Не юлю душой. Мне и правда нравится это. Дедушка тоже был художником. В его квартирке старой до сих пор хранятся картины, на которые смотреть без сбившегося ритма в сердце невозможно. Там такая душа в мазки вшита – дрожь прокатывается по спине.
Игнат подходит к столу, где обычно лежат буклеты. Ищет что-то в ящиках. Находит чистый лист и карандаш.
Закатываю глаза. Удовольствие маленькими шажками окружает меня.
– Нарисуй, – просит. И смотрит, как будто в первый раз видит.
– Тебя?
Думал, а потом отрицательно машет головой. А я и не дышала вовсе. Игнат указательным пальцем трет верхнюю губу и странно ухмыляется. Почему мои мыли прочитать он может, а я его нет? Как-то даже обидно.
– Себя, Тая. Себя нарисуй.
– Автопортрет?
– Да как хочешь называй. Хочу видеть тебя на рисунке. И твои глаза.
И я рисую. Полностью погружаюсь в свой рисунок. Жизнь вокруг сжимается только до меня, карандаша, листа бумаги и моих штрихов. Так было всегда. Я погружаюсь в свой рисунок полностью, без остатка. И правда, часть себя вкладываю.
– Вот, – передаю его Игнату. Жду каких-то слов. Внутренности сшиваются плотными нитями от этого ожидания. В горле сухо, голос будет глухим и хриплым. И я молчу.
Игнат долго смотрит на мой рисунок. Он мне кажется недоработанным и сырым. А его нисколько не смущает. На лице ноль эмоций. Просто долгий взгляд в мои нарисованные глаза. В сердце какое-то костровище. Тишина в комнате как разряды тока щиплет нервы.
– Не нравится? – чуть смелею.
Он складывает лист вчетверо и убирает в карман брюк. Так и не сказав ни слова. Обида рвет на кусочки.
– Давай спать, Та-я? Наизнанку выворачиваешь ведь …
Глава 7. Игнат
Просыпаюсь первым. Тая, прижавшись ко мне всем телом, мило сопит. Даже шевелиться не хочу. Внутри что-то цепляет это картинка, ворочает и заставляет запомнить ее образ.
Наклоняю голову и втягиваю ее запах. Какой-то чертовски вкусный, хочется дышать им и дышать не прекращая. В кровь вливается дикая доза сладкого сиропа, сгущает ее.
Касаюсь ее персиковой кожи, и легкое покалывание ощущаю на губах.
Тая медленно открывает глаза. Еще не проснулась, не поняла обстановку: номер, незнакомый мужчина, охрененный секс прошлой ночью… А то, что смутится и застесняется, уверен. В такой момент она покрывается очаровательным румянцем. В паху сразу тяжелеет от ее смущения и уязвимости.
– С добрый утром, – говорю.
– С добрым.., – осекается.
Обводит номер туманным взглядом. Хмурится. Мне в сердце нежность вкалывают маленькими дозами. Хочется ее к себе притянуть и еще разочек показать, какой же козел ее этот Игорь. Тянусь, чтобы коротко поцеловать тонкую шею. Тая уворачивается. Зараза такая…
– … утром, – заканчивает.
Ну и где смущение? Где мой румянец? Я как бы лежу, жду тут…
– Я первая в душ.
Соскакивает с кровати и, щеголяя охрененным голым задом, с идеальной осанкой ныряет в ванную. Мне осталось только прикрыть рот и тупо гипнотизировать белую дверь. Стучаться и проситься на совместный душ вроде уже невежливо.
Заказываю завтрак в номер. Снова перечисляю все, что есть в меню. И постоянно кошусь на часы. Отчего-то отсчитываю время, сколько Тая отсутствует.
Дверь открывается с громким щелчком. Как дурак уставился на нее и жду. Ритм сердца становится частым, показывая острые углы на кардиограмме. Воздух удушливой волной стягивает легкие, даже перед глазами все мутнеет и тускнеет. Это начинает выводить из себя. Какая-то странная и неадекватная реакция.
Тая выходит полностью одетая. Та же блузка, юбка, что и вчера. И длинный каскад русых волос. Они приятно пахнут какими-то цветами. Уверен, вызывают зависимость. Потому что мне до чесотки хочется подойти, взять прядь волос и сделать этот губительный вдох.
Стискиваю ладони в кулаки, напрягаюсь весь.
– Привет, – улыбается. Мне к груди горячие камни прикладывают, – еще раз.
Сглатываю. Слова застревают в горле.
Мне не хочется ее отпускать. Вот совсем. В голове жужжат мысли, что такого придумать, чтобы мы не покидали этот номер. Готов стать подлым и мерзким, но закрыл бы номер на ключ и выкинул на хрен ключ в окно.
Машу головой, выгоняю эти мысли. Только Таю напугают.
– Я завтрак заказал, – хрипло говорю.
Она стреляет в меня своими глазами, которые похожи на морские камни. Еще вчера заметил, что они необычные. Могут тяжестью своей убить, а взгляда отвести не сможешь. В память врезаются дротиками.
– Не люблю завтраки, – ведет плечами.
Ну твою ж мать. Язык жжет, как ругаться хочется.
– А что любишь?
Отхожу к креслу и сажусь. Тая медленно шагает и идет к кровати. Неловкости между нами вроде нет, но напряжение простреливает воздух. Какая-то сизая дымка образуется и парит вокруг нас. Душит.
– Игнат… не надо этого, – вроде и строго говорит, но блядь, вижу, что не играет, ей хочется видеть от меня какие-то шаги, какие-то действия.
– Чего этого? – ухмыляюсь. А сам, как провод оголенный, опасно искрю, когда обидой в меня своей брызжет.
Тая делает глубокий вдох и отворачивается от меня. Хочется подойти, тряхнуть ее за плечи хорошенько и выбить ответы. Только с ней так нельзя.
– Играть в хорошего парня, которому есть до меня дела, – говорит быстро, на выдохе. Спорю, отвернулась, чтобы глаза зажмурить?
– Так, может, я и есть хороший парень, м?
Все-таки подхожу и просто касаюсь ее плеча. Запах втягиваю со всей силы. Мышцы напрягаются, а сознание как картофельное пюре.
– Тогда я люблю ужины, хороший парень, – не оборачиваясь, но уже улыбаясь, говорит.
За завтраком мне постоянно кто-то звонит, отвлекает. Тая только косится в мою сторону. Сейчас все кажется немного странным. Вроде и были вместе этой ночью, а близости как таковой нет. Только секс и интерес. И меня царапает это. Неприятно так. Почему-то вину ощущаю тонкой пленкой, но содрать не получается.
Собираемся в спешке. Мне нужно в ресторан ехать. Тая мыслями тоже уже далеко. Внизу тормозим оба. Нам в разные стороны. Душа бешеной собакой мечется за ребрами и скулит. Просит чего-то, даже жаждет.
– Пока?
Это вопрос. Меня подбрасывает пружиной вверх и дыхание замирает. Электрошоком проходится по телу.
– Подожди, Та-я.
И правда, имя охуенное. Вкусное такое, как карамель на языке.
Впивается в меня взглядом и смотрит так, что душа стелется. Глаза и правда морские камни. Такие красивые, манящие, пустоту заполняют.
Достаю свой пострадавший телефон. Он после падения сильно глючит. В ремонт надо отдать. И чем быстрее, тем лучше.
– Забьешь номер? Свой.
Она улыбается. Твою мать, меня как звездами обсыпало. Дебильно улыбаюсь в ответ.
Забирает мой телефон и аккуратными пальчиками вбивает заветные цифры. Я аж дышать перестал, пока назад мне не вернула. Каждое ее движение фотографировал взглядом. Вспышки мелькали перед глазами.
– Ты правда позвонишь? – нежно спрашивает. Землю из-под ног выбивает.
– А ты сомневаешься?
– Нет, – чуть смущается и отводит глаза, – ты же сказал, что хороший парень.
Провожаю ее до такси. Кажется, сердце начинает меня предавать. Какой раз за сутки просто в конвульсиях трясет его. Тру грудину, потому что мышца разгоняется сильно, печет.
Телефон кладу в карман брюк. Мое такси в ожидании более пяти минут. Да по хрен. Слежу, пока машина Таи не скрылась за поворотом. Только потом подхожу к своему такси.
Ворчание таксиста слушаю вполуха. Ненужный треп, только мухой зудит, мешает.
Весь путь перебираю картинки прошлой ночи. Откинулся на подголовник и прикрыл глаза. При вдохе – ее запах. Я, кажется, ощущаю его здесь, на заднем сиденье машины. Должно ведь пахнуть бензином, кожей и кофейной вонючкой, у зеркала заднего вида. А вот и нет…
В кармане греет ее портрет. Как ошалелый уставился вчера на рисунок и слова ей сказать не мог. Глаза жгло от него.
– Мы на месте, – голос водителя вытаскивает из прошлого. Злюсь.
– Спасибо, – выталкиваю слово и резко выхожу из машины.
Телефон выпадает из переднего кармана на асфальт и выключается. Да, за сутки слишком много сильных ударов у него было.
– Блядь! – вырывается громко.
Глава 8. Тая
Таксист останавливает у высокой многоэтажки перед шлагбаумом. Дальше не проехать. Мне, в общем-то, и не надо.
– Спасибо, – благодарю. Милый дядечка. Ни слова не проронил в пути.
Выхожу и спешным шагом иду к подъезду. Помню, когда Игорь первый раз привез меня к себе. Я, которая всю жизнь прожила в старой хрущевке, смотрела на все разинув рот. Дикая была. Игорь смотрел на меня и смеялся про себя. Мне сейчас так кажется. Потом одел, обул, как ему нравилось. Сделал своей послушной игрушкой, которую не стыдно представить друзьям. Художница – звучит очень высокопарно, под стать его обществу.
Открываю подъезд и взглядом упираюсь в крупную фигуру охранника. Всегда наводили немой ужас на меня. До сих пор в голове не могу уложить, что я такой же житель этого дома, как и все здесь.
Поправочка. БЫЛА жителем этого дома.
Пока не вызвала лифт, быстро строчу сообщение своей знакомой. Мы не тесно дружим, но довольно тепло. И с праздниками всегда поздравляли друг друга. Созваниваемся редко, но никогда не было натянутости в нашем общении.
«Вера, я могу пару ночей провести у тебя?» – пишу и сразу отправляю.
На кнопку лифта жму остервенело. Начинает накатывать дрожь. Морозное дыхание проходится по открытым участкам тела и стягивает.
Я никогда Игоря не боялась, но после вчерашнего разговора я поняла, что совсем его не знаю. Следовательно, и не знаю, что теперь от него ожидать. Неуютно. Я свертываюсь до размера апельсиновой косточки.
«Игорь?» – спрашивает.
Он ей никогда не нравился. Меня возмутило, как тогда Вера отзывалась о нем. Казалось, что она переходит границы, ведь ее мнение мне было неинтересно. А сейчас… дура ты была, Тая.
«Да».
Щеки заливает краской, и она стекает по шее и зоне декольте. Печет в этих места сильно.
«Конечно, приезжай, Тая».
Делаю глубокий вдох. Створки лифта как раз разъехались, когда телефон вырубился у меня в руке. Вовремя, надо сказать.
– Собрать вещи и уйти. Собрать вещи и уйти. – Повторяю себе, учу и в голову вдалбливаю.
В зеркале не узнаю свое отражение. Глаза еще горят неестественным блеском. Их цвет кажется глубже… порочнее. Шея исполосовала мелкими бороздками – последствие трения его щетины. Мне приятны были эти царапины.
Уголки губ подрагивают в подобие улыбки. Вчера казалось в какой-то момент, что совершаю ошибку. Но ровно до той секунды, пока мы не поцеловались. Туман стелился в голове, а тело предательски отзывалось на его умелые касания и ласку.
Он же позвонит? Сердце пронзает спицей при мысли о его звонке.
В замочную скважину попадаю не с первого раза, связка ключей даже падала дважды. Не чувствую пальцев, как и рук в целом. Парализовало от волнения.
– Явилась, – голос заставляет вытянуться по струнке и замереть. Во рту пересохло, даже горло першит.
– Привет, – мямлю.
Соберись, Тая!
– Где шлялась всю ночь?
Понимаю, что он пьян. Это пугает еще больше. Пьяные мужчины вообще вселяют мне страх. Меня опоясывает сдавленное чувство паники. Да я в таком состоянии я вижу его впервые.
– Тебя беспокоит это только сейчас?
– Ты где, блядь, шлялась? – повышает голос. Заставляет вжать голову в плечи и зажмурить глаза.
Он ухватывает взглядом чуть опухшие яркие губы, шею со следами щетины. Опускаю взгляд. Игорь не дурак. Все понял. От этого становится еще страшнее.
Стараюсь дышать. Воздух спертый и тугой, вдох – и легкие киснут. Чувствую себя как в клетке, угол ищу, где бы скрыться. Но знаю – занятие бесполезное.
– Гуляла, – шепчу тихо, не разобрать.
Он двигается на меня крупными шагами, пятками вдавливается в пол, а слышу это как удар молотка о шляпку гвоздя. И больно, будто этот гвоздь в позвоночник вбивают.
– Одна? – странно ухмыляется, бросаю снова ядовитый взгляд на мои губы. Закусываю их из-за искрящихся как провода нервов.
Хочется крикнуть, что нет. Я встретила другого. И ночь с ним провела. И кончала пару раз. Мне так понравилось, что до сих пор тело горит, а на коже его запах как родной воспринимается.
А я молчу. Это же будет провокацией.
– Конечно одна! – бью взглядом по его глазам.
Не увожу их в сторону и принимаю удар. Только стук сердца в голове отдается разрастающимися ударами. Разрывает и глушит. Но сознаваться не собираюсь.
– Пришла зачем?
До меня долетает его слюна. Оседает на щеке. Смахиваю эти капли и недовольно морщусь. Мне противно и чувствую я себя униженной. Так может сделать только Игорь. Одним взглядом, одним словом, одним движением – и ты придавлена его фантомным ботинком.
– Вещи собрать, – разуваюсь и спешно достаю спортивную сумку.
В шкафу много вещей. Окидываю взглядом и вспоминаю, какой наряд и куда надевала, как бережно выбирала платья, носила, потом аккуратно все развешивала. Дорогие ведь, состояние целое стояли. Такое положено беречь.
– Эти вещи покупал тебе я, – раздается над ухом. Меня откидывает назад его алкогольными парами. Желудок сковывает спазмом от накатывающей тошноты. Кожа покрывается холодным потом.
– И ты хочешь оставить их себе?
– Отдавать их тебе нет никакого желания, – ведет плечами. Он облокотился о стену напротив меня и высверливает дыру на моем затылке.
– Тебе-то они зачем? – хочу придать голосу непринужденности и, что уж, безразличности к происходящему. Хотя это далеко не так. Меня сворачивает в трубочку обида от его поступков, слов, даже взглядов.
Любила ведь, правда. Да, он не красавец, да, старше меня. Но подкупил чем-то. Своими долгими речами и обещаниями, получается? Я наивно ему верила и ловила каждое слово.
Провожу ладонью по тканям. Шелк, мягкий хлопок, органза, кашемир… Ладонь покалывает, в носу теряются запахи чистой одежды, кондиционера и шикарной жизни.
Только себя хочется ценить больше, нежели набор тряпок, ровно развешанные по цвету.
– Да и забирай. Можешь следующей лохушке подарить, которая будет закрывать глаза на все твои похождения.
– Дура ты, Тая. Могла бы сейчас в шоколаде быть. А ты… обиженная, принципиальная деревенщина…
Глотаю слезы. Все равно больно все это слышать. Сначала целовал, любил, а потом перочинным ножичком кожу сдирал своими поступками и оскорблениями.
В сумку кидаю самые простые свои вещи. Их то он не будет отбирать? Джинсы, пару кофт, хлопковое нижнее белье. Вроде все… Кажется, я их с собой и привезла год назад.
Драгоценности, дорогая косметика, обувь – все оставляю. Жалко, конечно. Ведь все нравилось, я себе нравилась в этих образах.
Выхожу в коридор. Оглядываться не хочу. Игорь следит за каждым шагом. Я чувствую его горячее, но прогорклое дыхание за спиной и на спине. Волоски дыбом встают и шевелятся.
– Картину свою забери! – приказывает.
Я подарила ее Игорю спустя месяц знакомства. Там пейзаж. Морской берег и набережная. Последнее, что я помню из нашего отпуска с родителями. Море, каменистый берег, много разноцветных вывесок кафе и люди, ходящие парочками.
У меня в голове будто щелчок раздается. Обида трансформируется в злость. Как он смеет? Ведь знает, как дорога мне эта картина, как было приятно ее дарить.
Лучше бы оплеуху влепил, нежели эта брошенная презрительно просьба.
В тот отпуск мы с родителями поехали на автобусе на экскурсию и попали в аварию. Из всех пассажиров выжила только я, потому что папа закрыл меня собой, и еще одна пожилая женщина. Чудом. Мы уцелели чудом.
– Зачем ты так, Игорь? – меня топит злоба, но вместе с тем слезы душат и сдавливают всю грудь колючей проволокой, прокалывая шипами насквозь. Он плюнул в святое для меня воспоминание – последняя счастливая картина для нашей семьи.
– Была бы послушной, ничего бы и не было. Сама виновата.
Подхожу к картине и забираю ее. Руки трясутся и леденеют. Вцепляюсь в золотую рамку так крепко, что суставы хрустят.
– Виноват ты, Игорь. А я… просто ошиблась в тебе.
Разворачиваюсь и трогаю ручку двери.
– Телефон оставь.
Тело вздрагивает и замирает мраморной статуей. Кровь сворачивается, из меня будто весь кислород выбили одним четким ударом.
– Зачем он тебе? В розовом корпусе и с кучей ненужной тебе информации? – мой голос безжизненный, но я стараюсь вдохнуть в него жизнь и легкость из последних сил.
– Ну, когда заработаешь своим трудом, тогда и купишь себе свой.
Ублюдок. Выцарапать бы его глаза и вырвать все жилы. Ненавижу. Ненавижу так сильно сейчас, что это чувство затмевает все остальное. Перед глазами красная пелена, я слышу, как с силой сжимаю челюсти до треска.
Держись, Тая.
Холодными пальцами цепляю разрядившийся телефон и кладу его на обувницу. Взгляд прикован к розовому корпусу стальными цепями.
Переступаю порог квартиры и выдыхаю весь углекислый газ, что уже начал травить меня изнутри.
– Тая, ты еще пожалеешь, что уходишь, – бросает вслед, – я жить тебе спокойно не дам, – скалится. Я вижу его зубы и острые клыки. Он похож сейчас на злого пса, у которого забрали косточку. Глаза такие же бешеные с нездоровым блеском.
Меня мутит от осознания случившегося.
– Пошел ты… – говорю уже закрывшейся двери.
Трусливая Тая…
Глава 9. Тая
– Тай, иди на кухню! Обед стынет, – Вера затихла в дверях. Ее взгляд прожигает во мне сотую дыру за эти три дня.
Я приехала к ней в тот день, когда вконец ушла от Игоря. Вера живет на окраине города в старой двухкомнатной квартире, доставшейся ей от бабушки. Переступая порог, сразу вспомнился дедушка и его хрущевка в маленьком городке за триста километров от столицы.
– Сейчас иду, – отодвигаю ноутбук, позаимствованный у Веры, и кошусь на старенький смартфон, опять же Верин.
Плетусь за ней на крохотную кухню. В воздухе пахнет супом, слюна скапливается, а желудок отзывается на запах. А я и не чувствовала голода, пока не оказалась на кухне.
Едим молча. Слышен только стук приборов о тарелки. Звенят в полной тишине, как по нервам играют.
– Не получается? – тихо спрашивает Вера.
Коротко мажу по ней взглядом и снова утыкаюсь в свою тарелку. Ребра сплющивает какая-то беспросветная куща. Мне стыдно признаваться Вере, что некуда пока съехать от нее.
– Сейчас написала одной клиентке, я ей рисовала одну картину на день рождения ее мужа. Может, откликнется. Вдруг у кого-то еще намечается юбилей, – шепчу, в глаза смотреть не хочу. Боюсь увидеть жалость.
А я сильная, справлюсь. По крайней мере так дедушка всегда говорил. А он врать не будет.
– Хорошо, – коротко отвечает. Чувство недосказанности повисает в воздухе как развешенное белье. Мешает, а в носу чувствуешь его запах.
– Вера, я как только найду работу, – проглатываю последнюю ложку супа. Вкусный. Вера всегда вкусно готовила, – обязательно найду хоть комнату и съеду.
Еще бы побыстрее работа нашлась. Вслух, конечно, не озвучиваю. Самой тошно от такого подвешенного состояния. Как на крючок повесили, ногами болтаешь, а слезть не можешь – не получается.
– Да все в порядке, Тай, – коротко улыбается. А в душе червячок грызет от ее улыбки. Вера никогда ни с кем не делила жилплощадь.
Киваю. Собираю наши тарелки и включаю воду, чтобы помыть посуду. Вера щелкает чаем и достает сладкое. Аккуратно раскладывает в блюдо и ставит на стол. Все делаем молча. Тоскливо становится от этого молчания.
– А ты не думала, что это твой Игорь старается… ну… – замолкает.
Сердце сжимается на максимум и стучит яростно и больно. Меня такая мысль тоже посещала. Когда в тридцатый раз меня посылали и с заказами, и в галереях. Во всех местах, где я хоть как-то могу работать, говорили одно и то же. Надежду разрезали своими обещаниями “перезвонить”.
– Не думаю, что он такой злопамятный, – саму пока страх раздавливает в кашицу.
– Я вот думаю наоборот, – Вера скрещивает руки на груди и пристально вглядывается в лицо. Его печет как в июльский полдень.
– Вер, я была одной из многих для него. Зачем так заморачиваться? – не отстаю. Стараюсь переубедить саму себя. Но сомнения с каждой прожитой минутой плющом обвивают и губят.
– Ну, смотри. Только я бы на твоем месте присматривала совсем другую работу. Чтобы хоть какие-то деньги были.
Она уходит с кухни. Здесь пахнет раздражением. Оно покалывает плечи, руки, движется вниз по ногам. Колет все тело и мышцы.
Помыв посуду и убрав ее в навесной шкаф, иду обратно к ноутбуку и открываю новую вкладку с вакансиями в ближайших кафе, магазинах.
Ведь Вера права. Сейчас мне нужна хоть какая-то работа.
Телефон подает признаки жизни. Незнакомый номер высвечивается и мигает. Я отчаянно глотаю большими глотками воздух. Напряжена до предела. Тронь – рассыплюсь. Внутри какой-то переполох. Все органы будто взбунтовались и долбятся друг об друга. Чувствую каждый удар.
– Тая, телефон, – Вера подходит близко и тормошит за плечо.
– Страшно, – хрипло говорю, – вдруг это он ?
– Тогда тем более!
Сама нажимает на зеленую трубку и передает мне телефон.
– Алле?
Не узнаю голос. Я будто сутки торчала в подземелье и напиталась землей и сыростью. А тело стягивает высоковольтным проводом. От него искрит и бьет разрядом.
– Новостройки в Москве! Успейте куп…
Бросаю трубку. И отбрасываю от себя телефон как какую-то подброшенную врагом заразу.
– Спам? – с грустью в голосе спрашивает Вера.
Просто киваю несколько раз. Остановиться не могу. В горле горечь и спазм, слезы сдерживают.
– Он ведь так и не позвонил?
В душе сгущается туман. Мне не хочется поднимать эту тему снова на поверхность, но и в себе держать невыносимо. Как уголек катается внутри истерзанного тела и не дает ему жить дальше.
В тот вечер, как я пришла к Вере, первое, что сделала, позвонила оператору, чтобы мне вернули мой номер. Глупо, да? Им не помогли даже моя истерика и мольба. Сердце граблями царапали их «Невозможно это сделать, потому что номер действующий. Оформлен не на ваше имя”».
Ну, конечно. Я же полная дура тогда была, когда Игорь полностью взял расходы за связь. И телефон, и тариф, и номер. Все на него. От меня-то вообще что осталось за этот год? Непроходимой глупышкой была.
«Верни мне сим-карту» – попросила я Игоря в сообщении.
На следующее утро в салоне связи мы встретились, чтобы перерегистрировать номер на меня. Я вздохнула с облегчением, но сутки были потеряны. Сутки мучений и неведений.
Я боялась, что Игнат мог позвонить. Как ненормальная измеряла шагами маленькую комнатку и сгрызала ногти в кровь.
Он не звонил.
И через день тоже не было от него звонка.
А сегодня я съела себя изнутри в какой-то нервотрепке. Сама стала клубком нервов. Только тишина. Один спам и… спам.
– Тая, а может, тебе пойти в его ресторан?
– Зачем? – низко спрашиваю. Каждый звонок с незнакомого номера высасывает из меня силы как комар-кровопийца.
– Мало ли что могло случиться?
Вскидываю на Веру глаза, и сердце начинает кружить вокруг своей оси как в танце. Ритм уже не важен, оно просто бьется заведенной игрушкой.
– Его телефон же я уронила! Он ударился об кафель, – изъясняюсь сумбурно. Мысли плывут по течению быстро.
– Ну вот! – ободряет.
Пью воздух через трубочку. Он стал густым и вязким как кисель.
– Собирайся, поедем к нему. Хочу даже взглянуть на него, – Вера заговорщически улыбается и подмигивает.
Я приободрилась. Вера дает мне свое платье. Не могу же я пойти в своих обычных джинсах и кофте. Наношу какой-никакой макияж. Стрелки ровно только нарисовать не могу. От волнения руки не слушаются, и черная подводка коряво мажет вдоль века.
Выхожу из ванны, когда Вера уже стучится в дверь. Оглядываю себя в зеркало несколько раз, кручусь вокруг и так, и эдак. Прям как на свидание собираюсь. Вслепую.
Идея кажется мне сначала разумной, а потом тоска накатывает. Что, если он и не собирался звонить? Что, если это была просто игра для наивной девчонки Таи, которая решила поверить в благородство после проведенной ночи. Липкой паутиной обматывает от этих вопросов.
– Едем?
Вера тоже уже готова. Одну она меня отпускать, как я вижу, не собирается. Никак не могу понять, нужна ли мне поддержка в ее лице или нет. Все такое спорное и непонятное, разобраться не могу. Кидает в разные стороны и рвет пополам как старую фотографию.
Киваю, и мы выходим. На такси добираемся до его ресторана. У меня дыхание прекращается, стоило мне увидеть вывеску ресторана и яркие огни. Та ночь оскароносным фильмом прокручивается перед глазами, даже музыка в голове играет.
– Все хорошо? – интересуется. Не знаю, что ей ответить. Да и себе свой поступок пока непонятен.