Авантюристы. Книга 4

Глава 4

Попрощавшись с Фердинандом, Михаил отправился вслед за Сергеем в сторону Лондона, куда помчался преследуемый им экс-дворецкий. У парня видать кое-какие дела незавершенные были и в столице Соединенного королевства, так как он совершенно не торопился пересечь Ла-Манш не медленно. Вызванный Филя доложил, что Сергей уже въехал в столицу Англии и двигается по ее улицам вслед за каретой, в которой путешествует Эммануил фон Франкенберг.

– И куда направляется эта бестия?– Михаил решал, стоит ли вообще преследовать экс-дворецкого. Документы он передал, а вот браслеты и «медальон» – это один процент вероятности, что они именно у него в дорожном саквояже.

– Очевидно, отправился в Сити-центр,– предположил Филя.

– Из чего это вытекает?

– Проехал на крыше кареты и послушал разговоры пассажиров. Сэр Франкенберг, расспрашивал лысого джентльмена с огромным носом, как ему найти в районе Сити, какую-то лавочку ювелирную. Там его родственник подвизается на перепродаже бижутерии. И джентльмен ему ответил вежливо, что «сдохнет тот час же если знает, где эта лавка находиться. Там этих лавок на каждом шагу и вообще этот «Большой Фурункул» тем и славится, что в нем шагу не ступить от этих лавчонок». Еще джентльмен обозвал Лондон «Вонючим смоком и Свалкой для отбросов», на которую он бы сам добровольно никогда не поехал. Но вот служба его принуждает к этому. Джентльмен служит в полиции и ему приходится мотаться в эту «Клоаку Вавилонскую» еженедельно.

– Неужели такой грязный в 18-ом веке город Лондон?

– Совершенно чумазый. Канализации практически нет, только строить начинают. Поэтому четыре миллиона жителей валят все куда попало. В основном в Темзу. Река протухла, потому что в нее сливают еще и отходы производства с фабрик и заводов, которых понастроили за последние десятилетия сотни. Техническая революция, сэр,– Филя чирикал Михаилу в ухо, вцепившись коготками в плечо.– Преступность, сэр, невероятная. Виселицы не успевают освобождать у Тауэра от повешенных преступников. Ежедневно вздергивают пару-другую негодяев. Фальшивомонетчиков в основном и налетчиков. Джеков-Потрошителей опять же развелось в Лондоне в последнее десятилетие просто невероятное количество. Полиция с ног сбилась регистрировать убийства с особо-тяжкими. Бытовые убийства – вообще норма жизни. Особенно в рабочих трущобах. Это Ист-Энд. Туда после захода солнца лучше вообще не соваться. Зарежут, ограбят, настучат по фейсу, изнасилуют и просто вульгарно нахамят.

– Изнасилование – это круто. Неужто и мужчин насилуют?

– А как же!– подпрыгнул на тонких ножках Филя и затрепыхал радостно крылышками.

– Женщины насилуют. Поймают ночью ротозея припозднившегося и хвать. Целые банды орудуют

«вуменлэди». По статистике половина изнасилований на их совести. Вот вчерашние газеты писали. В «Лондон Таймсе». Джентльмен носатый зачитал для всех любознательных попутчиков. Изнасиловали двух инспекторов полиции. Представляете? При оружии были констебли, как положено. Напали сразу десять фурий, связали по рукам и ногам и только утром бедолаг обнаружили на берегу Темзы, совершенно нагих и безоружных. Чудом живы остались и в отставку подали оба, не снесли позора. В этих районах фабрично-заводских и днем-то разгуливать опасно, только в «Завесе» если постоянно. Могут налететь и ободрать как липку, глазом мигнуть не успеешь, а уже без кошелька и вообще без ничего. Не брезгуют работяги ни чем.

– Какие же это «работяги»? – пожал Михаил плечами.– Преступники.

– Совмещают. Кто работает в дневную смену, грабит ночью, кто работает в ночную смену, тот грабит днем,– авторитетно чирикнул Филя.

– Спят-то когда? Ты что несешь, сокол ясный?

– Совсем не спят, судя по количеству преступлений. Джентльмен носатый – его Джоном звать, сказал доверительно шепотом на ушко Эммануилу, что будь его воля он бы весь этот сброд запер бы на их предприятиях и выпускал бы только по одной неотложной надобности.

– По какой это?

– На кладбище, чтобы похоронить.

– Этот Джон придурок. Все полицейские, во все века одинаковы и мысли у них похожи. Им дай волю, они весь Земной шар в концлагерь превратят.

– Не-е-е-т. Джон мужчина положительный. В храм ходит по воскресным дням, семьянин примерный. Детишек пятеро. Не курит, спиртное не употребляет,– принялся защищать источник информации Филя.

– Крыльев у него ангельских нет?

– Информации о наличии крыльев не имею, так как визуально целиком объект виден не был.

– Не пьет, не курит. У него фамилия не Гитлер часом?

– Информация о фамилии так же отсутствует в связи с тем, что не называлась. Сказал просто Джон и все.

– Ладно, мотай к Сереге, возможно ты ему скоро понадобишься. Передай ему, что я еду следом и пусть сообщит, где будет ждать. Проводит пусть этого уволившегося до ювелирной лавчонки, и тогда прилетай,– отпустил Михаил Филю. Вокруг уже потянулись предместья Лондона. Копыта Леркины выбивали дробь на мощеных улочках и они довольно широкие, постепенно становились все оживленнее. Гужевой транспорт заполнял город. Лошадиные морды были повсюду. Дилижансы, кареты, двуколки, тарантасы и просто телеги с одинокими возницами, запрудили проезд. Все это лошадиное поголовье, управляемое людьми, ржало, всхрапывало, громыхало копытами и колесами. А вот дышать действительно было затруднительно, куда не кинешь взгляд, над крышами торчали дымящие трубы. Над городом висел смог. Сизо-черным облаком он накрывал его и, перемешиваясь с дождевыми облаками, выпадал на лица, одежду, стены домов и мостовую. Добавляя к естественным цветам свою ложку дегтя. Фабрики и заводы, гордо выставили трубы самого большого сечения, но все же львиную долю дыма давали обыкновенные трубы – отопительные. Лондонцы зябли и грелись у каминов, пыхтя табачным дымом.

– Точно фурункул, хоть противогаз одевай. Как они тут живут каждый день?– Михаил достал носовой платок и вытер им лицо. Взглянул на черные полосы, оставшиеся на ткани, и вздохнул:

– Десять минут в городе и уже как трубочист,– затем присмотрелся к лондонцам, снующим по тротуарам и довольно быстро научился отличать постоянно-живущих от только что приехавших.

Улица, по которой он перемещался, была с односторонним движением и, до очередного перекрестка Михаил добрался довольно быстро, даже на рысь иногда переходя, а вот на перекрестке началось столпотворение. Стоящий в центре полисмен-регулировщик, заворачивал всех влево и вправо, запрещая проезд прямо. Рядом с ним, для грамотных, но бестолковых, громоздился щит с надписью аршинными буквами. «КАНАЛИЗАЦИОННЫЕ РАБОТЫ. ОБЪЕЗД». Под надписью красовались две стрелы указывающие направление объезда. Впрочем, и без этой «наглядной агитации» было видно, что улица перерыта в нескольких местах поперек проезжей части и ехать туда никто, в общем-то и не рвался, но тем не менее с английской аккуратностью улица вдобавок была еще и перегорожена здоровенной лесиной, как шлагбаумом. Поток транспорта, разветвлялся в разные стороны, смешиваясь с такими же потоками из соседних улиц и ор стоял такой, что Михаил, подъезжая к перекрестку даже подумал, что начались беспорядки и народ, от такой жизни сволочной устав, сводит счеты с городскими властями. Оказалось, что просто англичане со свойственным им темпераментом, разбирались кому, куда проезжать. Какой-то кэбмен замешкался, выворачивая свою колымагу и перекрыл встречное движение. Его лошади в шорах, рвались в упряжке, натыкаясь на встречные лошадиные морды и испуганно ржали, нещадно охаживаемые кнутом.

Констебль-регулировщик, с сожалением оставив свое место у щита, полез в поток разбираться, размахивая дубиной и принялся так же хлестать по мордам и без того несчастных животных. Лошади, получив по глазам дубиной стража порядка, рванулись в разные стороны, затем вперед и смяв представителя закона, ринулись в образовавшуюся щель за его спиной. Колеса кэба подпрыгнули пару раз и кэбмен, нахлестывая лошадей, лихо укатил в ближайшую улочку даже не оглянувшись полюбопытствовать, что там с полицейским. К удивлению Михаила, перееханный блюститель закона, поднялся самостоятельно, погрозил кулаком вслед уехавшему «водиле» и похромал на свое место.

– Силен, бродяга!– Михаил крутил головой, соображая куда ему лучше свернуть и в этот момент ему на плечо плюхнулся Филя.

– Велено передать, сэр, что вас ждут рядом с Трафальгарской площадью на Пол Мол-стрит.

– Это как ехать?

– Прямо сэр.

– Прямо?– Михаил прикинул высоту жердины перегораживающую проезд, – Давай, Лер, только без фанатизма, ровно столько чтобы махануть через шлагбаум этот.

Констебль в длинном форменном сюртуке с блестящими пуговицами испуганно пригнулся, когда над его головой мелькнули копыта прыгнувшего «Трояна». Лерка поняла буквально и скакнула прямо с того места где получила «добро». Прошла аккуратно, в дюйме над шлемом полицейского и приземлилась точнехонько за лесиной, щелкнув по ней легонько задними копытами.

– Ну, ты блин, коровище тупорылое, что творишь?– Михаил оглянулся назад и присвистнул. Прыгнула Лерка метров на пятьдесят, и теперь перекресток застыл, будто выключили старую кинохронику. Все пялились на лошадь с сидящим на ней монахом, раскрыв рты. Но задние напирали и, движение возобновилось, унося очевидцев явного «чуда» в разные стороны. И только полисмен, вытаращив глаза, продолжал смотреть в их сторону, не решаясь что-либо предпринять. С одной стороны он обязан был пресечь нарушение и наказать нарушителя, но с другой стороны… такой прыжок видеть ему еще не приходилось никогда. Регулировщик вынул из форменного сюртука тряпку и принялся размазывать грязь по лицу. Равномерно разместив копоть по фейсу, он сунул тряпку обратно в карман, решительно хлопнул дубиной по открытой ладони и направился все же в сторону нарушителя. «Служба есть служба», без труда прочитал на его угрюмом лице Михаил и, не дожидаясь разбирательств, пришпорил Лерку.

– Давай уж, продолжай, чудо. Вон те две канавки перескочи, а потом обычным манером. Ясно?

Канавки были метра по три шириной и отстояли друг от друга метров на пятьдесят. В них ковырялись землекопы, размахивающие кирками и лопатами.

Лерка опять поняла не правильно и маханула обе канавы сразу, не заморачиваясь поэтапным преодолением каждой. Реакция работяг была предсказуема – все побросали инструменты и полезли наверх. Полисмен, увидев очередной скачек, замер и сняв свой шлем, перекрестился.

– Охренела совсем!– Михаил, крутнул «Трояна» вокруг своей оси, приводя в восторг публику и, поспешил убраться с места происшествия. Филя, все это время сидевший на его плече, осуждающе чирикнул:

– Сэр, до чего эти лошади тупые животные. Даже я понял, что нужно было сделать. А эта дура два раза сигала. Расстояние-то смешное. Сто метров. А народ вон вытаращился. Устроила цирк посреди Лондона. Я бы, сэр, наказал непременно.

– Интересно как?– Михаил не стал уточнять, чего он хотел от лошади на самом деле.

– Вот ей, запретил бы снимать фильмы про насекомых. Порно-энтомологические.

– Почему порно?

– Так там в каждом кадре спаривание. Я за голову схватился, когда просмотрел. Не дай Бог детишки увидят,– зачирикал возмущенно Филя.

– Лерка, ты что в натуре совсем страх потеряла? Что за спаривание там у тебя с насекомыми?– Михаил задал вопрос, подпустив в голос строгости и Лерка, обиженно повернув голову назад, заморгала глазами:

– Не слушайте вы его, Хозяин. Нет там никакого порно. Все в рамках приличия. Что я не понимаю что ли?

– Смотри у меня, лишу лицензии. Скачешь тут как антилопу Гну.

– Антилопа Гну, так не скачет, хозяин. Максимум восемь метров в длину и два в высоту,– возразила Лерка.

– Я не расстояние имею в виду, а неуправляемость. Что за самодеятельность, блин? Сказано же было аккуратно, без фанатизма. А ты что вытворяешь?

– Виновата, не поняла термина,– Лерка так лихо зашевелила ушами, что Михаил удивленно вытаращился на их мельтешение.

– Что это у тебя со слуховыми сенсорами?

– Перенастраиваюсь.

– Куда?

– На «без фанатизма».

– И что теперь?

– Теперь «без фанатизма».

– И что?

– Значит, без прыжков.

– Как это прыгать ты собралась «без прыжков».

– Перелезать буду,– радостно сообщила Лерка.

– Здрасьте. Еще не лучше. Без фанатизма – это значит прыгать, имитируя лошадь обыкновенную, чуток добавляя. Подскакала бы к шлагбауму и перескочила, ровно столько, сколько нужно. Лазить она собралась. А я следом полезу? Ясно, чувырло бестолковое?

– Так точно, хозяин,– закивала Лерка и снова зашурудила ушами, видимо перепрограммируясь под новое понимание «без фанатизма». Следующие три канавы-траншеи канализационные Лерка перескочила вполне обыкновенно, даже особенно не удивив рабочих землекопов. Головы, конечно, повернули, но работу не побросали,– «Ну, лошадь. Ну, прыгает. Эка невидаль».

– Вижу, поняла. Вот так и нужно. Не привлекая внимания к себе. Нафига нам это надо?

– Нам это нафиг не нужно,– поддакнули Филя с Леркой.

– И заткнитесь оба. Уже народ начинает обращать внимание на вас говорунов,– сделал им замечание Михаил.

Какой-то нищий оборванец, в цилиндре, смятом в гармошку и в невообразимых лохмотьях, схватил Михаила за ногу и простонал:

– Помогите убогому, добрый господин. Тонул геройски в Тихом, Атлантическом и Индийском океанах. Отдал все королеве. Здоровье, молодость, одежду и все свое состояние. Я моряк, сэр!

Михаил швырнул «утопленнику» монету и тот, ловко поймав ее, осклабился беззубым ртом.

– Пошли вам Нептун удачу, сэр. За весь день вы первый подали несчастному Хью. А столько много мне вообще никогда никто не подавал. Вали его братва! – рявкнул он, отскакивая от «Трояна» и из подворотни тут же высыпало еще десятка полтора таких же оборванцев, с рожами озаренными надеждой на легкую наживу.

Перекопанная улица была пуста. Рабочим дела не было до проблем возникших у проезжего монаха, а обыватели привыкли не вмешиваться в дела их непосредственно не касающиеся. Впрочем, выскочившие из подворотни, пожалуй, ими и были. Чем не обыватели? Самые что ни на есть.

Лондонские «гопники» вызвали у Михаила искреннее любопытство. Все пятнадцать. Поэтому он обстоятельно принялся их разглядывать, справедливо полагая, что вряд ли ему еще раз доведется наблюдать жизнь «обитателей лондонского дна» вот так непосредственно в естественной среде обитания, без навязчивого присмотра государственных служащих с дубинами в руках, которые одним своим видом мгновенно принуждают людей лицемерить. Главным, конечно же, был Хью – утопленник, судя по тому, что сам он в свалку не лез, как и положено командиру, ринувшихся в атаку «бойцов». Оборванцы действовали согласованно и быстро, своими действиями наводя на мысль, что эта экспроприация в их жизни многотрудной не первая и у них было достаточно времени отшлифовать свои профессиональные навыки. Просто душа радовалась наблюдать, как разбившись на тройки, эти ребята живенько окружили объект и, потрясая дубинами, принялись убеждать его отказаться от собственности. Хью, руководящий операцией, давал ценные указания, хриплым, хорошо поставленным командирским голосом. Если он действительно тонул во всех океанах, кроме Северно-Ледовитого, как утверждал, то не иначе как в качестве боцмана.

– Что вы прыгаете как макаки, крюйс-брам-рей вам в задницы, стаскивайте монаха с лошади и снимайте с него все. Кошелек мне,– подгонял он команду. Пятнадцать грязных рук, свободных от дубин, незамедлительно вцепились в сутану и если бы она была из обычной ткани, то Михаил в течение пяти секунд остался бы без одежды, но ткань выдержала к чести ее разработчиков из «допотопной» корпорации XЦX.

Вцепившись в сутану лондонские «джентльмены удачи», буквально повисли на Михаиле, сквернословля и сопя от усердия. Михаил потянул повод влево, и Лерка закружилась на месте против часовой стрелки. Получившаяся «карусель» ей так понравилась, что она даже заржала от избытка чувств. А вот обывателям местных подворотен это, любимое всеми детишками мира развлечение, явно пришлось не по душе, потому что на пятом круге, некоторые стали отскакивать с недовольными физиономиями. Дольше всех продержался верзила в полосатой когда-то рубахе. Рубаха когда-то была шикарной, в широкую горизонтальную полоску, она сочетала весь спектр радуги, но это было очень давно и теперь на ней преобладали два цвета – черный и серый, живописно прерываемый там и сям лохматыми дырами разного размера. Парень был уцепистый и выдержал кругов десять, даже пытаясь наносить удары сучковатым дрыном. При этом он орал что-то невразумительное, переведенное «сурдом», как «эх ма». Однако центробежная сила на десятом круге доконала и этого, самого фанатичного из «джентльменов». Зато и отлетел он гораздо дальше остальных. Метров пятнадцать пролетел, так и не выпустив из руки дубину. Зацепив по пути Хью, замершего с открытым, беззубым ртом. Если бы не Хью, то парень, пожалуй, улетел бы гораздо дальше, но «боцман» был тоже парень не самого мелкого телосложения, поэтому столкнувшись с ним «полосатый» с ног-то его сшиб, как кеглю, но полет на этом и закончился.

Хью-утопленник, временно оказался не в состоянии руководить действиями банды оборванцев и они, привыкшие действовать по его указке, деморализовано таращились на монаха, сидящего как ни в чем ни бывало на «бешеной» кобыле.

– Не зашиб ли я вас часом, джентльмены?– осведомился Михаил, пытаясь изобразить на лице самую очаровательную улыбку. Улыбка получилась, но не очаровала, а напротив… обозлила.

– Бей его!– крикнул кто-то визгливо и зло. Явно не Хью. Похоже, в команде появился новый неформальный лидер. Предложение было толковым, а главное своевременным, поэтому никто спорить не стал. Даже Хью, будь он в сознании, не смог бы придумать ничего толковее. Джентльмены удачи, рефлексорно разбившись на тройки, кинулись на улыбающегося монаха и дубины замелькали со всех сторон, опускаясь в основном на круп лошади. Досталось ногам и коленям Михаила, били не точно, но сильно. Очухавшийся от приземления «полосатый», ринулся, чтобы внести свою посильную «лепту» и опять удивил Михаила, сломав довольно толстую дубину о его плечо с первого удара. Нормального монаха на нормальной лошади уже давно бы убили вместе с лошадью, но эта мысль как-то никому не приходила пока в голову. «Полосатый», лишившийся «орудия труда», принялся швырять в Михаила булыжники, выворачивая их из мостовой и норовя попасть в голову. Вот это уже не понравилось Михаилу, потому что парень явно был мастер в этом виде спорта и мог запросто попасть в лицо, не защищенное «Завесой». Тем более что метался он перед самой мордой Лерки и с трех метров промахнуться было сложно. Уклонившись от двух булыжников, Михаил соскочил с «Трояна» и третий перехватил вместе с занесенной для броска рукой. Не обращая внимания на прыгающих вокруг оборванцев с дубинами, отвел «полосатого» к стене и, усадив там, скомандовал:

– Замри,– потом повернулся к наседающим на него гопникам и принялся аккуратно изымать из их рук дубины. Забирал и швырял на крышу соседнего дома. Дом был, впрочем, совсем не высоким – пятиэтажным. Секунд тридцать заняло разоружение и секунд десять ушло на то, чтобы согнать банду последней дубиной к той же стене. Получившие по легкой, профилактической затрещине, джентльмены удачи жались спинами к шершавой стене дома. Сейчас они напоминали стаю бродячих собак, всегда готовую напасть, но и всегда готовую бежать при достойном отпоре жертвы.

– Лер, притащи сюда Хью – капитана этой сборной команды,– попросил Михаил и «Троян» немедленно приволок зубами, прихватив за лохмотья, все еще пребывающего в беспамятстве «боцмана».

– Что-то долго он в отключке,– посочувствовал Михаил бывшему моряку.– Не зашиб ли его этот мордоворот вообще на смерть? Всем стоять и не дергаться. Шаг влево, шаг вправо – попытка к бегству, прыжок на месте – провокация, глушу без предупреждения, – сообщил он мнущимся у стены «джентльменам» их права и обязанности.

Хью оказался жив и Михаил, поставив его на ноги вежливым рывком, нахлобучил ему на голову цилиндр-гармошку, который заботливо принесла в зубах Лерка. Глаза у Хью смотрели в разные стороны, но на ногах он держался, поддерживаемый с двух сторон собратьями, а с третьей стеной дома.

– И так, джентльмены, с чего начнем нашу политинформацию?– обратился к усмиренной своре Михаил. Банда оборванцев оцепенело, молчала. Монах, который получил сотню ударов убийственных и остался жив, заставлял относиться к нему с почтением. Хорошая "мысля", которая как известно, приходит "опосля", незамысловатая, а потому пришедшая во все нечесаные головы одновременно, пробежала по извилинам "джентльменов" и отразилась на лицах тупой покорностью. Монах был "в своем праве" победителя. И дубина в его руках аргументом была веским, для того чтобы слушать его со всем максимальным вниманием столько, сколько он сочтет нужным. Кто-то даже всхлипнул тоскливо, с подвыванием.

– Ну-ну! Все не так трагично, господа нищие,– попытался успокоить оборванцев Михаил, но опять добился эффекта прямо противоположного. Кто-то застонал, как над покойником и рванул драную одежонку на груди, так что только треск пошел.

– Всем заткнуться!– повысил слегка голос Михаил, подпустив строгости и это подействовало. Замолчали.

– Довожу до вашего сведения, джентльмены, что я не любитель острых ощущений и приехал в ваш вонючий город совсем не для экзекуций. Понятно излагаю?

– Не-а,– осмелился кто-то на реплику.

– Поясняю. Мордобой не одобряю. Понятно теперь?

– Да. Чего не понять. Ясно, что не одобряете, святой отец.– Живо отреагировали обитатели лондонского "дна".

– Я понимаю, что не от хорошей жизни разбоем занялись и нищенствуете не из любви к такому времяпрепровождению, но неужели в таком большом городе и не найти себе занятие менее хлопотное и более прибыльное?

– С фабрики выгнали и куда я пойду?– заныл стоящий крайним слева коротышка в длинном до пяток сюртуке. С кого он его содрал не известно, но потерпевший был видать здоровяк, потому что нынешнему обладателю пришлось рукава срезать наполовину. Сюртук был подвязан, как и положено веревкой пеньковой, а из-под длинных пол, бахромящихся по земле, торчали босые, грязные пальцы ног. Остальные одеты были не лучше. Приличнее всех выглядел Хью – "утопленник" в его цилиндре и вполне добротной куртени из парусины. Дырок почти не было на ней и это очевидно давало ему право на капитанство.