Жизнеописание Диогена Синопского, оставленное античным биографом Диогеном Лаэртским, изобилует абсурдными сценами. «Желая всячески закалить себя, летом он перекатывался на горячий песок, а зимой обнимал статуи, запорошенные снегом. […] Однажды он рассуждал о важных предметах, но никто его не слушал; тогда он принялся верещать по-птичьему; собрались люди, и он пристыдил их за то, что ради пустяков они сбегаются, а ради важных вещей не пошевелятся. Он говорил, что люди соревнуются, кто кого столкнет пинком в канаву, но никто не соревнуется в искусстве быть прекрасным и добрым» («Жизнь, учения и изречения знаменитых философов», VI, 2).
Александр Македонский перед Диогеном.
Художник И. Ф. Тупылев. 1787 г.
На вопрос о том, где в Греции ему довелось видеть хороших людей, категорично сказал: «Нигде». Однажды он принялся даже звать: «Люди, люди!» А когда его обступила толпа, стал прогонять собравшихся палкой, приговаривая: «Я звал людей, а не мерзавцев». Приведенный в дом к богачу, он осмотрелся и плюнул ему в лицо, добавив, что не нашел в его доме места хуже.
В своем стремлении свести жизнь человека к «самым элементарным», «первичным» потребностям, уподобить ее жизни животного Диоген решительно порывал со всеми табу, во многом опередив не только свое, но и – приходится говорить с опаской – наше время.
Столь же радикален он был и в политике. Призывал упразднить все государства. Говорил, что люди не должны связывать себя ничем с родной страной – следует быть «людьми мира», космополитами. Традиционное образование считал пустячной, ненужной тратой времени.
Как и многих, кого за глаза называли ненормальными, его волновала проблема безумия. Для себя он решил ее так: стал звать сумасшедшими тех, кто живет не так, как он: не ходит с сумой, не пренебрегает условностями, а заботится о том, как разбогатеть, да какое впечатление произвести на других, да что эти другие скажут о нем. Эти фальшивые цепи тщеславия вкупе с чужими пересудами не дают большинству людей жить своей жизнью, принуждая их быть рабами целого света.
Сам он к чужим мнениям относился наплевательски. Во всем мире для него не было никаких авторитетов. Говорили, что во время войны греков с македонянами Диоген попал в плен и был приведен к Филиппу. Тогда на вопрос царя, чем он занимается, он ответил неслыханными словами: «Слежу за твоею ненасытностью». Изумленный царь отпустил его.
Несомненно, что подобная манера поведения и привлекала к нему юного Александра III, который, только-только придя к власти, все еще оставался зависим от окружавших его людей. Он тяготился опекой и не хотел считаться ни с чьим мнением – так, как это делал Диоген. Говорят, что царь даже сказал: «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном».
Со временем став всесильным, грозным монархом, он научится вести себя с людьми, как Диоген. Отныне он будет смотреть на человечество сверху вниз. Для него будут существовать лишь он сам – солнце, воссиявшее над покорным ему миром, – и его подданные, которые должны слепо повиноваться светилу, иначе будут испепелены им. Пока же юный царь задумчиво бродит по Коринфу, высматривая Диогена…
Об их встрече впоследствии поведали знаменитый римский оратор Цицерон (106—43 гг. до н. э.) в своих «Тускуланских беседах», историк Плутарх (46—127 гг.) в биографии Александра Македонского и Диоген Лаэртский (II–III вв.).
Царь Александр и его спутники нашли Диогена нежащимся на солнце. Он отдыхал, наслаждался – ничего большего не хотел от жизни. От жизни, что, как вода, изливаемая из кувшина, стремительно утекала от него. Долгая аскеза иссушила его тело, а кожа, едва прикрытая грубой тканью, задубела от жаркого солнца, дождя и ветра. Рядом лежало все его имущество: знаменитая палка, с которой он разгуливал по городу, и небольшая сума: философ-циник собирал в нее объедки.
Царь подошел к философу, тенью навис над ним. «Я – Александр, царь Македонии!»
«Я – Диоген, киник», – ответил старик.
Если царь и слышал прежде, что Диоген – самый неприхотливый из людей, теперь он это лицезрел. Если царь и слышал прежде, что Диоген – самый независимый из людей, теперь он убедился в этом наяву.
«О, Диоген! Назови мне свое желание! Я исполню его, сколько бы это ни стоило!» В душе царя шевельнулась гордость оттого, что лишь он один властен осчастливить мудреца. Диоген приподнялся. Из глубины той мрачной тени, что отбрасывала фигура царя, светились белки старческих глаз; из глубины тени взывал его голос: «Не заслоняй мне солнца».
Изумленный ответом, царь отошел. Диоген кивком поблагодарил его. Разговор был окончен.
Покидая уличный приют философа, царь был непривычно молчалив. Зато его спутники вовсю потешались над дряхлым нищебродом, который и не знал, наверное, кому нагрубил. Вот тогда царь грустно промолвил, что хотел бы быть Диогеном.
А сам Диоген, словно перечеркивая все, что свершит его нежданный собеседник, признался, что «живется ему лучше, чем персидскому царю: ему всегда всего хватает, а царю всегда всего мало; ему ничего не нужно из услад, которыми персидский царь не может насытиться, а его, Диогеновы, услады царь навряд ли способен разделить» (Цицерон).
Так завершилась встреча двух самых свободных людей Македонии и Греции – царя Александра и «босяка» Диогена, состоявшаяся «в начале славных дел» царя – в канун его страшных военных походов. И подобные встречи философа (или ученого, или художника, или аскета) и царя (тирана, вождя, демагога, олигарха) в последующие века повторялись не раз.
Немецкий философ Освальд Шпенглер в «Закате Европы» даже придал этой фразе Диогена убедительность общественного закона, показывающего, что среда человеческая крайне неоднородна и распадается на «материю духа» и «антиматерию силы»: «Слова о “полевых лилиях” являются для глубоко религиозных (и философских) натур безусловной истиной. Натуры эти всем центром тяжести своего существа пребывают вне экономики и политики, как и вне всех прочих фактов “этого мира”. Об этом мы знаем по эпохе как Иисуса, так и св. Бернара и фундаментальному ощущению сегодняшней русскости, а также и по образу жизни Диогена или Канта» (т. 2, гл. 5, I).
И факты «этого мира» никогда не утешат подлинных мудрецов, зато лучи солнца и звезд сияют для них.
Умерли же царь Александр и Диоген, по преданию, в один день – 10 июня 323 г. до н. э. Один умер молодым, успев совершить множество подвигов во славу смерти, которую несчетно сеял на земле. Другой умер в глубокой старости, и все, что он делал под солнцем, было одним нескончаемым подвигом жизни.
Во вселенной бессчетное множество миров, а мы еще и одного не завоевали!
327 г. до н. э.
Путь властелина, завоевателя всех возможных миров, стран близких и далеких, всегда кончается этим.
Вот, например, один из последних дней весны 323 г. до н. э. в Вавилоне. Воздух, как горячий сироп, растекается над поверженным, распростертым человеком. Этот едва шевелящийся полутруп – молодой, грозный царь.
Это – Александр III, более известный как Александр Македонский, давно уже, ныне и во веки веков называемый Великим.
«Сын бога», волею своего духа обретший «Отца-бога» в одном из египетских святилищ. Когда-то, во время похода на Индию, он запальчиво сказал: «Во вселенной бессчетное множество миров, а мы еще и одного не завоевали!» (Плутарх, «О безмятежности духа»).
Увы, такова планида людская! В какую бы даль Востока ни завел царя его неистовый норов, его путь неизбежно окончился бы тупиком.
И вот теперь возлежащий в царском дворце, окруженный ароматами благовоний и натираний, Александр Великий умирал.
Еще несколько дней назад его могущество казалось неколебимым. Он, решительный, сильный правитель, стоял во главе самой большой империи, когда-либо созданной на Земле.
Он, непобедимый царь, на первый взгляд, был невзрачным молодым человеком, чей рост едва превышал 1,6 метра. Но среди подданных он преображался. Белый плащ и диадема персидского великого царя заметно выделяли его в кругу людей.
Покорив Персидскую державу, он и сам стал великим царем. Его владения простирались от Македонии до Месопотамии, от Египта до Индии. В Персии он унаследовал титул поверженного им Дария III. В Египте стал фараоном и был провозглашен «сыном бога».
Величие замыслов окрыляло Александра. Одержимый желанием завоевать мир, он был в глубине души пожалуй что счастлив. Он одерживал одну победу за другой не только на фронтах бесконечных войн, но и на личном фронте. В 327 г. он выбрал себе в жены шестнадцатилетнюю красавицу Роксану, дочь Оксиарта, одного из самых знатных людей Бактрии. Теперь она ждала ребенка, будущего царевича Александра IV. Прекрасны были и две другие его жены, на которых он женился всего год назад: Статира, дочь Дария III, и Парисатида, дочь другого персидского царя Артаксеркса III Оха.
Казалось, теперь, на вершине власти, он мог обрести покой. Но в ночь с 29 на 30 мая 323 г. до н. э. он был как никогда беспокоен. На рассвете, вернувшись с дружеской попойки, царь почувствовал себя смертельно усталым. Острая боль пронзила живот. От странной болезни, настигшей его, он уже не оправился. Его мучил жар и трепала тошнота. Неодолимая слабость охватила его. Царь, мечтавший о покорении этого мира и всех других, неведомых людям миров, умер спустя полторы недели. И все искусство всех лекарей было теперь бесполезно. «Сын бога» умер как простой человек, даже не достигнув возраста Христа, – в 32 года.
Смерть Александра Македонского.
Гравюра 1886 г.
Историк Эфипп (IV в. до н. э.) сообщил о последних минутах жизни царя: «Он взял сосуд, сделал энергичный глоток, но не справился с ним, а тотчас отшатнулся назад на подушки, выпустив сосуд из рук».
Он умер, чтобы воскреснуть в тысячах исторических сочинений, посвященных ему. Как правило, биографы описывали его как «культурного героя», «просвещенного империалиста», покорившего варварские страны Азии, чтобы приобщить их к цивилизации. Несколько лет его военных походов навсегда изменили судьбы Египта, Леванта, Малой Азии, Междуречья.
Цезарь, Калигула, Карл Великий, Наполеон лишь подражали ему. Летом 1942 г. тень Александра Македонского потревожил даже Гитлер, обмолвившись, что уроки великого полководца помогут одержать победу под Сталинградом.
Не вышло. А вскоре и историки начали пересматривать свое отношение к Александру Великому. Опыт двух мировых войн не прошел даром. Человека, не щадившего ни отдельных людей, ни армии, ни целые царства, перестали щадить и биографы. Теперь, утратив подобострастие, они смотрели на него жестко, безжалостно. Изрекали не похвалы – приговоры.
Описывая жизнь Александра Македонского, современные историки превратились в психиатров. «Болезненный дух смерти», «психотический характер», «саморазрушительная страсть к алкоголю» – все это тоже было присуще великому полководцу, как и стратегический гений или невероятная изобретательность. Историки подсчитали, что на пирах, которые регулярно устраивал Александр, ему требовалось не менее 4 литров вина, чтобы захмелеть.
Американский историк Джон Максвелл О’Брайан, автор изданной в 1992 г. биографии Александра Великого, обратился к эфемеридам, своего рода ежедневным придворным журналам, дошедшим до нас в немногочисленных отрывках. Их анализ позволил представить портрет царя в ином, непривычном свете. Вот несколько записей:
«На пятый день месяца диоса он пил у Медея; на шестой день, опьянев, заснул и пробудился только затем, чтобы обсудить со своими офицерами маршрут передвижения на следующий день. […] На седьмой день он был приглашен к Пердикке и продолжил пить, а на восьмой день заснул».
Смерть македонского царя, очевидно, тоже была связана с острым алкогольным отравлением, от которого он так и не оправился, а вовсе не с ядом, якобы добавленным ему в пищу, как полагали некоторые античные авторы.
В наши дни диагносты-историки даже рискнули назвать точную причину смерти: воспаление поджелудочной железы (панкреатит), типичное заболевание алкоголиков. Группа американских врачей выступила на страницах «New England Journal of Medicine» со своим особым мнением: хроническое отравление организма метанолом, веществом, возникающим при брожении красного вина.
Итак, Александр Великий был «алкашом», который допился до чертиков? Образ благородного воителя, объединившего Запад и Восток, связавшего воедино народы мира, меркнет у нас на глазах…
В нашумевшем фильме Оливера Стоуна «Александр» (2004) облаченный в белые одеяния царь гордо мчится на коне по дикой степи и отчаянно сражается с бородатыми персами, по-рабски покорными своему властителю. Сам режиссер объявил царя «рок-звездой» Античности.
Правда мрачна и неблагозвучна. Путешествие античного «культурного героя» в страну Востока стало катастрофой для Азии. Поход, начатый как «отмщение» за давнюю военную вылазку персов, привел к громадным человеческим жертвам – к гекатомбам трупов.
По оценкам историков, жертвами этой войны стало около 750 тысяч человек. Следуя безумной прихоти прослыть величайшим полководцем и покорить весь обжитой мир, Александр уничтожил громадную многонациональную империю, где людей уважали одинаково, независимо от их национальности и вероисповедания, где веками царили мир и покой, где была выстроена разумная административная система и хорошо отлажена система сбора налогов.
В этот античный «парадиз» (рай; от персидского Pardes) Александр Македонский ворвался, чтобы поразить мир своей неслыханной жестокостью. По его приказу
– пленных распинали (после взятия финикийского города Тира всех его жителей, способных носить оружие, распяли на крестах, поставленных вдоль побережья);
– политических противников побивали камнями (после так называемого «заговора пажей», заговора юных македонян, находившихся во время похода в Азию при штабе Александра, царь самолично написал в Македонию своему наместнику Антипатру: «Македоняне побили пажей камнями»);
– во время похода в Индию истреблялись целые народности. Австралийский историк Альберт Босуорт, автор книги «Alexander and the East. The Tragedy of Triumph» – «Александр и Восток. Трагедия триумфа» (1996), назвал действия Александра «геноцидом». «Зверства воинов навели ужас на преследуемых» – так лаконично описал одну из побед молодого царя Фриц Шахермайр, автор фундаментального трехтомного исследования, посвященного Александру Македонскому (рус. изд. 1997).
К слову, безжалостно мрачную книгу Шахермайра об Александре Македонском критики справедливо связывали с тем, что молодость австрийского историка пришлась на эпоху всеобщего – в Германии и Австрии – увлечения Гитлером. На страницах его книги безумный вождь македонской солдатни, царь Александр, удачливый, демонический, асексуальный, готовый истреблять людей, как мух, ради того, чтобы его мечта о «всемирном царстве земном» сбылась, становится пугающе похож на безумного вождя немецкой толпы – Гитлера.
Разумеется, при жизни Александра Македонского любое злодеяние, совершенное им, превращалось в триумф. Ведь он был окружен толпой льстецов и лжецов, «лакировщиков действительности», «фальсификаторов истории».
Уже первые биографы Александра, свидетели его жизни, возвеличивали и обожествляли его. Это и управляющий царским двором Харес (в своих записках, отмечал Шахермайр, «многие интересные услышанные им при дворе разговоры он передал слово в слово»), и полководец Птолемей (он был «самым трезвым, осторожным, изворотливым и лояльным среди приближенных царя» (Шахермайр), таковы же его записки, при их составлении Птолемей широко использовал документы царской канцелярии, эфемериды, личные воспоминания, а возможно, и собственные записи), и инженер-строитель Аристобул (в старости он опубликовал свои походные записи, будучи раздражен романтическими преувеличениями в биографиях Александра), это и флотоводец Неарх (он опубликовал описание путешествия по Инду и океану).
На описаниях, оставленных этими «коленопреклоненными» современниками, основаны наиболее известные из дошедших до нас биографий Александра Великого – книга римского офицера греческого происхождения Арриана «Поход Александра» и очерк Плутарха «Александр», включенный в «Сравнительные жизнеописания». Оба произведения появились во II в. До наших дней они остаются одними из самых популярных книг для чтения, написанных античными авторами.
Разумеется, у человека, обрекшего на смерть сотни тысяч людей, при жизни были не только почитатели, но и противники, например философы-стоики и ученики школы Аристотеля, чей племянник, историк Каллисфен, был фактически замучен до смерти по приказу Александра. Но все их труды пропали втуне, рассеялись, как пыль времен. До наших дней дошли лишь фрагменты сочинения Эфиппа. Он называет царя «несносным, охочим до убийств». Эту оценку разделяют все больше современных историков.
На протяжении десяти с лишним лет Александр Македонский испытывал невероятное напряжение – жил в постоянном ожидании смерти, жил, презирая смерть и чуть ли не любя ее. Этот нескончаемый военный поход, начатый с одной только целью – завоевать весь мир, – мог бы сломить любого человека, а не только одинокого нервического юношу, коим был Александр «в начале славных дел».
В сражениях он не отсиживался позади солдат, а бросался в самую гущу битвы. Несколько раз едва не был убит, но удары – то в ногу, то в плечо, то в грудь – всякий раз были несмертельны. Ставший в Египте богом, он был, как бог, неуязвим для слабых людских орудий.
С годами изменился и его характер. С юных лет ему была присуща «вспыльчивость» (Плутарх). Завоевав полмира, он стал и вовсе вполоборота впадать в «бешенство» (Эфипп).
Любая строптивость сподвижников царя стоила им слишком дорого. Сперва Александр легко, не задумываясь, а лишь следуя своим подозрениям, приказал казнить Филоту, сына македонского полководца Пармениона. Затем в виде превентивной меры пришлось предательски убить самого Пармениона.
Вспоминал ли он, подсылая убийцу к Пармениону, как менее десяти лет назад тот помог ему прийти к власти, безоговорочно признав его – далеко не очевидные – права на престол? Александр был из тех людей, кто не задумывается, чем платить за добро – добром или злом. Он платил всегда по выгодному для него курсу, расправляясь с людьми, «словно речь шла о каких-нибудь насекомых» (Шахермайр).
Свою милость к Пармениону Александр проявил лишь в одном: избавив его от ненужных пыток. Старика закололи ударом кинжала в спину, когда он наклонился над письмом, намеренно присланным от царя.
Даже апологеты Александра Македонского стыдятся некоторых его поступков, например того, что, поссорившись во время пира со своим ближайшим другом – Клитом, царь убил его ударом копья. После содеянного Александр тут же раскаялся. Его биографы красочно пишут о том, как этот убийца, бесчувственный, как крокодилы Египта, лил над убитым слезы: «Опомнившись и увидев друзей, безмолвно стоявших вокруг, Александр вытащил из трупа копье и попытался вонзить его себе в шею, но ему помешали» (Плутарх).
Он продолжал горевать до тех пор, пока мудрые советники, привыкшие получать милости от царя, не успокоили своего благодетеля, сказав, что сами боги хотели наказать Клита, а Александр был орудием в их руках. Царь утешился и забыл обо всем. Отныне любой его приступ гнева можно было оправдать мудрым расчетом провидения. Он был неподсуден, как бог.
Позволив обожествить себя варварам, он и греков вскоре «превратил» в варваров, добившись в 324 г. до н. э. того, чтобы дружественные греческие государства, входившие в Коринфский союз, также объявили его богом. «Греческие города покорно вотировали требуемые законодательные акты», – писал советский историк И. Ш. Шифман («Александр Македонский», 1988).
Подобно античным богам, он «всегда и во всем стремился к непомерному», писал австрийский историк Франц Хампль, автор диссертации «Der König der Makedonen» – «Царь македонян» (1934). Исходив вдоль и поперек всю Персидскую державу и соседние с ней страны, Александр Македонский преодолел 35 тысяч километров. Но для чего все это было? Античные историки, не находя других объяснений, писали, что его гнала вперед «страсть».
В сущности, он был «мрачным мировым демоном», «апокалипсическим разрушителем старого мира», он «не раздумывал и судил, он просто уничтожал всех, кто оказывал ему сопротивление» (Шахермайр). И «страсть» его была слепа.
Он неустанно завоевывал новые территории, а в это время на покоренных им землях вспыхивали восстания, как это было в Согдиане (оно разразилось в сентябре 329 г. до н. э. и охватило сразу всю Согдиану). Зимой 327/26 гг. до н. э. область, граничившая с Индией, была передана в управление македонянину Никанору, но вскоре после ухода войск Александра тот был убит. А ведь «в тогдашних условиях управлять покоренными индийскими областями из Суз или даже Вавилона было попросту невозможно», писал Хампль.
Летом 323 г. до н. э. Александр Македонский собирался в очередной поход. Он решил завоевать Аравийский полуостров. Никто до него не отваживался повести свою армию в этот жаркий, пустынный край, почти не населенный людьми. Лишь смерть царя помешала выполнить задуманное. Так закончился жизненный путь человека, родившегося в 356 г. до н. э. на окраине тогдашнего культурного мира, в одном из глухих его уголков – в македонской столице Пелла.
…Мать Александра, царица Олимпиада, уроженка Эпира, государства, лежавшего рядом с современной Албанией, была страстной поклонницей мистических культов и даже танцевала в кругу вакханок с ядовитыми змеями в волосах. Немецкий историк Михаэль Пфроммер, автор работы «Alexander der Große. Auf den Spuren eines Mythos» – «Александр Великий. По следам одного мифа» (2001), пишет о ее «взрывном характере». Уже после смерти сына, во время войны, разгоревшейся между его преемниками – диадохами, она была до смерти побита камнями. Только так удалось «положить конец козням, исходившим от нее».
Пока был жив Александр, подобного и помыслить было нельзя. Он любил свою мать. Он рос нежным, мечтательным юношей и под ее влиянием даже учился играть на лире. Позднее, во время Персидского похода, он почти каждый день писал ей письма.
Отношения Александра с отцом, царем Филиппом II, были прохладными. Во многом это объяснялось назревавшим разрывом между родителями.
Царь Филипп был женат семь раз. Когда Александру исполнилось 16 лет, его отец женился в восьмой раз – на юной македонянке Клеопатре, которая была почти ровесницей сыну. И так ли Филипп нуждался теперь в сыне, честолюбивом и своевольном Александре? Дядя новой избранницы царя открыто говорил о праве детей от нового брака на престол и наследование.
Александр, мечтавший о царской власти, даже попытался уехать в Малую Азию – в Карию, чтобы жениться и стать там царем, но его планы были перечеркнуты отцом. Теперь тот готов был отстранить его и от власти над Македонией. Он выказывал нерасположение к сыну и даже, выведенный им из себя, однажды едва не замахнулся на юношу мечом, «но, будучи пьян, не удержался и упал» (Шахермайр).
Все изменило коварное убийство царя-отца (историки не исключают, что за покушением стояла отвергнутая царица – Олимпиада). Это убийство смешало весь расклад сил в царском доме. Оно породило целую «цепь казней и убийств» (Шахермайр). Александр, не теряя времени даром, устроил «кровавую баню», приказав перебить почти всех мужчин, состоявших с ним в родстве, чтобы никто, хоть немного наделенный волей, не мог отнять у него власть. Его молодая мачеха, Клеопатра, была доведена до самоубийства. Ее ребенок был убит страшной, как фурия, Олимпиадой.
Позднее, в египетском оазисе Сива, Александр открыто отрекся от своего царственного отца, объявив себя сыном бога Амона.
Истребив македонскую знать, юный царь Александр обратил внимание на соседей. Вначале покорил племена, жившие к северу от Македонии, а затем добился покорности от греков, став их гегемоном. Когда против него восстали «семивратные» Фивы, доминировавшие в Греции в последние десятилетия, Александр приказал разрушить город, а 30 тысяч оставшихся в живых фиванцев обратить в рабство.
Весной 334 г. до н. э. Александр повел армию на Восток. Сбывалось то, о чем греки только мечтали. Сбывалось то, что его отец лишь замышлял: 32 тысячи пехотинцев и более 5 тысяч всадников переправились через Дарданеллы.
Войну с Персидской империей повели сразу два царя Александра. Один был законченным романтиком, другой – жестоким практиком.
Один вдохновлялся Гомером и его рассказом о Троянской войне. Спал, положив под подушку «Илиаду». Мечтал отыскать гробницу Ахилла.