Экстрасенс в СССР

Сразу вспомнилась драка на танцах. И я окончательно осознал – мне ничего не приснилось. А ещё всплыла информация о говорившем. Это Саня Поликарпов, мой единственный друг, оставшийся со школы. Насколько я помню, только мне разрешено называть его Рыжим без последствий. В этот момент идущий рядом пожилой мужчина, опознанный как токарь пятого разряда дядя Слава, протянул руку для приветствия:

– Ничего, Соколик, дело молодое. Бьют – беги, дают – бери. Главное – нос вчера не сломали, а значит девки любить будут.

Поздоровавшись, я вдруг заметил капли крови на мозолистой руке токаря. Тряхнул головой и кровь исчезла.

Толпа понесла меня через дорогу к проходной, мигом стерев из памяти несвоевременное наваждение. Чем ближе мы подходили к заводу, тем больше народа со мной здоровалось, при этом многих я каким-то образом узнавал. На проходной я понял, что чего-то не хватает, и на автомате сунул руку в карман. И – о чудо! Там обнаружился пропуск. После чего я показал серую корочку вахтёрше тёте Зине. Та всем кивала, словно добрая царица, пропускающая подданных в свои владения.

– Здравия желаю, тётя Зина! – выкрикнул Рыжий.

Дородная женщина в форме вневедомственной охраны кивнула и нам, даже не глянув на пропуска.

– Сокол, ну, давай не задерживай народ, – лениво бросила она, когда я запутался в вертушке.

Когда я прошёл мимо будки сторожихи, пришла информация, где находится раздевалка с моим шкафчиком. В голове всплыл даже код замка. Ещё появились знания, где стоит мой вилочный погрузчик. Оказалось, что я работаю в цеху готовой продукции. С восьми до пяти вожу металлические кроватки со стружкой, поддоны с заготовками и проверенными ОТК готовыми автомобильными деталями.

Всё именно так и получилось. Сев за руль погрузчика, я постарался расслабиться. И к несказанному удивлению, начал механически совершать необходимые телодвижения. Металлические кроватки летали над полом и послушно становились к станкам или на склад. Конечно, иногда погрузчик заносило, стружка осыпалась на пол, но не критично. Процесс шёл нормально. Я ехал, куда скажут, и делал то, что положено. Правда, во время работы не мог отделаться от странного ощущения. Будто меня занесло в какой-то другой СССР, а не тот, про который мне рассказывали в школе и медицинском институте.

Лица у всех уж больно счастливые. Девчонки из ОТК строили глазки, заливисто смеялись и перешёптывались, когда я проезжал мимо. Мужики ржали над политическими анекдотами в курилке. Старший мастер, распекающий двух слесарей за невыполненное задание, не ругался трёхэтажным матом, а старался говорить на нём почти культурно – с литературными склейками и сложносочинёнными предложениями.

Да и вообще, я сейчас из-за своей угрюмой растерянности являлся самым мрачным человеком в цеху. Как-то это всё странно. Начитался в своё время всякого. Мне казалось, что в СССР ходили строго мрачные и забитые люди, злые на свою жалкую жизнь с окладом в сто рублей, на которые можно купить только десять бутылок водки, да и то после многочасового стояния в километровой очереди. Жрать было нечего из-за дефицита, а все продвинутые граждане хотели сбежать в Европу, Израиль или Америку. Именно так мне преподавали историю в конце девяностых и начале двухтысячных.

Вместо этого я вижу, как люди работают, спорят, смеются, влюбляются, ссорятся и тут же мирятся. Злых лиц нет. А ещё здесь нет этого вечного постсоветского надрыва и тоски по «упущенному великому прошлому». Потому что для них это не прошлое, а настоящее. Похоже, большинство советских граждан просто спокойно живут, растят детей и радуются каждому дню.

В какой-то момент осознание этого заставило загнать погрузчик в тупик, заглушить его и на несколько минут призадумался.

Что, чёрт возьми, происходит? И главное – как мне теперь здесь жить? Ведь это совсем не моё время.

– Соколов, чего встал? Съезди на склад за новыми резцами, – окрик мастера мигом вывел меня из размышлений.

– Егорыч, уже лечу! – направляю погрузчик к выезду из цеха.

И, разумеется, в инструментальном, практически на пороге, сталкиваюсь с двумя из трёх парней, что вчера хотели меня отлупить на танцах.

– О! Кто это к нам в гости пожаловал? – криво усмехнулся новый Людкин женишок. – Ладно, Алёша, сегодня нам не до тебя, живи пока. Тем более Федота, которому ты исподтишка вмазал, здесь нет. Но знай, Сокол, вопрос не решён. Мы скоро обязательно пересечёмся.

Пока я ждал кладовщицу, засевшие в курилки парни косились с неприязнью, но прилюдно продолжать разборки не стали. Видимо, заводская дисциплина оказалась сильнее желания набить мне морду. И это без каких-либо камер наблюдения, ведь их здесь попросту нет.

Вернувшись в цех с ящиками на поддоне, я заметил, что станки начали массово выключаться. Совсем забыл о перерыве на обед. Детские воспоминания о столовке заставили первый раз за день улыбнуться.

Ну а дальше меня ждала встреча с настоящей советской столовой. С запахом котлет, свежего хлеба и какого-то уюта, пропавшего в будущем.

С потоком рабочих я продвигался к распахнутым дверям столовой, когда передо мной возникла она. Длинноногая черноволосая красотка в юбке, совершенно не скрывающей коленей, явно пришла по мою душу. Комсомольский значок призывно поблёскивал на аппетитно топорщащейся белой блузке.

– Соколов! – девушка ткнула меня пальцем в грудь, будто проверяя, настоящий ли я. – Ты опять пропустил политзанятия! Чтоб завтра после смены был как штык в Ленинской комнате. Тебе всё ясно?

Я открыл рот, но ничего умнее, чем «угу», выдавить не смог.

Комсорг сверкнула красивыми глазками из-под очков, развернулась и ушла, щёлкая каблучками, оставив меня в лёгком ступоре. Сначала Люда, теперь Лида. Не хватает только Лады. Или Любы?

– Ну ты и пентюх, Сокол, – рядом раздался смешок. Это был снова Саня Поликарпов, ухмыляющийся, как рыжий кот, объевшийся сметаны. – Лидка-комсорг тебя уже неделю в оборот берёт. А ты мычишь, как телок. «Угу»!

– Да я просто… – отмахнувшись от рыжего, я перевёл взгляд на доску политинформации, установленную перед входом в столовую.

Здесь были развороты свежих советских газет, профсоюзные объявления и приказы директора.

В статьях пишут о перевыполнение плана сталеварами, про ударные темпы строительства БАМа и подготовку к Олимпиаде-80. И, конечно, упомянуты доярки с хлеборобами. Куда же без них?

Выделялся пришпиленный кнопками листок с небольшой фотографией, расположившийся в углу. Рукописный текст сообщал, что разыскивается пропавшая девушка. Но фото слишком мелкое, будто взято из паспорта. Поэтому рассмотреть лицо практически невозможно.

Остановившись, я внезапно почувствовал головокружение, закрыл глаза и увидел силуэт, лежащий на бетонном полу. Провёл рукой по лицу, освобождаясь от очередного глюка. Совершенно случайно заметил, как на меня пристально смотрит женщина в синем халате, замершая в конце коридора. Просто среагировал на впившийся в спину взгляд. Кажется, я её знаю, но, как зовут, не помню.

Тут же меня подтолкнула толпа работяг, спешащих на обед. Стоило зайти внутрь зала, как запах еды заставил выкинуть всё из головы.

– Пюре с котлетой, рассольник, сырники… – проговаривал я, глядя на наполняющийся поднос.

– Чего бормочешь, Лёха? – Рыжий ухмыльнулся. – Ты ж это трескаешь пять дней в неделю.

Я промолчал и отдал на кассе один из найденных в кармане талонов на еду.

Обед оказался… бесподобным!

Картофельное пюре – не сухое или водянистое с комками, а почти идеальное на масле и молоке. Котлеты – сочные, с хрустящей панировочной корочкой. Рассольник – настолько изумительный, что я даже задумался. Неужели в СССР всё было настолько вкусно?

На десерт уплетаю сырники, к которым прилагалась половина стакана сметаны.

– Блин, это же рай!

Запивая вкусноту отличным яблочным компотом, вспоминаю, чем нас в девяностые кормили в школе. Просто земля и небо.

Саня, сидевший напротив, снова фыркнул. Он явно удивлён тем, с каким удовольствием я поглощаю еду.

– Ты чего, с голодного края сбежал или с утра не позавтракавши?

– Да я просто… – хотел сказать «из будущего», но вовремя прикусил язык.

Вдруг раздался призывный стук ложечкой по стакану. Люди обернулись к вставшему из-за стола начальнику цеха готовой продукции Павлу Егоровичу Михееву. Это был высокий пятидесятилетний мужчина с серьёзным лицом. Сразу понятно, что начальство.

– Товарищи! – провозгласил он. – На завод пришла сезонная разнарядка! Необходимо собрать бригаду механизаторов на сенокос в подшефный колхоз!

Воцарилась тишина, и в этот момент рыжий гад нарушил молчание:

– Павел Егорыч, можете меня сразу записать. Но только если разрешите доярок за сиськи дёргать! – скабрёзно изрёк он.

Раздался общий хохот. Михеев погрозил шутнику пальцем, но в уголках его губ замерла плохо скрываемая улыбочка.

– Короче, я предложил, а вы всё дома обмозгуйте. С жёнами переговорите, а потом подходите в контору записываться, – сделав объявление, он снова уселся за стол.

– И что? Правда, поедешь? – спрашиваю я Саню, когда все снова заработали столовыми приборами.

– Конечно! – не задумываясь, отозвался рыжий прохвост. – Там воздух чистый, аппетитные колхозницы на городских парней клюют. А ещё можно сшибить четыреста рублей за месяц! Это тебе не хухры-мухры!

Я сразу призадумался. Деньги лишними не бывают.

– А ты, Сокол? Поедешь? – друг вопросительно посмотрел мне в глаза.

Колхоз? Сенокос? Это же… настоящий СССР!

– Я подумаю.

– Думай, только не долго. Иначе бригаду механизаторов мигом наберут, а за сиськи доярок мне придётся дёргать в одиночном режиме.

Когда обед закончился, я отнёс поднос к окошку мойки, где меня ждал ещё один сюрприз.

Встреченная работница столовой – миловидная, розовощёкая, слегка полноватая девушка с выпирающими из-под белого халата пышными достоинствами – вдруг начала строить мне глазки:

– Лёша, а ты почему утром за булочкой с какао не зашёл? – улыбаясь, промурлыкала она.

В этот момент информация о девушке всплыла из подсознания. Забавное умение, будто в нужный момент включается компьютер.

Это Света Егорова, работающая поварихой. Наша с Рыжим одноклассница и Людкина подруга. Она единственная радовалась, что девушка не дождалась бывшего хозяина тела из армии. Мне кажется, причина тому – симпатия к Соколову. То есть теперь ко мне.

Внезапно я почувствовал, как уши наливаются жаром. С трудом отрываю глаза от пикантного выреза под очередную улыбку Светы и чего-то мычу в ответ. Хорошо, что Саня сразу потащил меня к выходу.

Что за чертовщина? Вчера меня отравили в двадцать пятом. А сегодня я в семьдесят девятом, где всё вкусно. Ещё все девушки красивые и какие-то естественные.

Остаток рабочей смены пролетел довольно быстро. Я неожиданно ловко управлял погрузчиком. Мотался в другие цеха, вывозил стружку в шихтовый двор. Подвозил заготовки со склада и сновал между токарными станками, словно заправский гонщик. И что самое странное – не чувствовал себя здесь чужим. Мне это даже начало нравиться. Какой бред! Кайфовать от работы на заводе?

Однако руки знали, куда повернуть, ноги нажимали на педали без лишних раздумий, а глаза привычно следили за движением вокруг. Будто я делал это всю жизнь.

Так что, когда большие часы, висящие в цеху, показали без пятнадцати пять, моему удивлению не было предела. Неужели уже всё? В голове мелькнула странная мысль. Я ведь действительно первый раз в жизни отработал полную смену на заводе. Пролетарий, етить его налево!

Похоже, сбылась мечта недоброжелателей экстрасенса Иннокентия Белого, желающих отправить его работать на завод.

Правда, судьба решила, что на сегодня хватит светлой советской обыденности, и подкинула дерьма на вентилятор. Как только я собрался вернуть погрузчик на место, рядом раздался мужской вскрик, закончившийся матерной тирадой, перекрывшей гул станков.

– Ребята, помогите!

Я быстро развернул погрузчик и рванул к источнику шума. Работяги начали выключать оборудование и спешили к стоявшему у станка, бледному как мел дяде Славе. Тот сжимал окровавленный кусок ветоши, обёрнутый вокруг правой руки. И я снова увидел на ней капли крови. Только теперь настоящей.

– Тридцать лет за токарным станком. Не одной серьёзной травмы. И вдруг заготовку с бабки сорвало, а я, старый дурак, руку сунул, и палец… враз… – сквозь зубы выдавил дядя Слава.

Его оторванный палец лежал на куче дымящейся стружки. А кровь через тряпку капала на бетонный пол.

– Чего рты раззявили?! Бегом аптечку несите! – закричал я, спрыгивая с погрузчика. – Дядя Слава, дай посмотрю.

Пожилой токарь протянул руку, после чего я развернул пропитавшуюся кровью ткань, и аккуратно разжал кулак пострадавшего. Вот она. Рваная рана. Причём нехорошая. Кровь хлещет не останавливаясь.

Не знаю, что произошло, но внезапно в моей голове будто переключился тумблер. И я начал видеть руку дяди Славы буквально насквозь. Мышцы. Сухожилия. Разорванный сосуд. Зрение работало, как рентген! Мистика какая-то!

Одновременно в сознании всплыли знания недоучившегося доктора. Ведь кровь можно остановить. Нужно просто чуть-чуть нажать вот здесь.

Помощи пока не предвиделось, поэтому я нажал пальцем на рану в нужном месте. И кровь почти перестала течь, продолжая сочиться уже по капле.

Чудеса на этом не закончились. Меня посетило необычное ощущение. Чую тепло, пульсацию и тонкую струйку жизненной энергии, пытающейся вырваться наружу из раны пожилого рабочего.

Решив проверить новый навык, я попытался мысленно свести края порванного сосуда. При этом голову вдруг сжало, будто тисками. В следующий миг заметил крохотную вспышку между пальцами и понял, что у меня получилось. Отпустив рану, убеждаюсь, что кровотечение не просто ослабло, а полностью прекратилось.

– Вот чёрт! – быстро прикрываю руку раненого тряпкой.

Глаза заволокло туманом, ноги на миг подкосились. Кажется, переборщил с напряжением.

– Лёша, держи Славу крепче, сейчас перевяжу!

Женщиной, появившейся рядом, оказалась та самая, смотревшая на меня около столовой. Теперь я её вспомнил. Тётя Валя, работает в цеху уборщицей. Она поставила раскрытую аптечку на станок и начала ловко накладывать бинты. В процессе её удивлённый взгляд начал меня буквально буравить. Неужели она что-то увидела или поняла? Или почуяла неладное?

– Спасибо, Лёха! И тебе, Валюша! – хрипло поблагодарил дядя Слава, когда уборщица закончила перевязку.

Я завернул подобранный палец в тряпочку, и мы с раненым направились к выходу. Народ начал расходиться, обмениваясь впечатлениями о происшествии. Кажется, никто ничего не заметил. Только тётя Валя продолжала смотреть слишком подозрительно. Я видел, что она хочет задать вопрос, но при дяде Славе не решается.

После того как я отвёл токаря к проходной, где сдал и его, и палец фельдшеру, выскочившему из подъехавшей скорой помощи, меня поймал начальник цеха:

– Молодец, Соколов! Вовремя среагировал! – похвалил Михеев и закурил сигарету с фильтром. – Ну что, поедешь в колхоз? Нужно всего на две-три недели. Если понравится, можно остаться на месяц или два.

Если честно, то мне было сейчас всё равно, поэтому я машинально кивнул:

– Записывайте, Павел Егорыч.

По дороге домой я разглядывал город детства, словно видел его первый раз. И снова дивился размеренности жизни советских людей, не зная, что в коммуналке меня ждёт грандиозный скандал. Оказывается, люди везде одинаковые.

Ещё поднимаясь по лестнице, я услышал до боли знакомый, визгливый голос:

– Вам всё равно ничего не достанется от вредной бабки! Ни её деревенского дома, ни копейки со сберегательной книжки! И не надо за муженьком прятаться, сестрёнка. Если узнаю, что Матрёна на тебя завещание написала, то вы все пожалеете.

Всё это орала моя двоюродная тётка, которая, по заверению вырастившей меня сестры, попила у родителей немало крови.

Войдя в квартиру, я снова увидел её и мысленно поморщился. Ненавистная, злая, с лицом, будто вымоченным в уксусе. Сейчас она намного моложе, чем из детских воспоминаний, но в остальном – это прежняя вечно всем недовольная мегера. Она тыкала пальцем в стоявшего на пороге комнаты отца, из-за спины которого раздавались неразборчивые слова матери.

– Да чтоб вы оба!.. – тётка скривила губы, накрашенные кричаще яркой помадой. – Чтоб вы на трассе в аварию попали и сгинули!

Вдруг пришло понимание, что произнесённые проклятья – не пустая угроза. Несмотря на работу экстрасенсом, я никогда не верил в пророчества и проклятья. Но сейчас почувствовал силу слов, буквально выплюнутых в сторону родителей.

Ведь через год после моего рождения они действительно погибнут в автокатастрофе. Во время поездки в Крым у машины лопнет колесо, и старенький Москвич вылетит на встречку, где врежется в грузовик. Как потом рассказывала сестра, я остался жив только чудом. Люлька со мной вылетела через открытое окно. Потом её нашли гаишники.

Получается, в прошлой жизни сбылось проклятье мегеры? Чувствую, как сжимаются кулаки, а внутри поднимается волна ненависти.

Высказав всё, что думает, тётка развернулась как солдат на одних каблуках и направилась к выходу, мерно чеканя шаг. Из-за её топота один из тазов слетел и громыхнулся на пол. Однако мадам не обратила на это никакого внимания. Проходя мимо, она зыркнула на меня так злобно, что по спине пробежал холодок. Ничего, мы ещё посмотрим, как оно получится в новой жизни.