Ювента

Главное, что все его старания в кои веки не прошли даром.

Надвигающиеся сумерки несли с собой много ожидаемого напряга – как нервного, так и физического. Близилось вечернее мероприятие, которое должно было окончательно ознаменовать завершение первой летней смены в “Ювенте” и подвести ее итог.

Вечерка на прощании всегда была нестандартной, и Мак удивился тому, что по прошествии лет она таковой и осталась. К этому вечернему мероприятию готовились не отряды, а сами вожатые, бравшие на себя всю постановку. Самому же Макару было приятно осознавать, что его важная персона во всём этом идиотском шабаше никоим образом не участвовала. Более того – Макара и вовсе никто не пытался привлечь к этой заварушке. Видимо, сказалось его последнее “блистательное” выступление еще на открытии смены, либо же остальные “деятели” не стали рисковать и решили лишний раз не связываться со склочным вожатым седьмого отряда. Его отсутствие на сцене только лишь еще больше расслабляло и радовало самого Макара, у которого появилась лишняя возможность для ничегонеделанья.

Это означало, что вожатому только и оставалось, что наблюдать за происходящим на сцене и изредка шугать своих пионеров, которые за всю смену так и не приучились помалкивать в тряпочку и вести себя тихо.

Открывалась вечерка индивидуальным танцем Нины и Никиты. Тандем хореографов, прозванных меж самих вожатых “ЭНЭН”, под мощный бит показал интересный, но довольно самовлюбленный современный танец. От всего этого действа Макару в какой-то момент даже стало противно. Вожатый был уверен, что этот необязательный номер парочка придумала лишь для того, чтобы покрасоваться на сцене и сорвать пионерские овации, которые они, разумеется, и получили в полном объеме по окончании выступления.

“Кто бы сомневался… Этим лишь бы выпендриться” – подметил про себя Макар, когда Нина и Никита кланялись залу уже в пятый раз.

Видок у хореографов был запыханный, но уж больно самодовольный – парочку, по всей видимости, разрывало от чувства собственного великолепия, а покинули сцену они только после того, как вдоволь насытились аплодисментами.

Затем настал черед уже вожатых продемонстрировать свое прощальное выступление, которое Макар, без особого сожаления, почти полностью пропустил. В один момент ему стало так жарко в этом тесном зале, что Мак решил выйти наружу и слегка проветриться, о чём он, в итоге, всё-таки успел пожалеть.

На улице Мак имел неосторожность напороться на Илью, который тоже решил сделать небольшой перерыв в работе. Ди-джей сам подошел к вожатому, чтобы завязать непринужденную беседу, чего раньше меж ними никогда не случалось.

– Капец… Только же недавно лето началось, а уже, считай, июнь прошел – невзначай начал Илья. – Скоро опять в универ.

– Кому как – безучастно ответил Макар.

Вдыхая свежий вечерний воздух, вожатый наслаждался его вкусом. В такие моменты его даже не тянуло закурить сигарету – настолько не хотелось портить эту идиллию. Но в то же время Макар понимал, что совсем скоро от былой свежести не останется и следа – влажная духота всем своим фронтом должна была окончательно задавить остатки комфорта, с которым можно будет попрощаться до самого конца августа.

Чего уж тут говорить – в последние дни чаще всего стаяла такая париловка, что деться от всего этого безобразия было просто некуда. Вот и приходилось ловить свежий ветерок хотя бы вот в такие “особенные” моменты.

– Вот там душняк – продолжал нащупывать темы для разговора ди-джей, хотя Мак своим унылым видом давал понять, что в болтологии он не особо заинтересован. – Я, когда дискачи веду, тоже частенько сюда из коморки выползаю. Хотя у меня там еще нормально, можно сказать… Щас вот, кстати, Игорька за пульт посадил. Вручил ему лист с хронометражем торжественно, поэтому пусть рулит. А то физруку нашему чё-то скучно стало, делать ему нефиг. Ну ни чё – труд даже из обезьяны человека сделал, так что и Игорёхе тоже может повезти…

– Ясно – вновь буркнул вожатый.

Разговор не клеился. Илья переминался с ноги на ногу, припарковав руки в карманы широких шорт, что казались ему не по размеру большими, как и его пестрая гавайская рубашка. Было заметно, что вся эта “прелюдия” всё же должна была к чему-то привести, но пока что было не ясно, к чему именно.

Однако тайное очень скоро стало явным. Вновь интуиция вожатого давала ему верные подсказки.

– Макар, слухай – а чё ты такого в столовке сделал-то, а? – еле слышно спросил Илья, хоть они и находились снаружи клуба в гордом одиночестве. – Ты хоть расскажи.

– В смысле? – изобразил непонимание Мак.

На самом же деле вопрос ди-джея заставил вожатого здорово напрячься.

– Да не, ты расслабься – я наоборот поддерживаю такие штуки. Иначе как еще нам свое отвоевывать? – заговорщицки улыбнулся парень. – Я ж ваще панк по натуре. Поэтому такие меры – это для меня. Да и ты тоже панк, походу… Ты “Короля и Шута” не слухаешь, случайно?

– Не особо – чуть расслабился Мак. – И я не панк.

– Да не суть. Это я так, к слову сказал… Короче – я сам такие темы не проворачиваю, выдумки не хватает. А вот у тебя хватило, да еще и прокатило всё. Вован сегодня шуманул, что вам теперь хоть жратвы нормально отваливают после вчерашних разборок. Поэтому красава, уважаем…

– Ильюх, погоди… Я чё-то не очень догоняю – ты к чему клонишь? – попытался изобразить невинность Макар. – Что это я всё подстроил?

– Да не-не, конечно не ты. Но Макар, вспомни – ты ж сам ко мне подходил и спрашивал за эту тему. А потом сказал: “Надо с этим чё-то делать, тыры-пыры…”. И тут бац – этим же вечером все вожатые как по команде обосрались. Хах, ну прикольно же! Так за это еще и Тамаре перепало, а вам теперь кормежку увеличили. Тут не трудно догадаться…

– Слушай – я без понятия, чё там вечером стряслось. Я просрался точно так же, как и остальные, если ты не в курсе.

– Знаю. Да там ваще всех прочистило. Это еще хорошо, что я на веранде вчера хавал. А то так и я бы с вами до компании толчок мусолил.

– Ну вот, а я о чём? Не, я вчера хотел с другого боку зайти – двинул к Эле… Ну, к Элине Вадимовне, то есть. Хотел, чтобы она взялась за эту херню со столовкой. Думал, поможет… Но хер там плавал, и на этом моя, как ты говоришь – выдумка, и зависла. А Тамара тупо обиделась на нас за наезд, вот и скормила какую-то тухлятину. Походу не думала, что за ее жопу возьмут…

– Ой, да ладно тебе, Макарыч. Я ж и не настаиваю – улыбаясь, пожал тощими плечами Илья. – Это так, мои догадки. Буду нем, как рыба. Не очкуй.

– Я не очкую. Просто ты говоришь…

– Понял-понял, своих не сдаем. Ладно, пойду я за пульт, пока Игорек там от волнения не помер. Бывай. Заходи, если чё. Панки, хой!

Илья ушел, оставив вожатого наедине со своим страхом разоблачения. Мак понимал, что если этот “панк” вдруг решит пустить язык по ветру, то ди-джею обязательно поверят и все остальные вожатые, после чего счастливое будущее Макара окажется под большущим вопросом. На самом деле он не особо переживал за возмущение его “коллег”, но его просто смущал сам факт того, что столь хитроумный план в принципе оказался под угрозой раскрытия.

Справедливости ради стоило признать, что кроме как самого Макара в этом больше и некого было обвинить. Нужно было держать свой идиотский язык за зубами и не делать даже крошечных намеков на свои замыслы, тем более с абсолютно левыми для себя людьми. Сейчас же ему оставалось только надеяться, что Илья действительно оставит свои догадки при себе и не решит проболтаться кому-либо из своих приятелей. В ином случае, как говорится – “не пойман – не вор”.

Вернувшись в клуб, Макар успел застать самую концовку занудного вожатского представления. Сюжет грустной постановки подходил к своему логическому завершению, и из разных концов зала уже были слышны первые пионерские всхлипывания. Мак пожалел, что вернулся, но и поделать было нечего – ему хотелось закончить эту вечерку как можно скорее, а для этого оставалось перетерпеть лишь ее эпилог – прощание с отрядами.

Всех вожатых, находящихся в зале, Ольга пригласила на сцену под грустную и меланхоличную музыку. Туда же поднялись и Элина, хореографы, физрук Игорь и музыкальный работник Варя, из-за объемов которой на и без того тесной сцене стало совсем не протолкнуться.

Элина завела свою речь – не долгую, но очень трогательную и слезливую. Стоило признать, что работать на толпу тетка и правда умела. Она искренне говорила вожатым спасибо, благодарила их за хорошую работу и приглашала всех детей вновь возвращаться в объятья “Ювенты”, если говорить совсем уж кратко. Пионеры из младших отрядов уже начинали пускать слезы и слюни, ведь для многих из них такое грустное расставание было в новинку. Макар жалел этих малявок, ведь с высоты своего опыта он понимал, что они ощутят на себе это неприятно чувство еще не раз за всю отведенную им жизнь. Старшаки, правда, тоже не отставали – девчонки, что ушли с задних рядов и обосновались поближе к действу, смотрели на вожатых грустными мокрыми глазами, а парни просто многозначительно молчали, погруженные в свои мысли.

После выступления Элины настала очередь прощаться уже самими вожатым. Ну и, разумеется, каждый из них наверняка считал своим первейшим долгом делать это как можно более нудно и муторно.

Со временем, когда Маку окончательно осточертело стоять в общей толпе и ждать своего слова, он юркнул в коморку для реквизита, в надежде пересидеть там всё это пафосное действо и хоть на чуточку укрыться от жаркого света софитов, направленных на сцену. Как назло, вожатые начали свои прощальные речи в порядке нумерации, от первого отряда к восьмому, что предвещало Макару долгое и томительное ожидание в коморке. На его счастье – отсутствия вожатого так никто и не заметил.

Когда всё же настал черед вожатых седьмого отряда, Мак и Зоря вышли на середину сцены, оказавшись одни на один с пионерами впереди и в окружении вожатых позади себя. Толпа взирала на них заплаканными глазами, но Зарине этого как будто показалось мало. Решив окончательно добить народ, напарница завела слезливую повесть о том, как же сильно она успела полюбить своих “Бандерлогов” и как ужасно будет по ним скучать.

Девушка действительно была расстроена – глаза у нее были влажными, а голос ощутимо подрагивал, проваливался и буксовал на каждом слове. Пока Зоря, швыркая носом, признавалась в любви своим “гномикам” и “любимкам”, пионеры седьмого отряда грустили так, будто по окончанию мероприятия их вожатых должны были увезти на расстрел нацисты, и сейчас они видели Макара и Зорю в последний раз. Глядя на эту сцену, вожатый догадывался, что пионеры наверняка тоскуют из-за разлуки с Зорей, но никак не по самому Маку. Поэтому вожатый решил не сильно обращать внимание на разыгравшуюся трагедию и просто старался дождаться своей очереди. Больше всего его раздражало стоять истуканом перед всем собравшимся в клубе лагерем, пока Зарина никак не могла закончить свой резиновый монолог.

И вот, спустя почти целую вечность, Макару всё-таки дали слово. Вожатый не стал рассусоливать и решил говорить быстро и по существу, ибо времени на всю эту ерунду и без того было потрачено уже слишком много.

Но к его удивлению, как только зал приготовился слушать, у Макара по закону подлости сжалось от волнения горло, что было очень некстати.

– Так, короче…эм-м-м… Ну…всем спасибо за смену, там… – вяло скрипел вожатый, пытаясь придумывать на ходу. – Седьмой отряд – вы молодцы, но можно было и лучше. Да. И-и-и…эм-м-м… Ваня, помни про мои подзатыльники… Я буду по ним скучать. Ну и рад был познакомиться… Да… Ну…пока…

Больше из себя он ничего выдавить не сумел, да и сказать Маку было почти нечего. За всё проведенное вместе время вожатый так и не смог прикипеть к своим пионерам, а его напарница почти всю смену торчала у него поперек горла, мешая свободно дышать. О таких чувствах, как правило, не говорят со сцены, и Макар решил не прерывать устоявшуюся традицию.

– Я от твоего красноречия прям балдею – строго и даже обиженно бросила ему Зоря, когда они вернулись в вожатский строй.

После вожатых седьмого отряда настал черед прощаться со своим восьмым отрядом Карине и Валере.

Блондинка с трудом сдерживала слезы и старалась не расплакаться, что получалось у нее из рук вон плохо – ее маленькие пионеры “восьмёрочки”, ее самый первый отряд в ее вожатской жизни явно запал девушке в душу, и расставание с ними не могло ее не ранить. Однако главной неожиданностью для публики стал ее лопоухий напарник. Как только Валера взялся за микрофон своей костлявой рукой, из его глаз ручьем бросились слезы, а сам он не мог связать и двух слов – голос у доходяги дрожал от волнения, а в конце и вовсе оборвался, после чего парень вернул микрофон Карине и ушел обратно к вожатым, утирать слезы.

Вот тогда-то и началась самая настоящая вакханалия. Внезапно, в след за уходящим Валерой, на сцену в полном своем составе выбежал восьмой отряд и принялся обнимать своих молодых вожатых. Картина вызвала всеобщее умиление и аплодисменты, но самого Макара ничуть не тронула, и он лишь закатил глаза, ведь из-за этой выходки вечерка грозила затянуться на лишние драгоценные минуты, чего вожатому совсем не хотелось.

Когда восьмой отряд уговорили рассесться по своим местам, Оля, наконец, объявила, что первая смена официально закончена.

В зале погас свет. Вожатые зажгли заранее приготовленные свечи и всё под ту же грустную тягомотную музыку вышли с ними в зал, вернувшись к лавкам своих отрядов, после чего по команде затушили крошечные огоньки. Раздались аплодисменты и в клубе вновь стало светло. При зажженном свете стало ясно, что плачущих пионеров в зале оказалось куда больше. Причем ревели не только юные дети, но и подростки, для некоторых из которых эта смена была последней.

Седьмой отряд принялся обступать Зорю и ластиться к ней, не забывая при этом попутно рыдать. Пионерские обнимашки перепали даже Макару, но он, в отличии от своей напарницы, вел себя гораздо более сдержанно и “профессионально” – просто похлопывал всех по спине и поторапливал двигаться к выходу.

Позже вечером на берегу озера все отряды собрались на разведении костра – старой традиции “Ювенты”, которая сохранилась еще с самого ее основания. Было прохладно, однако это не мешало народу, кроме самого Макара, горланить песни, весело танцевать и водить хоровод вокруг огня – последней искорки уходящей смены. Мак старался держаться от всего этого шабаша в стороне и лишь приглядывал за своим седьмым отрядом, как пастуший пес за стадом овец, чтобы их потом не пришлось разыскивать по всему побережью. Пробыли у озера они не долго и уже меньше часа спустя снова отправились обратно на территорию лагеря – веселые и уставшие.

По возвращению в корпус Зоря и Макар провели для отряда прощальный огонек. Точнее – его единолично провела напарница Мака. Зоря не затыкалась почти на всём протяжении вечерней посиделки, то и дело вставляя свои комментарии в речь пионеров. Слово за слово, вопрос за вопросом, и вот уже обычный огонек, жить которому обычно было суждено не более получаса, превратился в самое настоящее долгоиграющее заседание. Детям нравилась такая вовлеченность их вожатой, но вот Макара всё это действо стало очень сильно раздражать. У него слипались глаза, затекали ноги и задница от неудобного сидения на полу, а вдобавок ему сегодня еще и напекло шею, из-за чего кожа вожатого горела адским пламенем.

Не выдержав затянувшейся тягомотины, Макар молча покинул холл под всеобщее удивление пионеров и уединился в вожатской. Валеры в комнате не было, ибо он сам еще не успел вернуться со своего огонька, который у восьмого отряда сегодня также продолжался дольше обычного.

Оказавшись в тишине, Мак бестолково лежал на кровати, стараясь ни о чём не думать. Не получалось.

В этом стыдно было признаться, но сейчас вожатый раздражал даже себя любимого, пусть и упрямо не хотел в этом признаваться. Он хотел только одного – лишь бы все окружающие поскорее разъехались по домам и оставили Мака в покое. Все – эти дети, эта приторная Зоря, Элина со своими обидами и расстройствами, этот приставучий Валера вместе с идиотскими муравьями и даже Карина, которая словно пугливая лань всеми силами старалась избегать Макара, как только видела его на горизонте. Он устал от всех и больше не хотел никого видеть. Вожатый предвкушал свободу, но пока что не представлял, где же ему взять сил на то, чтобы дождаться того сладкого момента, когда он вновь сможет оказаться на воле, подальше от “Ювенты”.

Пожалуй, он ждал этого даже слишком явно, и теперь корил себя за такое нетерпение.

Какое-то время спустя огонек у седьмого отряда всё же соизволил закончиться – Мак сквозь дрему расслышал, как пионеры потихоньку расходились по своим комнатам, попутно желая друг другу “Спокойной ночи”. В это же время в вожатскую открылась дверь и в комнату вошла Зарина. Видок у нее был пусть и усталый, но на редкость озабоченный.

Как оказалось – не зря, ведь она вновь пришла выносить мозг напарнику.

– Макар…ты почему себя так ведешь, а? – шепотом спросила Зарина.

– В смысле? Как? – непонимающе спросил Макар.

– Да вот так – показала на него девушка. – Так, будто тебе всё по боку.

После того, как у него в сонной голове прогрузилась эта информация, Макар вяло усмехнулся и сел на кровати. На самом деле смешно ему не было, но показываться этого не хотелось.

– Может, потому что мне и вправду всё равно, Зарин? Или ты только щас это поняла?

– Не верю – покачала головой девушка. – Не хочу верить.

– Ну не верь. Я и не настаиваю – ответил Мак. – Вы там всё, закончили? Можем их укладывать?

– Можем – грустно ответила Зоря и уже собралась уходить, но добавила: – Знаешь… Я уже поняла, что ты эгоист. При чём такой…злостный. Но это пофиг, таких людей вокруг полно – тут удивляться нечему. Я привыкла. Но…

– Что?

Напарница замялась, но быстро собралась с силами. Зарина была из тех людей, что не только за словом в карман не полезут, но еще и в кредит тебе этих самых слов навесят, если понадобится. Этот факт Макар успел прояснить еще в первые дни их сомнительного сотрудничества.

– Ладно со мной, но с детьми-то зачем себя так вести? Зачем выпячивать напоказ это свое капризное и недовольное жизнью эго?

– Чё я сделал-то? Разжуй мне, а то я не врубаюсь…

– А ты никогда не врубаешься.

– Ближе к делу давай.

– Да ты ничего не сделал, в том и дело! – злее зашипела вожатая. – Целый день ходишь, как пожухшая капуста. У детей последний день, а ты всё нос воротишь. Он у нас, видите ли, недоволен. Ай…зачем я это вообще говорю – всё без толку. Хрен с тобой. Ты уже не маленький.

– Пхах… И чё тогда начинала? Тупо скинула на меня негатив свой.

– Ой-ой, да что ты говоришь? Ничего – не сахарный. Зато хоть побудешь в моей шкуре.

– Ладно, как скажешь – у вожатого не было желания спорить с напарницей. – Пошли, а то щас еще час укладываться будут, начнется беготня…

– Погоди… – остановила его Зарина. – Извини, что я вот так… Но мне правда обидно за них. Они же к тебе даже подойти бояться, понимаешь? Хотят, но не могут. Поэтому я прошу – сделай хотя бы вид, что тебе на них не плевать. Пожалуйста. Не для себя любимого, не для меня – для детей.

– Один вечер ни чё не изменит…

– Макар…

– Хорошо, хорошо. Ладно – спокойно ответил вожатый. – Претворюсь, что грущу. Постараюсь…

На самом же деле “притвориться” Макару было совсем не сложно, ведь на самом деле он и правда тосковал.

Тосковал где-то глубоко внутри, стараясь не показывать это всем вокруг и не признаваться в этом даже самому себе. Хотел скрыть грусть по каким-то своим, ему самому неведомым причинам.

Чем-то повеяло внутри… Ностальгией? Да – пожалуй, что именно ей.

Ему вспомнились былые времена. Вспомнился еще тогдашний, его самый первый отряд под номером шесть. И вот теперь история как будто повторялось, но всё было не то и не так. А отсюда и эта необъяснимая злоба и раздражение, которым не было видно ни конца ни края.

А значит проще всего было отпустить малявок и отмахнуться от них, чтобы сердце не так ныло по людям, которых он и узнать-то толком не успел. Или успел? Да кто уж теперь разберет…

Что это? Звонок?…

Макар резко очнулся от писка будильника.

Затылок сразу же стрельнул болью, голова закружилась, а загоревшая кожа на шее неприятно стянулась, из-за чего тело Макара обсыпало мурашками.

Каким-то немыслимым образом он умудрился задремать, прокручивая в мыслях минувший день. Трижды проклиная себя за сонливость, Мак встал с постели с затекшей шеей и растолкал Валеру, который спал сегодня дольше обычного и даже не отреагировал на собственный будильник. Пригрозив соседу расправой, вожатому удалось-таки вытащить Валеру из кровати и отправить его будить к завтраку восьмой и седьмой отряд.

День сегодня намечался тяжелый – предстояло сдать постельное белье отряда в прачечную, раздать детям фотографии, приготовить корпуса к осмотру и еще постараться чем-то занять пионеров до приезда их родителей, не забыв перед этим проконтролировать сбор детских вещей. Самому Макару еще предстояло решить, оставаться ли ему самому в лагере, или всё же сбежать на денек в Ладный, чтобы завтра к вечеру снова вернуться в “Ювенту” посвежевшим и приготовить себя к работе на второй смене.

Короче говоря – настроение у Мака от раздумий стало портиться с самого утра. А ведь он еще даже не успел выйти из своей комнаты.

Манная каша на завтраке в столовой была куда вкуснее, чем обычно. Сахара не пожалели, комочков не наблюдалось, да и налили в кастрюлю будь здоров – на три тарелки каждому хватило бы точно. Макар не был уверен, можно ли было это связать с недавней трепкой Тамары. Да и какая вообще разница?

Жаловаться было не на что, и Мак, на волне поднявшегося настроения после сытного завтрака, решил даже предупредить Зорю, что он “сходит к администрации”, на что получил бурчащее и недовольное согласие напарницы, которое ему особо и не требовалось.

Сигарета всегда расслабляла его нервы и помогала в раздумьях. А подумать вожатому было о чём.

Сейчас, когда никотин постепенно поступал в его легкие, грядущие планы на день уже не казались Макару такими нудными и суматошными. Главной его задачей было сбагрить детей обратно к родителям, по-человечески выспаться и просто провести время так, как хотелось самому Маку. Именно поэтому нужно было валить из лагеря обратно домой, чтобы хоть немного побыть в другой атмосфере и выдохнуть.

Возможность хотя бы короткой передышки очень грела мысли, но ровно до тех пор, пока к вожатому неожиданно не присоединилась его новая “подруга”.

– Не меня ждешь? – ехидно спросила Тая, внезапно появившись из задней двери столовой. В руках она уже держала пачку сигарет и зажигалку.

– Нет – ответил Макар, выдыхая дым. – Ты вчера не работала? Я тебя не видел.

– Оу, а ты меня искал? Как приятно – съехидничала официантка, закуривая. – Выходной был. У нас же график, как ни как. Вчера, правда, отгуливала день за другую девочку. Ей в другой день нужно будет…

– Ладно, понял. Держи в курсе.

Сарказм Тая различила, а потому решила сразу перейти к обсуждению их “дела”.

– Ну, и как всё прошло? Весело?

– Ты о чём?

– Не шифруйся, Макар. Тут нет никого.

Оглянувшись и убедившись, что вожатый и официантка действительно находились в полном одиночестве, Мак понизил свой тон до уровня шепота. Ему казалось, что по закону подлости кто-нибудь обязательно мог стать невольным свидетелем разговора в самый неподходящий момент.

– Как-как? Очень весело, аж до усрачки. В прямом смысле…

Конопатая засмеялась – беззаботно и весело, прям по девчачьи.

– Чё ты ржешь? Мы тут чуть не подохли – зашипел на нее Макар. – Я раз шесть бегал… Обделался на пару лет вперед. Чё за дичь ты нам подсунула?

– Не дичь, а обычное слабительное. Сыну своему давала от запора.

– Капец…

– А что такого? Через онлайн аптеку заказала и к ужину уже доставили. А дальше дело техники – быстренько подсыпала и перемешала, пока никто не видел. Тем более ваши тарелки там отдельно стояли, готовые, никто и увидеть не успел. Поэтому и принесла позже. Вот… Решила захватить обе смены, чтобы не было подозрений. Поэтому всех ваших и пробрало. Только вот с дозировкой я, видимо, я переборщила… Но там уже некогда было замерять. Надо было всё очень быстро делать…

– Погоди… Сыну? – тупо переспросил Макар. – У тебя сын есть?

– Бо-о-о-же. Это всё, что ты услышал? – вскинула острые брови Тая. – Так удивился, будто я питона дома держу, а не ребенка.

– Да не, просто ты… Не знаю… Молодо выглядишь для сына. Ладно, не суть – отмахнулся Мак, затушив сигарету. – А если бы плохо стало кому?

– От слабительного? Слушай – от него еще никто не умирал. Наверное… – пожала плечами девушка. – На крайний случай тут вон больничка есть через дорогу. Помогли бы вам, если вдруг что.