Призраки из прошлого

– Но ведь это огромный океан. Хватит ли у нас сил очистить всю воду?

– У одной капли воды вся мощь. Одна капля творит чудеса. Это как ложка кофе в стакане воды: и вкус, и аромат, и наслаждение… И ложка дёгтя бочку мёда испортит. Истина.

Теперь мне стало понятно, что передо мной – не просто друг по переписке. Это новая встреча с Учителем, проводником по лабиринту моей жизни. Вильям – воин света, прекрасно владеющий Духом. Я знала, что у него чёрный пояс мастера восточных единоборств, но силу света ощутила сейчас. Мы не стали откладывать медитацию до рассвета. Перемен хочется прямо сейчас.

Мы стоим лицом к океану. Я опускаюсь на колени и прошу простить маму, сестру, бабушку, меня – всех-всех, с кем встретилась в жизни. Я благодарю Творца за встречу с Вильямом и поворачиваюсь к своему Учителю. Он одобрительно кивает и приглашает присесть. Мы сидим на берегу. Мои руки окунаются в песок и начинают строить домик, прямо как в детстве. Слушаю спокойную речь Вильяма.

– Я рад, что ты здесь. Всё происходит в своё время. А сейчас давай расслабимся. Закрой глаза, дыши медленно и спокойно. Почувствуй своё тело. Нет ли где напряжения, неприятных ощущений. Подумай о том, что беспокоит, тревожит. Вспомни, с чем связаны неприятные ощущения, отрицательные эмоции. Представь, что через твоё тело протекает чистый поток воды. Целый океан наполняет твоё тело, растворяет все тревоги и вымывает всё, что заставляет испытывать негативные эмоции. Если всплывают неприятные воспоминания о том, что кто-то доставил разочарование, обидел, позволь океану унести их. Почувствуй, как уходит напряжение из тела и вливаются чистые потоки, а с ними и высокие энергии. Если всплывают лица, доставившие огорчения, мысленно поговори с каждым из них. Расскажи, как настрадалась ты. Затем скажи этому человеку, что прощаешь и больше не держишь зла. Пусть он идёт своим путём. Он пришёл для урока. Урок окончен. С миром и благодарностью отпусти каждого, причинившего боль.

Я словно вновь прожила все болезненные моменты и физически почувствовала, что их больше нет в моём теле. Почувствовала, как глаза засияли, а прямо из сердца пошёл свет. Так стало легко и приятно. Я поднимаю ракушку гигантского размера: с благодарностью принимаю дары моря. И мне кажется, что это мой новый светлый дом. В нём поселяется моя душа. Я в безопасности. Мне так уютно в светлом ракушечном доме. Я слышу шум воды, он не даст мне потерять новую нить жизни.

Какой необычный, поворотный, знаковый, сильный день. Даже если бы моя поездка в Сидней была продолжительностью двадцать четыре час, я знаю, что это были волшебные мгновенья. Я кланяюсь до земли Вильяму, океану. Сживаю крепко в руках ракушку: моя, мой ангел-хранитель. Её я увезу домой. А еще я привезу много-много ракушек, которые будут напоминать мне о наших медитациях с Вильямом, лимонных садах и тропических рощах, уроках английского языка, и новое чёрное ожерелье.

История моего рода продолжается. Только хозяйка истории – я сама. Сценарий – захватывающий, героиня – счастливая. И чёрные перламутровые бусины – в помощь.

Грешим и каемся

Кто не бывал в Париже, тот напрасно родился. Но я отправляюсь в Мекку мировой моды, город на Сене не за новыми впечатлениями, а за тем, чтобы расстаться с прошлыми. Мы проводили Серёжу в последний путь шесть лет назад. И с тех пор во мне поселилась мысль, что в любой момент билетик на аттракцион под названием «Жизнь» могут отобрать, не объявляя о конце пьесы. И чтобы не было мучительно больно, нужно делать всё, что хочется, сегодня и сейчас. А хочется душевного покоя, радости, счастья, встреч, путешествий, любви, взаимопонимания, единства. И я разгребаю залежи беспокоящих мыслей и превращаю их в свет разными способами, познанными в течение жизни.

В аэропорту меня провожает Бика – моя единственная подруга, по совместительству – жена Серёжи, поменявшая статус на вдову в тот момент, когда Серёжа покинул нас. А договаривались они с Бикой жить долго и счастливо и умереть вместе – в тот же день и в тот же час. Ох, не сдержал слово Серёжа. Вот как бывает…

– Ведь совсем молодая. И как же она жить-то будет. Сына-то растить? Ни работы толком, ни помощи от родителей, – сетовали соседи и близкие, провожая Серёжу в последний путь.

Наши люди поговорить любят, осудить тихохонько, проводить сожалеющим взглядом, поохать вдогонку, советов вагон дать. Только что с ними делать, с советами-то? Для жизни они не годятся, а вот подпортить дни золотые – легко.

Я Бику не утишала, рыдала вместе с ней. Мы обе потеряли дорогого человека. Для соседей он был непутёвый, зависимый, бездельник. Кто и когда приучил его кайфовать от наркотиков, одному Всевышнему известно. Ему же известна и причина силы притяжения нас к Серёже. Милый, родной, красивый, дорогой, единственный. На моё счастье (хранит меня господь), он на меня никак не реагировал, а вот Бика стала его женой.

Догорает свеча, догорает. Мы с Бикой сидим в полумраке. День памяти дорогого нам человека. Догорает тридцать третья свеча… Именно столько было Серёже, когда он ушёл. На душе потёмки, но мы потихоньку мурлычем: «Это удивительный был аттракцион…» Как жить-то теперь? И есть ли во всём этом смысл? А если нет? То почему бы не жить как в последний раз. И вдруг шальная мысль:

– Махнём в Париж. Растащим тоску-печаль.

– Ты можешь, а мне сына не на кого оставить.

– Какая ты – хорошая мама.

И меня захлёстывают воспоминания, как меня легко пристраивала мама в разные руки и отправлялась по морям-океанам – туда, где можно стряхнуть усталость, почистить пёрышки и хоть на время отпуска побыть прекрасной дамой, купающейся в море любви. А потом? Что будет, то будет: грешу и каюсь… Когда возвращалась с морей, отдавала предпочтение работе. И снова я скучала по маме, её рукам, взгляду, слову. Как бы я посидела на коленках, прижавшись к сердцу. Даже не помню моментов, чтобы мы поговорили с мамой ни о чём или по душам – не сложилось как-то. Мужчины, работа украли у меня маму, мамочку, мамулю. «Моя, никому не отдам», – закричала бы я сейчас. Но тогда я просто рыдала, злилась, обижалась, строила рожицы, ожидая очередное предательство, измену. Мне так и казалось, что сирота я, брошенка. Кому я нужна, если даже маме нет до меня дела? Потому и сложилось у меня мнение, что дружбы между женщинами не бывает. Есть отношения: дочки-матери, соперницы, коллеги.

А здесь на тебе подарок – родная душа. Моя родная Бика. Чистая, открытая, сильная, порядочная, моя поддержка и опора. Родненькая моя, как я тебе благодарна. Спасибо, что ты у меня есть. За двадцать три года дружбы были и ссоры, и разногласия. Видели друг друга и в радости, и в горе. Она бросала всё и мчалась ко мне, когда у меня земля уходила из-под ног. У неё хватало душевных сил слушать моё нытье, вытирать мои сопли. Только с ней я могла быть сама собой: без маски, которую надевала, общаясь с коллегами – предателями и карьеристами. Я была в чужом образе практически всегда. Это была реакция на ложь, лицемерие, царившие вокруг: какой-то вирус античеловечности сражал одного за другим из близкого и далёкого окружения. И только Бика, как хорошее вино, настаивалась и росла во всех направлениях, расцветала, мудрела, утончалась. Из любой ситуации выходила достойно, возрождаясь, как птица Феникс.

А познакомились мы с Бикой как соперницы, влюбившись в одного и того же парня: обе по уши втрескались в Сережку. Он ответил взаимностью Бике. Но счастье ли это, когда муж – наркоман? Настрадалась и Бика, и Сережины родители. А вот теперь его нет. Шесть лет как нет. А словно он с нами. Всей душой верим, что не мытарится он, успокоился, радуется тому, что родители живы-здоровы, сын подрос, Бика справляется. Сильная она. Это правда. Не сломали её жизненные обстоятельства: родители от неё отказались, узнав о выборе в мужья наркомана; до последнего не теряла веру, что Сергей образумится ради сына, ради семьи. Только кайф никого еще не отпустил. Теперь вот всю любовь сыну отдаёт. Пусть малыш вырастет волевым и разумным, с открытым сердцем, как его мама. Я об этом прошу Творца. Бика и её сынок – мои родные люди. И Серёжа у нас один на троих.

Как ревновала я его к многочисленным поклонницам, жизни без него не представляла. Сейчас и смешно, и грустно вспоминать. Я – городская девчонка, приезжавшая к бабушке в гости, как и все его поклонницы, по уши влюбилась. Лет семь забрасывала Сережу любовными письмами, посвящала стихи, звонила по межгороду. А в ответ – ухмылки и прыжки подальше от меня, поближе к Бике. Действительно, кто я была для него? Наивная девчушка с косичкой? У него были другие стандарты любви. Баловень судьбы, любимец родителей и дам. А мне досталась роль Татьяны Лариной. «Я вам пишу, чего же боле…». Я всегда верила в силу слова.

Вот и сейчас лечу в Париж с верой обрести новое слово, которое точно дойдёт, долетит, поправит нашу судьбу. Моя поездка – моё паломничество, о котором знает только Бика, потому что она всё про меня знает. Я и Бику попросила написать записку Творцу и Серёже с просьбой простить, поблагодарить за урок, за то, что учил терпению и принятию. Я оставлю наши послания в храме на Монмартре.

Да простит нас Творец, вовлёкший нас обеих в историю любви к Серёже. Да очистит наши души, просветлит разум.

Белоснежный собор Базилика Сакре-Кёр встречает меня на высочайшей точке горы Монмартр. Он виден из любой точки Парижа, как и Эйфелева башня.  И за мудрым словом наставника тянется вереница паломников со всех уголков мира в поисках защиты и благословения Святого Сердца, Сердца Христа. Христос встречает у входа.

Молча зажигаю свечу, думаю о том, с чем пришла. «Горит свеча, стекает воск…» Честно, осталась бы в храме. Так здесь спокойно: нет суеты городской, бизнес-вопросов, выяснения отношений. Это всё там, далеко-далеко. Иду на свет, и вот уже снова ступеньки. Теперь уже вниз. Так и в жизни: вверх-вниз… Оборачиваюсь, хочется запомнить состояние. Храм просто сияет, сверкает. Оказывается, он способен самоочищаться, соприкоснувшись с водой. Пытаюсь понять: «Почему же камень, минерал способен, а человек – высшее творение господа – проходит тернистый путь, отправляется на край света за помощью. И часто так и уходит с Земли, не найдя ответов на вопросы».

Но сейчас моё сердце переполнено особой радостью. И я вижу просветление на лицах тех, кто со мной рядом во время службы. Пение хора сливается со звуками старинного органа, проникающего в самые тайные уголки души. И я выхожу другая. Любуюсь изумительными видами Парижа. Благословенно смотрит на меня церковь Перта, стильно кокетничает Эйфелева башня, посылаю воздушный поцелуй небоскребу Монпарнас, одиноко возвышающемуся среди невысоких старых строений, широтой манит к себе площадь Тетр. Вспоминается Серёжина шутка: «Я улетаю в Париж». «А ты там уже был?» «Шутка. Я каждый день летаю». Се ля ви!

Да, моя жизнь – карусель. Всё по кругу да по кругу. А его жизнь – качели. Они уносили его до величайшей радости и роняли до предельного отчаяния. Каждый такой мах бывало растягивался на месяцы. Иногда хватало и секунды. Но всякий раз это было экстремальное состояние. Может быть, этот экстрим и привлекал нас к Серёже. Экстрим, экстаз, пограничные состояния, между небом и землёй, на лезвии бритвы. Да, это те состояния, когда что-то происходит: извержение, рождение, катарсис…

Я пыталась разобраться в Серёжиных качелях, бесконечно названивала ему по межгороду, но разговор не клеился и чаще всего происходил один и тот же диалог:

– Что ж ты такой сложный, Серёжа!

– Разве?

– Ну, зачем ты сам создаёшь трудности?

– В смысле?

– Я не могу тебя понять!

– Всё очень просто: просто, мне очень скучно, когда просто и с простыми… Жаль тратить жизнь попросту. Ты-то точно не понимаешь о чём я....

Спускаюсь по ступеням быстро: вниз – не вверх, опуститься легко. От этого осознания катятся слёзы. Эх, Серёжа, Серёжа. Ну зачем же ты выбрал качели? Знаю, что когда-нибудь встретимся, но не сейчас.

Сейчас надо перекусить. Иду в «Чёрный кот». Как раз по теме, это он Серёже дорогу перешёл. Ну что я всё о Серёже. Дошла я до «Чёрного кота», и пошёл мой любимый дождь. Сижу в кафе, по стеклу капли стекают. Вижу через стекло бело-розовый Монмартр, он ещё белее, ярче под дождём, сверкает как новогодняя игрушка, не храм, а мечта, грёзы девичьи. А вот и Мулен Руж. Настоящий. Была бы я парижанкой, танцевала бы здесь сейчас, и случались бы совсем другие истории.

Рука тянется к телефону. Набираю Бику: «Как ты? Зажги свечу. Прими свет Монмартра. Серёжа нас простил. Будем любить и помнить». Бика молчит. Принимает. А мне ещё одно осознание приходит: «Моя жизнь, как и у Серёжи, – качели. Нет, не сплошной кошмар. А вроде биполярного расстройства, когда настроение скачет от мании до депрессии с выходами в психоз. Мои качели бытия взлетают высоко в моменты сочинительства, выхода книг, когда вокруг всё излучает радость, пестрит новыми событиями, открытиями, а потом они неизбежно летят вниз, с головокружительной быстротой засасывая в воронку рутины, болезней и потери близких людей и собственных недомоганий. В последние годы мои качели все реже взлетают – их тянет к земле. Резвый маятник, умеющий раскачаться от малейшего дуновения радости, сломался во время болезни мамы. Амплитуда его все уменьшалась, и в конце концов он замер на мёртвой точке в момент обострения моей собственной болезни. Но сейчас я ощущаю блестящий рывок.

– Бика, ну что ты молчишь? Минута молчания прошла. Серёжа с нами всегда. Что тебе привезти из Парижа?

Бика плачет, и я не в силах сдержать слёзы. Душа очищается как Монмартр под дождём.

Я иду на бульвар Сен-Жермена. Здесь создаются акварельные шедевры: портреты, сюжеты, натюрморты на память о Париже. Смеркается, в сердце бабочки, предвкушаю особый разговор с художником, заглядывая через плечо каждому, запечатлевающего вечность. Вот зачем я здесь!!! Вечность, вечность, вечность, вечность… А вот и он в синем берете, в мышиного цвета костюмчике, с кистью в руках… Какой милый творец вечности. У него как у младенца Христа волосы золотыми колечками. Он притягивает взглядом, разглядывает мой наряд, приподнимает прядь моих волос и шепчет на ухо, что обожает таких красоток, как я, бургундское вино и готов угостить фисташковым мороженым.

– Нарисуй мне Монмартр и качели. То я взлетаю (хлопаю себя по груди, чтобы понятно было, что в этом сюжете я – главное лицо), то Бика. А Серёжу посади – по центру: он держит баланс и одновременно позволяет нам взлетать и помогает опускаться.

Открываю кулончик в форме сердечка. В одной половинке – фотография Серёжи, в другой – Бики… Рисую качели для наглядности, тычу пальчиком, куда рассадить героев. Златокудрый творец окунул кисть в акварель… Мазок, ещё мазок… Что за мазня? Ещё мазок… Шедевр. Мы снова вместе: Бика, я и Серёжа. Как я за вами соскучилась, дорогие мои. Монмартр смотрит мне в глаза с полотна: грешим и каемся, каемся и грешим.

Я обнимаю в благодарность творца, протягиваю ему десять евро и прошу:

– Черкни ещё в уголочке одно слово: ВЕЧНОСТЬ. И сама себе шепчу: «Истина в том, что мы притягиваем к себе то, о чём думаем и во что верим. Я верю в вечность». Се ля ви. Прощай, тоска. Париж – город влюблённых.

Летний поцелуй

Я частенько захожу в «Акку» выпить чашечку кофе. Сажусь за столик у окна, открываю ноутбук. Ловлю себя на очередной мысли и начинаю разматывать клубок, пишу рассказы, пишу о том, что наболело. У меня такое ощущение, что в моей голове поселился целый рой призраков из прошлого, с которыми хочется по-хорошему расстаться. Рада, что обнаружила метод, который мне помогает: стоит вспомнить о ком-либо из моих старых знакомых всё до мелочей, прописать воспоминания на бумаге, и они – вуаля – словно помахали мне рукой. И вот в моей голове на одно свободное местечко становится больше. Оно свободно для новых радостных впечатлений, счастливых моментов, любимых и дорогих сердцу людей.

Иногда подсаживается незнакомец, и, завязавшись в разговоре, я понимаю, что он помогает мне распутать мои непрожитые до конца истории. Вот и сегодня небесный посланник не задержался:

– Попьём чайку вместе. Угощаю.

И не дождавшись ответа, незнакомец подсаживается рядом, и на столик опускается словно с облака прозрачный чайник, источающий аромат «Летнего поцелуя», заваренного на малине, папайе, кусочках манго, клубнике, лепестках сафлора.

– Хотите поделиться счастьем?

– Очень хочу. Это моё любимое занятие. Мы рождены для счастья, и жизнь измеряется счастливыми мгновеньями. А я знаю рецепт: если хотите быть счастливы, регулярно пейте чай с теми, кто тебе симпатичен. А что для вас счастье?

– Для меня счастье – покой и безмятежность. И это, увы, пока нереально: так много неустроенных судеб вокруг. Сколько боли… А жизнь так коротка. А сколько лжи, предательства…

– Знаете, счастье – это здесь и сейчас. Это мгновенья, которыми мы наслаждаемся. Я счастлив видеть ваши глаза, слушать вас, слышать ваше дыхание и голос. А у вас есть идеал мужчины?

– Конечно.

Образ дяди Серика как будто жил во мне, потому что не просто нарисовался, а мгновенно реализовался. Я просто проглотила язык и взглядом проводила вошедшую в кофейню пару. Девушка красоты неописуемой, как с обложки журнала, впорхнула в зал в сопровождении седовласого элегантного мужчины на счастливой ноте.

Нутром чувствую что-то родное и близкое. Ну как такое бывает? Дядя Серик. Похоже, он – и сейчас мой идеал мужчины. Мужской шарм, харизма, мягкий зовущий взгляд, многообещающая улыбка. Всё, как и прежде, при нём. Вот только девушка другая.

В нашем доме впервые он появился с красоткой тётей Аллой. Её аромат просто впился в стены нашего дома, влюбил в себя, и я до сих пор просто купаюсь в нём и ощущаю, что кокетливость Аллы через него передаётся мне. Да, я – женщина для любви. Только где эта любовь? Сплошные иллюзии. Думаю, любовь – это что-то такое летучее, эфемерное, неуловимое. Вот она есть, а вот её сразу и нет. Налетела ураганом и улетучилась: попробуй отыщи. Но в памяти-то она живее всех живых.

Я направляюсь к дяде Серику с его таинственной незнакомкой. Обнимаемся, радуемся. Он интересуется мамой, её делами. Как давно не виделись. А ведь могли быть роднёй. Сам дядя Серик волочился за официанткой Аллой, а вот сына хотел пристроить в нашу семью. Бизнес не знает этических границ: я была подходящей кандидатурой для сынков многих деловых мужчин. Как говорится, по Ивашке и шапка: кошечки – к кошечкам, собачки – к собачкам. Вот потому, возможно, и разошлись дороги Серика и Аллы: разного рода племени. Да и женат он был. Только вот своему хобби любви к прекрасному полу не изменяет и до сих пор. Удивительное постоянство при его прижимистости. И как жадность с щедростью уживаются? Вот сейчас смотрю на Серика и думаю: «Действительно ли, он – мой идеал мужчины? Или это очередная иллюзия, персона для опыта». Попробуй-ка разберись. Пробую.

Дядя Серик – мамин знакомый по бизнесу. Многие погрузились в бизнес в лихие девяностые. Польша, другие европейские страны. Товар – рекой, доход – тоже.

В карточных играх ему тоже фортило: рука шулера приносила баснословные деньги. Колесо фортуны крутилось сказочно красиво. Став владельцем завода, умело управлял денежным потоком. Себе ни в чём не отказывал, для семьи было всё. Аллочке бизнес наладил, дочь, от Аллы рождённую, баловал от души. Похоже, в этой истории реально все счастливы. А, может быть, делают вид, что всё хорошо. Жена… Куда ей деваться с подводной лодки. Сколько лет их семейный корабль бороздит океан жизни: вот и закрывает глаза на похождения Серика – покой в семье бережёт, статус замужней женщины сохраняет, отца – детям, аташку – внукам. Мудро.

Алла… В детстве она была для меня идеалом красоты: улыбчивая, добрая, яркая, стильная. Ей действительно сказочно повезло: её просто в лобик поцеловал ангел-хранитель и до сих пор бережёт её от всякой лишней нагрузки. Это как в сказке о Золушке: из простой официантки стать бизнес-леди, родить дочь от мужчины, чей генетический потенциал просто множить-преумножать и хранить в международном генетическом банке нужно. У Аллочки процветающий бизнес, изобилие возможностей, дочь-умница-красавица. Никто ей в браке не изменяет. Она сама решает, как ей жить и не зависит от настроения мужа-пройдохи, волочащегося за ароматом молодости и красоты.

Мой собеседник потягивает «Летний поцелуй» и возвращает меня к себе:

– Девушка, а если я вам сделаю предложение?

– Как, вот так сразу, даже моего имени не узнав?

– А зачем всё знать. Я вас приглашаю в путешествие в страну Счастья. Проживая счастливые мгновения, будем знакомиться с миром любви, радости, плыть по реке жизни под алыми парусами и наслаждаться друг другом.

Действительно, и к чему все эти ярлыки, этикетки, нормы, правила, традиции, обычаи, рамки, хорошо-плохо, молодо-зелено, не пришло или уже прошло время? Мы допиваем ароматный чай. Я посылаю воздушный поцелуй в сторону дяди Серика с красоткой, губки бросают небрежно: «Аривидерче». И нас на крыльях счастья выносит из аккушечки. Два крыла за спиной. Такое ощущение, что я повзрослела на целую жизнь. Прощаясь, мой новый счастливый друг говорит: «Я жду, в твои обычные шесть в «Акку». И посылает мне летний поцелуй, полный веры, надежды, любви, страсти, единства. И я сразу же окунаюсь в завтра и уже наношу алую помаду, спеша на встречу. Ну как же такое может быть? Может, потому что суток не существует. Часы придумали простые люди. А у любви другое измерение. И это – счастливые мгновения.

Гранатовый сок

Мне всегда хотелось заглянуть в чужую душу, покопаться в мыслях. Не для того, чтобы использовать в корыстных целях, а, чтобы узнать, есть ли любящие сердца, счастливые, беспечные, безусловные. Я шагаю по жизни и тщательно всматриваюсь в лица, боясь не встретить того единственного, что предначертан мне самой судьбой.

Ищу любовь – взаимную, а натыкаюсь на равнодушие. Такое ощущение, что меня забыли благословить предки, и я обречена на одиночество и безответную любовь. А то еще круче: будто бы по сценарию моей персональной истории мои избранники изменяют мне с моими же подругами. В один из таких дней я оказалась на больничной койке. Поскольку с детства боюсь крови, травилась таблетками, мне было всё равно, что будет со мной. Но жизнь без него совсем не имеет смысла.

Везут медбратья по коридору каталку. Сама себе не верю: «Если везут, значит – жива…»

– Что же вы, барышня, так к себе относитесь? Жить надоело?

Вот и палата. Не царская. Но мне глубоко наплевать, что кровать железная, что, кроме прикроватной тумбочки и стула для посетителей, ничего нет вокруг. «А мне всё равно… Сколько там мне ещё дней отмеряно… Но за вопрос медбрата о жизни ухватилась. А вдруг и правда ещё поживу, да с любовью, да с радостью. Энергетическая волна пробежала по всему телу и искоркой надежды осела чуть выше солнечного сплетения, прямо на уровне сердца.

У меня строгий постельный режим. Лежу, на душе кошки скребут, в душе пустота, а в голове всё же мысль о жизни пульсирует: «Как же так? Ведь мне всего…»

Взором выползаю за окно… Как давно я не видела небо: всё бегом-бегом и носом в землю, а вокруг такие же манекены бегут. Луч солнца золотой шкодно так подмигнул. Рука потянулась к зеркальцу. Как давно я не запускала солнечных зайчиков?! С тех пор, как ребёнком сидела на подоконнике, перебирала морские камушки-ракушки в ожидании мамы-мамочки, посылая ей солнечного зайчика, чтобы он привет мой передал и рассказал, как одиноко мне, как страшно бывает от одиночества, как хочется погреться в маминых объятиях. Вот и снова посылаю зайчика маме, а второго – бабушке Вере: ну что так рано ты нас оставила? И такое послевкусие ванильной булочки, только что из духовки: «Пробуй, пробуй, деточка, ты сама это сердечко слепила…»

И мне так понравилось запускать этих зайчиков, что я совсем забыла про пейджер и отправила всем своим знакомым по зайчику, чтобы сообщить о своём пристанище.

Как взрослая я понимала, что положение у меня не очень. Но очень хотелось понять, что же меня держит на Земле? Ну есть здесь кто-нибудь, кому я нужна? Если есть, покажись. Первым показался Максат. Симпатичный милиционер пришёл по делу: чтобы узнать о причине несостоявшегося суицида.

Чем я думала в девятнадцать лет? Да ничем. Тогда казалось, что жизнь остановилась… А с появлением Максата – возродилась. Мне было жутко весело в его присутствии. Палатные посиделки сопровождались фееричными поедалками. Мы по-детски веселились, создавая юмор буквально из всего. Максат нежно кормил меня гранатами, отправляя мне в рот одно за другим гранатовые зёрнышки, а я надкусывала их, и фонтанчиком сока брызгала в Максата, изображая кровавое покушение. Максат хватал меня в объятия и объявлял арест. В один из таких арестов мы и слились в невинном поцелуе. «Не виноватая я, он сам пришёл», – взрывались мы смехом. А однажды даже хотели сбежать. Но на пути возник страж: медсестра остановила. Максат и здесь не растерялся, сказав серьёзно сестричке: