– Как ты смеешь?! – кричала Донателла, её глаза горели бешенством, а лицо исказилось от ненависти. Она дергала Линду за волосы, тянула её вниз, словно пытаясь утопить в собственной ярости.
– Ты всегда была ничтожной! – Линда, ослеплённая яростью, не отступала. Её руки, схватив светлые пряди Донателлы, сжались, и она дёрнула их с такой силой, что Донателла вскрикнула. – Ты заслужила это! – Каждое слово Линды было как удар, выплёскивавшийся в хаосе драки.
Их тела хаотично метались по полу, удары каблуков скользили по бетону, создавая оглушительное эхо в пустой комнате. Звуки ударов, визг, крики смешались в неуправляемый поток ярости и боли. Донателла, вся в панике, отбивалась, но Линда была сильнее и намного злее. Её лицо перекосилось от злобы, она вцепилась в волосы Донателлы, наклоняя её голову, пытаясь подмять под себя.
– Что, ты думала, что сможешь… – Линда выдохнула, но не успела закончить фразу, когда Донателла с визгом ударила её ногой по боку. Линда отшатнулась, но не сдалась, продолжая сжимать волосы своей противницы. Её злость только усилилась от этого удара, глаза сверкали диким огнём.
Сторонние наблюдатели – Вирджиния и остальные, замерли, наблюдая, как две девушки, забыв о своей светской репутации, превратились в хищниц, борющихся за власть. Вирджиния, стоя в стороне, с лицом полным возбуждения и предвкушения, словно не могла поверить своим глазам.
– Давай, Линдс! – её голос звенел от адреналина. Она буквально подпрыгивала от восторга, её глаза горели злорадством. – Покажи ей, кто здесь главная!
Комната заполнилась хаосом, звуки ударов, разорванной одежды и резких движений казались раскатами грома. Однако, внезапно, что-то изменилось. В один момент Донателла застыла. Её тело обмякло, руки безжизненно опустились вдоль тела, как будто вся ярость разом испарилась. Линда, не сразу поняв, что произошло, продолжала яростно трясти её, пока не почувствовала, как сопротивление исчезло.
Линда отступила назад, тяжело дыша, её грудь судорожно поднималась и опускалась. Она посмотрела на Донателлу, лежащую неподвижно на полу, и в этот момент её захлестнула волна ужаса. Вокруг стало странно тихо, как будто кто-то выключил звук. Линда, всё ещё находясь под воздействием адреналина, медленно опустилась на колени рядом с телом. Её руки задрожали, когда она коснулась головы Донателлы, пытаясь осознать, что произошло.Её пальцы ощутили что-то липкое и тёплое. Линда быстро отдёрнула руку и увидела кровь. Это была реальная, настоящая кровь, которая стекала из-под светлых волос Донателлы, медленно образуя маленький ручеек, который затем собрался в тёмный круг на холодном полу.
– О боже… – Линда прошептала, чувствуя, как ноги подкашиваются. Всё внутри неё кричало от ужаса.
– Ты её убила? – прошептала Лайза, её голос был тихим, но в нём звучала скрытая паника. Она нервно теребила ремешок своей серебристой сумки, не в силах оторвать взгляд от бездыханного тела.
Линда, ошеломлённая тем, что произошло, прикрыла лицо руками. Слёзы катились по её щекам, и она едва смогла выдавить:
– Я… я не хотела… – голос Линды сорвался на шёпот, и она замерла, не в силах оторвать взгляд от неподвижного тела.
В комнате повисла гнетущая тишина, тяжелая и невыносимая. Казалось, воздух сам стал плотнее, давя на всех присутствующих. Пасифика, сжавшись в углу, пробормотала, дрожащим голосом:
– Что теперь делать?
Лайза, обычно уверенная и властная, медленно подняла глаза. В её взгляде блеснула тревога, как будто даже она не знала, что сказать. Слова застревали в горле, но молчать больше было невозможно.
– Если найдут тело, нас всех посадят, – наконец выдавила она, её голос дрожал, но все же быстро обретал привычную твёрдость.
Джини, стоявшая чуть поодаль, резко обернулась. Паника в её глазах была очевидна.
– Почему нас? – её голос задрожал, она сделала шаг назад, будто хотела убежать от этой ужасной реальности.
– За соучастие, – твёрдо ответила Лайза. Это прозвучало как приговор, от которого нельзя было уклониться.
Внезапно Джордж, который всё это время молчал, спокойно кашлянул, привлекая к себе внимание. Его взгляд был пугающе сосредоточенным.
– Нужно спрятать тело, – сказал он, как если бы обсуждал что-то совершенно обыденное.
Пасифика резко отшатнулась, её глаза расширились от ужаса. Сумка выпала из ее рук.
– Ты серьёзно?! – её голос дрожал сильнее всего, но в нём было столько отчаяния, что все сразу поняли, насколько она испугана.
Лайза, услышав предложение Джорджа, медленно кивнула.
– Думаю, это хорошая идея, – сказала она.
– Нет! – закричала Пасифика, панически начав собирать выпавшие из её сумки вещи. Её руки дрожали, она хватала каждую мелочь, словно пыталась ухватиться за реальность, которая ускользала от неё.
– Готова променять свою стипендию на жизнь в колонии? – произнесла Лайза, её слова, как ледяной ветер, пронзили Пасифику.
Пасифика замерла, её руки бессильно упали, вещи из сумки снова рассыпались по полу. Её взгляд метался по комнате, ища спасение, но нигде не было ни намека на выход. Она медленно покачала головой, в её глазах отражалось отчаяние и бессилие.
Лайза, удовлетворённая её молчаливым согласием, решительно подошла к Донателле, лежащей на холодном полу, и схватила её за руку, теперь уже совсем холодную.
– Тащите её в подвал, – приказала она. – Там точно никто искать не будет.
Инди, до этого стоявшая в тени, нахмурилась, оглядывая тёмное помещение. Она тихо спросила:
– Ты уверена?
Лайза повернулась к ней, и в её голосе не было сомнений:
– Спортзал скоро снесут. Никто туда не сунется, – она крепче сжала руку Донателлы. – Поможете, или как?
Они переглянулись, и, тяжело вздохнув, друзья подняли безжизненное тело. Несмотря на хрупкость Донателлы, её вес оказался непосильным для их дрожащих рук. Каждый шаг отдавался тяжестью в сердцах, они чувствовали, как что-то в них ломается с каждым движением.
Они медленно, словно во сне, тащили тело по извилистым коридорам заброшенного спортзала. Стены, когда-то украшенные спортивными трофеями и фотографиями, теперь были облезлыми и грязными, а тишина, царившая вокруг, казалась оглушительной. Шаги эхом раздавались в пустом пространстве, каждый звук казался предвестником беды.
Линда шла впереди, вся дрожащая от напряжения. Она пыталась не смотреть на лицо Донателлы, но каждый раз её взгляд неосознанно возвращался к безжизненным, открытым глазам. От этого зрелища её передёргивало, и она чувствовала, как внутри всё сжимается от страха.
Пасифика тащилась в самом конце, едва переставляя ноги. Мысли её метались, не находя покоя. Она старалась сосредоточиться на звуке своих шагов, но каждый раз, когда мёртвая тишина накрывала их, её сердце начинало стучать так громко, что казалось, его слышат все. В голове рождались образы одного ужаса за другим, каждый из которых был связан с тем, что они только что сделали.
Когда они добрались до лестницы, ведущей в подвал, страх охватил их ещё сильнее. Внизу было темно и сыро, оттуда веяло затхлостью и гнилью. Они еле спустили тело по узким, скрипучим ступеням, которые, казалось, вот-вот рухнут под их тяжестью. Лайза и Джордж двигались впереди, словно руководствуясь каким-то немым уговором, их шаги были слаженными и уверенными, несмотря на внутренний ужас.
Внизу их встретила заброшенная, заросшая плесенью комната с покосившимися стенами. Когда-то здесь тренировались спортсмены, но теперь от былой славы не осталось ничего, кроме разбитого инвентаря и тёмных пятен на стенах, напоминающих о давно минувших днях.
– Здесь, – тихо произнесла Лайза, её голос больше не дрожал. Она указала на тёмный угол, где когда-то стоял шкаф для инвентаря.
Они осторожно положили тело на пол, Джордж и Линда старались уложить его так, чтобы оно выглядело хоть немного естественно. Но вид Донателлы, лежащей на холодном бетоне, был ужасен – её волосы спутались, лицо побледнело, а губы приобрели мертвенный оттенок. Пасифика стояла в стороне, прикрыв рот рукой, словно боясь закричать. Её пальцы были так крепко сжаты, что побелели, но она не могла отпустить свою сумку, как будто это было единственное, что удерживало её от безумия.
– Что теперь? – отчаянно спросила Джини.
Лайза медленно подняла голову, её глаза метались по лицам каждого из друзей.
– Теперь нужно сделать так, чтобы никто ничего не узнал, – ответила она твёрдо, её голос был хладнокровным. – Забудьте, что это произошло. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Мы просто продолжим жить, как будто этого не было
Когда они покидали подвал, каждый из них чувствовал на своих плечах тяжесть непосильной ноши – тайны, которая уже начала разрушать их изнутри. Тишина в спортзале стала невыносимой, каждый шаг отзывался в сознании тяжёлым ударом, как раскаты грома перед надвигающейся бурей.
Они договорились больше никогда не возвращаться сюда, словно это место было проклятым, и действительно, отныне спортзал стал для них символом того, что они потеряли – невинность, спокойствие, уверенность в том, что жизнь можно контролировать. Но правда всегда стремится выйти наружу, и чем глубже её закапывают, тем сильнее она прорывается на свет. Сколько бы они ни старались забыть этот день, он стал началом конца их элитного общества. Между ними пролегла невидимая трещина, которая, словно медленный яд, начинала разрушать всё, что они когда-то считали незыблемым.
Глава 0
Донателла Гилсон
Донателла Гилсон всегда выделялась своей непоколебимой решимостью и стремлением к контролю. В коридорах университета «Хиллкрест» она двигалась с грацией пираньи, уверенно и неумолимо. Её всегда узнавали по характерному образу: волосы, выкрашенные в светлый цвет, неизменно собраны в аккуратный высокий хвост; строгая чёрная юбка чуть выше колена; идеально натянутые серые гольфы и сияющие черные туфли на каблуке. Её голубые глаза, несмотря на всю их холодную красоту, вызывали у окружающих тревогу – они всегда настороженно выискивали очередную жертву для доноса директору, если кто-то нарушал правила. Донесения были для неё не просто хобби, а настоящей миссией.
Донателла всегда соблюдала правила и ожидала того же от окружающих. За её аккуратным и благопристойным видом скрывалась непреклонная личность, и это не проходило бесследно. Она контролировала все университетские мероприятия с дотошностью педанта, начиная от распределения групп до организации вечерних встреч. Такой строгий подход обеспечил ей множество врагов. Впрочем, она не замечала ненависти – или делала вид, что не замечает.
Но если взглянуть глубже, за фасадом хладнокровия и железной дисциплины, можно было увидеть человека, скрывающего свои комплексы и раны. В прошлом, Донателла никогда не была популярной в школе. В её детстве присутствовала та горечь, что оставляет на сердце отчуждение. Она всегда смотрела на тех, кто был красивее, успешнее, тех, кого приглашали на вечеринки, но сама оставалась на обочине. Её внутренняя неуверенность заставляла её стремиться к совершенству, к созданию идеальной маски, за которой она пряталась.
В подростковом возрасте Донателла всерьёз пыталась попасть в команду чирлидеров, представляя, как будет выступать перед толпой и ловить восхищённые взгляды. Но мечта разрушилась за один день. На одном из тренировочных сборов её окружили старшие девушки, самые популярные в школе – Карен, Кайла и Бриттани. В их взглядах читалось презрение, а в улыбках мелькали ядовитые насмешки. Они словно соревновались, кто придумает более язвительный комментарий.
– Ты серьёзно думаешь, что с такими зубами можешь быть чирлидером? – насмешливо протянула Карен, сложив руки на груди. – Мы же хотим сиять, а не пугать зрителей.
Донателла почувствовала, как её щеки заливает краска. Она попыталась что-то ответить, но слова застряли в горле. Бриттани склонилась к ней, усмехнувшись так, что блеснули её идеально ровные зубы.
– Серьёзно, Донни, тебе ещё до нас как до Луны. Попробуй сначала исправить свой милый оскал, – язвительно добавила она, театрально поправляя блестящие локоны.
Кайла поддакнула, не отрываясь от своего телефона, и бросила напоследок:
– Мы тут как-то за стандарт, знаешь ли. А ты его, увы, не выдерживаешь.
Эти слова задели её больнее любого удара. Уходя с площадки, Донателла поклялась себе, что больше никогда не станет объектом насмешек. Она поняла, что если хочет быть на вершине, то должна стать безупречной – во всём. Её будет невозможно задеть или унизить.
Лето перед поступлением в «Хиллкрест» стало поворотным для неё. Донателла решила начать с самого главного – с гардероба. Она отправилась на Седьмую авеню, пройдясь по всем топовым бутикам. Не сдерживая себя в покупках, она обзавелась строгими платьями от Dior, костюмами от Chanel, безупречно сидящими блузками от Givenchy. На ногах теперь красовались туфли от Jimmy Choo, которые стали её визитной карточкой.
Но на этом её преображение не закончилось. Зайдя в один из элитных салонов красоты Нью-Йорка, она приняла очередное важное решение – обычные русые волосы больше не подходили её новому образу. Платиновая грива блестящих волос, уложенных до мелочей, подчёркивала её решимость и новый статус. И всё же, глядя в зеркало, она всё ещё видела отражение прежней Донателлы. Чего-то не хватало.
И тогда она решилась на последнее – поставить брекеты, чтобы раз и навсегда избавиться от неровных зубов, которые были источником её детских унижений. Теперь, когда каждый элемент её облика был доведён до совершенства, она чувствовала себя непобедимой.
В день своего прибытия в «Хиллкрест», Донателла почувствовала, как что-то изменилось. Она больше не была той скромной и забитой девочкой. Теперь она стала кем-то другим – холодной, уверенной в себе девушкой с амбициями и планами на будущее. Университетская форма подчёркивала её новый статус: бежевая жилетка, чёрная юбка и белоснежная рубашка. Стоя перед зеркалом в холле старого университета, среди сияющих люстр и исторических портретов, Донателла улыбнулась своему отражению. Это была уже не та слабая школьница, которую отвергали сверстники. Теперь она намеревалась взять «Хиллкрест» в свои руки.
Когда директор произносил вступительное слово, её взгляд невольно упал на трёх студентов у входа. Лайза Трейсон, Джордж Харингтон и Инди Гранд – именно о них она читала недавно в газете. Они выглядели словно принадлежащими к совершенно другому миру: все трое излучали уверенность и беспечность, что так привлекало Донателлу. Она смотрела, как они с лёгкостью общаются между собой, игнорируя всю суету вокруг, и почувствовала себя заинтригованной. Она очень хотела стать частью их компании, но когда они, посмеиваясь и не обращая внимания на правила, исчезли за углом здания, направляясь к заднему корпусу, её внутренний компас не позволил ей последовать за ними. Слишком правильная, слишком верная своим идеалам, она направилась на первое занятие, оставив своё любопытство позади.
Позже, в этот же день, когда занятия закончились, Донателла, чувствуя, что она должна занять лидирующую позицию в этом новом для неё мире, пошла в административный корпус и подала заявление на участие в студенческом совете. Она не могла позволить себе быть в стороне, и потому решила стать старостой курса. Это был первый шаг к её великой цели – стать самой уважаемой и влиятельной студенткой «Хиллкреста». Однако, несмотря на её решимость, в душе всё ещё жила та девочка, которая когда-то отчаянно искала признания.
***
Прошёл год с момента поступления Донателлы в университет «Хиллкрест». Она уже прочно закрепила за собой репутацию старосты и стала официальной помощницей директора, что, по её мнению, было заслуженной наградой за труды. Однако не все разделяли её восторг. В стенах университета ходили слухи, один из которых, как ей стало известно, был инициирован Лайзой Трейсон, звездой «Хиллкреста». Лайза и её элитная компания – Линда Кристал, Пасифика Шерон, Вирджиния Флойд, Джордж Харрингтон и Инди Гранд – пустили подлый слух о том, что Донателла получила своё место через постель директора. Эти слова больно ранили Донателлу. Ещё недавно она восхищалась Лайзой, подражала её стилю и даже надеялась когда-нибудь попасть в их круг. Но теперь мечты об этой дружбе испарились, оставив в душе только ненависть. Донателла понимала, что вокруг них была невидимая стена, которая разделяла их элитное общество от всех остальных, включая её.
Одним из самых мучительных моментов для Донателлы стал случай в столовой. Донателла, нервно теребя рукав своей куртки, подошла к столу, за которым сидела компания Лайзы. Её сердце бешено стучало в груди, но она постаралась выглядеть уверенной, собрав в себе остатки смелости. Она давно хотела разобраться с тем слухом, который пустила Лайза – слухом о том, что она якобы спит с директором. Это обвинение разнеслось по университету, и Донателла чувствовала, что её репутация рухнула в одночасье. Она надеялась, что Лайза просто не знала, что слухи распространились так далеко, или что она не имела к этому никакого отношения. Но где-то в глубине души Донателла уже знала правду.
Подойдя к столу, она увидела, что Лайза и её компания небрежно развалились на стульях, обсуждая что-то незначительное. Перед ними стояли подносы с сырными палочками, а на столе валялись телефоны и пачка сигарет. Атмосфера была лёгкой и беззаботной – полной противоположностью тому напряжению, что бурлило в душе Донателлы.
Она сделала глубокий вдох и, стараясь не показать нервозности, проговорила:
– Привет… – голос её дрожал, и она отчаянно попыталась улыбнуться. – Я хотела поговорить.
Лайза медленно подняла глаза, её карие глаза сверлили Донателлу, а уголки губ растянулись в едва заметной, издевательской ухмылке. Остальные за столом замерли, словно ожидая представления.
– О, смотри, кто к нам пожаловал, – лениво протянула Лайза, перекидывая свои светлые волосы за плечо. – Донателла, дорогая, что-то случилось?
Донателла почувствовала, как всё внутри сжалось от напряжения, но она заставила себя продолжить.
– Я просто… – она сглотнула. – Я слышала слух… о том, что я сплю с директором, и, ну… мне сказали, что ты это придумала. Зачем?
Лайза, не моргнув и глазом, взглянула на Джорджа, который тут же издевательски усмехнулся.
– Что ж, слухи – это всегда интересно, правда? – Лайза прищурилась. – Но я понятия не имею, кто их распускает. Может, ты сама дала повод?
За столом раздались приглушённые смешки. Вирджиния, сидя рядом, изящно поправила свои кроссовки Alexander McQueen и бросила презрительный взгляд на Донателлу.
– Да брось, Донателла, – протянула она. – Все знают, что ты любишь внимание. Наверное, тебе нравится быть в центре сплетен, правда?
Инди, стоявшая рядом и безразлично перебирая свои тёмные очки, добавила:
– Знаешь, эти слухи могут быть полезны для твоей карьеры. Грязную студентку наказывает жесткий директор. Секси. – Она фыркнула, поправляя короткие пряди своих волос.
Донателла чувствовала, как по её щекам поднимается жар. Её руки задрожали, и она едва смогла удержать свою оборонительную позу.
– Это неправда, – пробормотала она, стиснув зубы. – Я не делала ничего такого…
– О, правда? – Лайза наклонилась вперёд, её лицо было исполнено насмешки. – Знаешь, в нашем мире не обязательно что-то делать. Достаточно, чтобы люди в это поверили.
Смех за столом стал громче. Джордж, облокотившись на спинку стула, снисходительно посмотрел на Донателлу.
Лайза хмыкнула и, приподняв бровь, добавила с издевкой:
– А теперь беги, Донателла, и, может быть, в следующий раз постарайся не быть такой жалкой.
С этими словами Лайза небрежно махнула рукой, как если бы разгоняла назойливую муху. Донателла замерла на мгновение, чувствуя, как сердце сжимается от унижения. Её лицо пылало от стыда, и, не сказав больше ни слова, она развернулась и поспешила прочь от их стола, слыша за спиной только издевательские хихиканья.
– Думаю, вам стоит уважать старосту, – тихо, но уверенно попыталась сказать она, надеясь хоть немного восстановить чувство собственного достоинства.
Но Лайза только громко рассмеялась.
– Уважать тебя? За что? За то, что ты лизала задницу директору? – её голос стал резким и злым, вокруг раздался смех. – Уважение тут не купишь. Так что иди своей дорогой.
Донателла стояла, оглушённая этими словами. Её сердце билось в груди как барабан, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Не сказав больше ни слова, она резко повернулась и ушла, оставив позади их издевательские взгляды и язвительные комментарии. Поднос с едой она бросила на ближайшем столе, чувствуя, как по её щекам текут горячие слёзы унижения.
Эта встреча стала последней каплей. Донателла окончательно возненавидела Лайзу и её компанию. Она больше не хотела быть частью их элитного мира – теперь у неё была другая цель. Она решила разоблачить их ложное величие и смахнуть с пьедестала. С того дня она наблюдала за ними с ненавистью. Каждый их шаг, каждая ошибка – всё фиксировалось в её памяти. Она внимательно следила за их жизнью, подмечая малейшие недостатки в их идеальном образе, стараясь найти ту трещину, через которую она сможет их сломать.
Вечером, Донателла как обычно проводила время в общежитии, копаясь в бумажках и таращась в окно, где на газонах до сих пор сидели студенты, играя на гитаре и просто болтали.
Комната Донателлы в общежитии «Хиллкреста» больше напоминала уютное, хоть и немного старомодное убежище. Обои в мягких пастельных тонах, украшенные едва заметным узором виноградных лоз. Старинная мебель из темного дерева, хотя и сохранила свою массивность, теперь выглядела скорее как антикварное сокровище, чем признак угрюмого заточения. Такая мебель была почти у всех в общежитии. Тяжелые бордовые шторы, хоть и почти не пропускали свет, защищали Донателлу от внешнего мира. Слабое сияние единственной лампы на письменном столе мягко освещало аккуратно разложенные бумаги и учебники. В углу, рядом с комодом, стоял старинный шкаф с резными дверцами, из которого доносился лёгкий запах лаванды. Пол был застелен ковром с восточными узорами, но его яркие краски слегка поблёкли от времени. На кровати с высоким изголовьем было уютное покрывало тёмно-бордового цвета, которое идеально гармонировало с общим настроением комнаты. На шкафу висела фотография, вырванная из ежегодника. Это был тот самый снимок: Лайза, Джордж, Инди, Вирджиния, Линда и Пасифика – все вместе, их лица сияли идеальными улыбками. Однако они были грубо зачёркнуты черной ручкой, что создавало странный контраст с мирной обстановкой комнаты.
Донателла сидела на кровати, глядя на фотографию с холодным взглядом. Её руки, сложенные на коленях, крепко сжимали старый блокнот. Она говорила вслух, но не громко, словно боялась, что кто-то подслушает её мысли.
– Они заплатят за всё… – произнесла она, её голос дрожал от накопившегося гнева. – За каждое унижение, за каждую подлость, за каждый насмешливый взгляд.
Она поднялась, прошлась по комнате, остановившись у старого, потрескавшегося зеркала. В отражении она видела себя – измученную, но полную решимости.
– Я думала, что смогу быть как они, – продолжала она, изучая своё отражение. – Думала, что смогу вписаться в их мир, если буду стараться изо всех сил, если стану такой, какой они хотели бы меня видеть. Но нет. Я была для них просто марионеткой, игрушкой для их развлечений.
Она вздохнула, опустив взгляд на свои руки.
– Они не понимают, что я больше не та наивная девочка. Я вижу их насквозь. Их мир, этот блестящий фасад, он гниёт изнутри, и я это разрушу. – Она снова взглянула на зачёркнутую фотографию. – Я заставлю их пожалеть, что они вообще со мной столкнулись.
И вот всё подошло к тому самому дню, когда Донателла наконец-то поверила, что жизнь может измениться к лучшему. В тот солнечный полдень она сидела на мраморной лавке во дворе университета, окружённая ворохом бумаг. Её плессированная юбка слегка помялась от долгого сидения, но она не обращала внимания – мысли были заняты другим. Она пыталась сосредоточиться на работе, убедить себя, что не нуждается в признании элитного общества, но каждый раз, когда ей удавалось хоть немного отвлечься, рядом появлялся какой-то сигнал напоминания. И вот опять.
Её внимание отвлек шум, и Донателла подняла голову. Лайза и её компания прошли мимо, сияя на солнце, как будто это они были центром вселенной, а всё остальное – лишь декорации. Лайза, как всегда, была великолепна: её белокурые волосы ловили лучи света, а смех её друзей наполнял воздух лёгкостью, которая, казалось, была для них естественна. Донателла посмотрела на них с тяжёлым сердцем. Внутри всё кипело. Это должно было закончиться.
Её взгляд случайно упал на старый заброшенный спортзал. Она знала их привычки: это место давно стало для Лайзы и её друзей тайным убежищем, куда они уходили от всех, чтобы покурить, обсудить сплетни и злорадствовать над остальными. И в этот момент Донателла ощутила прилив решимости. Она поймает их с поличным. Возможно, это будет её шанс наконец-то добиться справедливости и свергнуть их с трона.