил с хитрецой:
– А мне-то чаво? – Он учился на курсах деревенских трактирщиков в северной Англии, что сказывалось на его речи.
– Нам нужен Антонио Фериа, – сказал бородач.
– Так он занят, вечеринку обслуживает на горке – знаете небось?
– Знаю. – В руке незнакомца возникла хрустящая ассигнация. – Вот и позови его сюда, друг любезный.
