Индийский фильм
Елена Ищенко
Редактор Елизавета Ульянова
Корректор Анастасия Казакова
Дизайнер обложки Клавдия Шильденко
© Елена Ищенко, 2024
© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2024
ISBN 978-5-0064-7844-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Книга не пропагандирует употребление наркотиков, психотропных веществ или каких бы то ни было других запрещенных веществ. Автор категорически осуждает производство, распространение, употребление, рекламу и пропаганду запрещенных веществ. Наркотики – это плохо!
1-я серия
Даже я не могу отменить собственных заклятий.
Малефисента⠀
Индийский – потому как двухсерийно, эпично и мелодраматично.
Этот фильм не просто основан на реальных событиях. Все так и было. Слово в слово. Все имена и фамилии, а так же географические названия являются вымышленными. Все совпадения являются случайными.
Самое начало этой эпичной истории. 2016 год, май
Я тогда начала стройку на улице Керченской в городе Н. С котлована. Ну и как бы меня это пугало вообще. И вся эта ситуация, потому что я таким раньше никогда не занималась. А тут незаконный участок. Незаконная стройка. Деньги большие, деньги чужие. Были бы мои – не так было бы страшно, поэтому всё как-то было чрезвычайно волнительно, скажем так. Но я очень хотела. Это был мой проект «Тематический отель из двухуровневых квартир». Я была и архитектором, и дизайнером, и автором проекта. И всё в первый раз. Вот вдумайтесь только: я-то вообще бухгалтер по профессии, и училась когда-то на бухгалтера, и работала более десяти лет именно бухгалтером. Ладно, главным бухгалтером. Я даже успела побыть финансовым директором. Никогда не была рядовым. Когда-то бросила должность старшего налогового инспектора с чином советника налоговой службы второго ранга ради моей голубой мечты на тот момент – работы главным бухгалтером лесозаготовительного предприятия – и сразу им стала. Но это было довольно давно. И, как это порою бывает, прошла любовь, завяли помидоры. Потом я влюбилась в стройку. И любовь эта была, как обычно у меня бывает, просто отвал башки.
В январе 2016-го на основной работе наступил вполне закономерный кризис, и мне нужно было уходить. Подобное место искать категорически не хотела. Дело в том, что последние три года своей работы по найму я удачно совмещала ее со своими стройками, а на новом рабочем месте такое не прокатит. А без стройки я уже не могла. Помню, с какой-тоской смотрела в окно из своего офиса на копошащихся во дворе у соседей узбеков-строителей. Конечно, к маю 2016 года у меня уже был опыт создания собственного доходного дома, но это совсем другой уровень. Там у нас все было предельно скромно. Всего девять студий, маленьких, квадратов по 20—25, без кухни, с душевой и туалетом. А здесь 17 полноценных квартир, по полу только 36 квадратных метров, все двухуровневые, с потолками в 4,5 метра, а с лестницей и подиумом – все 56 квадратных метров. Кирпичи, черный металл; в общем, модный лофт. Но и это не всё: весь дом тематически посвящен кинематографу, где каждая квартира – это отдельный фильм. Какие конкретно это будут фильмы, я тогда даже и не думала, это были уже детали, а к деталям я относилась как Скарлетт О’Хара – по принципу «я подумаю об этом завтра» – или как Наполеон: «Нужно сперва ввязаться в бой, а там увидим». Главное, идея была просто бомбической, и она была только моей. И настолько я была уверена в грандиозном, ошеломительном успехе своей идеи, что когда я о ней говорила, волосы на руках становились дыбом. А это значит 100-процентный успех, без вариантов.
Своих денег на сооружение подобного эпичного проекта у меня не было, и я предложила вложиться своей тетке. Деньги такие у нее были, как я думала. Она охотно согласилась. Учитывая, как я в это верила, я убедила ее за полчаса. Но волнение было страшное. Дело не в том, что я думала, будто не справлюсь; проект был крайне амбициозный, и у меня горели глаза, я думала о нем и днем и ночью. Дело было в том, что участок земли, который мы выбрали и уже купили, имел свои особенности. Разрешение на строительство индивидуального дома архитектура мне не дала, а для строительства, скажем, гостиницы участок был мал. Я чувствовала опасность: без разрешения мог быть отказ в регистрации. А отказ в регистрации – это практически угроза сноса. Чужие огромные деньги, десятки миллионов. Плюс ко всему я единственный кормилец в семье: напомню, с работы финансового директора я уволилась, на подобную возвращаться категорически не хотела.
Теперь объясню, почему мы выбрали именно такой проблемный участок земли. Из тех участков, которые на тот момент были выставлены на продажу, именно этот сочетал в себе удивительно привлекательную цену и очень хорошее расположение: две минуты пешком до кинотеатра, напротив продуктовый магазин, рядом красивый парк с прудами, автобусные остановки; при этом есть возможность подключить канализацию и городской водопровод. Вот они, три главных фактора, плюс вот такой вот риск. Совокупность плюсов переплюнула вот этот минус. Тем более что на тот момент для регистрации индивидуального жилого дома требовалось предоставить в государственный регистрирующий орган документ, подтверждающий право собственности на землю, где в назначении земли указано: «под строительство индивидуального жилого дома»; технический паспорт здания и декларацию. То есть, по сути, разрешение на строительство было и не нужно, но гораздо безопаснее и спокойнее было бы все-таки с ним. Строительство – это же огромное вложение средств плюс растянутость по времени, а за это время может много чего измениться в законодательстве. Очень важным моментом являлся тот факт, что я, по сути, втянула в это дело свою тетку, которая рисковать никак не хотела, а я никак не хотела быть виноватой. Если бы это был чужой дядя и при этом он сам был инициатором этого приключения, то я бы в этой ситуации так не напрягалась, а тут всё иначе. И потом, вылупиться на таком открытом месте с постройкой типа «жилой дом», а по факту «доходный дом», мне было очень страшно. И вроде по законодательству не запрещено сдавать свой дом в аренду, но мне как новичку в этой области было все же очень тревожно, тем более, повторюсь, подставить под удар деньги тетки. (Вот здесь описано то состояние, в котором я находилась. Состояние огромного желания и огромного риска. Нервы на пределе. В голове две доминирующие мысли с очень сильной подачей: объект во всей красе и отказ в регистрации. Все анализы, которые я пишу в скобках, я проводила сразу после «первой серии» этого кино; на момент ситуации это не обдумывалось вообще.)
Уже на стадии закладки фундамента нужно было готовить проект на подключение воды и канализации, а также писать заявление на увеличение мощности электроэнергии, потому как эта волокита с бумагами – месяца на два, а то и на три. Я начала с воды и канализации. Позвонила в Водоканал, чтобы мне дали контакты проектировщика. Можно было, конечно, найти по объявлению, но я-то знаю, что есть новички, а есть вхожие уже куда следует люди, которые очень опытные, и их знают, и с их проектами проблем точно не будет.
Мне дали два номера телефона, и я позвонила по обоим. Оба телефона принадлежали одному и тому же человеку. Очень интересно. По голосу показалось, что это дед. Он разговаривал таким низким голосом, делал паузы, и всё так медленно. Я решила: дедушка на пенсии подрабатывает. Мы договорились встретиться на объекте. Приехал мужик на старой, убитой японской машине темно-синего цвета; это нормально: проектировщики небогатые, в общем-то, люди. Но когда он вылез из машины, я испугалась: уголовник! Такой вот низкий, скошенный назад лоб, из-за чего он здорово смахивал на индейца. Глубоко посаженные маленькие глазки. Бритая башка с голубым отливом. Гладко выбритый волевой подбородок и нос большой хищной птицы. Рост где-то метр восемьдесят; слегка сутулый, но очень крепкий такой, спортивный. И вот такой весь распальцованный. Движения, жесты – как у братков в девяностые, даже то, как он выходил из машины. И сравнительно молодой, лет тридцать восемь.
Я сразу так напряглась. Говорю:
– Ой.
Обычно я веду себя корректно, а тут, видимо, от страха понесла ерунду:
– А я думала, вы дедушка на пенсии.
Он так удивился:
– Да? А сколько мне, думаете, лет?
Я внимательно смотрю на него пристально, секунд десять. И понимаю, что он ждет в ответ и как это для него важно.
Я говорю так медленно, с паузами:
– На самом деле вам лет тридцать шесть – тридцать восемь, но выглядите вы моложе своих лет.
Он спросил:
– А как вы это делаете?
То, как он ответил и что именно, означало для меня, что ответ ему мой понравился и он даже слегка приятно удивлен. То есть я не хотела его никоим образом обидеть. Мой страх прошел, и я уже видела просто человека со своими слабостями, какие есть, в принципе, у всех. (Я испугалась, так как была уже напугана. Основная мысль: страшный человек. Я подавила эту мысль. Ну мало ли как человек выглядит. В момент общения и контакта я вижу и чувствую интерес к человеку, желание пообщаться; какой бы там ни было умысел отсутствует. Как у щенка, который кидается ко всем поиграть и машет хвостом. Анализируя свое поведение, я вижу, как подстраиваюсь под собеседника интуитивно, ловлю интонацию, копирую. Он говорит медленно, с паузами, и я тоже так делаю. На момент общения это скрыто, это получается само собой. Это уже потом я подвергаю анализу весь разговор, все жесты, все интонации и, как сторонний наблюдатель, делаю выводы о человеке и о себе в каждой конкретной ситуации.)
И я ему еще сказала:
– Вы совсем не похожи на человека, который работает с документами. На инженера.
Он говорит:
– Да, я долго к этому шел. Я сам учился, ничего не заканчивал.
Я говорю:
– Ну понятно.
Стали ходить по участку. А там кусок земли у тротуара, он как ничей, буквально сотки три.
Он спросил:
– А это чье?
Я говорю:
– Да ничье. У меня граница участка проходит вот здесь. Видите колышки? Вот здесь вот я поставлю дом. (Я достала проект застройки, чертежи.) Вот так пойдет канализация. А этот кусочек, до тротуара, он как остался. Почему нельзя было сразу его присоединить к участку? Непонятно. Но по факту это вот так.
Стали бумаги смотреть, дальше разговаривать. Я, как всегда, шутила, смеялась. (Я шучу с людьми, стараюсь разрядить ситуацию. Потому что смех, вибрационно он выше, чем страх. Он растрясет, и как бы уже не так страшно. Смех – это когда несерьезно. Если ситуацию представить комичной, это как снизить важность, следовательно, убрать спазм и напряжение, вызванные важностью. Наверное, поэтому смелые люди называются отважными. Это второе; а первое: я шучу всегда, неважно, страшно или нет. Это похоже на выступление комедийного актера, где гонорар – внимание. Это не осознаётся, это льется.)
Он спросил меня:
– Есть разрешение? (Он имел в виду разрешение на строительство дома.)
Я говорю:
– Нет.
– А как вы будете регистрироваться?
Я говорю:
– По декларации.
Он говорит:
– Ну не знаю. Там Ирина, архитектор района, вообще будет рвать и метать.
– Я разговаривала с ней, прежде чем участок покупать. Она сказала, что разрешения не даст – не та зона застройки, несмотря на то что документ на землю позволяет. Я сказала, что мы хотим на этой земле именно индивидуальный жилой дом и регистрироваться будем по декларации, она сказала: «Дело ваше, конечно; успевайте». Она дала понять, что на сегодня законодательство позволяет, а что будет завтра, неизвестно. О том, что это будет не совсем жилой дом, она, конечно, не знает, я ей не говорила. Какие размеры дома, что высота с шестиэтажку, она тоже не знает. Мне главное — коробку поставить и декларацию сдать, и будет всё ок. Я понимаю, конечно, что это, по сути, многоквартирка, но собственник-то один.
То есть я ему все свои планы раскрыла. А как по-другому? Он же проект должен видеть и представлять мои интересы. А вообще, я веду себя достаточно легко с людьми, разговариваю.
В упор не помню как, но я завернула ему:
– «В начале было Слово, Слово было у Бога, Слово и есть Бог».
Он так оживился. Так обрадовался. Заговорил про Библию, рассказал, что ходит в церковь, но не в нашу, не в православную. Какая-то тоже христианская, но сто процентов западная.
И он говорил, говорил, говорил про эту свою церковь, а я про себя подумала: «Вот это да: сектант!» И смотрела на него так, как смотрят на увечье у незнакомых людей. И взгляда не оторвать, и безразличие к этому ровно такое же, как и к этому чужому, по сути, человеку. И мысли в голове об этом: «Ну вот, и так бывает».
Википедия:
Секта (от латинского secta – «партия, школа, фракция») – это любая группа (религиозная или нерелигиозная, отделившаяся или новая), имеющая свое учение и свою практику, отличные от господствующей (в стране, регионе или народе) церкви или идеологии.
(Удивительным образом у меня получается заговаривать с людьми на те темы, которые им интересны. При общении я не думаю, я радостно общаюсь, и это похоже на песню. Анализ в процессе отсутствует полностью. Нет мыслей: «Интересно, что такое может этого человека заинтересовать?» Дедуктивный метод Шерлока Холмса, конечно, существует, и работа идет, но это напрочь скрыто от моего осознания. Я просто говорю так и теми словами, которые нравятся конкретному собеседнику, и я делаю это не специально, совершенно неосознанно. Хамелеон, я уверена, не осознаёт, что нужно добавить немного, скажем, охры в оттенок кожи, чтобы окончательно слиться с окружающей средой; само получается. Я хамелеон с рождения. Научиться быть хамелеоном, конечно, можно, но будет криво. Будет мыкать и глючить. Это как пытаться изображать кота: это забавно, но это не быть котом. Я чувствую, тонко чувствую. Я как из воды, а человек как из песка. Я подхожу и просачиваюсь внутрь, происходят залипание и просачивание. Взаимопроникновение. Непонятно, то ли я просочилась в него, то ли он насыпался в меня. И, разумеется, это не в прямом смысле, а на каком-то совершенно другом уровне понятий.)
Он говорит:
– Да, я сделаю проект. И как вы так, без разрешения?
Это было без сочувствия, скорее было похоже на стеб.
И вот еще что. Он спросил:
– Вы замужем?
Я сказала:
– Конечно замужем.
И это всё было в первую нашу встречу.
А уже потом, когда мы опять встретились (я не помню точно, сколько раз; ну где-то раза два-три мы встречались с ним на объекте. Аванс я ему передавала, договор мы подписывали, уточняли что-то), вот тогда, уже на второй встрече, он стал меня звать пить чай. Вот так и говорит:
– А пойдемте пить чай.
Я, помню, так удивилась.
– Какой чай? – говорю. – Зачем?..
А он мне:
– Не прикидывайтесь, всё вы понимаете.
Ничего мне не понятно. Помню, даже спрашивала у мужа и у подруги:
– А что это значит?
И мне объяснили, что, оказывается, это приглашение на свидание. А я на свидания никогда не ходила. Я родилась и жила двадцать пять лет в деревне, я там замуж выходила. Там все друг друга знают. Там «чай пить» означает чай пить.
Если парню нравится девушка, он говорит:
– Приходи, выпьем (не чай), посидим.
Или:
– Давай сходим погуляем.
Еще бывало, когда мамы и папы своих сыновей сватали мне напрямую. Прямо так и говорили:
– Лена, мы были бы очень рады и счастливы, если бы ты встречалась с нашим сыном.
И я отвечала:
– А как же любовь? Как же без нее-то?
Был парень, который ходил пить чай с моим папой. Это был самый идиотский способ подкатить. Парень не нравился, и я убегала из дому. Бывало, я сама звала парней домой пить чай, но это было именно «пить чай», и это были просто дружеские отношения.
Детство кончилось давно. И когда взрослый лысый дядя, который ходит в церковь, предлагает взрослой тете, зная, что она замужем, пойти пить чай, у меня в голове не срослись файлы.
Ладно бы это было:
– Что-то как-то до обеда далеко. А давайте зайдем в кафешку кофе выпить.
Нет, меня звали именно на свидание. Я и переводила разговор в другую сторону. И такое было раза два-три точно.
Страшным он мне тогда уже не казался.
Тот самый день
И вот наступил день, когда для проекта мне нужно было передать ему какие-то документы.
Мы созвонились, и он сообщил, что теперь он без машины, свою машину он срочно отдал в ремонт, и попросил меня завезти бумаги к нему домой. Я еще подумала тогда, что, видимо, он конкретно нуждается в деньгах, прямо почувствовала это: я ему только аванс отдала, и он сразу сдал машину в ремонт, а раньше, без моего аванса, он не мог это сделать. Планировалось, что я просто привезу документы к его дому и отдам во дворе. Я это заранее обговаривала с ним, дабы избежать недоразумений вроде чая.
Я еду, а он сидит дома и по телефону объясняет, как ехать. И я, чтобы как-то скрасить путь, задаю вопросы.
– А у вас есть дети?
И думаю, что он сейчас скажет «да», а дальше я спрошу, сколько, возраст, и понеслось.
А он говорит:
– Нет, нету.
И я услышала по голосу, как ему это неприятно, услышала его боль, что у него нет детей. Блин, думаю, задала некорректный вопрос. И величина моей бестактности, по моим ощущениям, равнялась примерно такому:
– А вы ходите на танцы?
– Нет, нету у меня ног. Я инвалид.
И сразу возникла пауза и вместе с ней напряжение. Дальше уже я спрашивала только про дорогу: куда, где завернуть.
Я приехала. Встала на парковке. Позвонила.
Он подошел, такой серьезный, сел в машину на пассажирское место рядом с водительским, забрал документы. И говорит:
– Давайте я вот эту землю, три сотки, которые у дороги, помогу оформить, добавить к основному участку. Стоит сорок тысяч рублей. Поговорите с хозяйкой.
Все так коротко, серьезно, по-деловому.
Я говорю:
– Хорошо, я поговорю с хозяйкой.
И он повернулся ко мне и добавил:
– Если не будете со мной работать по этому вопросу, я этот клочок земли оформлю на себя, и вы будете аренду мне платить. Всегда. Так как трасса воды и канализации пойдет через этот участок.
Я офигела, и глаза мои сделались круглыми. Это шантаж. Это, в натуре, человек напал. Воспользовался информацией, которой я ему не могла не сказать как специалисту, как инженеру. И вот так он себя повел. Более того, он понимает, что у нас тут «незаконка», и работа идет, и вложены деньги, и я свинтить с этого никак не могу. И внутренне мне так страшно, что это незаконно, а тут он еще влез и меня шантажирует. А он вхож в администрацию, дверь пинком открывает. И я понимаю, что он может сейчас пойти в Архитектуру, начать информировать, настраивать против меня. У меня вот это все в голове. Я сижу и судорожно думаю: «Что делать? Что делать? Что делать?» (Это у меня в восприятии все так опасно, на самом деле ничего незаконного я не делала и не собиралась делать, просто не было разрешения на строительство, и всё.)
И он мне говорит:
– Давайте так: если четвертого мая я позвоню и вы скажете мне, что работать со мной по этому вопросу вы не будете, я оформлю участок на себя.
Я открываю бардачок, достаю пачку сигарет. А я ведь пыталась бросить. Три дня уже не курила.
Он такой:
– Вы что, курите, что ли? Фу-у.
А я подкуриваю, прямо при нем, понимая, насколько ему это неприятно, и говорю:
– А вы меня шантажируете, что ли? Фу-у. Хрен с тобой бросишь курить. Вот это сейчас что было?
Он говорит:
– Всем жить надо.
Я не помню, отвечала я ему что-то на это или нет; видимо, от шока отшибло память. Я сидела, курила, и меня трясло. (Видели в кино? После эпичного сражения главный герой, укутанный одеялом, сидит в машине скорой помощи, свесив ножки. Там еще всегда в такой момент двери в машине открыты нараспашку и мимо проносят подстреленных бандитов. Так вот, одеялом укутывают потому, что когда человек в стрессе, у него идет череда спазмов. Капиллярные сосуды оказываются зажаты, и становится жутко холодно и трясет.)
Потом он сказал:
– До свидания.
Дверь открыл и ушел.
А я осталась курить в машине, как-то приходить в себя, если можно так выразиться.
Нет, я, конечно, все понимаю, но какой гад, а?! Какая наглость! Это капец просто. Я к человеку обратилась, я ему, как доктору, все рассказываю. И я тоже думаю: «Вот я дура, зачем я с ним вообще связалась? Я же видела, что он опасен, он гопник, только взрослый. Уголовник стопроцентный, переделанный. Беспринципный, ради денег – на всё». Я решила так: открытый конфликт не пойдет. Раз такая непростая ситуация, думаю, с тобой надо как-то иначе поступать. Я же не могу просто уйти: я ему аванс отдала, у нас договор. Надо свое забрать и как-то съехать. А как? Когда он хочет продолжения, причем таким образом. Я вообще конфликты не люблю, а особенно в такой ситуации. Мне же нужно работать. Что делать? Что делать?
Я сижу, соображаю дальше. Что делать? Это вот как так можно было поступить? А?
(Вот здесь уже совершенно ясно: когда в тебе страх, является враг. Мой внутренний страх родил его. Вопрос о детях был в точку. Мысль задать его была сугубо подчиненной моему страху. Ничего случайного нет… Я должна была заставить человека напасть. В тот момент, когда я его спросила о детях, я уронила его вниз. Ну не в ад, конечно, но в том направлении. Иметь детей было его заветной мечтой, он всегда хотел, но у него не получалось. С разными женщинами не получалось. Я это выяснила гораздо позже. Но на тот момент я знала все это и так. Моментально, только по его интонации, когда он сказал: «Нет, нету».
Ужасно поступают, когда хотят уравнять. Когда нужно уравнять. У него нет, а у нее трое. «Я несчастный, а она смеется». (Это вообще может не осознаваться, он может так вообще не думать, рефлекторно нападет. Это природный механизм. Из области высокого давления в область низкого перемещаются потоки воздуха, и получается ветер. Иногда это ураган.) Если даже случайно уронить достоинство, значимость человека вниз, то автоматом окажешься сверху, и он ощутит это давление на себя сверху, и только чтобы не чувствовать этого дискомфорта, дернет тебя вниз, и если у него хватит сил, то сдернет. Или по-другому: эмоциональный всплеск любого цвета, звучания, частоты дает точно такой же эмоциональный всплеск у другого человека. Сила эмоции разная. В этом все дело. Между этими всплесками — рефлекторный поступок и дополнительные подчиненные всплески.
Я точно помню выражение его лица в момент шантажа. Он как бы не верит, что он это делает; а далее он уже просто стал отстаивать свою позицию, притягивать объяснения, почему он так поступил. Я знаю абсолютно точно, что люди влияют друг на друга. И вот эта фраза – «находясь в здравом уме и твердой памяти» – настолько условна и абстрактна. Я ему как бы внушила мысль шантажировать меня. Сначала я смеялась с ним, как недалекая, легкомысленная баба. Потом надавила на больное. Потом внушила, как «напасть». Согласно страху. Он же не кинулся меня насиловать. Страх с бумагами – и напал он соответственно. А далее наложение шаблона. В моих глазах уголовник мог поступить именно так: 90-е прошли давно, и гоп-стоп по нынешним временам выглядит вот как-то так. Насчет вопроса про детей, тут есть один немаловажный нюанс. В момент, когда я услышала ответ на свой вопрос про детей: «Нет, нету», я испытала чувство вины за некорректный вопрос. Следовательно, я должна была понести наказание. Это как просьба, пожелание. Это всем известно, как «просите, и дано вам будет». Это закон настройки человека. Самонастройки. Вот все вышеперечисленные мысли, факты, чувства и события – всё это слоями расположено гораздо ниже основного настроения, которому всё это и подчиняется: страх опасности стройки плюс серьезная взаимосвязь с еще одним очень сильным вопросом, связанным с другой моей просьбой, но об этом позже.
Не рассматриваю себя как единственного дирижера, вовсе нет. Я вижу всю многогранность и взаимосвязи на разных уровнях. Вертикальные и горизонтальные линии. От одного факта до другого, от одной эмоции у меня до другой эмоции у кого-то. От слова к делу. И так далее. Все-все в этих связях. И всё так закономерно, всё так просто и сложно одновременно. И я как детектив в кино: залепила всю стену гипотетическими фактами и рисую красным жирным фломастером векторы направления изменений. И чем больше я думаю об этом, тем больше мне открывается. Мужик этот очень хотел иметь детей, он в церкви молился, все просил. Человек должен чего-то очень сильно и беспрепятственно захотеть. Беспрепятственно – это очень важный момент. Препятствие – сильный блок. Это выглядит как некий спазм. Два противоположных посыла – «хочу» и «нельзя». И «нельзя» выражается иногда как расплата за грехи, чувство вины, далее закрепляется повтором. И чем дольше длится это противостояние, тем сложнее убрать. Это смахивает на застарелую мозоль, на хроническое заболевание.