Илушума: забытый принц
Ашшурбанапал хорошо помнил рейд, во время которого в отряде появился Абендагов. Это был трудный поход, занявший почти полгода. Первый отряд отправился чуть раньше другого по направлению к северной границе Ассирии – в направлении озера Ван. Второй отряд во главе с принцем Ашшурбанапалом вышел из Ниневии пятью днями позже, спустился по Тигру до Ашшура и, не заходя в него, резко изменив направление, двинулся на восток мимо Экбанаты в Мидию. Отряд появился у границ Мидии совершенно неожиданно и поначалу углубился во владения мидийцев на два дня пути. На третий день вторжения завязался непродолжительный, но упорный бой, который невозможно было спланировать заранее. Оказалось, что в этом районе мидийцы сосредоточили значительные силы, да и знание ими местности сыграло свою роль.
В результате боя отряд потерял более четырех десятков всадников и еще столько же получили различные ранения. Мидийцы отрезали отряду дорогу назад, и пришлось уходить через гористые районы на север. Шестнадцать дней они преодолевали бесконечные горные цепи, разведывая незнакомые дороги и неведомые тропы, отбиваясь от наседавших на них мидийцев. Коней часто приходилось вести в поводу: такими узкими были проходы. На семнадцатый день отряд вышел к озеру Урмия восточнее перевала.
В один из вечеров во время подготовки к ночлегу к Ашшурбанапалу привели высокого мужчину неопределенного возраста, который, как оказалось, выглядел гораздо старше своих лет: на самом деле ему было немногим за тридцать. Что-то во взгляде этого мужчины приковывало внимание принца. В свете факелов глаза его казались черными и тоже как будто горели, но каким-то внутренним, затаенным огнем. Незнакомец со всем почтением обратился к принцу на хорошем аккадском наречии арамейского языка. Он просился в отряд, и его уже испытал командир полусотни на владение оружием.
Ашшурбанапал всегда сам наблюдал за испытаниями новых бойцов. Так поступил и сейчас. Он приказал выдать новобранцу меч и копье и сразиться боевым оружием с одним из его воинов. В том скоротечном поединке Абендагов не показал необыкновенного мастерства, однако проявил упорство и злость и, несмотря на две раны – рассеченное плечо и неглубокий порез икры левой ноги, дрался до тех пор, пока принц не остановил бой.
О себе незнакомец рассказал очень скупо. Роду-племени своего он не знал, так как мальчишкой-несмышленышем был захвачен кочевниками и сразу же продан на базаре в Урарту. Ему несказанно повезло: его купил звездочет-астролог из Тушлы, который привязался к нему и обучил очень многим наукам, в первую очередь, клинописи и языку древних шумеров. Сначала он научил мальчика грамотно излагать свои мысли, читать и писать. Потом ученый старик показал ему звездное небо и раскрыл часть его тайн, затем научил читать карты и рассказал о древней истории Земли. Уже не рабом, а помощником стал ему юный Абендагов.
Однако все это не могло продолжаться вечно: слишком стар был ученый-звездочет, и дни его стали клониться к закату. Он давно уже отпустил бывшего раба на волю и думал, что тот когда-нибудь продолжит его дело, но судьба опять самым неожиданным образом вмешалась в их жизнь – и снова в лице скифов, на этот раз разрушивших и разграбивших Тушлу при очередном набеге.
Тому Абендагову не было еще и двадцати лет. Что с ним стало, кто может сказать? Только в рядах скифов появился через некоторое время новый воин Абендагов, лихой, беспощадный и непохожий чертами лица на своих соплеменников. Больше десяти лет он жил среди кочевников их жизнью, проносясь по плодородным степям Семиречья, переплывая, держась за холку лошади, священную реку Ра, отдыхая на залитых солнцем лугах в карпатских предгорьях. И вдруг во время одного из набегов этот скиф пропал в горах Мидии.
Еще ранее заинтригованный чистым произношением новобранца, Ашшурбанапал поговорил с ним на шумерском наречии, задал несколько вопросов по истории месопотамских царств, приказал написать клинописью прямо на земле несколько строк под диктовку и, наконец, распорядился: новобранца прикрепить ко второму десятку первой полусотни в качестве помощника одного из опытных воинов. В задачу Абендагова входило вовремя подавать луки трем всадникам, заботиться о том, чтобы их колчаны всегда были полны стрел, оружие заточено, кони накормлены, провиант припасен. В бою он должен был прикрывать тыл одного из всадников по обстановке. Пока только так: Ашшурбанапал решил приглядеться к грамотному новобранцу, но торопить события было не в его характере.
На следующий день отряд всадников отправился в путь. Они миновали хребет и вышли в долину между озером Ван и Евфратом. Здесь их ждал второй, свежий отряд, еще не участвовавший в сражениях. В Ассирию домой были отправлены на излечение раненные, но выжившие бойцы, а соединенный кавалерийский корпус двинулся на запад вдоль северной границы Ассирии с Урартой, мимо горных цепей – к стране хеттов, чтобы, дойдя до моря, повернуть на юго-восток и вернуться в Ниневию черед Кархемиш.
В том походе Абендагов сразу проявил себя великолепным воином. Буквально в первом сражении он отличился, надежно прикрывая своего всадника с тыла, потом в легкой схватке на перевале сам расчистил дорогу маленькому отряду, смяв лошадью и покрошив на части появившихся невесть откуда мидян. Таким образом, когда через несколько переходов его наставник сорвался в пропасть на горной тропе и погиб (что там случилось, никто толком не разглядел), Абендагов по праву занял место в кавалерийском строю. Второй подвиг недавнего новобранца произошел уже в сражении с хеттами, когда его полусотня попала в окружение, и именно Абендагов, взяв на себя командование, собрал рассыпавшихся по местности конных бойцов, а затем с боем вывел оставшихся в живых всадников к основным силам ассирийцев. Так за неполных полгода службы Абендагов стал сначала десятником, а потом командиром полусотни. При этом непостижимей всего для Ашшурбанапала было какое-то врожденное предчувствие на опасность, которое проявлял его новый командир. Принц стал все чаще советоваться с ним. При обсуждении предстоящих операций Абендагов всегда просчитывал варианты на несколько шагов вперед и почти никогда не ошибался. Он будто наперед знал, где состоредочил враг свои основные силы, как поступит противник в той или иной ситуации, какой маневр и когда лучше всего предпринять. К тому же у Абендагова всегда наготове был пример из истории прошлых войн, что весомо подкрепляло все его суждения. Гиваргис не раз поражался этой способности будущего военачальника, произнеся как-то Ашшурбанапалу ставшую известной при дворе фразу: не иначе как Нисроч или сам Захак велит птицам приносить знания Абендагову.
– Пехар8, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил тогда неулыбчивый Абендагов, но никто не понял, что он хотел сказать этим чужим словом.
Ашшурбанапал отошел от зеркала, обвел взглядом свою спальню, отделанную драгоценными породами черного дерева с золотой резьбой, перевел взгляд на стены. Со стен на него смотрели крылатые быки и гении с орлиной головой, призванные охранять царский сон «от наваждений».
«Красиво», – отметил царь про себя в очередной раз. У его деда Саргона во дворце Дур-Шаруккин было двадцать личных комнат. В ниневийском дворце Ашшурбанапал обходился восемью, но все они были обставлены удобной для работы и отдыха мебелью и украшены росписями, резьбой и причудливыми фигурками из глины, созданными лучшими мастерами междуречья.
Царь еще некоторое время постоял у высокого длинного стола, любуясь рисунками и ни о чем особенно не размышляя, после чего решительно стряхнул с себя настроение созерцания и быстрым шагом направился на другую половину царских покоев. Он прошел мимо входа в гарем, миновал зиккурат и оказался в западной части дворца, где находились присутственные помещения. Здесь работали секретари, письмоводители, переводчики и прочий служилый люд. Между их помещениями и рабочей комнатой царя располагался круглый зал, в который можно было попасть как с лестницы, так и через присутственные комнаты. В этом небольшом по дворцовым меркам зале не проводились торжественные приемы, он был предназначен для высокопоставленных чиновников, ожидавших приема у правителя.
Ашшурбанапал не воспользовался отдельным царским коридором для того, чтобы попасть в рабочую комнату, а решил выйти на лестницу и пройти через зал. Здесь его уже ожидал Аран. Едва стражники громко поприветствовали царя и распахнули двери зала перед правителем, как начальник дворцовой стражи склонился перед Ашшуранапалом в глубоком поклоне и не поднимал на царя взгляда, пока тот не приблизился к нему.
«Уж очень глубоко кланяется Аран, – отметил про себя Ашшурбанапал. – Не иначе, случилось что?»
– Ко мне никого не допускать, – на ходу бросил царь начальнику отряда охраны зала.
Он прошел мимо Арана, коснулся того рукой и чуть кивнул головой в сторону рабочей комнаты, давая понять начальнику стражи, чтобы тот следовал за ним. Аран тут же поднялся и вошел в комнату вслед за правителем.
– Докладывай, – приказал Ашшурбанапал.
– Во дворце происшествие, мой повелитель, – начал Аран и рассказал все, что успел узнать к тому времени: о незнакомом мужчине, убитом в саду, следах пантер на песке, нерадивых стражниках, якобы не слышавших ничего настораживающего в течение всей ночи. Он видел, как все более хмурился лик повелителя, и язык Арана от страха стал прилипать к небу. Он только собирался рассказать о незапертых вольерах и пропавшем смотрителе за царским зверинцем, как в комнату вошел начальник отряда и доложил о приходе командующего.
У царя не было секретов от Абендагова.
– Пусть войдет, – распорядился он.
Вошедший Абендагов сразу почувствовал напряженную атмосферу, воцарившуюся в комнате с его приходом. Он посмотрел на Арана и заметил смятение на лице начальника дворцовой стражи: тот явно не хотел бы продолжать доклад в присутствии командующего. Это не удивило Абендагова: они давно с некоторой ревностью относились друг к другу. Несмотря на казалось бы совершенно разное положение во властной вертикали империи – один являлся высшим сановником ассирийской администрации, а другой только правой рукой руководителя службы безопасности в резиденции царя, – по степени близости к Ашшурбанапалу они могли посоревноваться, причем Аран даже раньше Абендагова стал близок тогда еще только второму принцу. Ашшурбанапал хорошо знал о соперничестве своих доверенных людей и пытался, когда считал нужным, сгладить их отношение друг к другу, но одновременно использовал такое положение вещей для того, чтобы иметь от каждого донесения о различных сторонах жизни (в том числе личной жизни) и командующего, и начальника стражи. Причем личной жизни своих сановников подозрительный Ашшурбанапал уделял особое внимание, безапелляционно полагая, что именно в ней могут зарождаться семена государственной измены.
Ашшурбанапал заметил искры, метнувшиеся из глаз обоих военных, но не показал виду. Он считал, что второй человек в администрации должен знать все о происшествии во дворце, тем более что в ведении командующего находилась военная разведка. Она могла получать сведения, необходимые для расследования, поэтому царь приказал Арану:
– Повтори все сначала, и очень подробно!
Пришлось повторить и после небольшой заминки рассказать также о пропавшем смотрителе вольеров. Во все время доклада Ашшурбанапал внимательно смотрел за реакцией Абендагова. Тот выслушал доклад, не проявив никаких особых эмоций, хотя было заметно, что описание убитого мужчины очень насторожило командующего. Он как будто вспомнил что-то и едва не выдал свои эмоции неосторожным движением глаз. Для Абендагова с самого начала истории было ясно, что это расследование необходимо провести самому, но сказать об этом следовало так, чтобы никто не понял его особой заинтересованности. Поэтому по окончании сообщения командующий повернулся к царю, сделал озабоченную гримасу и, как будто повинуясь неизбежному, ровным голосом по-военному твердо произнес:
– Я готов заняться расследованием этого происшествия, великий царь. Мне надо видеть труп!
– Нет, Абендагов! – Ашшурбанапал исподлобья посмотрел на командующего и отрицательно покачал головой. – Разве я назвал твое имя? Происшествие действительно странное, и расследование следует провести жестко, но у нас с тобой на очереди много других дел. Я сообщу тебе о его ходе и, если будет нужно, ты поможешь, однако самим расследованием займется служба безопасности.
– Но Гиваргис болен, повелитель, – сделал последнюю попытку Абендагов, боясь возражать и одновременно понимая, что первая роль в этом деле от него ускользает.
– Гиваргис уже вряд ли поправится, – с грустью в голосе сообщил Ашшурбанапал. – Поэтому я решил назначить на его место принца Адада-Илушуму. Сегодня будет оглашен соответствующий указ. Принц давно планировал операции совместно с Гиваргисом, пусть теперь крепко берет в свои руки разведку и безопасность. Расследованием должен заниматься человек, высота положения которого непререкаема и незыблема, особенно если придется допрашивать или привлекать к ответу знатных сановников.
Ашшурбанапал взял со стола небольшую колотушку и легонько ударил ею по медной тарелке, подвешенной на изящной подставке. Едва комнату наполнил гулкий звук гонга, как в дверях появился начальник отряда стражников.
– Найдите и пригласите ко мне немедленно принца Адада-Илушуму, – распорядился Ашшурбанапал.
Вот когда Абендагов в полной мере пожалел о нерадивости своих подчиненных, не доложивших ему вовремя о контактах принца Илушумы! А сейчас об этом говорить было уже не время, только вызовешь гнев у грозного правителя: если тот что-то задумал, то ни ему – Абендагову, ни тем более кому-либо другому, развернуть решение Ашшурбанапала было уже не под силу.
Глава 4. Поручения
Часом позже принц Адад-Илушума вышел из царских покоев взволнованным, обеспокоенным и в то же время полным решимости.
Единственно, чего не испытывал принц после разговора с отцом, так это гордости от назначения на один из высших постов в государстве: он никогда раньше не тяготел к государственной деятельности, хотя и относился к поручениям царственного отца со всей ответственностью. Многое из того, что сделал Ашшурбанапал, не стал бы делать Илушума, будь это в его власти. Почему-то в истории Ассирии молодые повелители часто ориентировались на политику своих дедов, а не отцов. Так было и с Ашшурбанапалом. А нынче, считал принц, после огромных завоеваний последних ста лет, должно бы настать время мирного созидания, экономического и культурного объединения страны. Однако открыто высказывать свои мысли принц Илушума пока остерегался.
Он отлично понимал, что решение отца о назначении его начальником службы безопасности и разведки было все же в известной степени спонтанным, вызванным, с одной стороны, болезнью Гиваргиса, а с другой – ночным происшествием. Он также понимал, а царь еще раз подробно оговорил с ним, политические нюансы настоящего времени, из чего следовало, что Ашшурбанапал связывает убийство в саду с возможными кознями Вавилона и поэтому расследованию придает очень большое значение. Наконец, в-третьих, отец доверяет ему и хочет посмотреть, как Илушума справится с важным поручением самостоятельно, без помощи Гиваргиса, и насколько он способен подчинить своей воле знатное окружение царя, в том числе Абендагова. В общем, проверку устраивает ему отец по всем направлениям сразу. И как тут не обеспокоиться?
Однако еще большее волнение и нехорошее предчувствие возникло у принца при беглом описании Араном убитого мужчины. Илушума не просто догадывался, но был теперь почти уверен: он знает, кем является тот мужчина. Совершенно плохим знаком преставлялось то, что Ашшурбанапал заранее причислял его к вавилонским шпионам. Илушума как будто снова почувствовал на себе тяжелый взгляд отца, заканчивающего утренний разговор, и в голове опять зазвучал голос царя:
– Ишу! – Так он обычно обращался к сыну с глазу на глаз. – Я намерен принять решение о походе на Вавилон. Но я должен твердо знать, что не оставляю в тылу того, кто ударит мне в спину. Иди и найди изменника, если к нему приходил убитый.
Принцу Ададу-Илушуме шел двадцать пятый год. Он был первенцем Ашшурбанапала и, пока двое других его сыновей еще не достигли даже подросткового возраста, считался наследником великого царя. К тому же у принца рос мальчик, и хотя тому только-только исполнилось четыре года, он уже бойко говорил и был настоящим непоседой. Ашшурбанапал просто влюбился в шустрого и смышленого мальчугана, которому позволял врываться к себе в кабинет даже во время совещаний с придворными – небывалое благоволение. При рождении внука царь выразил желание, чтобы ему было дано имя Ашшурбанапала, и кто мог противоречить воле правителя? Царю также импонировало то, что и внук тянулся к деду, проводил с ним много времени, рассматривал его охотничьи трофеи, играл с маленьким мечом, специально для него изготовленным, луком и стрелами. Принц тревожился, как бы малыш не поранился об игрушечное, но такое натуральное оружие, однако возражать царственному отцу не решался.
Принц Адад-Илушума совершенно не был похож на своего отца ни лицом, ни статью, ни жестким характером. Очень высокий и худой, с длинным лицом, на котором выделялись массивный, почти фамильный нос и глубоко посаженные глаза, он всегда казался старше своих лет. Задумчивый и с виду неторопливый, принц смолоду больше проводил время в библиотеке, и тем напоминал молодого Ашшурбанапала, но, в отличие от отца, очень долго не выказывал никакого желания погружаться в государственную деятельность. В связи с этим Ашшурбанапал, в свою очередь, никак не мог определиться в отношении к сыну: он отмечал в принце много хороших черт, но были такие, которые всегда царя раздражали. Всего в молодом наследнике было как будто наполовину: он охотился, но не азартно, стрелял сносно, но выполнял упражнения как будто «из-под палки», еще мальчишкой хорошо управлял колесницей и скакал на лошади, но по-настоящему и это занятие его не увлекало. Строительство, которому сам Ашшурбанапал придавал огромное значение как делу государственному, занимало принца Адада только постольку, поскольку было связано с эстетикой городских преобразований, но не с военным предназначением. Вот только чтение и общение с учеными-астрологами всегда отмечались царем как безусловно положительные качества юноши.
Мальчиком принц, естественно, много общался с матерью-царицей и ее служками, но уже в подростковом возрасте удалился от женского окружения, и в круг его общения стали все больше входить взрослые мужчины, занимавшиеся воспитанием и обучением наследника. Принцу преподавали знания о религиозных культах, дворцовом и посольском этикетах, боевой подготовке, военной тактике, истории Ассирии, математике, геометрии и описании земель. Именно последнее наряду с астрологией особенно увлекло принца. В библиотеке он искал тексты на различных языках, которые описывали земли Ассирии и принадлежащих ей царств, их природную среду, полезные ископаемые. Обычные мальчишеские проказы, свойственные подросткам, конечно, имели место. Два-три товарища принца – дети знатных фамилий – являлись участниками его веселых игр и приключений, но настоящими друзьями не стали, хотя дружба с наследником всемерно поощрялась их родителями. Принц явно предпочитал общество взрослых.
Когда Илушуме исполнилось восемнадцать лет, Ашшурбанапал нашел ему невесту. Она была знатного ассирийского рода и достигла четырнадцатилетнего возраста, то есть являлась не самой юной из возможных претенденток. С ее родителями была оговорена дата торжеств. Однако принц не слишком желал обзаводиться семьей: к нему как раз подступила жажда путешествий, и он стал подолгу пропадать в походах. Ашшурбанапал поощрял это увлечение наследника, полагая, что таким образом тот будет лучше знать страну и в своих суждениях, например, относительно развития земледельчества станет полагаться на собственный опыт, а не только на донесения чиновников. Полезное занятие, считал царь. В придачу к нему Ашшурбанапал поручил принцу сбор материалов и донесений о состоянии провинций и подвластных царств. Здесь и верный Гиваргис подключился со своей разведсетью. Таким образом, царь, с одной стороны, получал донесения о том, чем занимается принц, а с другой – анализ, который ему регулярно предоставлял сам Илушума. «Дважды полезное занятие, – удовлетворенно отмечал Ашшурбанапал. – Ради таких занятий и невеста может подождать».
Обычно в поездках по стране наследного принца сопровождали несколько человек, из которых двое занимались охраной, один – секретарскими обязанностями и еще один – слуга, заботившийся о ежедневных хозяйственных потребностях. Был еще пятый человек – курьер, но он не являлся постоянным членом группы, поскольку курьерские обязанности были связаны с частыми приездами-отъездами, и курьеры менялись.
В одной из таких поездок примерно за пять лет до описываемых событий с Илушумой случилось некое происшествие. Во время объезда болотистых местностей нижнего междуречья, он и его спутники оказались там, где соединяются реки Тигр и Евфрат, но ближе к древнему шумерскому городу Ур. На болота, обширные по площади и таившие множество опасностей, выплыли на большом плоту, заранее заготовленному строителями и ожидавшему путников выше по течению Евфрата. На нем разместились трое: сам Илушума, его слуга и телохранитель. Спускаться решено было, используя течение воды в сторону Нижнего моря9, и, сплавляясь, за несколько дней с остановками доплыть до самого Ура. Справа по течению Евфрата от берега их отделяла кромка болот не более чем в четверть парасанга10, а слева буйная растительность простиралась на многие ику11. Несметное количество птиц после зимних дождей без устали кружилось над зеленеющими болотами, заросшими рогозой, камышом и тростником. То здесь, то там всплывали большие черепахи, а вдали виднелись небольшие стада водяных буйволов, отдыхающих от зноя, стоя по шею в воде.
На второй день плот стал местом очередного ночлега принца и его спутников. Чтобы ночная сырость не промочила одежду насквозь, прямо на плоту разожгли небольшой костер из прошлогоднего сухого тростника и улеглись вокруг него на овечьих шкурах. Утром на болота опустился густой туман, заливший все вокруг от края до края. Проснувшийся первым слуга отошел по нужде к краю плота, поскользнулся на мокром бревне и упал за борт. Пока разбуженные криками Илушума и его телохранитель поняли, что к чему, плот течением отнесло в сторону, и при полном отсутствии видимости, они не смогли помочь слуге, который исчез в воде и тумане. Только тяжелый всплеск вдалеке и негромкий вскрик стали ответом на попытки принца прийти на помощь.
Однако этим дело не ограничилось. Стадо водяных буйволов, видимо, поднятое криками слуги, пошло по болоту, сметая все на своем пути. Очутившийся на их пути плот, несмотря на привязанные к нему пузыри из козьих шкур, был опрокинут, и принц с телохранителем, тоже оказавшиеся в воде, моментально потеряли друг друга из виду. К вечеру телохранителю как-то удалось добраться до берега – где вплавь, где вброд, но принца с ним не оказалось. Он утверждал, что, прежде чем начать самому выбираться из болот, полдня звал и искал принца, то есть сделал максимум возможного, но все равно в тот же день телохранитель был заколот за трусость кинжалом наместника, разбиравшего дело и организовывавшего поиски принца Адада-Илушумы.
Уже донесение о происшествии было отправлено в Ниневию, и на лицо царя легла мрачная тень горя и гнева, когда на третий день весть о спасении наследника пришла сначала в Ур, а потом долетела с гонцом до столицы Ассирии. О чудесном спасении принца самим верховным божеством Ашшуром и покровителем наследника богом воды Ададом12 говорила вся Ниневия. Илушума объяснил случившееся просто: оказавшись в воде, он не обнаружил плота рядом, но подумал, что тот обязательно поплывет вниз по течению, а никак иначе. Тогда принц отдался на волю самого быстрого течения, которое почувствовал, и поплыл, экономя силы. Иногда ноги его натыкались на твердые кочки с растениями, и он отдыхал, а потом опять пускался вплавь. Проявлением чуда посчитали то, что многочисленные водяные змеи не ужалили любимца богов. Постепенно туман стал рассеиваться, и тут принц заметил плот, зацепившийся за осровок растительности между руслом реки и протокой. Забравшись на него, принц далее один проделал тот путь, который намечали с самого начала, и к вечеру второго дня пристал к берегу в одном парасанге от Ура. Поскольку он очень устал и хотел есть, то переночевал в доме какого-то рыбака, а утром вместе с ним и его уловом пришел в город. Таков был рассказ принца.
Еще через несколько дней с остатками своей команды Илушума вернулся в столицу, и как-то с тех пор охладел к путешествиям по окраинам империи. И в поведении принца, и в его облике произошли некоторые изменения. Эти метаморфозы более всего были видны близким к нему людям, однако те постепенно стали удаляться от принца, и даже со старыми товарищами Илушума уже не поддерживал прежних отношений. Довольно скоро он сменил почти всю свою прислугу и личную охрану, поскольку наследник престола был самостоятелен в выборе своих служащих, имел собственный небольшой двор со своим штатом слуг и распоряжался ими по своему усмотрению.