Остров первого вздоха
Михаил Шиморин
Остров первого вздоха
Глава Ⅰ. Больной
«Ага, значит, собаки разговаривают». Такой вывод Ладус сделал, как только открыл глаза. И почему-то эта мысль удивила его меньше, чем должна была.
Он пробудился от настойчивого, но всё ещё вежливого«Пора просыпаться, хозяин!» – и увидел перед собой лохматого пса чёрно-белого цвета, который смотрел на него умными глазами. В голове мелькнуло определение «терьер», но реальность отказалась его принимать. Поэтому слово в уме перечеркнулось, и тут же всплыло другое: «колли». Это звучало уже лучше. Оно срезонировало с чем-то глубинным и правильным. Как будто на предметы можно навешивать ярлыки из слов, и при совпадении они издают тихий клик: «всё верно». Ладус остался доволен.
Пёс по-прежнему не отводил глаз. От лба к носу у него тянулась белая полоска, а сам он выглядел так, как будто являлся сбывшимся подарком для мальчика, который целый год только и мечтал, что о собаке – и вот, наконец-то её получил.
Ладус зажмурился и постарался вспомнить, мечтал ли он когда-нибудь о собаке. А главное – был ли он мальчиком? Попытки что-то разыскать в памяти уткнулись в стену, но насчёт возраста сомнений не возникло: мальчиком он не был. Он был мужчиной лет тридцати двух – тридцати четырёх. Хотя обычно ему давали меньше.
И он был уверен, что его зовут Ладус.
А вот остальное, что положено знать взрослому человеку, совершенно точно не мальчику, который ещё вдобавок только что слышал, как собаки разговаривают, – всё это клубилось в тумане, терялось в забвении.
«Ладно, наверное, приснилось», – подумал он.
–Готов решительно поспорить с этим утверждением! –вторгся в сознание чуждый и, без сомнения, собачий голос. Ладус вскрикнул и открыл глаза.
Пёс всё так же смотрел на него, высунув язык, при этом не умудряясь выглядеть глупо.
Ладус попытался что-то ответить, но не смог вымолвить ни слова. Говорить с собакой… не получалось.
Они ещё какое-то время пялились друг на друга, а потом человек не выдержал и зажмурился.
– Слишком медленное осознание причинно-следственных связей! Теряешь хватку, хозяин,– сразу же раздался в голове всё тот же собачий голос. От людского его отличала какая-то коричневая, густая протяжность и лающий темп.
– Собаки… Собаки так не разговаривают! –слова вырвались сами собой, хотя Ладус не раскрывал рта, но и не открывал глаз. Стоило лишь направить мыслительный поток на разговор с собаками – и он удался.
–То есть вместо того чтобы проанализировать и осознать сам факт, что животное иного вида способно к осмысленному информационно-вербальному контакту, –в интонацию пса начали просачиваться саркастические нотки, —ты критикуешь стиль, в котором эта коммуникация происходит? И в какой манере, по-твоему, должны говорить собаки?
– Ну, не знаю, –Ладус задумался. —Как-нибудь так: «Хозяин, ну и денёк, солнышко, вот палка, я бегу-бегу-бегу, кидай!..»
– Какое убожество… –пёс разочарованно выдохнул. – Я уже жалею, что судьба выбрала тебя моим хозяином. Хотя, надеюсь, мы оба понимаем, что употреблённый мной термин «судьба» – лишь сокращённое обозначение многомерной каузальной матрицы, задающей рамки нашего пространственно-временного взаимодействия.
– Что?.. –захлопал бы Ладус глазами, если бы мог.
–Ладно, вижу, ты всё ещё плохо соображаешь, –пёс хмыкнул. – Как я там должен выражаться, чтобы соответствовать стереотипным конвенциям? «Вставай, хозяин, солнышко, пойдём погуляем?!»
Ладус распахнул веки. Пёс сидел рядом. Выражение его лица (мордой это назвать уже не получалось) было всё так же преданно и, в отличие от его речей, просто и умиротворённо. Он чуть повёл головой, словно предлагая Ладусу оглядеться. Тот наконец оторвался от пса и принялся осматриваться.
Он находился в тесной и какой-то больничной комнатёнке с очень высокими потолками. Белый свет просачивался сквозь узкие окна на самом верху. Стены, выложенные известняком, были неровными и пустыми. Только в одном углу виднелся барельеф: тонкотелые змеи обвивали посох с круглым набалдашником и крылышками по бокам – знакомый символ, но как-то не вспомнить…
Сам Ладус лежал (или дажевозлежал)на высоком ложе, застеленном простынями из тонкого льна. Справа от кровати располагался столик из тёмного дерева, на котором стояла бронзовая чаша. Она была наполнена чем-то похожим на воду, но та как-то странно мерцала.
Воздух в комнате был удивительно свежим и пах травами: чабрецом, шалфеем и ещё чем-то неуловимым, забытым, но очень приятным.
Ладус сел на кровати. Просторная туника из невесомой ткани поползла вниз. Все движения давались с огромным трудом, как будто он не совершал их годами.
Он спустил ноги на пол. Пёс, который всё продолжал за ним наблюдать, тихонько тявкнул.
«Ага, так ты и по-собачьи умеешь», – подумал Ладус. И сразу же осадил себя: кто знает, видит ли четвероногий «друг»все его мысли или только те, что он думает с закрытыми глазами? Это надо проверить экспериментально. Но потом. А сейчас «больной с амнезией» – именно такое определение напрашивалось к наблюдаемой реальности – хотел взглянуть, как он выглядит.
Рядом со входом стоял умывальник: глубокая ваза, уходящая в пол, над ней кран с ручкой. Здесь же висело тусклое овальное зеркало в узорчатой раме.
Ладус аккуратно ступил на одну, потом на другую ногу. Пёс настороженно следил за ним, словно в любую секунду готов был кинуться хозяину на подмогу.
Человек сделал несколько шагов. Ноги дрожали, но слушались. Каменный пол был шершавый и тёплый. Он доковылял до умывальника и опёрся о вазу, пытаясь отдышаться. Пришло время взглянуть на себя в зеркало.
Ладус поднял глаза и застыл. Из тусклого стекла на него смотрел старик с густой седой бородой, увитой кудряшками. Длинный нос, как у хищной птицы, перегораживал лицо на две половины. По обеим сторонам горели яркие факелы: глаза. На вид старику, то есть Ладусу, было лет семьдесят. Нет, нет, это не мог быть он! Ему же обычно давали тридцать, а то и двадцать пять!
Он в отчаянии схватился за голову.
Зеркало не пошевелилось.
А спустя миг кивнуло и чётким голосом произнесло:
– Свершилось. Шлите вестоносцев. Он проснулся.
По тусклой поверхности пошла рябь, фокус размылся, и через секунду Ладус увидел молодого мужчину со слегка осунувшимся лицом и ввалившимися щеками, но вполне себе ещё нестарого. Чтобы убедиться наверняка, он поморгал, затем улыбнулся – сомнений не осталось, он наблюдал себя. Ничего старческого в его внешности, слава богам, не было. Для последней проверки он поднял спутанные каштановые волосы, падающие на лоб, как хворост, и обомлел.
Лоб бороздили продольные глубокие морщины. Он попытался разгладить их, поводил бровями – безрезультатно. Они выглядели чересчур прямо, искусственно, словно их высекали резцом по камню. Это смотрелось страшно из-за контраста, ведь на всём остальном лице не было никаких признаков старости. И только здесь эти отметины времени, семь борозд судьбы.
Ладус поскорее сбил волосы на лоб, затем повернулся и посмотрел на пса со смесью зависти и обиды: у собак-то морщин не бывает! Разве что у бульдогов, да и у тех – брыли.
«Прекрасно!» – вдруг зазвучал в голове неподконтрольный ему внутренний голос. – «Мы не помним ничего про себя, зато отлично разбираемся в породах собак, а ещё зациклены на собственной внешности – то, что надо!»
Но Ладус был слишком расстроен, чтобы этому удивиться: ну, мысль и мысль.
Кое-как доковыляв до своего ложа, молодой старик (или состарившийся ребёнок?!) повалился лицом в подушку и закрыл глаза.
– Ну наконец-то! А то мне надо ещё шепнуть тебе пару ласковых, пока за нами не пришли.
Чёртова псина, он совсем забыл про её фокусы.
– Эй, я всё слышу! Не мог бы ты научиться обуздывать свои бесконтрольные мыслительные потоки, чтобы они меньше оскорбляли присутствующих?
– Значит так, дорогой… не знаю, как там к тебе обращаться. –Ладусу это начинало надоедать, так что он решил показать, кто здесь хозяин. – Во-первых, тебе никто не давал разрешения на прямой доступ в мою голову, пусть я пока и не разобрался, ограниченный ли он у тебя или абсолютный. Во-вторых, я хотел бы указать тебе на моральную сомнительность этого акта! Особенно если учесть уязвимость моего положения из-за частичной потери памяти, а также эмоциональную нестабильность из-за внешнего вида. –Стиль пса оказался заразителен, и Ладуса понесло. – В-третьих, я настаиваю, что в парадигме отношений «животное-хозяин» именно последний обладает правом решающего голоса, поэтому если ЕГО голос говорит другому голосу заткнуться, этот голос должен…
– Вот теперь узнаю́! С возвращением… хозяин! –последнее слово пёс особо выделил интонацией, так что в его голосе даже послышались нотки искреннего уважения. – Я рад, что ты снова с нами. А теперь выпей то, что на столике.
Ладус открыл глаза и с недоверием уставился на чашу. Пёс нетерпеливо мотнул головой, завозил хвостом по полу. Больной протянул руку и взял бронзовый бокал. Жидкость внутри густо заволновалась, словно потревоженное ветром море. «Ладно, после стариковского лба и телепатического хамства хуже не будет», – подумал Ладус и поднёс чашу к губам.
Вопреки ожиданиям, питьё оказалось приятным, тягучим, с оттенком мёда и мяты, с терпкой гранатовой сладостью: узнавать и называть вкусы было интересно и удивительно! Но вместе с тем было в нём и что-то лунно-серебряное, не из мира вкусов, так что на ум пришло подходящее слово – эликсир, и немедленно «навесилось» на напиток. С каждым глотком тело наполнялось энергией, а разум очищался от тумана. Глаза стали видеть чётче, дрожь в руках унялась, а внутри появился литой стержень, на который можно было насадить слабое тело и забыть о его проблемах.
Ладус с сожалением допил последние капли и поставил бокал на стол. Пёс наблюдал за ним, склонив голову набок. В его янтарных глазах читалось что-то похожее на удовлетворение. Он поднялся, подошёл ближе, положил морду на край кровати и демонстративно прикрыл веки.
– Что ж, если ты пытался этим заслужить моё доверие, – произнёс Ладус, как только зажмурился, – считай, что у тебя получилось.
– Нет времени, слушай: никому об этом не говори, даже намёком. Я – просто обычная собака, твой любимый питомец. Понял?
– Да… –Ладус немного растерялся. Эликсир прояснил разум – но не ситуацию.
– Я не вижу твоих мыслей, но читаю всё, о чём ты думаешь, когда у тебя закрыты глаза и ты не спишь.
– А вот это я бы трактовал как нарушение личного… –снова начал закипать Ладус.
–Потом! Главное – не подавай вида, когда захочешь посоветоваться. Просто приобрети привычку массировать веки пальцами – и тебя никто не заподозрит.
– Ладно…
– А теперь удачи, хозяин. Да хранят тебя боги!
– Постой, а звать-то тебя как?
Пёс запнулся, но почти сразу продолжил, причём в его голосе снова послышались глумливые нотки:
– Как правило, наименование питомца – прерогатива хозяина, но раз уж у нас такой экзотический случай… Зови меня Док!
– Док?!
–ЛАДУС АЛОРИС, ПЕРВЫЙ ИЗ РАВНЫХ!
На пороге стоял высокий человек в длинных тёмно-синих одеждах. От него исходила непознаваемая древняя мощь.
– Встань и иди, жители Атлантиды ждут тебя!
Глава Ⅱ. Хозяин
«Атлантида, Атлантида…» – крутилось в голове у Ладуса, пока он шёл по арочным коридорам вслед за жрецом (никем иным тот быть не мог поопределению). С этой Атлантидой было связано что-то нехорошее, какой-то дурной привкус оставался во рту, когда он вертел на языке это слово. Но соотнести это с каким-то конкретным объяснением или хотя бы образом не получалось.
Он попытался было что-то спросить у своего спутника, но тот сурово молчал. Сквозь его сплошную чёрную бороду не просматривалось никаких эмоций.
Мимо мелькали тёмные своды и каменные арки. Пёс-который-назвался-Док (или всё-таки «дог»? или он ослышался? и можно ли ослышаться в мыслях?) семенил рядом. В длинных коридорах без окон на стенах висели факелы, но огонь в них был какой-то слишком ровный, неживой, и они даже не коптили.
После очередного поворота жрец остановился у низкой деревянной двери, толкнул её и жестом пригласил Ладуса войти. За створкой оказалась небольшая тёмная каморка. Жрец щёлкнул пальцами, и наверху вспыхнул факел. По бокам стояло несколько сундуков, на стене напротив висела одежда.
– Облачись, – раздался суровый голос.
Ладус неуверенно подошёл к месту, куда указывал его сопроводитель (он чуть было не ответил ему «Да, хозяин», такая от него исходила сильная аура власти. «Впрочем, – заговорил вдруг внутренний голос, – возможно, в этом мире любые взаимоотношения в конце концов сводятся к хозяйски-питомническим, так что твои инстинкты не врут»). На крючке висел хитон цвета неба из плотного льна. Рядом лежали перевязь и сандалии.
Ладус помедлил, затем стянул тунику через голову. По коже побежали мурашки – то ли от прохлады, то ли от пристальных взглядов хозяев и питомцев, застывших в проёме.
Пёс расположился у двери, наблюдая за процессом облачения с явным интересом. Его физиономия, казалось, выражала смесь насмешки и подбадривания – если такое вообще возможно для собачьего лица. А на жреца Ладус старался не смотреть.
Справиться с хитоном оказалось не так-то просто. Ладус несколько раз путался в складках, пока наконец не уложил их правильно, перехватив талию широким белым поясом. Затем принялся за сандалии, старательно пропуская ремешки через пряжки и обматывая их вокруг ног. Всё это было вызовом почти интеллектуальным, но руки откуда-то помнили, что делать.
Ладус закончил священнодействовать, жрец хлопком погасил факел, и они вышли из комнаты. В коридоре молодой человек немного замешкался и, словно привыкая к яркому свету, начал тереть глаза.
– Раз, раз… приём!
– Док на связи!– немедленно отозвался пёс.
–Как я выгляжу?
– Небесно… Одиссей из морской пены, Нарцисс, утонувший в своём…
Ладус открыл глаза и бодро зашагал за жрецом.
Миновав несколько пролётов, они стали подниматься по лестнице. Ступени были широкие и немного косые, словно предназначались для кого-то с большими ногами и сбитым чувством равновесия. Ладус запыхался, к тому же ещё и пёс всё крутился под ногами, виляя хвостом; рассказать бы всем про его лицемерную сущность: на вид симпатяга, а как откроет рот!.. (думая эти мысли, он очень старался случайно не закрыть глаза).
Наконец подъём завершился, и жрец замер перед огромной дубовой дверью.
– Ладус Алорис, готов ли ты? – спросил он, и его голос можно было бы разносить эхом по сводам, будь тут эхо.
Ладус оправил хитон, сбил волосы на лоб, выдохнул и кивнул, хотя понятия не имел, к чему надо быть готовым.
Дверь медленно раскрылась.
К такому он готов не был.
Впереди, насколько хватало глаз, простирался огромный зал с белыми колоннами, и в нём находились десятки и десятки жрецов в синих одеяниях – таких же, как у его провожатого. Все они воззрились на вошедших.
Внутренне Ладус уже почти смирился, что у него будет властный немногословный «хозяин», но с тем фактом, что таких окажется целый зал, примириться было невозможно. Захотелось в изнеможении закрыть глаза, но Ладус успел одёрнуть себя – только Дока ему сейчас не хватало.
Негнущимися ногами он ступил внутрь.
Все жрецы разом, как по команде, опустились на одно колено и преклонили головы перед ним. Ладус оглянулся: его суровый бородач тоже принял смиренную позу.
Хм, а это всё меняет…
Согласиться с фактом, что хозяин – это ты, оказалось на удивление легко и приятно. «Ну что, господа, – начал внутренний голос, – пришло время показать, кто здесь…»
– Приветствую вас, жители Атлантиды! – возглас слетел с губ сам собой. Ладус даже не успел подумать, насколько уместной будет эта фраза. Стоявшее вокруг благоговейное молчание так и просилось, чтобы его заполнили – и получилось неплохо.
Ладус уже открыл рот, чтобы продолжить – не менее пафосно, но менее шаблонно, – однако в этот момент ему на плечо опустилась рука.
Бородатый жрец слегка мотнул головой и повлёк Ладуса за собой.
Эх, рано мы радовались…
Они не спеша двинулись вперёд, и люди в длиннополых одеждах, не вставая с колен, уступали им путь.
«В конце концов, – продолжали крутиться в голове мысли, – перспектива подчинения лишь одному хозяину, имея под рукой полсотни приспешников плюс собака, не так уж плоха. А если здесь вдобавок действует правило „вассал моего вассала – не мой вассал“ – ещё лучше».
Под ногами был мрамор. Колонны вздымались вверх с энергией выпущенных лучей. Сводчатый потолок был расписан морскими мотивами, которые переплетались с геометрическими узорами, словно гармонию стихии можно было познать математически.
Свет лился откуда-то сверху через искусно спрятанные отверстия в потолке, создавая причудливую игру теней.
Жрец, герой и собака (или хозяин, хозяин/питомец и питомец) приближались к дальнему концу зала.
Ладус как раз был в разгаре внутренней дискуссии о природе власти, когда разглядел то, что издалека казалось просто продолжением причудливых росписей. Огромное лицо Посейдона, высеченное прямо в стене, взирало на происходящее с величественным спокойствием. Статуя была выполнена с потрясающим мастерством – черты морского владыки казались живыми. Длинная борода бога шла волнами, а тёмные, глубокие глаза, казалось, смотрели в самуюдушу– по крайней мере, у тех, у кого она была.
Перед статуей оставалось свободное пространство, и на полу в этом месте мрамор образовывал причудливые узоры. В самом центре был круг, от которого расходились линии с такой исполненной в камне энергией, словно это была самая настоящая водяная воронка.
Жрец остановился перед невидимой чертой и указал Ладусу, чтобы тот вступил в центр круга.
Весь зал смотрел на него. Никто не издавал ни звука.
Ладус бросил взгляд на пса. Док незаметно кивнул и вытянул лапы на мраморных плитах. А вдруг он тожехозяин?
Молодой человек повернулся и посмотрел на морского бога. Вблизи тот выглядел особенно внушительным. А в его глазах, казалось, что-то мерцало.
Ладус сделал пару неуверенных шагов, затем решился, прошёл по зигзагообразным линиям и встал в круг, лицом к Посейдону. Несколько секунд он скользил по узорам его бороды, а затем поднял глаза и встретился с ним взглядом.
В тёмных прогалинах статуи заискрило, и спустя миг из очей бога полился густой синий цвет. Он был совсем не похож на свет солнца, даже если пропустить его через синее стекло. Этот цвет словно вытекал наружу и был почти осязаем, но всё ещё существовал в воздухе подобно свету и вёл себя по тем же законам – но не строгим, а интуитивным, словно по божественной прихоти…
Синий цвет окутал Ладуса коконом. Сквозь полупрозрачную дымку реальность стала терять привычные очертания, изображениепоплыло.
Круг на полу начал медленно поворачиваться. Ладус разом утратил четыре чувства и мог только видеть, а все сущности внутри него замолчали.
Синий воздух окружал его и становился всё плотнее. Поворачиваясь на круге, Ладус колебал возле себя пространство, как будто мешая воду в стакане, но та была очень густой.
Он вспомнил, что перестал дышать полминуты назад, и судорожно втянул носом воздух. Синий цвет вошёл в него. Наполнил его изнутри, как дыхание музыканта – флейту.
Круг всё раскручивался, и он уже почти ничего не видел, кроме сплошного василькового марева.
И тогда он сделал огромный глоток, набрав в грудь столько синего, сколько мог.
И в этот момент стал цветом сам.
И поплыл.
И сбросил все сдерживающие земные оковы.
И стал ветром, раздувающим парус.
И стал небом, уходящим в самую высь.
И стал хозяином всего бытия, отныне и вовеки.
Стойте-стойте – «хозяин»?..
Где-то он только что слышал это слово…
Что-то завозилось, замешкалось, как будто платье зацепилось за гвоздь, и Ладус начал медленно возвращаться к действительности.
Первым вернулся вкус: во рту ощущалась солоноватая горечь морской пены.
Следом пришёл запах брызг, побережья, далёких островов.
А потом он ощутил, как лёгкий бриз ласкает его лицо, и уловил шум моря, однотонный и гулкий, словно из ракушки.
А затем он открыл глаза и увидел, как чернобородый жрец дует ему в ухо.
Ладус сделал тому знак остановиться и приподнялся с пола.
Впереди, справа и слева стояли жрецы, а позади величественным изваянием из стены глядело лицо Посейдона.
Сбоку подошёл пёс и ткнулся в щёку холодным носом. Ладус прикрыл веки.
–Пожалуйста, не напирай, я тут только что был богом…
– Приятный опыт, не правда ли? –ответил Док своим обычным тоном. – Каждый день испытываю его по утрам.
– А тебе не кажется, что пора бы уже дать какие-нибудь ответы, а не только ставить и ставить вопросы?
– Не в моей власти.
– Ты хотя бы скажи… кто хозяин?
– Ты.
Ладус распахнул глаза настежь.
Удивительно, но тело больше не ощущало никакой слабости. Он чувствовал себя так, как будто выпил ещё пять эликсиров из больничной палаты.
Он опёрся о мраморный пол и аккуратно встал на ноги. В глазах зарябило: перед ним были одни синие тоги, и десятки лиц, смотревших на него безотрывно.
Суровый жрец стал рядом и низким рокочущим голосом возгласил:
– Атлантида принимает тебя, Ладус Алорис! Посейдон устилает и благословляет твой путь. Слава ПЕРВОМУ нашего рода!
– Слава! – пронеслось по залу единым вздохом.
«Отлично!» – отозвался внутренний голос. – «Мы в обществе фанатиков…» «Погоди, – Ладус впервые осмелился ему – то есть себе (глубинной части себя?!) – возразить, – если за предмет почитания выбралименя,возможно, они не так уж безумны!»
Между тем жрец продолжал:
– Мы ждали его, и он пришёл! Забытая мудрость стихий всё ещё жива, и спасение близко! Возжигайте жаровню лунного камня, мы должны дать атлантийцам надежду!
Стоящие люди склонили головы, а потом стали медленно двигаться в сторону выхода.
Ладус наблюдал за происходящим со странным чувством вовлечённой отстранённости. Всё это было слишком невероятно: его пробуждение, синий божественный цвет, пафосные речи жреца, пудель-педант…
Ему на плечо легла рука. И снова одно и то же, ну сколько можно, почему нельзя объяснить словами?!
– Тебя ждут верховный жрец и первый патриций, – отчеканил чернобородый и указал рукой на лицо Посейдона. Рот статуи начал медленно раскрываться…
Глава Ⅲ. Атлант
– Хорошо, давай разберёмся. Известно ли тебе об этом мире больше, чем мне?
– Не могу ни отрицать, ни подтвердить это предположение.
– Да почему, собачий ты потрох?
– Попрошу без выражений. Можешь считать это разновидностью заводской настройки, хозяин.
– Ты что, не способен обойти её, если я тебе приказываю?
– Я могу обсуждать с тобой лишь то, что тебе уже известно. Для всего остального закрыт доступ.
– Почему я вообще должен тебе верить?
– Потому что я друг.
– Если бы я хотел втереться кому-то в доверие, то сказал бы то же самое.
– Именно поэтому я это и сказал.
– А, чёрт…
Они стояли в тёмном изогнутом коридоре. Ладус – лицом в стену. Пёс у его ног.
–Хорошо, мой… друг. Тогда будем собирать информацию. В том числе и о тебе. Кстати, ты таки «Док» или «дог»?
– Только последний болван без капли воображения мог бы позволить себе подобную тавтологию.
– Вас понял, Док!
– Принято, человек.
Войдя в рот Посейдона (Ладуса до сих пор внутренне содрогался от святотатства: Посейдон стал для него почти родным человеком – или почти родным богом), они оказались в извилистых закоулках, напоминающих внутренности рыбы. Чернобородый жрец-диктатор остался в зале, так что Ладус выдохнул с облегчением и урвал пару минут, чтобы пересобраться с мыслями и попикироваться с собакой.
Он ещё немного постоял у стены – уже открыв глаза и почти не думая, – а потом оттолкнулся, свистнул псу и отправился дальше по коридору.
Док как-то странно посмотрел на него, затем скептически изогнул рот и, опустив уши, степенно пошёл за ним. Видимо, в его мировосприятии свист был возмутительной фамильярностью.