Садовое кольцо – 1. Прогулки по старой Москве

Зубовский бульвар назван в честь располагавшейся в XVII столетии на внутренней стороне нынешнего бульвара стрелецкой слободы полковника Ивана Зубова.

Висячая переправа

Крымский мост был открыт 1 мая 1938 года по проекту архитектора А. Власова.

Для начала – несколько слов о происхождении и судьбе самого Садового кольца. Оно ведет свою историю с 1592 году, когда, после набега на Москву хана Казы-Гирея, Борис Годунов распорядился создать вокруг города очередное оборонительное укрепление. Оно состояло из вала, окруженного снаружи рвом с водой. На валу возвели пятиметровую деревянную стену с тридцати четырьмя проездными башнями. Официальное название сооружения – Земляной или Деревянный город. Впрочем, среди москвичей чаще употреблялось название неофициальное – Скородом (на все строительные работы ушел один год).

В Смутное время крепость сгорела, но в скором времени была вновь выстроена и, более того, улучшена – вместо относительно уязвимой стены соорудили частокол из остро заточенных бревен. Но на протяжении времени это фортификационное чудо приходило в негодность, да и устаревало морально – для постоянно развивающейся военной техники этот объект уже не был серьезным препятствием.

После победы над Наполеоном вал окончательно срыли6 ров засыпали, а полученную территорию раздали ближайшим домовладельцам с тем, чтобы те сажали там «сады фруктовые». Отсюда и пошло нынешнее название – Садовое кольцо.

И уже при советской власти, в соответствии с Генпланом развития Москвы 1935 года, Садовое было заасфальтировано и превращено в широкую кольцевую транспортную магистраль.

* * *

Первая достопримечательность – гигантский Крымский мост, перекинутый через реку Москву, в честь которой, собственно, был назван город. Он относится к типу вантовых – мост, фактически, висит на струнах, металлических тросах, спускающихся с верхних силовых конструкций. Высота всего сооружения – 29 метров. Длина моста – 688 метров, ширина – 39 метров. Общий вес металлической части – около 10 000 тонн.

Крымский мост был построен уже после революции, однако возраст у него солидный. Название ему было дано в честь старого Крымского брода, по которому в XVI—XVII столетиях переправлялись через мелкую в этом месте реку. Брод же, в свою очередь, был назван по Крымскому двору, в котором останавливались купцы и официальные гонцы, прибывшие в Москву из Крымского ханства.

Разумеется, когда во времена Екатерины Великой в Замоскворечье соорудили Водоотводный канал и мелкая речушка Москва вновь сделалась полноводной, возникла необходимость в строительстве более солидной переправы. Тогда, в 1789 году, и был сооружен первый на этом месте мост – Никольский, деревянный, названный так в честь соседней церкви Николы в Хамовниках. Спустя столетие возник на этом месте новый, металлический мост, уже названный Крымским. Москвичам новинка не понравилась, ей дали кличку «мышеловка». Ну а затем построили и мост – наш современник.

Мост строили с осторожностью. Еще бы – его сооружение было приурочено к шестидесятилетнему юбилею самого Сталина, которое состоялось годом позже. Конкурс выиграл модный в то время архитектор Борис Иофан, однако же впоследствии объект был передан молодому Александру Власову, главному архитектору Центрального парка культуры имени Горького. Пока строили новый мост, старый, чтобы не осложнять транспортную ситуацию, перенесли чуть севернее. И, уже, когда был сдан новый объект, окончательно снесли.

В 1950-е годы по Крымскому мосту пустили трамвай – в то время вполне современный вид транспорта. Но в скором времени его снесли. Имеется у этого сооружения и кинематографическая история – он «снимался» в фильме Константина Юдина «Девушка с характером», фильме Михаила Калатозова «Летят журавли», сериале Станислава Говорухина «Место встречи изменить нельзя» и фильмах Валерия Тодоровского «Страна глухих» и «Стиляги».

Встречается мост и в литературе. Например, в сонете Генриха Сапгира «Мост»:

Иван Шмелев описывал тот мост в книге «Мартын и Кинга»: «Горит огонек, из стружек. Пахнет дымком, крепкой смолой от лодок, Москва-рекой, черными еще огородами, – недавно только вода с них спала, а то Денис на лодке по ним катался, рыбку ловил наметкой. Направо голубеет мост – Крымский мост, железный, сквозной, будто из лесенок. Я знаю, что прибиты на нем большие цифры – когда въезжаешь в него, то видно: 1873 – год моего рождения. И ему семь лет, как и мне, а такой огромный, большой-большой. Я спрашиваю у Горкина: «А раньше, до него, что было?»

– Тогда мост тут был деревянный, дедушка твой строил. Тот лучше был, приятней. Как можно живое дело… хороший, сосновый был, смолили мы его, дух какой шел, солнышком разогреет. А от железа какой же дух! Ну, теперь поспокойней с этим, а то, бывало, как ледоход подходит – смотри и смотри, как бы не снесло напором… ледобои осматривали зараньшее. Снесет-то если? Ну, новый тогда ставим, поправляем, вот и работка нам, плотникам».

Упоминается тот мост в «Войне и мире» Льва Толстого и во множестве других произведений русской классики.

* * *

С Крымского моста открывается прекрасный вид на Москва-реку. Это – главная магистраль нашего города. Ее первоначальная длина – 502 километра, но впоследствии реку спрямили, и она сократилась до 473 километров. Площадь бассейна Москва-реки составляет 17 600 квадратных километров. Начинается она на Смоленско-Московской возвышенности и впадает в Оку в городе Коломне. У Москвы-реки имеется порядка 70 притоков, правда, большинство из них не видны – эти обмелевшие речушки давно текут по трубам.

Именно здесь в 1156 году по распоряжению Юрия Долгорукого была заложена первая крепость – первый московский кремль. Как сообщала Тверская летопись, «на устниже Неглинны выше реки Аузы». Через год Долгорукий скончался. Город процветает до сих пор.

Первое время именно Москва-река была главной торговой и вообще транспортной магистралью. Река была богата рыбой, вода в ней была чистая, то там, то тут располагались купальни. Но с годами река, с одной стороны, обмелела, с другой, берега ее сильно размылись, она часто была причиной сильных наводнений. Для борьбы с этими неприятностями в 1783 году был прорыт так называемый водоотводный канал.

* * *

На Москве-реке происходят завязка и кульминация повести И. Тургенева «Муму»: «Герасим вышел из своей каморки, приблизился к Татьяне и подарил ей на память красный бумажный платок, купленный им для нее же с год тому назад. Татьяна, с великим равнодушием переносившая до того мгновения все превратности своей жизни, тут, однако, не вытерпела, прослезилась и, садясь в телегу, по-христиански три раза поцеловалась с Герасимом. Он хотел проводить ее до заставы и пошел сперва рядом с ее телегой, но вдруг остановился на Крымском Броду, махнул рукой и отправился вдоль реки.

Дело было к вечеру. Он шел тихо и глядел на воду. Вдруг ему показалось, что что-то барахтается в тине у самого берега. Он нагнулся и увидел небольшого щенка, белого с черными пятнами, который, несмотря на все свои старания, никак не мог вылезть из воды, бился, скользил и дрожал всем своим мокреньким и худеньким телом. Герасим поглядел на несчастную собачонку, подхватил ее одной рукой, сунул ее к себе в пазуху и пустился большими шагами домой.

Он вошел в свою каморку, уложил спасенного щенка на кровати, прикрыл его своим тяжелым армяком, сбегал сперва в конюшню за соломой, потом в кухню за чашечкой молока. Осторожно откинув армяк и разостлав солому, поставил он молоко на кровать. Бедной собачонке было всего недели три, глаза у ней прорезались недавно; один глаз даже казался немножко больше другого; она еще не умела пить из чашки и только дрожала и щурилась. Герасим взял ее легонько двумя пальцами за голову и принагнул ее мордочку к молоку. Собачка вдруг начала пить с жадностью, фыркая, трясясь и захлебываясь. Герасим глядел, глядел да как засмеется вдруг… Всю ночь он возился с ней, укладывал ее, обтирал и заснул наконец сам возле нее каким-то радостным и тихим сном».

Здесь же, на Москва-реке Муму окончила свой век: «Герасим шел не торопясь и не спускал Муму с веревочки. Дойдя до угла улицы, он остановился, как бы в раздумье, и вдруг быстрыми шагами отправился прямо к Крымскому Броду. На дороге он зашел на двор дома, к которому пристроивался флигель, и вынес оттуда два кирпича под мышкой. От Крымского Брода он повернул по берегу, дошел до одного места, где стояли две лодочки с веслами, привязанными к колышкам (он уже заметил их прежде), и вскочил в одну из них вместе с Муму. Хромой старичишка вышел из-за шалаша, поставленного в углу огорода, и закричал на него. Но Герасим только закивал головою и так сильно принялся грести, хотя и против теченья реки, что в одно мгновенье умчался саженей на сто. Старик постоял, постоял, почесал себе спину сперва левой, потом правой рукой и вернулся, хромая, в шалаш.

А Герасим все греб да греб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней. Он бросил весла, приник головой к Муму, которая сидела перед ним на сухой перекладинке – дно было залито водой, – и остался неподвижным, скрестив могучие руки у ней на спине, между тем как лодку волной помаленьку относило назад к городу. Наконец Герасим выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму, поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее… Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки… Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали они о бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги».

Здесь же происходит и действие другого тургеневского произведения – «Первая любовь»: «Мы проехали по всем бульварам, побывали на Девичьем поле, перепрыгнули через несколько заборов (сперва я боялся прыгать, но отец презирал робких людей, – и я перестал бояться), переехали дважды чрез Москву-реку – и я уже думал, что мы возвращаемся домой, тем более что сам отец заметил, что лошадь моя устала, как вдруг он повернул от меня в сторону от Крымского броду и поскакал вдоль берега. Я пустился вслед за ним. Поравнявшись с высокой грудой сложенных старых бревен, он проворно соскочил с Электрика, велел мне слезть и, отдав мне поводья своего коня, сказал, чтобы я подождал его тут же, у бревен, а сам повернул в небольшой переулок и исчез. Я принялся расхаживать взад и вперед вдоль берега, ведя за собой лошадей и бранясь с Электриком, который на ходу то и дело дергал головой, встряхивался, фыркал, ржал; а когда я останавливался, попеременно рыл копытом землю, с визгом кусал моего клепера в шею, словом, вел себя как избалованный pur sang (конь чистокровной породы – фр.). Отец не возвращался. От реки несло неприятной сыростью; мелкий дождик тихонько набежал и испестрил крошечными темными пятнами сильно надоевшие мне глупые серые бревна, около которых я скитался. Тоска меня брала, а отца все не было. Какой-то будочник из чухонцев, тоже весь серый, с огромным старым кивером в виде горшка на голове и с алебардой (зачем, кажется, было будочнику находиться на берегу Москвы-реки!), приблизился ко мне и, обратив ко мне свое старушечье, сморщенное лицо, промолвил:

– Что вы здесь делаете с лошадьми, барчук?»

Не удивительно – Иван Сергеевич частенько и подолгу гостил у своей матери, в особняке на улице Остоженке (см. «Прогулки по старой Москве. Пречистенка»)

* * *

Несмотря на все усилия, практически каждую весну Москва-река выходила из своих берегов, нанося городу нешуточные разрушения. Самой крупной катастрофой было наводнение 1911 года (о нем мы писали в книге «Прогулки по старой Москве. Ордынка). Но и в другие годы москвичам приходилось несладко. Вот, например, описание ледохода 1913 года, сделанное репортерами газеты «Раннее утро»: «За вчерашний день Москва-река сильно прибыла.

К 6 час. вечера у Бабьегородской плотины воды было 8 аршин 11 вершков. За один вчерашний день вода поднялась на 2 арш. 13 вершков.

Такой большой подъем воды ожидался.

Третьего дня еще было получено с «верховьев», – из Можайска и Звенигорода – сообщение, что там сильно бушует река.

Экстренно были приняты меры для «встречи» воды.

В опасных местах были заготовлены лодки. Ожидали, что придется поднять на каланчах белые флаги – извещение о близком наводнении.

Но к вечеру выяснилось, что опасаться наводнения пока нечего.

С 3 часов дня дальнейшая прибыль воды прекратилась.

До уровня, когда Москва-река может выйти из берегов, еще осталось больше сажени.

Река выходить из берегов и начинает заливать набережные, когда вода у Бабьегородской плотины достигает отметки 4 саж., т. е. прибыль воды выразится в 3,16 саж.

Сейчас же прибылой воды пока немного более 2 саж.

Вчера, наконец, до Москвы дошел большой лед.

Лед шел сплошной массой почти без перерывов.

Ледоход причинил не мало бед. Откуда-то льдом были сорваны две большие баржи с сеном и бочонками. Несколько смельчаков устроили погоню за ними, но безрезультатно: сильным течением баржи понесло вниз.

Не было недостатка и в курьезах.

На большой льдине плывет петух. Публика с моста живо интересуется – избежит ли благополучно «быков» моста ледяное судно, на котором петух совершает свое невольное путешествие.

Минута – и льдина с петухом благополучно проходить под мостом.

Публика довольна…»

Там же была помещена еще одна заметка, посвященная все тому же событию: «Среди любопытных, усеявших набережные и мосты, не мало было рыболовов.

С одним из таких любителей, 19-летним юношей Предковым, произошел случай, чуть не стоивший ему жизни.

Он стоял на большой льдине у берега у Устьинского моста и удил рыбу. Вдруг льдину оторвало, выбросило на средину реки, закружило, а затем, в числе других с бешеной быстротой понесло по реке. Оставшийся ан льдине рыболов отчаянно кричал о помощи.

Когда льдину домчало до Краснохолмского моста, она вдребезги разбилась об устои его. Юноша упал в воду. На берегу у очевидцев вырвался крик ужаса. Все считали несчастного рыболова погибшим.

На помощь утопавшему бросился матрос Огурцов и с опасностью для собственной жизни спас его.

Публика на берегу устроила спасителю овацию».

* * *

Случалось, впрочем, что Москва-река не только разливалась, но и – во что трудно поверить – горела. Вот что писала газета «Столичная молва» в 1911 гожу: «Вчера произошел редкий по обстановке пожар в Симоновой слободе. Горела… Москва-река. В третьем часу ночи, служащие керосинового товарищества «Волга», спустили в Москву-реку воду из керосинового бака. Благодаря небрежности служащего стекло до 5 тыс. пудов керосину. Кто-то «пошутил» и бросил в воду зажженную спичку. Плававший керосин моментально вспыхнул и огненный ураган понес по Москве-реке, уничтожая все на своем пути. Дойдя до завода Вестингауза, огненный столб, вышиною до 40 саж., уничтожив целую систему береговых укреплений, охватил водонапорную будку 12 саженой высоты находящуюся в 25 саж. над уровнем реки. Одновременно загорелся заводской корпус Вестингауза, в котором находилось паровое отопление. Прибывшие к вызову шесть частей быстро сбили огонь.

Здания застрахованы. Убыток значительный. Сгорела также пристань москворецкого пароходства у завода Бари».

Во второй половине 1920-х годов году прямо на Москва-реке, рядом с Крымским мостом было сооружено нечто, напоминающее скромный современный аквапарк. Это сооружение называлось Водной станцией, и принадлежало обществу «Динамо».

Собственно, ничего особенного там не наблюдалось. Центральную часть станции занимал бассейн с пронумерованными дорожками. Всего их было шесть. С одной стороны бассейна – вышка. С другой – тоже вышка, но снабженная желобом для спуска в воду. Однако же для Москвы того времени это было весьма кстати. Здесь с удовольствием тренировались любители плавания, а зеваки глядели на соревнования пловцов и пловчих. Тут же действовало и кафе.

Участвовала эта станция и в культурной жизни Москвы. Один из мемуаристов вспоминал о событиях 1928 года: «16 августа на Москве-реке в районе водной станции „Динамо“ (у Крымского моста) состоялся впечатляющий ночной карнавал. Река горела множеством огней, шумела тысячами голосов, все вокруг радовалось и веселилось. Фейерверки, прожекторы, иллюминированные пароходы и пароходики, бесчисленные лодки и моторные катера создавали незабываемую феерию. Толпы людей заполняли не только берега от Берсеневской набережной до Парка культуры, но и мост, и прилегающие к реке улицы. На плотах – рестораны, оркестры, выступления артистов, игры и пляски. В центре – поднимающаяся из воды гигантская фигура физкультурника, поражающего копьем „зеленого змия“».

Наивные «агитки», разумеется, не действовали.

Станция просуществовала до Великой Отечественной войны, после чего на этом месте обустроили причал для прогулочных теплоходов.

* * *

А в 1930-е годы набережные Москва-реки преобразились. Они получили гранитные берега, что зафиксировало русло водоема, но сделала практически невозможным выход к воде обычных обывателей.

Впрочем, для купальщиков оставили специальные места. Одно из них располагалось в ЦПКиО имени Горького. Василий Аксенов так описывал его в романе «Москва Ква-Ква»: «Нынче, в двадцать первом веке, даже активисты «Гринписа» в самом сладком сне не могут вообразить, как чисты были воды этой реки в 1952 году. Работы по загрязнению в те времена еще не начались, а если уже и начались, то публика этого не подозревала. То тут, то там в городской черте с наступлением жары возникали весьма привлекательные на вид купальни, ну а центром купального сезона, разумеется, становились длинные гранитные ступени ЦПКиО им. Горького, уходящие прямо в воду.

Обнаженный до допустимых в те времена пределов народ стоял, сидел и лежал на этих ступенях. Введенная тогда унификация публики по отраслям деятельности в купальнях, естественно, отсутствовала, так что нельзя было, скажем, отличить дипломата от юриста, горняка от железнодорожника, финансиста от офицера МВД…

Девы, матроны и старухи социалистического общества береглись от взглядов мужчин, закрывая молочные железы и межножие плотной тканью трусов и грудодержателей. Иной раз, впрочем, среди них мелькали и предметы интимного, то есть манящего, обихода, так называемые «комбинации» на бретельках и с кружевными каемочками. Носительницы этих едва ли не прозрачных одежд подвергались молчаливому, а порой и чрезвычайно шумному, крикливому, с матерком, осуждению. Что касается сильного пола, то он в купальнях просто-напросто стягивал брюки и оставался в длинных черных, так называемых «семейных» трусах. Никому и в голову не приходило, что этот всесоюзный товар предвосхитил модные, чуть выше колен шорты. Народ помоложе между тем подвязывал скротум полоской сатина с тесемками на боку, так называемыми «плавками».

В наши дни, конечно, ничего такого не возможно в принципе.

Пропитание для военнослужащих

Здание Провиантских складов (Зубовский бульвар, 2) построено в 1831 году архитектором Ф. Шестаковым по проекту архитектора В. Стасова.

Здание Катковского лицея, расположенного рядом с мостом, на внешней стороне Садового кольца было описано нами в книге «Прогулки по старой Москве. Пречистенка». Следующий же памятник архитектуры и истории, стоящий на противоположной стороне Остоженки – так называемые Провиантские склады, памятник архитектуры послепожарной Москвы. Кстати, хранили здесь не только и не столько продуктовые запасы, сколько всевозможное армейское имущество».

Собственно, первоначальный проект, выполненный архитектором Стасовым в 1921 году, к Москве не имел никакого отношения. Это был та называемый «типовой проект» – сооружать по нему провиантские склады можно было в любом городе России. Впрочем, для первопрестольной столицы проект был переделан.

В 1831 году объект был в основном принят заказчиком, но какие-то работы продолжались и позднее. Один из источников, в частности, сообщает: «Строительные работы продолжались пять лет с 1830 по 1835 год. Весной 1835 года была произведена побелка всех корпусов. Ограды, двери, ставни и решетки были выкрашены черной краской на вареном масле, крыши, желобы и водосточные трубы покрасили в красный цвет».

Не удивительно, что оформление выполнено в стиле триумфа Победы – в то время, на волне патриотического подъема этот стиль активно использовался в России вообще и в Москве в частности. Путеводитель по Москве издания братьев Сабашниковых так описывал это великолепие: «Прямо на противоположной стороне – огромное изящное и строгое здание – Провиантский магазин московского интендантства, построенный архитектором Д. Жилярди в 30-х годах (вензель императора Николая I на решетке). Фасад здания очень прост; поразительно красива монументальная красная решетка, литая из чугуна: колонны в форме ликторских фасц со вложенными в них секирами, острые пики, внизу медальоны, по сторонам ворот военные доспехи.

Вдали виден Крымский мост, куда спускаются трамваи, идущие в Замоскворечье. Мы сворачиваем влево и идем вдоль фасада Провиантского склада… Обратим внимание на литые чугунные тумбы вдоль здания».

Искусствовед М. Ильин восхищался: «По лаконизму своих могучих форм, по силе архитектурного образа, по выразительности каждой детали эти здания не знают себе равных. Может показаться, что автор стремился ограничить себя лишь самыми элементарными и скупыми приемами. Однако, применяя относительно небольшое количество архитектурных средств, он не только придал каждой детали необычайное совершенство, но и сумел, варьируя их местоположение, добиться исключительной монументальности и мудрой полноты архитектурной композиции. Проследите, где и как использован руст, имитирующий кладку в обработке стен, как размещены оригинальные лепные венки, каким образом построены дверные проемы и какова роль больших полукруглых окон над ними! Здесь все обдумано, все учтено. Показательно, что высокая выразительность архитектуры Провиантских складов достигнута без обычных для того времени колонн; в завершении корпусов применен лишь дорический архитрав с его характерными деталями. Провиантские склады – одно из лучших зданий московского классицизма первой трети XIX века».

Академик же Алексей Щусев писал: «Простота архитектурного решения здесь не знает себе равной. Немногочисленные детали убранства прорисованы с исключительным совершенством. Три здания складов, несмотря на тривиальную форму участка, образуют неразрывное единство. Можно смело сказать, что эта группа сооружений чисто утилитарного порядка, окрашенная в простой белый цвет, – одна из лучших в архитектуре Москвы

В советское время здание было передано правительственным гаражам, а в наши дни здесь размещается Музей Москвы.

Рядом же (дом 4) – здание, построенное для пресс-центра летней Олимпиады 1980 года. архитектором И. Виноградским. В чем-то оно перекликается со старыми Провиантскими складами. Во всяком случае, именно эта задача ставилась перед авторами проекта.

Роскошная резиденция госпожи Дерожинской

Жилой особняк (Кропоткинский переулок, 13) построен в 1904 году архитектором Ф. Шехтелем.

Параллельно Зубовскому бульвару внутри Садового кольца идет Кропоткинский переулок. В нем обращает на себя внимание особняк, построенный в стиле московского модерна. Основателем и вдохновителем этого стиля был Федор Осипович Шехтель. Именно ему принадлежит и авторство этого незаурядного дома. Он же проектировал и мебель, частично сохранившуюся до наших дней.

Росписи стен заказали Виктору Борисову-Мусатову. Однако здесь вышел конфуз. Художник писал: «Моя фреска потерпела фиаско. Сделал я четыре акварельных эскиза, и они всем очень понравились… Владелица же палаццо, где нужны эти фрески, благородно ретировалась, предложив за них гроши».