Индийский фильм

Моя борьба

Я позвонила Лене, кадастровому инженеру. Говорю:

– Прикинь.

Рисую ей ситуацию.

Она говорит:

– Ого. А как выглядит?

Я рассказываю:

– Спортивного телосложения. Довольно среднего роста, примерно метр семьдесят пять, может выше. Темноволосый такой, только бритая башка. Немного восточное что-то в нем есть. Наглый такой, и шарфик на шее еще такой пижонистый голубой поверх светлого пиджачка.

Она говорит:

– Остап Ибрагимович (Бендер), что ли?

Я говорю:

– Точно, сын турецкоподданного! Подходит.

Поржали с ней.

Я говорю:

– Что делать?

Она говорит:

– Документы собираем, и ты идешь и делаешь сама.

Дома я полезла в интернет посмотреть, что делать, если тебя шантажируют. Предлагалось не вестись на шантаж, успокоиться, и пусть будет, что будет. Да какое успокоиться? Да я и не собиралась вестись. В смысле «пусть будет, что будет»? А как же стройка? А как же мои планы, а вдруг что? Сука, а! Вот падла. Как? Как сделать, чтобы он растворился и не было его, а? Как? В кислоте его замочить? В кино главного героя в таком состоянии обычно показывают в трусах и халате нараспашку. Такой растрепанный, он мечется, теребит волосы, нервно трет лицо, ходит так взад-вперед, бумаги схватит и хлещет ими о край стола, и еще обязательно пинает что-нибудь, ну ржавую бочку, например. Да, точно. У меня такая есть.

Нет, я так не делала. Я терла лицо, теребила волосы, не находила себе места и, разумеется, звонила всем подряд, рассказывала про это, чтобы хоть как-то успокоиться. Неважно, что мне скажут, главное, мне становилось гораздо легче оттого, что я просто говорила. Ничего я не пинала и не бегала в халате нараспашку, потому что не было у меня тогда халата, не разжилась еще. Периодами я впадала в какой-то ступор. Я садилась на качели во дворе и медленно-медленно качалась с таким грустным видом. И все-все это время этот ужасный мужик был у меня в голове в огромном, всепоглощающем количестве, как немыслимая вообще, зловещая проблема, которую надо было как-то решить. Напряжение просто страшное. Да, кстати, звали этого гада Валерий Чеглоков.

Я, конечно, и тетке сказала об этом, она же хозяйка. Она тоже офигела от этого фрукта, но почему-то не так, как я.

Я сказала ей:

– Документы мы сами готовим, кадастровый инженер делает, и мы идем сами сдавать.

Она, конечно, согласилась.

Наступило четвертое мая. Он звонит, я трубку не беру. Господи, как я боялась! Бумаги были не готовы еще. Он звонит, сука, целый день, а я трубку боюсь снять. Телефон трезвонит, а я смотрю на него, как на кобру, и мне страшно. Думаю: вот что мне делать?

Сейчас возьму, он спросит:

– Да?

– Да нет.

– Нет?

И пойдет свои бумаги сам сдавать. Падла. Работать он хочет, денег ему надо.

Я помню, как я попросила вслух: «Сука, пусть этот мужик больше не захочет работать со мной, НО при этом он не будет желать мне зла, а очень хорошо будет ко мне относиться. И еще. Я очень хочу, чтобы я звонила ему, а он боялся бы трубку снять. Я даже готова за это заплатить».

(Впоследствии, когда я рассказывала эту историю, вот на этом самом месте мне говорили:

– Ну ты захотела. Так же не бывает.

А я так, слегка усмехнувшись в усы (ну если бы они у меня, конечно, были), брала паузу и говорила таким тоном, каким говорят прописные истины, так многозначительно, как делают бывалые люди в кино, слегка покачивая головой:

– В жизни все бывает. Даже ТО, чего не бывает.)

А он все названивает мне. А я все трясусь и нервничаю. Поехала к кадастровому инженеру; могла, конечно, позвонить, но я не стала, сама поехала. В движении как-то исчезает тревожность, она как гасится, и я поехала, и по дороге повернула как-то, видимо, не очень удачно, и потеряла диск с колеса. У Лены я была недолго, документы не смогла забрать – не готовы еще были, и я поехала обратно. По дороге потеряла диск с другого колеса. Мне это показалось крайне странным: потерять сразу два диска за один день, даже за полтора часа. Ближе к вечеру уже я же понимаю: дальше тянуть нельзя, беру трубку. Оказалось, ему бумаги какие-то нужны были, вот он и звонил. Про участок молчит. Я наплела, что в школу на собрание ходила. А я вообще в школу не хожу, не люблю, только вот если сильно надо; и чатов эти школьных не читаю. У меня такой настрой: дети, сами там читайте, следите, это ваша работа, ваша ответственность, а у меня свои дела. А тут я вспомнила, что у нормальных людей принято все бросать и идти на собрания в школу и там не брать трубку. Вот эту вату я ему и прикатала.

(Я вот даже теперь понимаю, насколько точно это придумала. Для другого мужика надо было бы придумывать что-то другое, а конкретно у этого – острое желание иметь детей, и всё связанное с детьми носит ореол святости и первонеобходимой нужности.) Поэтому он отнесся с пониманием. Во всяком случае, мне тогда так показалось. Он выразил необходимость встретиться в городе, где я ему документы эти недостающие отдам. Договорились о месте и времени. Причем я сама тоже рулила этим процессом. Нужно было такое место, где всем удобно. И так мне не хотелось с ним встречаться, но я же понимаю: надо. Выбрали «Контур» на проспекте, договорились на вечер, часов на семь или восемь, точно уже не помню. Как раз мне с братом ехать в южный на наш объект.

Вечер, он мне звонит:

– Вы где?

А я все никак не могла сосредоточиться и понять, где это место, где он меня ждет. Я приехала, опоздала, все перепутала, заблудилась, пешком шла. Состояние было ужасное. Невероятного какого-то, совершенно дикого стресса. И темно уже на улице, и дождь идет такой противный.

Я села к нему в машину и глянула на него. Было еще холодно, и на нем было черное драповое пальто. Драп, как мне показалось, не гладкий, а именно с торчащими мелкими такими ворсинками, и цвет драпа такой глубокий, насыщенно черного оттенка, без какого-то намека на синий отлив.

Он поворачивает ко мне медленно голову и тянет ко мне свои руки за документами. О Господи ты Боже мой. Мне казалось, что через секунду он так встряхнется, и обернется огромным тарантулом, и у него из-за спины полезут огромные членистые черные лапы, и он схватит меня, и задушит, и съест. Я даже сидела, как-то вжавшись в боковую дверь, максимально от него отодвинувшись, – вот настолько он был мне был неприятен, настолько ужасен и омерзителен вообще, этот человек.

Я быстро сунула ему в руки бумаги:

– Ну все, я пошла?

То, в каком я была напряжении, как я сидела и как старалась быстрей уйти (про выражение лица я вообще молчу), он, конечно, заметил. Говорит:

– Куда вы так спешите? Что вы так нервничаете?

И так медленно, как мне казалось, и говорит, и бумаги эти переворачивает, смотрит.

Я сказала, что у меня другая встреча и я очень опаздываю. Он что-то спрашивал, я что-то отвечала.

Закончили. Я быстрей из машины, дверь открываю, телефон упал; я подобрала и бежать. Бегом. Нормально? Тетя взрослая, неприлично как-то. Я не знаю, конечно, что он думал там про меня, да мне плевать.

Я срочно записалась на прием к своему психологу.

Обрисовала ей ситуацию:

– Мне страшно. Этот гад меня шантажирует, а я не хочу ему уступать и не буду, иначе у меня возникнет чувство, будто я слабая и вынуждена была сдаться, и я не смогу себя за это простить. (Вот это важный момент, на который стоит обратить внимание. Эта черта моей личности – причина того, как я выставляю приоритеты, и это не просто так.) Сорок тысяч стоимость работ; невеликие деньги. Здесь дело принципа, я не уступлю. Но он мне проекты делает и должен работы готовые отдать где-то через пару месяцев. Мне их забрать нужно в готовом виде. Я отдала аванс пятьдесят процентов. Выяснять с ним отношения, объяснять ему я ничего не хочу. Не хочу открытого конфликта, но переживаю: отдаст работу, не отдаст? Я допускаю мысль, что он может и не отдать: затянуть сроки, сослаться на какую-нибудь невозможность.

И, как показало потом время, стратегия была правильной. Он реально мог это сделать. А я на тот момент ожидала от него любую подлость.

Психолог советовала обязательно с ним встретиться и при встрече спросить какую-нибудь ерунду, чтобы он задумался, расфокусировать его внимание, а потом поставить ему программу: «До такого-то числа вы мне сдадите готовые проекты». И всё, он сделает и отдаст. (Видите, да, технологии? Задайте вопрос не в тему. Он задумается; возникает легкая расфокусировка. Человек открывается, и тогда в него можно засунуть все что хочешь. Чем сильнее стресс и замешательство, тем глубже можно засунуть в человека любую программу. Мошенники, да будет вам известно, именно так и работают. Психолог мне вкратце объяснила суть действий, но я на тот момент воспринимала это все не так серьезно, то есть я не понимала тогда всего механизма; но учитывая то, как я напугалась, я была готова делать что угодно, авось поможет. Даже если бы она велела мне прыгать 40 раз через скакалку на площади Ленина, я бы, наверное, согласилась. Ни фига не понимаю, но сделаю что угодно.)

И вот кадастровый инженер сделала документы, и мы с теткой пошли в архитектуру сдавать их сами. И он был там. Я подошла к нему, поздоровалась. Он увидел меня в компании с собственником, и было видно, что он напрягся и изменился в лице. Безмятежность покинула его.

А я улыбаюсь ему и говорю:

– Да вот, пришли документы сдавать по тому участку.

Он спрашивает:

– А вы сами решили этот вопрос с участком делать?

– Ну да, – ответила я так нарочито непринужденно. (Типа невзначай, без придания важности вопросу, как бы между делом.)

А сама думаю: что он будет предпринимать? Вот он, момент. Вот именно сейчас я ему по носу щелкнула. Теперь неопределенность исчезла, теперь у меня враг у ворот. Я же понимаю: он сектант, а тут такой конфуз – попытка шантажа, причем жалкая. Он гад, а я вся в белом. Я помнила про то, что велела мне психолог.

Спрашиваю:

– А какое сегодня число?

И пока он там думал, я успела сказать утвердительным тоном:

– До двадцать пятого июля вы мне проекты готовые отдадите. (Дату назвала с хорошим запасом времени, ну так, на всякий случай.)

А сама думаю: «Вот я глупо, наверное, выгляжу. Вот что я делаю? Как это может помочь? Ерунда какая. Сейчас-то я как с ним буду?» Внутри колотится все, как у зайца. Но никаких выяснений отношений, я же решила: «Мы пойдем другим путем». Нравится мне этот революционный лозунг. Это прямо ленинский путь, а я же Лена, так что все правильно. Я буду с ним очень любезной. Буду веселая такая, типа ничего не случилось. Называется «замнем для ясности». Ну как-то так. Я буду с ним шутить и смеяться, пока он документы мне не отдаст. А в башке у меня было такое: если бы мне дали автомат и сказали, что мне за это ничего не будет, я расстреляла бы его вот безо всякого. Я, конечно, пацифист, но не в этот раз. Не в этот раз.

Кстати, законодательство на тот момент повернулось так, что этот клочок земли мы не смогли оформить вообще никак – ни в аренду, ни прилепить к своему. И никто не смог бы. И он бы не смог; он просто не знал, не совсем его профиль. Но тут не в этом дело, дело в отношениях. Я ему об этом даже и не сказала.

Я стала вести себя примерно так: я все шутила и все смеялась с ним, и анекдоты при случае, и он, конечно, воспринимает это как-то по-своему. И всегда по краю:

– Знаете, как он любил? Как он страдал? Любил деньги и страдал от их отсутствия.

И вроде как это не о нем, но это именно «вроде как».

И был момент, когда он мне сказал, смеясь:

– Осторожней со мной, я очень опасный мужчина для женщин.

– Да что вы? Буду иметь в виду.

И смеюсь. Сама думаю: «Ах ты гад».

Через полчаса я позвонила ему и разыграла. Сказала таким серьезным, озабоченным голосом, без надрыва, но с хорошей долей досады, недоумения, и даже слегка припудрила все это беспокойством, что у него вроде как неприятности:

– Знаете, я сейчас была в Водоканале с бумагами. Вот вы мне сказали заехать и самой подписать бумаги. Так вот, там начальник какого-то отдела, он стал ругаться: «Это почему представитель собственника подписывает ходит, а не инженер?» Спросил меня так строго: «Как фамилия инженера?» Я ему, конечно, назвала. А что было делать? Он даже записал.

И все такое.

И он поверил. Испугался, давай оправдываться:

– А как же так? Они же сами так требуют, чтобы собственник или представитель собственника подписывали. Ничего не понимаю. А что за начальник? Как фамилия? А где его кабинет?

Я послушала переливы его перепуга, рассмеялась и говорю:

– Да я пошутила.

И таким же тоном, с теми же интонациями, как он:

– Осторожней со мной, я могу быть очень опасной. – И опять смеяться.

Или:

– А знаете, как я назвала ваш контакт в телефоне?

Он:

– Как?

– Остап Ибрагимович.

– Почему?

– Потому что Бендер.

– А это кто?

– В смысле «кто»? Вы не знаете, кто это? Это же все знают.

И я долго рассказываю ему, кто такой Остап Бендер. А сама думаю: «Вот как можно не знать? Мы же примерно одного с ним возраста. Книжек, судя по виду, он не читал; неужели и телевизора у него не было?»

И так еще было.

Он:

– Давайте я бумаги завезу. Вы сейчас где?

Я:

– У бабушки. (Я имела в виду свою мать.)

– А где живет ваша бабушка?

– Там. (Пауза.) За лесом.

– За каким лесом? Не в городе, что ли?

– Ну вы так спрашиваете меня, прям как Серый Волк Красную Шапочку. Я так и ответила.

– А вы думаете, я волк?

– Ну конечно. Такой ужасный, страшный волк, с большими зубами. А я такая маленькая Красная Шапочка.

(Никогда я себя так не вела. Ни с кем. Только с ним. Все было на нервах, на грани фола. Всегда экспромт. Я волновалась и тряслась. Состояние на грани нервного срыва, убежать нельзя. Внутри все трясется от страха, но я себя ничем не выдаю. Я намеренно отказалась от открытого конфликта. Я не старалась увидеть в нем хорошее. Я захватывала внимание нестандартным, нарушающим границы поведением. Так же, как он нарушил мои. Импульс был именно таким. Я старалась изо всех сил перевести все в игру. Убрать важность его нападения, обесценить свой страх.)

«Два трупа в подполье» (рассказ в рассказе)

Выемка грунта на участке. Конец мая. Очень масштабно. Куча техники работает. Два больших экскаватора, бульдозер и четыре самосвала огромных по очереди вывозят грунт. Цель данного мероприятия – выровнять участок, что называется, под нивелир.

Чеглоков приехал и давай стебаться надо мной:

– Вот вы сейчас построите, а потом всю вашу постройку снесут.

– Почему?

– Ну как же, у вас же разрешения-то на строительство нет. Вот Ирина (архитектор района) увидит вашу грандиозную стройку, вот будет скандал-то. И тогда они приедут и заставят всё снести.

И смеется.

А я так внимательно на него посмотрела. На его модную темную футболку в обтяжку, и как он голову повернул, и как он зловеще смеялся, закинув подбородок кверху, как обычно растопырив руки и даже слегка согнув ноги в коленях, и почему-то в таком ракурсе его уши вдруг оказались такими довольно большими и заостренными сверху. И плечи вроде как мощные такие, вкачанные но сутулость, довольно сильная в таком ракурсе, прямо бросается в глаза. И эта совокупность характеристик вдруг придала его образу новый оттенок. Еще бы спецэффектов добавить в виде темного неба и раскатов грома.

И я говорю:

– А знаете, на кого вы сегодня похожи?

Он говорит:

– На кого?

– На Мефистофеля. Вам накидки темной только недостает; дома, что ли, забыли?

Он говорит:

– Вы меня повысили?

И я ему отвечаю так деланно серьезно:

– Странно: вы вроде в церковь ходите, а считаете Мефистофеля высоким для себя званием.

Он сразу смеяться перестал. Голову так опустил и как чуть мотанул, смутился.

А я продолжила:

– Хотите, я вам историю расскажу? Называется она «Два трупа в подполье».

Он говорит:

– Хочу.

(Получилось, что он по-другому не смог бы ответить. Видите, я заставила его смутиться и тут же переключила его внимание на рассказ. Если бы он не согласился, он бы как будто остался там, где я его смутила, а это неприятно. Я ему одновременно дала пинка и дверь открыла. Он шагнул по инерции. Как обычно, в моменте я это не обдумывала; всё вроде как само движется.)

– Итак,

«Два трупа в подполье»

Действие происходит в две тысячи третьем году. Я работала тогда главным бухгалтером на лесозаготовительном предприятии. ПСКФ «Темный лес». Кроме меня в бухгалтерии работал мой муж. Предприятие небольшое. И у нас случился конфликт с директором. У нас – это я, мой муж (второй бухгалтер), сын директора (снабженец) и жена директора (она не работала с нами, но так получилось). Мы вроде как оказались заодно, но конфликт интересов и страх у каждого были свои. Всё было так чудесно и прекрасно в нашей жизни, но тут вернулась бывшая любовница нашего шефа и спутала нам все карты.

Как я об этом узнала? Шеф билеты мне притащил расходы списать, типа он в Корею ездил на переговоры. Там же ни слова по-русски, а шеф неграмотный, по-английски не понимает; а там его имя, фамилия и ее имя и фамилия. И мне было понятно, что это не просто интрижка, это любовь. Я сопоставила все факты. Шеф стал рассеян, мечтателен. А мы часто ездили вместе по делам на его машине, и он был за рулем. И мы ехали на красный, стояли на зеленый, приезжали не туда. А еще когда по радио в машине передавали песню Антонова, знаете, вот эту:

он просто закатывал глаза, пел вместе с Антоновым, и я была уверена: вот сейчас мы точно врежемся.

По иронии судьбы любовницу звали Настей Антоновой. И глаза у нее были голубые; правда, за очками.

Я не могла молчать. Неизвестность – это же ужасно. Я сказала шефу об этом – о том, что я знаю. Цель была выяснить отношения, расставить, так сказать, точки над «и». Я и мой муж переживали из-за работы. Любовница его раньше, до меня, была его бухгалтером; я думала, раз она вернулась, то и на работу к нему пойдет, а мы не нужны. Его сын и жена перепугались, потому что дело запахло разводом, а значит, потерей денег и наследства. Всё имущество могло уплыть к новой, молодой жене. А шеф испугался, что жена узнает. Короче говоря, перепугались все. Это как в гангстерском фильме, когда толпа народа и все наставили пистолеты кто куда, у кого сколько было. И напряжение растет, и так не может длиться долго – впереди же финальная сцена.

Он стал угрожать мне, чтобы я не смела рассказывать его сыну. А сын с матерью и так уже всё знали – город небольшой.

И в один прекрасный солнечный осенний день рвануло. Жена ушла, забрав из дома все ценное имущество и несколько миллионов наличными. Подала на развод и на раздел того, что осталось. С сыном у папы – открытый конфликт.

Шеф на меня кинулся при своем сыне:

– Это ты сказала ему!

Я даже вякнуть не успела, как он схватил меня за грудки и швырнул на стол. Лететь было нереально страшно.

Сын кричит:

– Да при чем тут она? Я уже месяц все знаю, тебя видели с ней, как ты по ресторанам свою шлюху водишь.

Я, конечно, обиделась и ушла. Денег он мне не заплатил. Он хотел, чтобы я вернулась.

– Не хочешь возвращаться – иди на хер без денег.

Я подала в суд. Тогда он обратился в полицию с заявлением, что я украла документы; мотив – скрыть выплату мне денег и через суд взыскать снова. Так я оказалась под следствием по статье «мошенничество».

Шеф не знал, что документы я передавала по описи через его доверенное лицо – Сергея Т. А Сергей Т. не знал, что это важно, и скрыл от шефа, что подписал акт передачи.

Начались тяжба, допросы, адвокаты, прокурор и следователи. А я в этот момент оказалась беременна. Я убрала из дома все документы, имеющие отношение к бухгалтерии. Комп, на котором вела «1С» -ку, был мой, и его я тоже убрала. Опись передачи документов спрятала у родственников. Я готовилась к обыску. Я понимала: он платит. Вечером, когда мы приходили домой, мы не включали свет и вырубали сотовые телефоны. Мы, конечно, не того уровня, чтобы ради нас подключать сотового оператора, выяснять нашу локацию, но так было спокойней.

Был такой эпизод. Еду я в автобусе утром на новую работу, и звонит моя мать:

– Лена, ты где? Я звонила вчера весь вечер. Почему у вас вечно телефон недоступен?

– Мама, ты понимаешь, я под следствием, у меня может быть обыск в любой момент. А если будет обыск, ты же знаешь, они найдут у меня склад оружия в шкафу, пулемет в спальне, мешок наркоты на кухне и труп в ванной. Он же платит. Поэтому я вырубаю телефон и не включаю вечером свет – типа никого нет дома.

Учитывая мою эмоциональность, это было довольно громко.

Я выключила телефон и оглянулась. На меня в полнейшей тишине внимательно смотрели все, кто был в автобусе. Такая маленькая минута славы. Оваций не было. Все поверили в серьезность ситуации.

Потом меня вызвал прокурор района поговорить.

– Вы документы передавали?

– Да.

– По описи?

– Да, по описи.

– А где опись?

– Вот копия.

– А где оригинал?

– Я его прячу в надежном месте, и это не дома.

– Принесите его мне.

– Зачем? Чтобы вы его при мне уничтожили и посадили меня ни за что? Я же знаю, он деньги платит. Если будет доказано, что я права, то это у него возникнет уголовное дело за невыплату заработной платы. Вы же знаете законы. А я знаю, кому он платит, чтобы посадили меня.

– Да как вы смеете! Я прокурор.

– И что, это сразу значит, что вы, как английская королева, вне подозрений?

Такой недовольный:

– Можете идти.

Потом мой брат, поскольку он работал в паспортно-визовой полиции, договорился с другими следователями того же отдела ОБЭП, который проводил следствие по моему делу, и они устроили выемку документов у моего шефа дома, хотя это было вообще не их дело.

И это было невероятно. Это было просто чудо. Сын шефа открыл и всё показал. Это было по адресу проживания шефа. Состоялась выемка тех самых документов, которые шеф заявил пропавшими по моей вине. Не было там только кассовой книги. Это, конечно, мне помогло, но по факту ничего не закончилось.

Мы даже пришли в ОБЭП, и я сама слышала, как следователь довольно громко говорил моему шефу:

– Я теперь что могу сделать? Случилась выемка документов у вас дома. Как вы это допустили?

И шеф там в оправдание:

– Бу-бу-бу.

Муж мой гадал на монетах по китайскому методу. Книжка такая зеленая, Чжу-Гэ Лян «Шень шу: гадание на монетах». Очень старинный метод, похож на гадание по «Книге перемен», но гораздо проще. Подписанные цифрами 10 монет. Загадываешь вопрос, трясешь монеты, бросаешь и выбираешь одну, практически не глядя. И так три раза. Цифры записываешь на листочек, а потом смотришь в книге изречение под этим номером, который получился. В книге всего 384 изречения. Очень простой метод. Тут главное – настроиться.

Ну что мы могли тогда спросить? «Чем все это кончится?» И монеты сказали нам: «Один демон метнет стрелу в другого и падет замертво, и наступит весна, и зацветут цветы». Что-то такое. И мы всё думали: что же означает эта метафора? Но все сбылось буквально.

Конфликт зашел так далеко, что сын решил либо стрясти с отца деньги в виде арендной платы, либо выгнать из офиса, потому что по документам это была недвижимость сына, хотя по правде его строил-то папа на свои деньги. Офис располагался в большущем деревянном коттедже в черте города. Сынок напечатал договор аренды и поехал уведомить отца. Папиного гнева он, конечно, очень боялся, поэтому сразу в офис не зашел, а стал ждать за углом, когда отец закончит свои дела и уедет в банк или министерство. И когда тот уехал, он зашел в офис и положил договор ему на стол. А папа что-то вспомнил и вернулся, а там сын с этими бумагами.

Начался скандал, быстро переходящий в драку. Крики, вопли. Отец достал из кармана складной нож и рукояткой стукнул сына по бритой башке. Потекла кровь. Мужики, все какие там были, кинулись разнимать. Серега Т., тот самый, что подписал мне опись, потащил сына за калитку. И тут шеф от злости схватил ледоруб, который валялся рядом, и через забор метнул его в своего сына. Ледоруб попал в голову Сергея Т. по касательной и рассек кожу; потекла кровь. А отец в ту же секунду упал замертво от сердечного приступа. И в этот же момент с его руки пропадает огромный золотой перстень с увесистым бриллиантом. Его так и не нашли.