Никому о нас не говори
– Ты больной? – Перевожу дыхание, стараясь выровнять подскочивший пульс. – Чего тебе от меня нужно?
– Ну, очевидно, поговорить. – Тимур расслабленно пожимает плечами и засовывает руки в карманы джинсов.
Кажется, эта поза – широко расставленные ноги и руки в карманах брюк – у него неизменна.
– Цирк с похищением моей сумки – твоя идея? – опасливо оглядываюсь я.
На всякий случай проверяю: в этом плохо освещенном коридоре цокольного этажа нас действительно
только трое: я, Тимур и мой рюкзак на полу между нами. Пребывание наедине с Гориным не дает мне никакого чувства безопасности и спокойствия. Я еще помню, как он сначала лапал меня, делая гнусные намеки, потом вообще озверел.
А если здесь еще окажется и тот вор? Двое парней и одна я… Сердце бьется о ребра. Да, мы сейчас в стенах академии, и у меня есть надежда, что ничего со мной не случится. Только откуда мне знать, что задумал Тимур? Но, кажется, здесь, на цокольном этаже, кроме нас, никого.
– Мне нужно было встретиться с тобой без лишних глаз, – холодно отвечает Тимур.
– Ты мог написать.
– А ты вот так сразу бы и пришла? – Он язвительно усмехается.
Я отмалчиваюсь. Не пришла бы. После нашего общения на той тусовке вряд ли у меня возникло бы такое желание. И сейчас под вызывающим взглядом Горина я бы очень хотела бежать куда глаза глядят. Но сейчас они глядят на гордый размах плеч под черной косухой.
– На той вечеринке мы не договорили, – нарушает наше молчание Тимур.
– А если я вообще не хочу с тобой договаривать? – осторожно подаю голос. И даже делаю такой же осторожный шажок к своему рюкзаку. – Можно я уйду отсюда?
– Нельзя, – бьет по ушам грубый тон Тимура.
Я вздрагиваю, Горин уже стеной становится перед моим носом.
– Рассказывай, как ты узнала про бои? – глаза его сужаются.
– Я ошиблась адресом, – повторяю то, что сказала ему еще тогда.
И Тимуру точно не нравится этот ответ. На его лице тень раздражения. Я слышу, как Горин втягивает носом воздух, и вижу, как пугающе раздуваются его ноздри.
– Ты за тупого меня держишь? – сквозь зубы цедит он.
Тимур злится. Это заметно. Это чувствуется. Но другого ответа у меня действительно нет. Поэтому все, что могу из себя выдавить, – это какое-то беспомощное:
– Я клянусь.
Горин взрывается. Он с размаху пинает ногой старую кипу перевязанных журналов, уложенных у стены. Она задевает другую стопку и еще несколько рядом стоящих. Они с глухим стуком сваливаются на пол по принципу домино. Тимур подлетает ко мне, как коршун. Я испуганно жмурюсь, ожидая, что он опять схватит меня за плечи. Жду этой секунды, напрягая каждый миллиметр своего тела. Но ничего подобного не происходит. Я лишь ощущаю, что Горин склоняется надо мной. Запах парфюма становится четче и ярче. Я решаюсь открыть глаза. И глаза Тимура оказываются точно напротив. Они просто налиты злостью, она кипит и плещется.
– Правду говори, – выпаливает Тимур мне в лицо.
И я на одном дыхании рассказываю ему все. От и до. От уговора Сони сходить в квест-клуб до момента, когда увидела ту татуировку с изображением стрелы в раздевалке. Тимур слушает меня и, кажется, даже не моргает. Лишь его брови медленно сходятся на переносице.
– Бред какой-то. Я должен в это поверить? – Взгляд зелено-карих глаз сосредоточенно бегает по моему лицу, будто бы хочет прочитать там иное – не то, что я сказала секунду назад.
– У меня нет другой версии, – растерянно хлопаю ресницами, но смотрю прямо на Тимура.
– Кому ты еще растрепала? – Он жестко цедит каждое свое слово и так же смотрит мне в глаза. В его взгляде недоверие.
Что-то бессознательное тихо подсказывает мне, что такой допрос не из праздного интереса. Тимур боится? Мне хочется ответить ему вопросом на вопрос, но с моих губ срывается совершенно другое:
– Никому.
И глаза Горина вспыхивают от злости.
– Хватит нести чепуху! – Он практически рычит. Я снова вздрагиваю, а дыхание перехватывает.
– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь услышать! – Я отчаянно трясу головой. Говорю быстро, едва не проглатывая целые слова. – Я действительно по тупости оказалась на той заброшке, ваш охранник помог мне, когда я грохнулась в обморок. Потом я сбежала. А потом ты с этой татуировкой… И я никому ничего не говорила. Если ты чего-то боишься, то я… – Но на этой фразе я замолкаю.
Вжимаю голову в плечи, и сердце замирает, потому что на лице Горина уже ходят желваки, а взгляд темнеет.
– Не. Лезь. Ты. Меня. Поняла? – шипит Тимур. Две. Три. Пять секунд мы буравим друг друга взглядами. Но напряжение и молчание между нами режет
возглас за дверью:
– Аня! Ань, ты здесь?
Соня! Я выхожу из оцепенения. Кидаю полный надежды взгляд за спину Тимура, но успеваю просто немного дернуться вперед. Горин ловчее и сильнее меня во сто крат. Ногой он резко отпихивает мой рюкзак в сторону старого шкафа, стоящего за дверью в углу. Резво хватает меня за ворот рубашки и оттаскивает туда же.
Я опять оказываюсь прижата к Тимуру. Он вдавливает меня своим телом в самый угол. Одной ладонью он снова закрывает мне рот, а вторая ложится мне на талию. Я дергаюсь, на что получаю предостерегающий шепот в висок:
– Только попробуй издать хоть звук.
– Аня! – Голос Сони становится ближе.
– Ш-ш-ш! – Почти беззвучный шепот Тимура растворяется у меня в волосах.
Я слышу, как распахивается дверь на цокольный этаж. Слышу шаги. Вот сейчас мне нужно набрать полную грудь воздуха и заорать. Хотя бы попытаться замычать. Соня найдет меня, и все прекратится. Прикрываю глаза и делаю тихий, глубокий вдох. Тимур это чувствует. Он напрягается. Его пальцы сильнее прижимаются к моим губам. Горин впечатывает меня в угол. Я ощущаю, как колются заклепки на его куртке. Открываю глаза. И не могу издать даже писка. Запах, исходящий от Тимура, словно отдельная сущность, способная влиять на подсознание. Это запах его кожаной куртки, смешанный с терпкостью его парфюма и чего-то еще… такого сладкого, что, попав мне в легкие, он становится электрическим разрядом, пронизывающим меня от затылка до самых кончиков
пальцев. Мои ноги слабеют.
Я стою и гипнотизирую кадык Горина, выступающие из-под ворота футболки черные линии татуировок. Замечаю надпись «poison», набитую сбоку на жилистой шее. Ощущаю дыхание где-то у своего лба. Горячее и невероятно спокойное. Мой же пульс несется с бешеной скоростью.
Я не сразу понимаю, что ладонь Тимура, державшая меня за талию, уже не там. Она вытаскивает из заднего кармана моих джинсов телефон: Горин все-таки сделал то, что не удалось ему в прошлый раз. А по
коридору расходится: «Аппарат абонента выключен…» И недовольное ругательство Сони:
– Просветова, блин! Ты где?!
Черт! Она звонила мне! А пока я пялилась на шею Тимура, он, похоже, отключил мой телефон. Снова слышны шаги. Только теперь они отдаляются. А через секунду раздается хлопок двери и звонок на пару. Трофимова ушла. Я и Горин остаемся один на один в углу за старым шкафом. У меня сердце делает один кульбит за другим, а Тимур спокойно продолжает вжимать меня в угол и закрывать мой рот ладонью.
– Досужая у тебя подруга. За телефоном через час подойдешь к Парамоновским складам*. Знаешь, где это? – тихо спрашивает Тимур куда-то мне в лоб. Сглотнув, я отрицательно машу головой. И хриплая усмешка расстилается от моего лба дальше по во-
лосам.
– А где проходят бои, ты знаешь, значит? Жду тебя на складах через час. Этого времени хватит, чтобы пролезть по твоим перепискам и узнать, врешь ты или нет.
Горин отступает. Не встречаясь со мной взглядом, разворачивается, собираясь уйти. Меня же окатывает и жаром, и холодом одновременно.
– Тимур! Отдай! Ты не имеешь права, – осмеливаюсь бросить ему в спину. – Я же могу сейчас пойти и заявить в деканат о твоей выходке с кражей рюкзака и о том, что ты забрал у меня телефон! – Но и сама понимаю, как жалко это звучит со стороны.
Тимур тормозит на мгновение. Хмыкает, и весьма самодовольно. Но, отвечая мне, он даже не оборачивается:
– Тогда я тебя просто сгною в академии. Это будет нетрудно. Тебя и так запихивают голой в раздевалки. Так что, если не хочешь продолжения банкета, предлагаю молчать. Жду через час на складах. Не придешь – я просто выкину телефон там. Кстати, если узнаю, что ты мне врешь, то сгною тебя еще быстрее. Его слова, как дротики, пригвождают меня к этому углу. А Тимур делает несколько шагов в глубину коридора и исчезает за поворотом.
* Парамоновские склады – комплекс складских сооружений XIX века в Ростове-на-Дону. Расположены в центре города на берегу Дона.
ГЛАВА 16
Тим
Пусто, твою мать! Ни намека. Ни единой зацепки. Я прошерстил ее телефон за каких-то полчаса. В нем даже переписка с подружкой есть о неверном адресе. Не исключаю, что она может быть липовой, но после того, как я облазил каждый закоулок старого смартфона, эта версия словно натянута на глобус. Ни одного провокационного чата, ни одной фотки в стиле ню. Зато есть очень милые фоточки с каким-то котом и парочка скромных селфи.
В телефоне этой Ани нет звонков с незаписанных номеров. Только от мамы, какой-то Сони и старосты. Но историю вызовов можно же и почистить? Только что-то мне подсказывает: ничего она не чистила. Я поэтому и свистнул ее телефон в самый неожиданный для нее момент. Чтобы она не успела замести следы.
Черт! Да даже история браузера у нее невиннее девственницы. Через него вели поиск билетов в консерваторию и смотрели варианты подарков на день рождения маме. Маме, блин! Этот телефон – чертовски бесполезный гаджет. Осталось присобачить к нему нимб.
Как и этой Ане. Такие испуганные глаза у нее. Смотрит на меня с таким выражением, словно видит перед собой дьявола. И выглядит она каждый раз
так, будто бы сейчас в обморок упадет. Мышь перепуганная. А может, просто хорошая актриса. Но ведь ее же кто-то запихнул тогда в нашу раздевалку голой? А если она сама все подстроила? Или я параноик? Знал бы, ни за что не подошел бы к этой Ане. Я ведь действительно думал, что эта симпатичная блондинка просто на меня запала.
Я сижу в машине, стучу пальцами по рулю и смотрю перед собой на темнеющее от наползающих туч небо над развалинами складов. Да, я параноик. Засуетился, зассал, задергался. Мне нужно успокоиться. Похоже, эта девица действительно по глупой случайности оказалась у нас в клубе. Но тогда ей просто повезло. Судя по рассказу, тогда она попала на дежурство нашего Пахома, сердобольного уголовника с тремя отсидками. Он то котят притащит, то щенков подкармливает. И лучше бы он на этом и остановился. А он притащил эту…
Теперь у меня могут быть проблемы. Если Аня хоть где-то откроет свой рот, то слухи разлетятся со скоростью света. Мне это ни к чему. Осталось всего несколько боев. И я буду свободен. От всех и всего. От своей семейки и, главное, от своего конченого отца.
Злость тут же расползается в груди, а пальцы вцепляются в руль до боли в костяшках. Из-за этой досужей девки все может пойти не по плану. И именно эта досужая вырастает как из-под земли перед капотом моей тачки. Усмехаюсь. Все-таки пришла. Не решилась идти с доносом к декану. А я думал, что после нашего общения в коридоре цокольного этажа ее путь лежит прямо в отделение кардиологии. Там, в углу, у нее так стучало сердце, что я бы не удивился, если бы эта Аня брякнулась мне в ноги без сознания в ту секунду. А сейчас, прижав к груди свой рюкзак, она смотрит на меня огромными, широко расставленными
глазами через лобовое стекло. Кажется, эта Аня стала еще бледнее.
Я делаю пригласительный жест, указывая подбородком на пассажирское сиденье рядом. И она послушно семенит к двери машины.
– На! – Сразу же кидаю Ане на колени ее телефон, едва она садится справа от меня.
Вцепившись одной рукой в несчастный рюкзак, второй она подхватывает свой мобильный, чуть не проскользнувший между коленями. А потом осторожно переводит на меня взгляд.
– Убедился, что я не вру? – спрашивает Аня тихо.
– В то, что ты мне рассказывала, без доказательств мог поверить только тупой идиот, – хмыкаю я.
– Плеоназм, – вдруг еще тише проговаривает она.
– Чего? – переспрашиваю удивленно.
Но Аня молчит. Отводит взгляд на лобовое и поджимает бледные-пребледные губы. Теперь я смотрю на ее безмолвный профиль. И это молчание раздражением прокатывается по моим нервам.
– Что ты сказала? Хватит мямлить, – грубо одергиваю девчонку.
Она сразу же поворачивается обратно ко мне лицом.
– Тупой идиот – это плеоназм, – вполголоса заявляет она и смотрит. Выжидательно моргает белесыми ресницами, а я свожу к переносице брови. И к чему это она сейчас?
– Ну… – Аня сдавленно прокашливается, – избыточное уточнение, как масло масляное.
Я обалдело таращусь на нее. И не потому, что только что узнал о значении нового для себя слова. Что-то такое я все же припоминаю из школьной программы.
– Ты сейчас серьезно? – Теперь мои брови ползут на лоб. Это что, защитная реакция у нее такая – умничать?
– Что? – Аня вжимается в сиденье.
– Рассказываешь о плеоназмах, сидя в тачке возле заброшенных складов, где в основном наркоманы тусуются.
– Здесь все равно центр города. Ты ведь не убьешь меня… – Она произносит это не то утверждая, не то спрашивая.
Разглядываю Аню – кажется, Просветову, – сжавшуюся в комок на пассажирском сиденье, и мне хочется спросить, с какой вообще планеты она свалилась.
– Ты же видел все, что есть в моем телефоне. – Аня решает продолжить, пока я молчу. – Теперь ты знаешь, что я не вру. Я правда оказалась там случайно. Меня никто не присылал туда. А потом Петрова… и та раздевалка. Но я никому и ничего не говорила! – И на последней фразе она очень активно, чуть ли не с отчаянием мотает головой из стороны в сторону, раскидывая свои белобрысые волосы по плечам.
– И не скажешь, – холодно чеканю я.
– Не скажу. Честно. Можешь не бояться.
От ее «можешь не бояться» у меня сводит челюсть. Да что бы она понимала в этом! Сама создала мне проблемы, а теперь втирает про «не бояться». Хочется треснуть с размаха ладонью по рулю так, чтоб вокруг все аж задрожало. Но гашу в себе этот порыв. Боюсь, девчонка вообще может здесь с испуга откинуться от остановки сердца.
Я глубоко вдыхаю и чуть склоняюсь над Аней, которая в ту же секунду съеживается. Прижимает руки к груди: в одной телефон, во второй – многострадальный рюкзак. И почему-то я ловлю себя на мысли,
что от девчонки ничем не пахнет. Не ощущаю запаха какого-либо парфюма.
– Я не боюсь. Просто имей в виду, – не свожу глаз с застывшей Ани, – что любопытной Варваре кое-что оторвали. – Перевожу взгляд на ее нос, усыпанный четкими веснушками. – Если кому-нибудь вякнешь, если решишь и дальше следить за мной…
– Но я не… – чуть ли не пищит Аня.
– Я превращу твою жизнь в ад, – перебиваю ее. – Забудь все, что ты тогда видела. И не вздумай еще раз туда, – выделяю интонацией это слово, надеюсь, эта любопытная догадается, куда «туда», – сунуться.
Вижу, боится, но вот на меня все равно смотрит. Беспомощно так. Испуганно. Но смотрит. Не отводит взгляда в сторону. Карие глаза даже не моргают. Слышу, как Аня судорожно сглатывает:
– Я и не планировала.
– Ну и отлично. Ты хорошая, правильная девочка, – с ненатуральной улыбкой говорю я. – Сиди за учебниками дальше. Целее будешь, если продолжишь делать селфи с котиками. Поняла?
И – аллилуйя! – упоминание котиков возвращает Аниному лицу более-менее нормальный цвет. Она кивает, а я зачем-то еще раз вдыхаю возле нее воздух – ничего, никаких ароматов – и снова откидываюсь на свое сиденье.
Разваливаюсь в нем, подпирая затылком подголовник, а о лобовое стекло уже разбиваются капли дождя. Ладно. Пора завязывать с этим балаганом. Девка здесь явно ни при чем. Если не на сто процентов, то на девяносто девять точно. Еще один процент оставлю на чертову теорию вероятности. Полностью со счетов Аню спишу, когда больше не увижу стран-
ных совпадений.
Мне просто нужно быть осторожнее. Никаких лишних контактов. И на всякий случай лучше сейчас потусоваться с пацанами почаще, чтобы ни у кого не возникало вопросов, где я. Выждать время. Три-четыре боя, и все закончится. А потом… Мои мысли прерывает тихая возня рядом. Поворачиваю голову. Аня все еще сидит на пассажирском месте. Обнимает рюкзак, сжимает свой телефон.
– Чего сидишь? Свободна, – хмыкаю я. Несколько взмахов ресницами, и Аня отмирает.
Бросает взгляд за окно, по которому вовсю хлещет дождь, и поджимает губы. И только еще через несколько секунд раздумий тянет ладонь к ручке, щелкает ею и выскакивает из машины прямо под озверевший ливень. Громко хлопает дверь, и я остаюсь один.
Выпускаю сгустившееся в легких напряжение через резкий выдох. Черт-те что! Нажав до упора педаль тормоза, рывком переключаю передачу с паркинга на драйв и, вывернув руль, даю жизнь мотору машины. Пробуксовав, она с мерзким звуком отшлифовывает колеса по гравию и срывается вперед.
Мне нельзя все испортить. Хоть эта Аня и оказалась невиннее овечки, буду и дальше держать ее на прицеле. Пусть только попробует что-то рассказать! Если я узнаю, что она открыла рот… От этой мысли холод стекает по ребрам в желудок. Я все потеряю.
Выехав за пределы складов, сразу же встаю в пробку. Приходится волочиться в горку и наблюдать за дорогой через взбесившиеся на лобовом дворники. И при очередном таком их проезде по стеклу я замечаю уже знакомый силуэт. Этот же переулок переходит и Аня. Она без зонтика. Скукожившись, ныряет кроссовками в потоки воды на асфальте. Ее рюкзак уже перекинут через одно плечо, а светлые волосы насквозь мокрые
и прилипли к лицу. Да и, судя по виду, одежда такая же мокрая.
Аня перебегает дорогу на мигающий зеленый. Останавливается у пересекающего мою улицу перехода с горящим красным светофором. Она застывает под проливным дождем, обняв себя руками. Мокрая. Взъерошенная. От ее вида я даже морщусь. В этот момент она жутко жалкая! Не удивлюсь, если она еще и подвывает дождю прямо на этом пешеходном переходе.
Громкие продолжительные сигналы недовольных водителей, что выстроились за моей тачкой, возвращают в реальность. Уже давно горит зеленый, и передо мной пусто. Жму на газ, проскакивая переулок, но зачем-то еще раз бросаю взгляд на Аню в зеркало заднего вида.
Она все еще стоит, ладонью проводит по лицу, убирая с него мокрые волосы, а проезжающий рядом автобус окатывает ее водой из лужи.
Почему-то у меня резко саднит в груди. Это полный аут. Тормоз в пол. Сдаю назад прямо на перекрестке под шквал недовольных гудков соседних машин.
Я останавливаюсь точно напротив мокрой и грязной Ани. И пускай я сейчас жутко злюсь на нее, но мне всегда было жалко тех самых облезлых котят на улице. Опустив стекло, сквозь зубы цежу ей:
– Садись.
ГЛАВА 17
Как ощутить себя невероятно беспомощной и жалкой?
Для начала тебя должны запугать, потом нужно пройтись под проливным дождем. Ну и вишенка на торте – фонтан грязных брызг от проезжающего мимо автобуса. Хочется ли мне зарыдать от бессилия прямо на перекрестке? О! Еще как…
Но сделать это мне не дает оглушающий визг тормозов и сигналы машин, наперебой разлетающиеся по улице. А передо мной, перегородив пешеходный переход, появляется уже знакомая черная иномарка. Стекло на пассажирской двери быстро опускается, а в приоткрытом окне появляется бритая башка.
– Садись, – грубо бросает Тимур.
Я ошалело хлопаю ресницами, но так и стою на месте, пока по мне чуть ли не ручьями стекает вода. Горин сейчас предлагает вновь вернуться в его машину? Мне мерещится?
– Ну? – Глаза Тимура уже буквально искры мечут от раздражения. – Я уговаривать должен?
Растерянно сглатываю и оглядываюсь. По улице несутся машины, по тротуару спешат единичные прохожие с зонтами. Я стою под дождем, и зуб на зуб уже не попадает. И самое странное, а может
быть, и страшное, что единственное место, где я могу сейчас от него укрыться, – это машина Горина.
Но буквально пять минут назад он грозился расправиться со мной.
– Короче, – недовольный бас летит из окна, и тонированное стекло в нем уже поднимается.
Я не знаю, что заставляет меня все же дернуть ручку пассажирской двери. Ощущение, что еще несколько секунд под ливнем, и у меня пойдут сколы по зубам, или слабоумие? И второе берет верх.
Я снова сажусь в машину Тимура. Господи! Даже дышать забываю на мгновение. Здесь тепло, сухо и уже вовсю шумит печка, обдувая горячим воздухом. И я опять тону в запахе пряного парфюма.
А вот я грязная, с меня течет вода. Возвращаюсь в реальность, когда замечаю грязь от кроссовок на коврике и разводы на кожаном кресле.
– Извини. – Я бросаюсь вытирать продрогшими ладонями мокрые следы. – Я все сейчас…
– Это натуральная кожа. Ничего с ней не будет, – обрывает меня Тимур. – Куда ехать?
Назвать свой точный адрес я не решаюсь, поэтому озвучиваю только район.
Тимур одним движением переключает передачу, и иномарка на последних секундах зеленого сигнала светофора врывается в поток машин.
Мы едем молча. Я сижу, вцепившись в свой рюкзак, и даже не смотрю в сторону водителя. Единственное, что помогает немного расслабиться, – это теплые потоки воздуха, окутывающие меня со всех сторон. Но в машине Тимура мне все равно некомфортно. Замечаю, что носок моего насквозь промокшего кроссовка уже постукивает по полу, и от этого дергается колено.
– Зачем села, если трясешься от страха? – вдруг усмехается Тимур. Ехидно так и издевательски. Моя нога тут же прекращает дергаться.
– Не трясусь. Просто замерзла, – съеживаюсь и шепчу себе куда-то в ворот рубашки.
– Я сделаю теплее. – Тимур тянется к кнопкам на панели.
– Не надо! – Не менее резко останавливаю его, дернувшись к этим же кнопкам.
Но в этой машине мы так близко, что размаху бьемся друг о друга локтями. От удара простреливает нервные окончания. И, видимо, не только у меня. Мы одновременно шипим от боли. Решаюсь искоса взглянуть на Тимура. Он морщится, стиснув челюсть, и доносится его недовольный вздох. Да и сам Тимур не излучает ничего, кроме враждебности. Я дышу в этой машине не только парфюмом Горина, но и его раздражением.
– Извини, – обхватив себя за локоть, смущенно шепчу я.
И Тимур лишь немногословно мычит:
– Угу.
Опять в салоне тишина. Едкая и такая колючая, что у меня по коже пробегают волнами мурашки. Особенно когда Тимур прибавляет скорость. Он будто бы в шашки играет на дороге, перестраиваясь из одной полосы в другую. Нам уже пугающе часто сигналят водители других машин. И при очередном таком резком маневре и внезапном торможении я не выдерживаю. Замечание само срывается с моих губ:
– Можно же осторожнее.
– Мне есть куда спешить, – отвечает Тимур опять с налетом надменности.
И мне вдруг так хочется съязвить, задать вопрос:
«Спешишь людям морды бить?» Я даже рот открываю
и набираю воздуха в легкие, чтобы взять и спросить, но вовремя останавливаюсь. Захлопываю свою варежку и отворачиваюсь к окну. И так уже наговорилась.
– Давай. Спрашивай, – выпаливает Тимур. – Я же вижу, у тебя зудит на языке.
Но я решаю притвориться, что растекающаяся вода по окну – это очень увлекательная картинка. Отмалчиваюсь на слова Горина.
– Хочешь узнать, спешу ли я в то самое место? – Он вдруг сам озвучивает мой вопрос. И сам же на него пытается ответить: – А если да? Будешь читать мне мораль?
– Не собираюсь, – говорю хладнокровно.
– А может, я сейчас спешу в лесок тебя отвезти, как свидетеля, и придушить, – понижает голос Горин.