– А можно ваши книжные иллюстрации посмотреть? – спросила я.
– Конечно. – Колесов отошел за ширму и вернулся со стопкой рисунков, разложил на столе. Иллюстрации были превосходные. Гена абсолютно прав: Колесов отменный график.
Выпили еще, заговорили о современной живописи, о местных делах, о каком-то Самойлове, который недавно покончил с собой: прыгнул в пролет лестницы – и насмерть. А с чего бы? Ну, притесняли его как абстракциониста во время оно, так это давно было. Теперь у него карьера в рост пошла, выставка персональная состоялась, имя зазвучало. И вдруг ни с того ни с сего совершил суицид. Непонятно. Хотя, поговаривали, будто весь последний год депрессия у него была страшная.
За разговорами время летело незаметно. Говорили, в основном, мужчины, я только слушала и мотала на ус. Когда еще услышишь подобные откровения о подковерной жизни союза художников, если не за бутылкой вина? «Что у трезвого на уме, у пьяного на языке».
Портвейн между тем закончился, и Колесов настойчиво подвигал Гену сбегать в ближайший гастроном за добавкой, однако тот артачился: назавтра у него намечалось важное совещание. Наконец Гена поднялся и отправился в прихожую по надобности. Недолго думая, с тем же интенсивным напором Колесов тотчас переключился на меня: и понравилась-то я ему, и портрет он мой напишет, а еще лучше – обнаженную Венеру. Напор у него был поистине дикарский, и я сначала вежливо, а потом и не очень, уворачивалась от его ухаживаний в прямом и переносном смысле. Как только Гена вернулся, я заявила, что жутко спешу, ухватила его за рукав и потащила вон, на ходу прощаясь с Колесовым. Тот вцепился в меня, как клещ, не желал выпускать желанную добычу из своих лап, и убеждал Гену оставить меня у него – словно я была не живой человек, а неодушевленная кукла. Ух, и разозлилась я тогда!.. Уже на улице, будучи на взводе, попеняла Гене, что оставил меня наедине с Колесовым, который нагло ко мне приставал. На что мой приятель едва ли не с гордостью заявил: ну такой уж у него темперамент, настоящий мужик. Видно ты ему сильно понравилась, а ухаживать он не умеет.
Моему возмущению подобным проявлением мужской солидарности не было предела. Тогда Гена миролюбиво пояснил, что он всегда такой заводной – и без тормозов. А в качестве иллюстрации поведал следующую историю. Ранней весной этого года – снег тогда еще не сошел – Колесов вот так же с кем-то выпивал, причем, не один день. В это время он находился в крайних контрах с одним известным художником, черт его знает по какому поводу. Хотя, надо отметить, Колесову присуще находиться с кем-нибудь в контрах и безо всякого повода. В тот день, будучи в основательном подпитии, он вдруг припомнил все, причиненные ему этим человеком, обиды и отправился «бить Ваську». И если бы он просто пошел в мастерскую к Василию Знаменскому, которая находится на той же улице через три дома, это еще ничего, как-нибудь разобрались между собой. Но вся соль именно в том, что отправился он совершенно голый и босой, по хорошему морозцу. Из всей одежды на нем красовалась только казацкая фуражка, а в поднятой руке он гордо нес шашку наголо. С ходу, без объявления «войны», набросился на дверь, ведущую в мастерскую своего врага, и с яростными воплями принялся рубить ее шашкой. Закончилось это вполне предсказуемым образом: Колесова увезли в психушку. Впрочем, через неделю отпустили.
Некоторое время я переваривала услышанное, потом сказала: «Да. Впечатляет».
– Такая вот замечательная история.
– И что, он прямо так и маршировал по улице с шашкой наголо и без ничего?
– Прямо так и маршировал.
Я живо представила себе эту невообразимую картину и не удержалась от смеха. Гена рассмеялся следом. А я уже хохотала во весь голос и никак не могла остановиться. Перед глазами, словно вживе, маячил голый Колесов, размахивающий шашкой. Прохожие с любопытством оглядывались на меня. Я честно старалась сдержаться, но хохотала только сильнее, до слез, до икоты, пока не обессилела окончательно и буквально не повисла на плече у своего мужчины. Совершенно голый и с шашкой наголо…
Октябрьская погода к прогулкам на свежем воздухе не располагала: то дождь, то снег, то ледяной ветер, то все эти прелести вместе. Даже не верилось, что порой до самого ноября у нас может длиться настоящая золотая осень. Мы шли к остановке троллейбуса, а под ногами смачно чавкало снежное месиво с водой пополам. Ботинки мои быстро промокли, и когда Гена предложил поехать к нему – я без раздумий согласилась. Из будки телефона-автомата позвонила маме, предупредила, что переночую у подруги. Не знаю, насколько она верила моим россказням, но допросов с пристрастием пока не устраивала.
Переступив порог его квартиры, я сбросила насквозь промокшие ботинки и, боясь подхватить простуду, в ультимативной форме потребовала горячего чаю с медом. После чего на десерт мы занялись любовью, и длилось это часа четыре, пока оба совершенно не выдохлись. Мой страстный партнер тотчас заснул, а я пребывала в удивительно приятном состоянии чувственного удовлетворения и полной расслабленности – почти нирвана. Все-таки он исключительный любовник, думалось мне. Не будь так плотно женат, возможно, мои чувства переросли бы в нечто большее. Но его брак и намечавшийся младенец совершенно исключали для меня подобный вариант.
Пока он спал, негромко похрапывая и порой бормоча что-то невнятное, я обернулась простыней на манер римского сенатора и рассматривала альбомы со сделанными им снимками уходящей натуры Новосибирска. Деревянные дома с причудливой резьбой наличников, разнообразные деревянные коньки на крышах, витые железные украшения на воротах, забавные фантазийные флюгеры. Прекрасные, профессиональные кадры.
Самое первое посещение его квартиры, когда мы еще только приглядывались друг к другу, запомнилось мне собственным волнением и его немного хвастливым заявлением относительно наружности супруги. В подтверждение своих слов, он показал мне ее фотографическую карточку, где она выступала в облике русской красавицы, с накинутым на плечи ярким цветастым платком. Снимок был сделан с любовью, помещен в красивую рамку и висел на стене на самом видном месте. Гена искренне восхищался ее внешностью, чего делать в моем присутствии точно не стоило. К тому же, наши вкусы относительно женской красоты явно не совпадали. Если он видел на фото настоящую Царевну-Лягушку, то я – просто лягушку, объемную тетеньку лет тридцати с гаком, русоволосую, с широким лицом, выражение которого меня сразу насторожило. Про себя я тогда подумала, что его избранница внешне, конечно, ничего, даже по-своему симпатичная, но при этом дамочка хищная, эгоистичная и любит только себя. Вслух, однако, своими мыслями делиться не стала, еще подумает, что ревную. Впоследствии выяснилось, что интуиция меня не подвела. Обменяв его трехкомнатную квартиру на свою родную Рязань, она через пару лет его бросила, разменяв при этом квартиру. Бывшему супругу досталась малогабаритная однушка. Это была его вторая по счету жена и второй ребенок. А впереди, в туманной дали, уже маячили третья и четвертая.
Иногда, листая свой старый фотоальбом, я натыкаюсь на сделанные когда-то Геной в Центральном парке снимки и испытываю ностальгическое чувство по тому неповторимому времени, по той себе, прелестной своей молодостью и беззаботностью. Подолгу разглядываю эти фотографии, погружаюсь в них настолько, что даже начинаю ощущать июльскую жару того дня, запахи нагретой травы, в которой сижу слегка поджав ноги и чуть запрокинув голову. Чувствую, как пробивающиеся сквозь листья деревьев солнечные лучи ласкают мое лицо. А игра света и тени рождает удивительную атмосферу нежности, хрупкости и быстротечности момента, который фотографу удалось запечатлеть на тех давних кадрах.
Ах, время, время! Бессердечная и неуловимая субстанция, пронзающая все и вся. Иногда его словно бы не существует вовсе. Но подчас оно срывается в галоп, и ты с болезненной остротой ощущаешь, как резво укорачивается твоя жизнь. По пятницам мы по-прежнему собирались у Натали. По-прежнему Таша и Сержик находились то в состоянии нежной влюбленности, то в очередных контрах. Вернее, контры воображала себе Таша, неизменно драматизируя события. Хотя все объяснялось достаточно прозаично: Сержику периодически надоедали звонки Таши, пытавшейся держать его на коротком поводке, и он накрывался медным тазом. Возможно, просто отдыхал от навязчивой подруги, а возможно, заводил роман на стороне – кто знает?
Юрик очень редко пропускал наши заветные пятницы. Он явно продолжал неровно дышать к Натали, и только делом времени было, когда он, наконец, осмелится сделать ей предложение. Однако вполне законный вопрос: готова ли к этому она? – пока безмолвно повисал в воздухе. Не исключено, что Юрик уже слишком долго с этим тянул и упустил свой шанс.
В матримониальном плане мужчины в корне отличаются от женщин. Влюбленная женщина как можно скорее стремится узаконить отношения с избранником, тогда как мужчина обычно откладывает окончательное решение на потом, подсознательно надеясь, что все как-нибудь само собой рассосется. Закон этот, конечно, не всеобщий; многое зависит от характера индивида. Если Таша спала и видела, как бы поскорее расписаться с Сержиком, то Натали, почувствовав, что мужчина в нее влюблен и вот-вот сделает предложение, всячески избегала решающего момента. И если увернуться от объяснения в любви все-таки не удавалось, старалась отказать потенциальному жениху как можно мягче и деликатней. В целом, желание создать семью у мужчин возникает позднее, чем у женщин. Но однажды у них в жизни наступает период, когда они страстно желают найти свою половинку. В этот момент их можно брать «тепленькими». Потому что именно в такие моменты они ничего не соображают и скоропалительно женятся черт знает на ком – лишь бы жениться, – что в недалеком будущем приводит к вполне закономерному результату – разводу. В брачную лотерею случайно не выигрывают.
Проводить время в умных беседах под рюмку вина в пятничном салоне Натали было весьма приятным и познавательным занятием, однако мы были молоды и полны нерастраченных сил, которые стремились вырваться на свободу. Полностью раскрепоститься на природе – что может быть лучше?.. Короче, активный отдых был нам не чужд. Летом устраивали пикники на Оби, целыми днями купались и загорали. Осенью нас захватывал азарт грибной охоты: ничего вкуснее собранных тобой грибов, зажаренных на сковороде с лучком и сливочным маслом, на земле просто не существует. Зимой отправлялись на лыжную базу в Заельцовский бор, где в те годы за умеренную плату можно было оставить верхнюю одежду, подобрать себе лыжные ботинки по размеру и – вперед! – с хохотом и гиканьем, в зимний, сказочно прекрасный лес.
Выезжали утром, но не слишком рано: в ноябре-декабре светает поздно. Около одиннадцати часов уже топтались на легком морозце на площади Калинина, ожидая семнадцатый автобус. Зачинщиками этих поездок, их движущей силой обычно становились мы с Натали. Как правило, нас сопровождал верный Юрик, иногда присоединялась и Таша. И вот что удивительно, в девяти случаях из десяти, откуда ни возьмись – словно черт из табакерки – в пятницу возникал кто-либо из старых или недавних знакомых, тоже жаждущих кататься на лыжах. Сержик съездил с нами только раз – и завязал. Подозреваю, его не вдохновлял сухой закон, который мы негласно соблюдали в зимнем лесу.
На предпоследней остановке высаживались из автобуса и по петляющей в заснеженном лесу тропинке добирались до лыжной базы. Сдавали в гардероб зимние пальто и оставались в лыжных костюмах; тщательно выбирали себе лыжи, примеряли по несколько пар ботинок – очень важно, чтобы были по ноге, впору. Высыпали гурьбой из натопленного нутра деревянного здания базы на улицу, цепляли лыжи к ботинкам, и вот она – безусловная свобода. Вдохнуть полной грудью морозный воздух и – бегом по накатанной лыжне вглубь леса. Ощущение бодрости, всплеск энергии и восторга. Лыжи легко скользят по снежному насту – кажется, что уже летишь над землей. А вокруг… ну, да – сказочная феерия. Деревья в пушистом инее, голубоватые снежные шапки на еловых лапах, снег сверкает на солнце мириадами искр. Рождественская идиллия с цветной открытки, да и только. И морозный лесной воздух, который хочется черпать ложкой, которым дышишь – не надышишься. Мы гуськом бежим друг за другом, нагоняя, отставая, перегоняя лидеров, пихаясь и толкаясь, падая в снег и хватая протянутую руку, чтобы снова подняться на ноги. Хохочем, перекрикиваемся, но никто никого не слышит и не слушает. Общий душевный подъем объединяет и наполняет детской радостью. В город возвращаемся затемно, усталые, довольные, счастливые. Разбредаемся по домам и падаем в кровать. До чего же жить хорошо!..
С середины декабря Юрик стал появляться в нашей компании все реже и реже: начал готовиться к госэкзаменам. Обучавшийся на дневном отделении Сержик, вследствие пропусков занятий, многочисленных хвостов и тотального игнорирования учебного процесса, вообще, едва не вылетел из института. Его студенческая судьба висела на волоске, но, в конечном итоге, ему повезло – удалось перевестись на вечерний факультет. Везение его материализовалось в облике Таши, благодаря титаническим усилиям которой он все-таки остался в институте. Дело в том, что с легкой руки папы-декана она теперь служила преподавателем на кафедре научного коммунизма в том самом строительном институте, где бил баклуши Сержик. Случайность? Безусловно. И счастливая фортуна Сержика. Ибо теперь она вела у него семинары по политэкономии социализма. Всерьез перепугавшись, что его отчислят, она стояла у него над душой, заставляя заниматься, договаривалась с преподавателями о пересдаче экзаменов, увещевала не сдаваться, а потом буквально за руку таскала нерадивого любовника сдавать хвосты. И когда после долгих мытарств Сержика все же оставили в институте, разрешив перевестись на вечерний факультет, наконец, вздохнула свободно.
Наша жизнь была настолько разнообразной, до отказа наполненной событиями и любовью, что в суете дней мы даже не заметили, как наступило 31 декабря. Новый год на носу, а у нас ничего не готово!.. Срочно созваниваемся и решаем, кто чего и сколько съедобного с собой принесет – не вешать же все на Натали. Тем более, это бесполезно: она умеет готовить только яичницу, ну, в самом исключительном случае пожарит картошку.
Будучи человеком ответственным, ровно в двадцать ноль-ноль я уже входила в подъезд Натали. К счастью лифт работал. Оказавшись в прихожей и стряхнув с одежды снег, быстро разделась, прошла на кухню и попросила фартук, чтобы вплотную заняться салатами, селедкой и прочими закусками. «На горячее будет тушеный гусь, мама приготовила!» – крикнула из комнаты Натали, неспешно приводя себя в порядок и наряжаясь к приходу гостей. Бусы, браслеты, серьги, – все яркое и праздничное. И открытое платье в пол.
Таша позвонила в дверь в начале десятого, вся в снегу с ног до головы, похожая на снегурочку в своей модной короткой шубке и пушистой меховой шапке. «Такая метель!» – бодро заявила с порога. Сняла и отряхнула от снега верхнюю одежду, так что под ногами сразу образовались лужицы, которые с ворчанием вытерла Натали. Раздевшись, Таша тотчас потребовала кофе для восстановления сил, ибо добираться по заснеженному городу пришлось пешком: автобусы, троллейбусы и прочий транспорт увязал в сугробах и почти не ходил. Сварили и выпили кофе, потом принялись накрывать на стол, при этом болтая без умолку. Таша артистично и с юмором представляла, как заставляла Сержика учиться, звонила ему домой, проверяя, на месте ли ее нерадивый студент, или уже куда-нибудь слинял. Сама не думала, что могу быть такой стервой, удивлялась она. Стояла у него над душой, пока не спихнул все зачеты и экзамены.
– Кстати, самый последний экзамен, по научному коммунизму, принимала у него лично я, – скромно сказала она.
– Неужели выдержал? – Ехидно поинтересовалась Натали.
– А ты как думаешь? – серьезно сказала я. И мы дружно рассмеялись.
– Между прочим, Юрик тоже все экзамены сдал, – сообщила Натали. – Вчера звонил и обещал явиться – жаждет со всеми увидеться.
– Ну, правильно, – заметила я, – его уже недели три не было.
– Учится человек, занимается, не то, что некоторые, – поучительно сказала Натали. – После зимних каникул примется корпеть над дипломом.
Тут в дверь снова позвонили, и перед нами – лёгок на помине – предстал Юрик собственной персоной. Тоже в снегу с головы до пят, однако оживленный и радостный. Обозрев очередного «снеговика» и возмущенно фыркнув, Натали в прихожую его не пустила, а выдала веник и заставила отряхиваться в коридоре. Само собой, дверь напротив тотчас приоткрылась, и показалась любопытствующая соседка.
– С наступающим, тетя Нюра! – С сарказмом поздравила ее Натали.
– И вас также! – Отозвалась тетя Нюра, ничуть не смутившись. – Чо, гулять будете?
– Обязательно, – подтвердила Натали, за рукав втащила Юрика в квартиру и захлопнула дверь. – Вот ведь чертова баба! – произнесла в сердцах. – Ну, неужели ей нечем заняться?!
Вопрос явно был риторическим и повис в воздухе. Юрик втиснул пальто на вешалку и вслед за нами прошел в комнату.
– Хотел раньше подъехать – весь транспорт стал намертво. От площади Ленина пришлось пешком топать, – сказал Юрик. – По дороге в гастрономе советское шампанское взял. Очередь аж на улице начиналась!..
– Да-а… погодка… настоящий буран, – подтвердила Таша. – Я тоже пешком шла. Сержик обещал подъехать к девяти, а уже почти десять. Надо же еще старый год успеть проводить!
Пребывая в ожидании своего избранника, Таша, как всегда, сильно нервничала, и когда внезапно заверещал дверной звонок, вздрогнула и опрометью бросилась открывать. Наконец-то он, ее любимый мужчина!.. И сразу следом – Миша и Николай. Миша появился в нашей компании сравнительно недавно. Как-то раз его привел с собой Юрик, за которым водилась дурная привычка завязывать знакомства на улице, и потом тащить нового друга к кому-нибудь в гости. По случаю, Миша оказался неглупым молодым человеком со стремлением к просвещению и в нашей компании задержался. Высшего образования у него не было. После детдома окончил техникум и сразу угодил в армию. Служил на подводной лодке и очень интересно и красочно рассказывал о походах, в которых принимал участие – именно тогда ему удалось побывать с дружеским визитом в нескольких зарубежных странах. Большим плюсом было то, что он неплохо бренчал на гитаре и приятным баритоном исполнял душевные песни из военного и городского фольклора. Натали относилась к нему немного покровительственно. Ему же явно импонировало, что он общается с такой образованной и воспитанной дамой, которая дает ему интересные книги и ненавязчиво обучает хорошим манерам. Был он моложе нас лет на пять, но уже обзавелся любимой девушкой (из того же детского дома), на которой впоследствии счастливо женился.
Старый год таял на глазах – и надо было проводить его с почестями. Девушки накрыли на стол, и все расселись, кто как сумел: из сидячих мест в комнате имелись только софа, два кресла и табуретки из кухни. Ничего, в тесноте да не в обиде! Настроение было приподнятое. Наступления следующего года всегда ожидаешь с радостным энтузиазмом – кажется, будто именно в этом году с тобой произойдет нечто неожиданное и обязательно хорошее. Так уж мы, люди, устроены. В качестве хозяйки дома Натали провозгласила первый тост «за год уходящий, который, в общем-то, был снисходителен к нам» – нежно звякнули хрустальные бокалы – и понеслось.
Пьяненькие и веселые, приветствовали Новый год выстрелами пробок шампанского и громкими воплями. Погасили свет, зажгли бенгальские огни и с наслаждением глотали холодное шипучее вино, радостно чокаясь, смеясь, перешучиваясь. Конечно же, наступивший год непременно будет для всех счастливым и удачным – а как иначе? Допили шампанское, отведали наготовленных яств, разлили по бокалам вино и водку и по требованию трудящихся снова выпили и закусили оливье, селедочкой с луком и шпротами. Праздничная атмосфера продуцировала собственную реальность: привычное время перестало существовать, то ли вовсе остановилось, то ли ускорилось настолько, что не догнать; всё вокруг стронулось с места, закружилось, взвихрилось и превратилось в один мажорный красочный калейдоскоп.
Накопленная энергия требовала выхода. Сначала отплясывали шейк, потом поставили русскую плясовую. Миша вприсядку пошел по кругу, к нему тотчас присоединилась Таша и поплыла, поплыла плавно, помахивая платочком, выступая, будто пава. Оба заслужили аплодисменты. Немного отдышавшись, Миша взял в руки гитару; я попросила его сыграть цыганочку с выходом. Накинула на плечи яркий павлово-посадский платок и для начала мягким скользящим шагом прошлась по комнате, сначала медленно и плавно, затем все быстрее и быстрее, вслед за ускорявшейся заводной мелодией. Невольно подпав под зажигательный ритм цыганочки, Николай не удержался, хлопнул себя по колену и подлетел ко мне. Остальные образовали круг и дружно хлопали в ладоши. На сумасшедшем темпе, измотав нас окончательно, гитара издала последний стонущий аккорд – и мелодия оборвалась. Разгоряченная, я без сил упала на софу. Аплодисментов и восторженных криков «браво» нам с Николаем тоже перепало с лихвой. Пока мы пытались отдышаться, Натали поставила на проигрыватель аргентинское танго. Сержик подхватил Ташу, Юрик – Натали, и они разыграли настоящее танцевальное шоу с роковыми страстями. В конце концов, Сержик переусердствовал с пантомимой, не удержал Ташу, и она шлепнулась на ковер. К счастью, не ушиблась. Хохотали все, в том числе сама Таша.
Скоро общий порядок расстроился окончательно. Кто-то продолжал самозабвенно танцевать, другие общались между собой, пили вино, сок, коктейли, выходили на кухню покурить. Я откинулась в кресле, потягивала сухое вино и созерцала происходящее, словно со стороны. Юрик нашел пластинку с медленным вальсом, завел ее и церемонно пригласил меня на тур танца. Николай танцевал всех дам по очереди, да и остальные постоянно менялись партнерами и партнершами – Новый год!..
Мой бой-френд Гена на праздники уехал к жене в Рязань, я была совершенно свободна и чувствовала себя прекрасно. Человек он, без сомнения, интересный и неординарный, не говоря уже о том, что любовник роскошный. Единственный недостаток – прирожденный Казанова, если, конечно, для мужчины с такими природными данными это недостаток. И все же чего-то мне в нем не хватало, возможно, той доли сумасшедшинки, без которой человек кажется пресным и, в конце концов, надоедает.
Щеки у меня горели, можно спички зажигать, и я вышла освежиться на кухню. Форточка была широко распахнута, морозный воздух туманом опускался на пол, неся прохладу – ах, как хорошо… Немного остыв, закурила сигарету. Скоро забежала Таша и тоже закурила, однако, сделав несколько затяжек, загасила сигарету в пепельнице и снова поспешила в комнату. Весь вечер она не отходила от своего Сержика ни на шаг и глядела на него глазами преданной сторожевой собаки, дескать – моё! – попробуй, тронь! Впрочем, на нас с Натали ее ревность пока не распространялась, да мы вроде бы и повода не давали.
А ведь, пожалуй, зря Таша с нами расслабилась, подумала я, проводив ее взглядом. В последнее время Сержик подозрительно сблизился с Натали: заезжал к ней гости распить бутылочку-другую, потом звонил своей боевой подруге – она тотчас бросала все дела и приезжала. И хотя это выглядело достаточно естественно: друзья и все такое прочее, мне представлялись подозрительными столь тесные дружеские узы. Натали женщина обаятельная, и Сержик, уверена, посещал ее не просто так, а с задней мыслью когда-нибудь залезть к ней в постель. Возможно, он даже не задумывался об этом, однако мужское подсознание настаивало: если в ареал твоего обитания попала интересная женщина, она должна принадлежать тебе. Похоже, в Ташину голову подобный расклад не приходил, а просвещать ее на этот счет я не собиралась: себе дороже, только подругу потеряешь. Но самым неприятным было то, что Сержик и мне делал определенные реверансы. И хотя для меня, как для Ташиной подруги, это было совершенно неприемлемо с моральной точки зрения, для меня, обычной земной женщины, это выглядело весьма привлекательно: мощной мужской энергии Сержика трудно было противостоять.
Много лет подряд у нас существовал негласный ритуал, который никогда не обговаривался и, тем не менее, исполнялся неукоснительно. В новогоднюю ночь, невзирая на любые погодные катаклизмы, нужно было непременно побывать на улице. Под восторженные женские крики торжественно раскупоривалось шампанское, зажигались бенгальские огни и хором призывался Дед Мороз, который почему-то никак не желал являться; разве что под всеобщий хохот, невесть откуда, возникал забавный пьяненький Морозушко со сдвинутой набок бороденкой и получал свою пенную чашу. Тот год не стал исключением; часа в три ночи, когда праздничный запал немного выдохся, Натали предложила идти в парк кататься с ледяных гор. Идея была принята с энтузиазмом: в парк, в парк, конечно, в парк – и сейчас же!! Благо находился он в десяти минутах ходьбы. Шумной гурьбой скатились по лестнице (лифт почему-то не работал) и высыпали на улицу. Легкий морозец – всего-то градусов десять! – бодрил. Буран как по заказу прекратился, и сделалось удивительно тихо. Полной грудью вдохнув живительный морозный воздух, я огляделась: рождественская сказка, да и только!