Казачья доля. Первый чеченский след. Часть 2

– Тихо, полковник, что вы так нервничаете? Поберегите горло, ведь вам скоро придется идти в бой, там наоретесь, ну а мы, господа, пожалуй, пойдем, посидим в подвале. И, Геннадий Егорыч, убедительный вам совет: свой любимый диванчик, на котором вы изволите спать с утра до вечера, поставьте в подвал. Клянусь честью дворянина, он вскоре вам понадобится. И уберечь вас от подвала может только ваша смерть.

Полковник замолчал, он покраснел так, что, казалось, от него можно было прикурить папиросу. Офицеры вышли из штаба и направились к подвалу. Двое часовых в растерянности, что на них идут столько офицеров, не знали, что делать. Тот, у которого вся щека была опухшая и синяя, спросил:

– Куда идете?

– В подвал, голубчик, мы все – арестованные, – сказал прапорщик Рощин.

Караульный с большим удивлением отворил дверь, запустил всех арестантов и закрыл за ними дверь.

Семкин внимательно выслушал всех по очереди. Не спеша обдумал все, что ему рассказали.

– Вы все правильно сделали, господа. Спасибо вам за поддержку, но кто пойдет выполнять приказ?

– Вот мы к вам и пришли за советом, – сказал граф.

Майор задумался, он стал на земле по памяти рисовать карту.

–Сергей Александрович, а что это с вашим караульным случилось? На него, что, бревно упало?

– Да нет, хуже, граф, хуже, – ответил задумчиво майор, не отрываясь от карты, – тут переговорщик приходил. – Сказал майор и взглянул на Богдана.

– Да… Понимаю того охранника, уж лучше под бревно.

– Да вот и я о том, – сказал майор, не отрываясь от карты, которую нарисовал.

Тем временем полковник пошел к казакам, собрал всех урядников и вахмистров.

– Казаки, слушай боевой приказ. Аул Ватуб знаете?

– Никак нет, вашбродь. То офицеры знають, а нам-то не надо. Нам пальцем покажи, в какую сторону ехать, кого бить, мы и побьем, – сказал вахмистр третьей сотни Максим Дымов. Сусликов опять пошел в штаб, он смотрел на карту, видел аул, но понимал, что без офицеров казаки не пойдут. Так же он осознавал, что вся эта операция лежит на его ответственности, и спросят сначала у него, а потом уж у остальных. Но идти и просить офицеров он не мог. Время шло, и все тревожней становилось на душе полковника. Наконец, он решился идти с повинной к офицерам. Отворив дверь в подвал, он шагнул вниз. Там был полумрак. Присев на пороге, стал смотреть сверху вниз на своих подчиненных.

– Господа, я право, не знаю, почему у нас с вами такие плохие отношения. Поверьте, я всей душой хочу, чтобы у нас с вами складывались дружеские отношения. Ну, пусть я иногда бываю крут, но, господа, сейчас там по нашей с вами вине погибают люди Евдокимова. А мы сидим в подвале вместо того, чтобы ехать на помощь генералу. Сергей Александрович, я прошу у вас прощения, – вдруг выдохнул полковник.

– Господа, всем все ясно? – спросил майор у сотников и показал на нарисованную карту.

– Ясно, что тут неясного, – ответил поручик Чистяков.

– Микоян?

– Ясно, как божий день, – сказал Гарик.

– Поручик, ваша вторая сотня, – он взглянул на графа, – господа, время. Я думаю, казаки уже в седлах.

– Я не давал команды казакам седлать, – тихо проговорил полковник.

Выйдя на улицу, все убедились, что казаки уже были в строю. Впереди сидел Богдан и строгим взглядом осматривал узников. Когда показался майор, он достал карту, положил ее перед Семкиным.

– Прошу, господа, уточним на карте. Вот река Аргун, вот аул Ватуб. Перед ним открытая местность, здесь с налета наскочили и порубали всех, ясно? Кузьмин, ты еще не выздоровел.

– Нет, я уже здоров.

– Тогда поручику поможешь.

– Хорошо, ваше благородие, не волнуйтесь. Сделаем все в лучшем виде.

Полковник последним вышел из подвала и с порожков крикнул:

–Удачи вам, казаки!

Казаки брезгливо посмотрели в его сторону и, ничего не ответив, тронулись в путь. Дорога была привычной. Первой, с дозором, шла сотня поручика Чистякова. Следом – наша сотня, и замыкала сотня Микояна. Это был первый выход молодых солдат. Не приняв еще присягу, они смело шли вперед. В нашей сотне впереди ехали старики, сзади – молодые, все как один здоровые. Первым ехал Пашко – большой, тот, что подковы гнул. На его боку висела сабля, больше похожая на меч. Ножны были деревянные, обшитые кожей. Эфес был сделан грубо, некрасиво. Ее делал, наверное, станичный кузнец по заказу, учитывая силу и мощь хозяина. Дозор Чистякова напоролся на засаду с малой численностью горцев. Казаки без труда перебили нападавших, но при этом погибли пять казаков и четверо были ранены. На ночлег остановились, когда уже совсем стемнело. Поспав три часа, казаки снова тронулись в путь. Следующий день прошел без происшествий, также ехали до темна. Ночью Богдана разбудили выстрелы. Стреляли километров на пять дальше нас. Кузьмин разбудил графа и с ним пошел к Чистякову. Он сидел на большом камне, как на троне, и слушал выстрелы.

– Не понимаю, – сказал Чистяков,– ночь, темнота, хоть глаз выколи. В кого они стреляют?

– Надо разведку послать, пусть прощупают, – сказал Богдан.

– Послал уже десятерых, но ведь далеко. Когда они вернутся?

– Кузьмин, пусть твоя сотня идет теперь первой, мои устали уже, – обратился Чистяков.

– Денис Сергеевич, почему моя сотня? Я даже не вахмистр.

– Не знаю, сотник, это мне майор сказал.

Богдану стало неудобно перед графом. Он – поручик, а командует сотней простой казак. Это понял и Дюжев.

– Богдан, командуй, на меня не смотри, я здесь человек вольный. Хочу – служу, хочу – домой поеду.

– Ладно, пойду поднимать сотню, думаю, пора, – сказал Богдан и ушел.

– Граф, вы не обидитесь, если я вас спрошу, зачем вам все это? – Спросил Чистяков, прикуривая папиросу.

– Да что здесь обидного? Хочу самому себе доказать, что я – человек и честь дворянина мне не чужда.

– Граф, мне говорили, что вы выносили горшки за ранеными?

– Скажите, Денис Сергеевич, вам нравится наш Сусликов?

– Мне бы больше нравилось пустить ему пулю в лоб.

– Так вот, поручик, не так давно я тоже был такой мразью, как наш полковник. Но тут я повстречал настоящих друзей и теперь я горжусь, что у меня есть друзья, которые сделали меня человеком. И с теми горшками в лазарете я выносил остатки своей гордости и эгоизма. Только здесь я чувствую себя человеком.

Чистяков протянул ему руку, крепко пожал ее.

– Поверьте, граф, побывав здесь, вы не сможете теперь вернуться в свет к старым друзьям. О той веселой беззаботной жизни не пожалеете?

Подъехал Богдан, держа Лорда. Граф вскочил на коня и громко крикнул, чтобы под стук копыт услышал Чистяков:

– Нет, поручик, не пожалею!

И, пришпорив коня, полетел дальше в ущелье. Через три километра навстречу ехал разведчик, что послал Чистяков. На ходу он начал быстро объяснять обстановку.

– В двух километрах отсюда мост через Аргун, наши пытаются перейти, но горцев там очень много, надо спешить, погибнут наши.

– Они вас заметили? – спросил Кузьмин.

– Похоже, нет. Там кусты, и вы сейчас подойдете незаметно.

– Ну, казаки, погуляем, шашки готовь. Рысью – марш! – командовал Богдан.

Казаки, поднимая столб пыли, понеслись на врага. Выстрелы становились все ближе и ближе. Рядом с дорогой стояли разведчики, они рукой показали, куда ехать. Граф вырвался вперед.

– Стой! Куда вперед батьки в пекло? Назад! – крикнул Богдан.

Прорываясь через кусты, казаки выехали на равнину. Быстро ориентируясь на месте, Богдан ринулся в бой. Взяв две шашки в руки, он начал направо и налево рубить горцев. Ничего не ожидавшие горцы не успевали достать саблю и падали замертво. За мостом наши пехотинцы начали наступление оттуда, зажимая мюридов в кольцо. Дальний угол горцев занял оборону, стреляя с близкого расстояния. В эту минуту выскочила первая сотня. Впереди был Чистяков, за ним неслась сотня казаков. Кто стрелял, кто рубил, все перемешалось в тот ужасный день, кровь лилась рекой и с той, и с нашей стороны. Сотня Микояна, зайдя с другой стороны и окружая врага, теснила его к Аргуну, пытаясь сбросить в стремительное течение реки. Но враг не пытался быстро сдаваться, хотя уже намного уступал в численности. Бой стал сильно сгущаться. На коне было уже невозможно проехать. Казаки стали слезать с коней, и в пешем строю вели бой. Богдан тоже слез с коня. Старая рана давала о себе знать. Вскоре правая рука нестерпимо заболела, и ему пришлось рубить левой. Это заметил Пашко. Своей большой саблей он старался помочь Богдану. Среди горцев здесь было много турок, они отличались своими турецкими шапками. В один момент турок направил на Кузьмина пистолет. В голове Богдана пролетела вся жизнь, вспомнились Аленка с Колькой. Но тут Пашко оттолкнул Богдана и принял пулю себе в правое плечо. Рука с саблей беспомощно повисла.

– Ах, ты, турецкая сволочь, – крикнул Пашко и взял здоровой рукой его за горло. Ноги турка повисли, болтаясь над землей. Он быстро посинел и затих. Богдан подошел к раненому, он только что спас ему жизнь.

– Пашко, ты ранен, уходи!

– Нет, сотник. Мы еще повоюем.

– Пашко, это приказ, уходи! – строго сказал Богдан.

Горцы и турки встали спина к спине и, как могли, отбивались. Их оставалось не больше пятидесяти. Но они самоотверженно дрались, теряя своих товарищей.

– Сдавайтесь! – крикнул поручик Чистяков. Он залез на большой камень и с высоты кричал. Казаки немного отошли от горцев, давая понять, что если они сдадутся, их никто не тронет. Горцы со злостью смотрели на казаков. Вдруг раздался выстрел, Чистяков покачнулся и упал на руки казакам. Они бережно положили его на землю. На его груди выступило красное пятно крови.

– Ну, черти бога не нашего, молитесь! – крикнул хорунжий первой сотни Шустров. Он взял в руки саблю, перед ним, с пистолетом в руке, стоял турок. Хорунжий подошел к турку и с силой ударил его саблей по голове.

– Братцы, руби их, бей! – слышались призывы казаков.

Через несколько минут с мюридами было покончено. Их убили всех, никто не захотел сдаваться в плен. Бой закончился. Казаки начали собирать раненых, считать убитых. Все поле было в убитых и раненых. Земля опять пропиталась кровью. Повсюду были слышны крики и мольбы о помощи. Много было раненых горцев, со злобой, в упор смотрели на своих врагов, и от беспомощности скрипели зубами. Санитары перевязывали раненых, бегая по полю от одного к другому. Богдан искал графа, но его нигде не было видно. Кузьмин помнил, что граф был рядом, но потом, в горячке боя, потерял его из вида.

– Вахмистр, где граф? – спросил он у Макаревича.

–Я не видел. Он был левее от меня, я видел, как врага рубал – лихо, мы не так бьем, – ответил Сашка.

– Есаул, смотри, вон Лорд его у скалы стоит. Наверняка, он там.

– Какой я тебе есаул, – одернул его Богдан и поспешил к тому месту, где стоял Лорд. Богдан подошел к Лорду рядом увидел лежащего графа. На нем сверху лежал здоровенный горец, килограммов на сто. Отодвинув его, Богдан приподнял графа. Дюжев был весь в крови: вся грудь и голова. Богдан снял шапку.

– Дружа мой, как же ты так?

Богдан обнял графа.

– Эх, дружа мой, как же ты так?

– Богдан, не трогай, голова болит, – вдруг сказал граф.

– Живой, дружище! – Богдан опять его обнял.

Дюжев застонал. Он был ранен.

– Санитара ко мне!

Санитар подбежал, разорвал мундир графа, но на нем не было ни царапины. Эта кровь – горца. А у него только голова ранена, сильно очень. Дюжев открыл глаза.

– Что со мной?

– Голова у тебя раненая и все, – успокоил Богдан. – царапина!

Санитар аккуратно перебинтовал голову графу.

– Богдан, у нас восемь убитых, девятнадцать раненых. Из них – четыре тяжело, в живот. Боюсь, не дотянут, – доложил вахмистр, – в других сотнях хуже. Чистякова убили.

– Спасибо, я видел, как он погиб, – ответил Богдан.

На той стороне Аргуна собирались солдаты, вовремя мы им помогли. Если бы не мы, они еще долго сидели за тем мостом.

– Командир, смотри, похоже, к нам генерал идет.

Богдан посмотрел, к ним шел генерал той армии, которую мы спасли. К генералу подбежал Микоян. Он ему доложил, как они здесь оказались и как самоотверженно воевали.

– Сотник, смотри, как гнется, сразу видно, что армянин, – сказал Доценко.

– Что вы мне – сотник, есаул. Какой я вам есаул? Я такой же, как вы. А Микоян бился славно, молодец. Я сам видел, впереди всех шел. Петь, а что армяне все гнутся? – спросил Богдан.

– Да, как тебе сказать, – задумался Доценко, – армяне, они что евреи – хитрые, без мыла в жопу влезут.

– Да, я слышал, что так про хохлов говорят, – пошутил Богдан.

– Не, мы не все такие, – продолжал очень серьезно Доценко, – но не спорю, есть и среди нас такие.

– Пашко тоже хохол, а меня от пули собой заслонил!

– Воюют они славно, тут не придерешься.

– Да что тут смотреть, – перебил Богдан, – вон, смотри, и хохлы, и русские, и горцы лежат. И что им теперь надо? Разные люди, все по-разному и живут. Вот граф лежит, а вокруг простые люди. А польза стране от них одна.

– Сотник, генерал тебя вызывает, – крикнул Макаревич.

Богдан встал, поправил форму.

– Петь, я сейчас приду.

Граф застонал. Ему было очень плохо, он не мог встать, сильно кружилась голова и тошнило. На той стороне Аргуна было полно солдат – целая армия. Вдалеке виднелись казачьи копья. Хороший у них генерал, казаков бережет. У нас наоборот получается. Подходя ближе, Богдан увидел Микояна. Он бегал вокруг генерала и что-то ему рассказывал. Генерал его не слушал, он давал команды своим командирам. Но это не мешало Микояну прогибаться. В стороне стоял хорунжий Шустров и брезгливо посматривал на Микояна.

– Что он от него хочет? – спросил Богдан у Шустрова.

– Крест, наверное, себе выпрашивает, – сказал хорунжий и сплюнул.

– Да отстань ты! – громко крикнул генерал на Микояна.

Богдан и Шустров, не выдержав, громко засмеялись. Услышав их, генерал быстро подошел к ним.

–Казаки, он у вас всегда такой? – спросил генерал.

– Армян, – пожал плечами Шустров.

– Генерал Мищенко, – по-военному представился генерал.

– Хорунжий Шустров.

– Сотник Кузьмин.

Мищенко внимательно взглянул на Богдана.

– Ты, сотник, первым влетел в долину?

–Первым был граф Дюжев. Я – вторым, – по-военному, четко ответил Богдан.

– Я видел тебя! А кто, ты говоришь, первый?

– Граф Дюжев.

– В Петербурге я знал графа Дюжева, – задумчиво начал генерал, – но, уверен, это не он. Тот на такое не способен.

– Ваше благородие, граф ранен в голову, а у нас нет врача. Есть у вас хороший доктор?

– Да, конечно есть, он в палатке сделал уже много операций вашим казакам. Уверен, что и сейчас этим занимается, мы его беспокоить не будем. Швеца ко мне! – приказал генерал.

Швец был худощавый, молодой врач, в белом халате. Он быстро бежал в нашу сторону. На халате было много крови. Скорее всего, он только что делал кому-то операцию.

– Пойдем, посмотрим, кто присвоил себе титул графа.

Генерал шел впереди, привычно перешагивая трупы людей. Подойдя ближе к графу, вдруг крикнул:

– Петр Дюжев, это вы? Но как вы здесь?

Дюжев тяжело открыл глаза. Он смотрел на генерала, но не узнавал его.

– Богдан, друг, где ты? – Тяжело спросил граф, теряя сознание.

– Давайте, несите его срочно к профессору, пусть он его осмотрит.

Графа положили на носилки и понесли в палатку. Генерал смотрел ему вслед, не веря глазам, повторял:

– Не может быть! Не может быть!

–Ваше благородие, позвольте спросить, что в этом такого, что он здесь? Я – его друг, – сказал Богдан.

– Сотник, это просто невероятно! Я знаю его давно. Он вырос практически у меня на глазах. Он рос ужасным грубияном и невежей, последние годы его кроме женщин не интересовал никто. Пожалуй, самое плохое о нем я не могу рассказать даже вам, его другу.

– Как он воевал?

– Лихо, – ответил Богдан, – он у горцев на расстреле уже успел побывать.

– Да? И как он себя вел на расстреле?

– Отважно, как все.

– Я так за него рад, что он нашел свое место в жизни, что у него есть такой друг, как ты, сотник. Позволь мне спросить у тебя, сотник, тот хорунжий сказал, что здесь, сейчас, ты – главный. Но почему у тебя нет погон? И почему ты командуешь поручиком, тем армянином?

– У нас убили поручика Чистякова. Он был главным. Ну, а про армянина, да вы сами его видели. Вроде получается, кроме меня некому. Хотя Микоян храбро вел себя в бою.

– Да, храбрец. Он мне целый час рассказывал, как он героически воевал. Ну, ладно о нем, сейчас моя армия идет навстречу армии Евдокимова. Я доложу ему о тебе, так что готовь погоны.

– Ваше благородие, у меня к вам есть просьба, оставить у себя на время тяжело раненых.

– Хорошо, сотник, они будут здесь, пока мы их не поставим на ноги.

К нам быстро бежал Швец. Подбежав, он по-военному четко доложил:

– Ваше благородие, граф здоров, рана обработана. Это не пуля, скорее всего, его ударили по голове чем-то тяжелым. У него сильное сотрясение мозга, но для его жизни опасности нет. Он пришел в себя. И просит прийти Кузьмина Богдана.

– Графа я оставляю тоже у себя, – сказал приказным тоном генерал.

– Прошу прощения, ваше благородие, но граф Дюжев находится в моем распоряжении, и он поедет со мной.

– Сотник, ты меня не понял. Я его оставляю здесь, – строго сказал генерал.

– Для этого вам надлежит получить разрешение у Евдокимова, а вы, ваше высоко благородие, не из нашей армии. И ваши приказы на меня не распространяются. Ну, если сам граф, конечно, не захочет остаться, – ответил Богдан, смотря прямо в лицо генералу.

– Так, теперь понятно, почему командуешь ты, а не поручик, – уже спокойнее сказал генерал, – пойдем к нему, спросим его самого.

Генерал положил руки за спину и пошел, опять перешагивая через трупы, к палатке. Подойдя ближе, Богдан услышал, что из палатки доносились крики Дюжева.

– Унесите меня отсюда! Унесите меня! – кричал граф.

Кузьмин подбежал к нему, начал успокаивать, но граф не успокаивался.

–Богдан, вынеси меня отсюда, посмотри, казаки тяжелораненые лежат на земле. А я, здоровый, лежу на кровати. Не могу я так!

– Петь, если ты здоровый, встань сам, – спокойно сказал Богдан.

– Петр Петрович, я приказываю вам лежать, – сказал вошедший генерал, подходя ближе к графу.

– Мищенко! Это вы? – С удивлением спросил граф и спрятал глаза.

– Петр, я говорил с твоим другом. Я так рад за тебя, что ты стал человеком. – Генерал протянул руку Дюжеву. Граф сильно покраснел, пожал руку генералу и отвернулся.

– Признаться, не ожидал я вас встретить здесь,– продолжал генерал.

Но граф, отвернувшись, молчал. Только после того, как генерал вышел, он вновь попытался встать, но тут же от головокружения падал.

– Богданушка, пожалуйста, уведи меня отсюда, – взмолился граф.

Богдан с санитарами положил графа на носилки и отнес к себе. Там бережно положили на свободную телегу.

Глава 3

Сорок шесть человек, убитыми с нашей стороны, было похоронено на следующий день. Предав их земле по христианским обычаям, они тронулись в обратный путь. Богдан сел в телегу к графу.

– Ну, что, друг, поехали домой.

– Нет, Богдан, не могу я так уехать. Поехали к генералу.

Генеральская палатка стояла в середине казачьих сотен. Мы подъехали ко входу.

– Дежурный, доложи, граф Дюжев.

Генерал вышел из своего штаба, посмотрел на друзей.

– Я слушаю тебя, Петр.

– Вот, приехали проститься, – не смотря в глаза генералу, сказал граф.

– Подлечился бы у меня, а потом поехал?

– Нет, поедем мы, ваше благородие, я прошу у вас прощения за непристойное поведение там, в Петербурге. Я это осознал только здесь. И от всей души прошу прощения.

– Поверь мне, Петр, я от всей души рад за тебя, что ты изменился. Да, война действительно иногда делает людей человечными, как произошло в твоем случае. У тебя, наконец, появились настоящие друзья, которыми ты по праву можешь гордиться, – сказал генерал и пожал графу руку, – езжайте, еще увидимся.

Казаки тронулись в обратный путь. Богдан и граф ехали на телеге, их окружали ветераны.

– Слышь, Богдан, с боевым крещением тебя, – сказал Макаревич.

– Саша, ты что сказал-то?

–Я говорю, с боевым крещением тебя, ведь этот бой твой первый, когда тебя не ранило, – под общий смех сказал Макаревич.

– Ну да, этот раз повезло. Спасибо Пашко, он меня заслонил собой, а так бы опять больничная койка. Мне, честно говоря, она и так надоела. До сих пор кости болят.

Над головой послышался крик орла. Он кружил над казаками, как будто выбирая себе добычу. Недалеко, на краю скалы, было видно орлиное гнездо. Этот орел, наверное, охранял свое потомство. Обратная дорога бала без происшествий. Но было много раненых, и ехали намного медленнее. Но вот, наконец, долгожданный гарнизон, вот ворота. Даже издали было видно, что нас заметили и готовятся к встрече. У штаба стояли офицеры. Впереди ехали Богдан, Шустров и Микоян. Микояну очень хотелось доложить первому о героической битве. И, конечно, майору, только он мог по достоинству оценить храбрость. Но так же он не хотел быть выскочкой, ведь с ним ехали казаки, и они тоже хотели сделать первыми доклад. Из штаба вышли Сусликов и Семкин. Они вышли на дорогу и с нетерпением ждали доклада. Когда осталось несколько метров до высокого начальства, Шустров и Кузьмин вдруг резко затормозили и Микоян оказался ближе всех к офицерам. Он быстро соскочил с коня и подбежал, немного замешкав, кому из двоих докладывать. Он решил пойти на хитрость. Стал смотреть между ними и рапортовать сразу двум офицерам, а кому больше надо, пусть сами выбирают. Полковнику поначалу это не понравилось, но, когда Микоян дошел до того места, как казаков похвалил генерал Мищенко, он сразу засиял в улыбке.

Кузьмин и Шустров тоже подошли к офицерам. Полковник сделал вид, что их не видит. Майор Семкин поздоровался за руку с казаками и очень серьезно спросил:

– Как погиб Чистяков?

Но это услышал поручик. Казаки даже рта не успели открыть, как он уже подробно рассказывал подвиг Чистякова. Шустров пожал плечами.

– Ладно, казаки, идите, отдыхайте, – сказал майор, – завтра к обеду ждем князя Барятинского, Евдокимова. На присягу приедут, и кресты всем раздавать будут. Так что выглядеть всем с иголочки. А сейчас всем отбой.

– Вашбродь, – обратился Богдан, – Дюжев ранен!

– Куда?

– В голову, но не пуля, чем-то тяжелым долбанули. Да вон он, в телеге едет, пойдем посмотрим.

Семкин с Богданом подошли к телеге.

– Я приветствую тебя, граф, – сказал майор, протягивая руку. – Что, друг, зацепило?

– Зацепило, ваше благородие, мне уже лучше, но вот головой пошевелю, а кажется, что мозги шевелятся сами по себе.

– Иди в лазарет, перевязку тебе сделают, – сказал майор.

– Нет, завтра пойду, там казаки раненые, есть потяжелее, а я потом.

– Перевязку сделать немедленно! Это приказ, – строго сказал майор.

– Есть идти на перевязку.

– Пойдем, дружище, я тебя провожу, – Богдан взял его под руку и осторожно повел в лазарет.

С рассветом следующего дня казакам довелось в полной мере испытать, что такое показуха Сусликова. Тем, кому довелось ходить строем, досталось хуже всех. Под сорокоградусной жарой ходить по плацу – это было невыносимо даже бывалым солдатам. Богдан стоял в тени деревьев с жалостью поглядывал, как их гонял сам лично Сусликов. С них ручьем лился пот, они уже с трудом подымали ноги. Но полковник еще громче давал команды. Семкин подошел к полковнику и попытался объяснить, что солдаты скоро упадут от усталости. Это сильно разгневало Сусликова, он при всех нижних чинах отругал майора. Семкину ничего не оставалось делать, как просто уйти. Он подошел к казакам второй сотни.

–Вот сволочь, – гневно сказал майор, глядя на полковника, – ну, я ему устрою, дай командующий приедет.

Майор с жалостью смотрел на измученных казаков.

– Богдан, иди сюда!

– Слушаю, вашбродь?

– Слушай, Богдан, надо выручать товарищей. Иди и скажи им, пусть падают, будто сознание теряют. Давай, родной, иди быстрее, спасай казаков, загубит этот живодер.

Богдан подошел к казакам и тихо шепнул одному на ухо. Тот сразу передал другому. И скоро весть об этом облетела весь строй. Тут же упал, как подкошенный, первый казак, за ним – второй, третий.

– Богдан, бегом за Тюриным, объясни ему все по дороге. Носилки несите, – кричал майор, подбегая к тем, кто упал, – воды, скорее воды.

Из лазарета с санитарами выбежал капитан Тюрин. Подбегая к тем, кто упал, а их уже было человек двадцать, военврач щупал пульс и качал головой.

– Что с ними, капитан? – спросил растерянно полковник.

Но Тюрин не обращал внимания на вопросы Сусликова и выполнял свою работу.

–Этого на операционный стол срочно, а то боюсь, помрет, – сказал Тюрин, держа за руку Кольку Потапова из третьей сотни. У Кольки от испуга открылись глаза. Он растерянно смотрел на доктора, не понимая, от чего он должен помереть. Капитан быстро, чтобы полковник не увидел, закрыл ему глаза.