Жулики. Книга 4
– Ну, пока один раз всего не поспели,– Тихоновна открыла окно из кухни в столовый зал: Принимайте котлы, ребята,– в окне появилось несколько любопытных мальчишечьих мордашек.
– Спасибо! Накормили. Не будем вам мешать.– Мишка поднялся и подал руку Катюше.
– Как там, у маменьки, с мастерской? Справляется?
– Что ты, Мишань. Раскрутила так, что просто диву даемся. Она сорочки строчит готовые и картуза. Пол Москвы носит. Заказы-то ручные на машинках – быстро без работы оставили, вот и взялась за готовую продукцию. Катюше теперь только поворачиваться успевать. А еще форму вон кадетам, да рабочим. И такая ладная, что и горожане пошли с просьбами. Силиверстович сапожную мастерскую налаживает, что б самим сапоги-то тачать. Троих сапожников уже посадил. Шьют. У нас тут, Мишань, у всех забот полон рот,– принялась делиться последними новостями Тихоновна, одновременно орудуя поварешкой.
– А Серега, чем занимается?
– Серега арифметику преподает и снабжением ведает. Нет же ничего, за что ни возьмись. Вот и бегает туда-сюда. А еще стройками, да финансами… Ну и с чиновниками тоже он дружбу налаживает. Его уже вся Москва знает. Даже ограбить пытались.
– Да вы что? Кто? И чем кончилось?
– Говорила ведь оглашенному, не носись ночами по городу один. Так он разве слушает. Вот и подкараулили с кистенями. Трое говорит было всего злодеев-то,-
Тихоновна поджала губы и, подавая караваи с хлебом в окно, добавила.– Соврал, конечно, больше их там было.
– Почему так думаете?
– По количеству зубов, которые полиция сосчитала потом выбитых. Столько у троих не бывает.
– Так сколько их там нашли? Тыщу что ли?– взглянул на нее удивленно Мишка.
– Ну, тыщу конечно не собрали, но десятка три и все передние. Ты его сам расспроси, коль интересно, ведь с проломанной головой приполз,-
Тихоновна вздохнула скорбно.– Лихих-то людей на Москве много. Обыватели на семь засовов запираются на ночь. Разбои по городу – дело обыкновенное. Ты хоть ему скажи, шалопутному, чтобы побережливее себя вел. Ну, куда ночью бежать? День есть для дел-то.
– Скажу, тетушка.
На кухню вбежал Петр Павлович, закричав с самого порога:
– Марфа, принимай дежурных, поставь задачу,– следом за ним вошли четверо парней различного возраста от 10-ти до 18-ти. Они остановились на пороге и, стянув с голов форменные фуражки, хором поздоровались: – "Здравия всем желаем".
– Орлы,– похвалил Петр Павлович парней и кинулся обнимать сына с невесткой.– Приехали, наскучило лоботрясничать-то? Это там мужички с вами?
– Да, батюшка,– Мишка скривился, а Петр Павлович, расплылся в довольной улыбке.– Там интересный человек для тебя есть. Сабельным фехтованием может удивить. Кудряшов Иван Савельевич. Кузнец еще среди них – Иванов Иван Иванович. Ну и семинарист вам интересен, наверное, будет – Пушкин Касьян Сергеевич.
– Пушкин?– переспросил Петр Павлович.
– Пушкин, Пушкин. А что тут такого? Учителем может работать.
– А про четвертого, что ж не говоришь. Неумеха что ль?
– Пахарь он и для ФЗУРМа бесполезен. Разве что в помощь Грине. Борисов Игнат Борисович.
– Ладно, разберемся. А тот, что с лицом покалеченным – это кто?
– Кузнец и есть.
– Пластическую операцию ему бы не мешало сделать. Больно уж страшное лицо у парня,– посочувствовал Петр Павлович.
– Нет здесь пока пластических хирургов,– вздохнул Мишка.
– А тебе, когда лицо рубанули, чем лечили?
– Так допотоповскими средствами из аптечки. Только у меня-то, свежая была царапина, а у него уже зарубцевалось. Вряд ли поможет, такой шрамище и часть вообще отсутствует. Попробуем, конечно, но лучше парня не обнадеживать. Он и так переживает, что за него никто замуж не пойдет.
Глава 4
Прозвенел звонок, извещающий об окончании перемены и, в соседнем помещении загремела, собираемая дежурными посуда.
– Ну ладно, я молодцов твоих забираю. Иванова, пока попробуешь подлечить, оставляю тебе. Борисова в помощь Грине. Марфа, проследи,– Марфа щелкнула каблуками:
– Слушаюсь.
– Ну, девка, на глазах растешь,– умилился Петр Павлович.
– Рада стараться, Петр Павлович,– гаркнула Марфуша и первая рассмеялась звонким смехом, а за ней и все присутствовавшие, даже кадеты расплылись в улыбках.
– Вот так и живем,– Петр Павлович хлопнул Мишку по плечу и выскочив за дверь, крикнув на прощанье:
– Поезжайте в швейную. Там вам все приготовлено, а я вечерком подскочу. Серегу там найдешь. Он девчонкам какую-то приспособу для перемотки ниток ставит с утра.
– Ну, мы в швейную. Вечером приезжайте,– Мишка обнял за плечи Катюшу.
– Дак а куда нам еще? Отсюда выдворили. Кадетам места мало. Там и живем пока все. Катюше спасибо. Большой дом завела. Повезло тебе, Мишань, хорошее приданое у невесты-то,– Силиверстович тоже поднялся со скамьи и, взяв под локоть Катюшу, шепнул ей:
– Не обижает, племянничек-то? Если что, ты сразу ко мне беги. Ох, и лют я на расправу.
– Да что вы, Евлампий Силиверстович,– засмущалась Катюша и прижалась к Мишке.– Он хороший, не надо его на расправу.
– Ну, раз просишь, тогда ладно. Поехали, молодожены. Проедусь с вами. Я сапожную-то рядом с Катюшиным домиком открыл. Домишко, правда, неказистый, бревенчатый, но место бойкое. В следующем году построим что-нибудь посолиднее, а эту завалюху снесем к едреней фене. А пока мужички сидят и стараются.– во дворе они увидели только одинокую фигуру Ноздри, он стоял у ворот и рассматривал кованые прутья. Увидев Мишку, подошел и, сняв картуз, спросил:
– Мне сказано, чтоб при вас пока быть. Верно?
– Верно, Иван Иванович. Садись в карету, поедем в швейную мастерскую, а там уж на месте решим, что с тобой делать. Знакомься – это Силиверстович. Он у нас кузнечными делами занимается. К нему пойдешь в артель, если условия подходящими покажутся. Знакомься, Силиверстович,-
Мишка, открыл дверцу кареты и, пропустив вперед Катюшу, шепнул на ухо засмущавшемуся бывшему разбойнику:
– Не робей, Вань. Будь проще. Силиверстович мужик свойский.
Девчата, соскучившиеся по Катюше, подняли визг и кинулись ее обнимать. Затормошили и закружили все сразу, рассказывая о своей жизни без нее целый месяц. И воспользовавшись этой веселой кутерьмой, Мишка увел Ноздрю наверх, где в рабочем помещении копался в углу Серега, собирая какую-то машинку.
– Здорова, Серега,– гаркнул Мишка, хлопнув друга по согнутой спине.
– А-а! Явился. А я-то думаю, чего там девки верещат. Вот аппарат монтирую для раскройки. Такая фиговина заумная. С утра бьюсь. Все мозги заплелись. Вот не пойму никак, что это за штыри торчат и куда их соединять,– Серега швырнул гаечный ключ на стол.– Это кто с тобой?
– Это Иван Иванович – кузнец,– представил ему нового сотрудника Мишка и Серега даже лицом посветлел, услышав, кого он привел.
– Кузнец? Значит, в технике рубить должен. Слушай, Иванович, глянь, что за хрень тут. Не хочет вертеться, язви ее. И инструкции нет, как собирать. Может, не хватает чего?
– Ты где это чудо достал?– Мишка заглянул под столик.– С ножным приводом.
– Не поверишь, Миха, в антикварке стояла. И отдали почти задаром. Она у них только место занимала уже два года, а выбросить рука у торгашей не поднималась,– Ноздря тем временем, присев на корточки, осматривал машину и хмыкал.
– Ну что?– Серега присел рядом с кузнецом.
– Тут должон еще винт быть. Потому как вот это колесо с энтим сопрягается,– сделал заключение кузнец.– Тут главное чтоб по длине не промахнуться. Надо провернуть на ближнее место и самое большое. Вот эдак оно тут провернется. Крутни-ка вот то колесико,– Серега завертел колесо.
– Да, вот отсель и до этого места чтоб,– Ноздря остановил вращение колеса, разобравшись с причиной поломки.
– Ну, так на рулетку и замерь,– Серега сунул в руку кузнеца рулетку и тот принялся ее рассматривать, как диковинку.
– Тьфу ты. Я совсем и забыл, что тут все в аршинах,– понял Серега его затруднения без слов.– Ну, а где это сделать можно? Винт этот?
– Так в кузне любой. Кузнецу снести чертежец.
– Тебе и карты в руки,– обрадовался Серега.– Займись, Иванович. А мы пока с Михаилом пообщаемся. Денег, наверное, сколько-то надо? Скажи. Вот карандаш, бумага. Рисуй,– Серега выложил перед кузнецом на стол швейный все перечисленное и облегченно вздохнул: – Гора с плеч. Где нашел мастера?
– В деревне. Слушай, Серега, как думаешь, из аптечки лекарства, те что ты мне давал в Америке, могут как-то помочь Иванычу. Вишь, как парню нос подпортил барин евоный?
– Не знаю. Ну-ка, Иванович, дай глянуть. Ни хрена себе. А я и не заметил. Попробуем. Хуже-то не будет, я думаю. Иванович, мы тебе сейчас пилюлину дадим, от которой кожа станет чесаться и шрам рассасываться, ну и мазь целебную, так что ты уж потерпи часок-другой,– Серега выскочил в соседнее помещение и вернулся с аптечкой.– Мне тут она самому недавно потребовалась, так что далеко ходить не надо.
– Слыхали. Тихоновна сокрушается. Ты чего по ночам шляешься, да еще без "Завесы"? Сколько народу-то напало?
– Человек десять навалилось. Не нравится мне тут кое-что, Миш. Не случайно ведь это было. Живьем они хотели меня взять и куда-то увезти. Промеж собой говорили:– "Хватай, вяжи".– Грабители так себя не ведут. По наводке чьей-то выследили. Вскользь дубиной опять же приложили. Убить не хотели, оглушить только. Кабы не это так…– Серега махнул рукой. – Пора нам расследование провести. Тебя ждал. Потом поговорим про это подробнее, сейчас набегут девчонки, да и Нина Андреевна не даст спокойно поговорить. Глотай, Иванович, пилюлину. Нет, не горькая, запивать не нужно. Ну а теперь давай свой нос сюда, намажу мазью,– Серега принялся салфеткой протирать нос кузнецу и прилепил ее пластырем.– Вот так и походи часика два. Ну, в общем, пока не скажу, что пора снимать. А любопытных посылай подальше,– кузнец потрогал белую нашлепку на носу и прогундосил:
– Уже чесаться начинает, терпеть, али почесать можно?
– Ну-у-у, вокруг чеши, сколько влезет, только повязку не трогай,– разрешил Серега, и кузнец принялся скрести пальцем рядом с пластырем, блаженно жмурясь.
– Э, брат, ты я смотрю, прибалдел, а работа стоит,– напомнил Серега.
– Это мы мигом,– опомнился Иван Иванович и принялся вычерчивать карандашом кривулину на листе бумаги.
– Не будем мешать. А где тут кузница поблизости – это у Катюши спроси. Или у девушек,– Серега подмигнул Мишке: – Пошли, человек в процессе.
Поговорить, однако, друзьям спокойно не дали. На второй этаж ворвался хоровод белошвеек и, затянув их в свой водоворот, понес в трапезную, где в него с причитаниями влилась Нина Андреевна и вырваться из этой круговерти праздничной сил, да и желания не было.
– Выходной, девочки!– объявила Нина Андреевна, и кто-то закричал дурачась: – Ура-а-а!!!
– Как детишки, которым сказали, что училка заболела и уроков не будет,– шепнул Серега на ухо Мишке и тут же получил подзатыльник от Катюши.
– Что за наушничанье? При честном народе. Огласи – пусть все порадуются.
– Красавицы говорю, девушки-то у нас, прямо глаза разбегаются,– заухмылялся Серега.– Больше ничего не сказал.
– Красавицы значит? А уроки какие помянул?– продолжала уличать его Катюша.
– Ну и слух у тебя, Катерина! Сказал, что радуются ровно ребятишки, когда урок отменяют.
– А чего это они у вас радуются отмене уроков?– не поняла Катюша.
– Не у нас! У нас как раз не радуются, да и не отменяли пока уроков ни разу. Я вообще о том, что ученики обычно радуются и орут "Ура", ну вон и Полина закричала,– Сереге надоело оправдываться, и он перешел в наступление:
– А ты, Екатерина, смотрю, от Мишки манер набралась. Этот охламон влетел и по спине огрел так, что чуть душа не выпрыгнула. А ты и вовсе по голове норовишь? Я тут глаз не смыкаю денно и нощно производство тебе налаживаю, девчонок твоих грамоте обучаю и даже, виданное ли дело, сколь раз мусор уже вынес. Вот и делай добро, ближнему!– завозмущался он.– Злые вы, уйду я от вас в монастырь. Давно собираюсь!
– Сержик, прости окаянную,– чмокнула его в щеку Катюша.– Спасибо тебе, роднуля. Не надо в монастырь-то. Скучно там и голодно. Оставайся, пожалуйста. А мы тебя женим. Вон сколько невест, да работящие все… А пироги, какие пекут! Девчонки, почему Сергей Алексеевич по сию пору никому предложение не сделал?– строго окинула она взглядом притихших белошвеек.
– Так Они здесь редко бывают. Забегут на минутку и только их и видели. Не успеваем мы глазками-то пристреляться,– вздохнула с сожалением Полина. Девушка дородная. Именно про таких, как она поэт потом ляпнет:– "Коня на скаку остановит…"– Нам бы его хоть на денек, ужо бы мы его…– поддакнула Марфуша – специалистка по пирогам и все заулыбались.
– Девоньки, столы накрываем. Праздничный обед у нас сегодня,– Нина Андреевна похлопала в ладоши. И белошвейки принялись в сорок рук накрывать столы.
– Тесновато будет,– озабоченно оглядела помещение Нина Андреевна.– Мы же в две смены обедаем и трапезная маловата. Ну, ничего, в тесноте, да не в обиде. Девочки столы рабочие несите и стулья из мастерской пошивочной. И там мужчину прихватите, я видела, топчется у закроечной. А эти гаврики бросили парня, а сами умотали сюда. Эх, Мишань. Разве ж так можно?
– Мамуль, это кузнец Иван, он делом занят и как только освободится, так мы его и пригласим. Человек деталь рисует.
– Выкрутился,– сделала вывод Нина Андреевна.– Ты, Мишань, барские замашки тут не приобрети, смотри.
– Вот, вот. Проще будь и люди к тебе потянутся,– поддакнул ей Серега.
– Ох, подхалим. Сам-то каков? Давеча слышала я, как ты с околоточным надзирателем-то разговаривал. Ну-ка вспомни?– Серега покраснел, очевидно, в разговоре с "участковым" местным в выражениях не стеснялся.
– Так он и сам "поливал" будь здоров,– пробурчал он оправдываясь.
– Не уподобляйся. Со стороны-то одинаково мерзко обоих слушать было. Ну, он-то глуп. А ты что? От ума большого с ним на одну доску запрыгнул?
– А как же хамов учить-то?– не понял логики Нины Андреевны Серега.– Он, значит, меня по матушке чихвостит, а я ему должен в ответ реверансы отвешивать? Так что ли?
– А ты должен его поставить на место словами, но не оскорбляя и голос не повышая. И этим поставил бы его на место скорее гораздо, да еще и уважать себя заставил уж всяко. А теперь он думает, что вы с ним два сапога пара, только размера разного,– добила Серегу Нина Андреевна.– Ничего, молодой еще, а я рядом и присмотрю,– пообещала она Сереге, который совсем сник, поняв, что мамуля Мишкина права.
– Попал!– пробормотал он сконфуженно.– Все воспитывают. Эх, как в монастыре-то хорошо, молись себе с утра до ночи!
– Ты, Сергей Алексеевич, что-то опять напутал. В монастыре-то тоже начальство есть над братией. И первая молитва у них – труд. Ты что ж, думал, там с утра до ночи только поклоны бьют? Там работают от зари до зари. Для молитв сугубых – ночь,– засмеялась Катюша.– Вон хоть в Донской загляни. Труженики первые монахи-то. Потому как Богу работают, Христа ради.
– Да-а-а?– Серега растерянно сел на лавку и чуть не смахнул рукой стопку тарелок.– Вот ведь сюрприз какой. А я думал, что они на лошадях по городам и весям скачут, да саблями машут изредка по необходимости, как Пересвет с Ослябой.
– Пересвет-то не был монахом, когда за меч-то взялся. Отпустил его Сергий – батюшка с благословлением на ратный труд. Монах за меч ежели взялся, значит, Бога после булата поставил,– вздохнула Катюша.
– Катерина, ты откуда про Пересвета-то знаешь?– Серега посмотрел на Мишку с подозрением.– Никак, Михаил рассказал.
– Ну да, он. Мне в приходской только счет, да Слово Божье дали. По нему и грамоте учили. Батюшка-учитель сам был не горазд в истории. А мы и не спрашивали. Династию нынешнюю заучили до матушки-Императрицы и довольно. А Мишаня книг много прочел, его слушать интересно. И про Америку и про поле Куликово. Так складно рассказывает, будто сам там побывал. А про Тохтамышку, как поведал занятно,– Катюша ласково взглянула на Мишку. С гордостью.– "Вот какой у меня муж".
– Да уж!– Серега блеснул лукаво глазами.– А про чудеса Коломенские он тебе не рассказывал?
– Про чудеса? Нет! А что там за чудеса?– Катюша дернула Мишку за руку:
– Мишань, что за чудеса в Коломне-то явились?
– Катюш, я тебе потом расскажу – это долго, а сейчас вон уже девушки и столы накрыли и Иваныча притащили. Нас ждут. Ты мне напомни, если забуду.
– Хорошо. Я страсть как сказки-то слушать люблю,– не стала Катюша настаивать.
– Михаил, у нас сказочник тот еще,– Серега поднялся навстречу Ивану-кузнецу:
– Иваныч, ты уж извини, что к столу не пригласили. Сами не знали, что тут застолье собирать срочно начнут. Садись. Пообедаешь и потом вместе смотаемся к кузнецам. Девчонки, знакомьтесь – это Иван Иванович – кузнец, а пластырь на носу, потому что производственная травма, кувалдой зацепил нечаянно,– представил он белошвейкам Ноздрю.
– Бедненький,– пожалела кузнеца Полина и тот, покраснев до корней волос, взглянул на девушку благодарно.
– Вот Полине, как самой милосердной и сердобольной поручаем шефство над Иванычем,– тут же сбагрил Сергей кузнеца белошвейке, которая от его слов запунцовела не меньше Ивана.– И вы тут соревнование прекратите в скромности устраивать,– Серега похлопал кузнеца по мощному плечу.
После праздничного обеда, белошвейки затеяли хоровое пение и Мишка с Серегой заслушались, забыв про то, что нужно ехать в кузню. Да и кузнец тоже не спешил им напоминать, украдкой посматривая на Полину. Видать приглянулась белошвейка бывшему разбойнику.
– Жаль без музыки. Гармонь бы сюда. Девчонки-то прямо ангельскими голосами заливаются. Вот что значит стимул, Миш. Пошли, курнем. Я ведь тут один дымлю, девчата гонят вон. Как зимой быть, ума не приложу. Хоть бросай,– парни тихонько встали и на цыпочках вышли из трапезной.
– Мишань, ты куда?– шепнула Катюша и кинулась было следом.
– Мы с Серегой на перекур. Ну и поговорим кое о чем.
– Смотри сам не пристрастись,– обеспокоилась Катюша.
– Ну что ты, раз в детстве не закурил, то теперь-то уж вряд ли пристрастюсь,– успокоил ее Мишка.
– У вас что, с детства к этому приучаются?– удивилась Катюша.
– Да по-разному бывает,– улыбнулся Мишка и выскользнул следом за Серегой.
– Вот и кончилась вольная жизнь,– констатировал Серега, выйдя во двор и присев на лавочку, явно для этой цели тут установленную, для перекуров.– Теперь будешь волей не волей отчитываться, где был, да с кем и что делал.
– И что? Не отчитываться, а делиться,– возразил Мишка.– Приходишь домой, а тебя ждут и переживают, что там и как. Ну и сочувствуют.
– Может твоя-то и посочувствует, а вот я что-то таких не встречал жен в нашем времени. Все, как с цепи сорвавшись. Что у нас с женщинами, Миш? В нашем родном двадцатом? Или потаскухи до мозга костей или грымзы. Золотая середина куда подевалась? В этом веке и в следующем что ли повывелась?
– Зря ты так. Есть же много хороших девчонок и у нас. Ты вот лучше расскажи, что за наезд на тебя был и что там за ругань у тебя с "участковым"– околоточным?
Серега закурил и, выпустив дым, пожал плечами:
– Да я и сам ничего не понял. Хорошо, что вскользь дубина прошла, и успел "Завесу" нашлепнуть, а потом уж оторвался по-полной.
– Ну да, Тихоновна про три десятка зубов упомянула. Кто подсчитал?
– Это чмо мордатое и подсчитало,– сплюнул Серега.
– Околоточный?– Серега мрачно кивнул.
– И что?
– А то, что прибежал он через пять минут после того, как злодеи разбежались. Расползлись,.. то есть. И сразу принялся зубы собирать выбитые. Факел разжег, гнида и пополз собирать. Сперва, конечно, забежал и про самочувствие спросил, козел.
– Я смотрю, ты этого "ментяру" без оскорблений и вспомнить даже не можешь?
– Дак он же гаденыш на другой день приперся и начал намекать, что, дескать, про драку докладывать по начальству не станет, ежели ему ручонку его загребущую, как следует позолотить. Такое зло меня взяло. Сколько я уже взяток насовал только за последний месяц. Миллион не меньше и этому еще дай. Да за что? За то, что меня же чуть не убили? Сволочь!!! Ну и сказал ему пару ласковых. Извини, громко видать орал. Нина Андреевна услыхала. Жаль. Теперь будет доставать и воспитывать. Ну и подумала Бог весть, что про меня,– вздохнул Серега сокрушенно.
– Да не парься. Все она правильно поняла. Ты еще не слыхал, как она батюшку одергивает.
– Да-а? Ну, тогда потерплю,– засмеялся Серега.– Так вот я и говорю – эта сволочь приперлась с утра и начала намекать, что я с дружками кого-то избил. И зубы эти мне в нос сует. Вот я и послал его, сам знаешь куда.
– И все?
– А что еще-то?
– Ну, ты говорил, что орали напавшие чего-то там?
– А, ну да. Орали.– "Хватай, вяжи" и имя то ли Долдон, толи Антон кто-то вякнул. А так, молча все норовили.
– А где все случилось-то?
– Ты не поверишь, прямо вот там у крыльца. Ждали видать суки!
– Морды хоть успел рассмотреть?
– Какие морды? Я же только вышел, и глаза к темноте еще привыкнуть не успели… Тут сразу шарах по черепу. У меня искры из глаз, ну и слышу "Хватай, вяжи". Хорошо что "Завеса" всегда при себе. Хлопнул и в крыльцо вцепился. Пока дергали, через минуту в себя пришел, ну и…
– Понятно. Долдон, Антон… А околоточный, говоришь, сразу прибежал?
– Ну да. Девчонки мне черепушку бинтуют, а тут он заявился. На шум, дескать. Увидал, что живой я и полез было с расспросами, да Нина Андреевна его вежливо отшила. Сказала.– "Ты, служивый, гуляй пока, завтра придешь с расспросами. Видишь, покалечили парня, не может он говорить". И так на него глянула, что "мент" сразу слинял и спорить не стал. Все таки они в 18-том не такие борзые, как в нашем 20-ом. Знает эта гнида что-то. Взять бы его за глотку. Руки пачкать не хочется. Да и некогда было. Решил тебя дождаться.
– Когда было-то это все?
– На прошлой неделе. В четверг.
– А бежал, куда так поспешно? К Лили?
– Нет, там все глухо. Замуж она собралась. Нашла себе немца лысого, но при деньгах. Карлом звать,– усмехнулся Серега.– Шмидт фамилия.
– Иоганович?
– А ты откуда знаешь?
– Так это он велел Ивановичу ноздри вырвать. Усадьбу его кто-то подпалил из деревенских, ну он дознание проводить не стал, а велел каждому мужичку 20-му ноздри вырвать. Построил и каждого двадцатого самолично отсчитал.
– И что? Не взбунтовалась деревня?– удивился Серега.– Вот скотина лысая.
– Не знаю насчет бунта. Не спросил я Иваныча. А он сам в лес подался разбойничать. Там с ним и познакомился. Ограбить нас с Катюшей хотела шайка его.
– Ну-у! И ты, конечно, им накостылял, а потом пожалел по обыкновению своему?
– В том-то и дело, что не я, а Катюша усмирила. Как принялась их страшать, да совестить они и на колени попадали, а тут еще и гром загремел. Она как крикнет.– "Кайтесь",– и гром грохочет. Я сам чуть не упал!
– Да ты что?! Ну-у, Катерина!!! А дальше-то что?
– А дальше… Дальше совсем, Серега, чудеса начались, от которых до сих пор у меня в голове звон стоит. Перевернулось кое-что в голове и до сих пор не устаканилось,– признался Мишка.
– Ты прекрати загадками-то… Что за чудеса?
– Да, понимаешь, Катюша крикнула, что где двое во имя Христово собрались, то там и Он посреди сам есть, ну и загремело вовремя. Разбойнички на колени, я саблю чуть не выронил. А потом, когда эти-то орлы ушли, возьми да пошути про своевременность громов. Мы с ней, минут за десять до того, под дождь попали и сушились у костра, когда эти-то архаровцы нагрянули. Ну и Катюша тогда мне выволочку устроила, дескать, в Бога не верую и на саблю свою больше чем на Него рассчитываю.
– А ты что?
– А я отшутиться попытался, мол, еще пару таких вот чудес и уверую совсем. Тут она и вовсе разобиделась, хвать саблю-то и молитву зачитав, сломала ее пополам, как хворостинку.
– Чего-о?! Ну-ка покажи!– Серега даже со скамьи приподнялся и вцепился в рукоять сабельную Мишкину.
– Нечего показывать. Ты слушай, что дальше было. Прибалдел я, а она мне под ноги обломки швырнула. Ну, я, конечно, кинулся прощения просить, да и мороз по коже опять же, а она взяла саблю, подняла и обратно срастила – опять с молитвой. Даже следа не осталось,– Мишка вынул саблю из ножен.– Смысла нет показывать.
– Слушай, Миш, я басни сам горазд сочинять, но если это прикол, то не самый удачный. Какая молитва? Чтобы эту саблю сломать, ее под электричку сунуть нужно и то спружинит,– Серега буквально впился взглядом в лезвие.
– Так и знал, что не поверишь. А Катюша ломать для тебя не хочет. Говорит, что Господа попросила и это его Воля была в обоих случаях. А она только молитву зачитала,– унылым голосом произнес Мишка.
– Значит, говоришь, там где двое во имя Его соберутся там и Он?
– Ну да, так. Ты что делать собрался?