Я тебя ненавижу

Глава 10

Дверь камеры со скрипом открывается.

Раздаются тяжёлые шаги. Сначала появляется тень, затем – силуэт. Высокий, широкоплечий, даже крупнее Стаса. Глаза у него карие, тёмные, но в них нет ни капли тепла. Его взгляд скользит по мне так, что у меня перехватывает дыхание.

– Вставай, омега, – произносит он низким, глухим голосом.

Он сразу разворачивается. Ни малейшего ожидания, ни сомнений. Дверь остаётся открытой, и сквозняк из коридора бьёт мне в лицо.

Пытаюсь встать, но моё тело словно онемело. Часы неподвижности сделали своё дело – мои ноги подкашиваются, руки дрожат. Пальцы не слушаются.

– Быстрее, – бросает он через плечо. В его голосе нет крика. Ему это и не нужно. Глухой металл в его интонации пробирает сильнее любого крика. Я вскакиваю со скамейки, едва не оступаясь, хватаюсь за стену и едва поспеваю за ним. Он идёт широким шагом, уверенно, а я вынуждена бежать, чтобы не отстать. Сердце колотится так, будто готово выпрыгнуть из груди.

Я пристально смотрю ему в спину. Он не оборачивается, и это вызывает у меня ещё большее беспокойство. Стас, по крайней мере, выражал свои мысли резко и грубо, но всё же это было общение. Этот человек же просто молчит, словно я для него не более чем неодушевлённый предмет.

От бессильной злости мои зубы сжимаются. Я не позволю им сломить меня. Не покажу страха. Пусть внутри всё дрожит, пусть холод сковывает тело – я не дам им ни малейшего удовольствия увидеть, как я сдаюсь.

Меня выводят из дома. Холодный воздух обжигает мои лёгкие, но даже это ощущение свежести не приносит облегчения – внутри остаётся лишь вязкая тяжесть. Мы идём вдоль знакомых стен, которые теперь кажутся мне чужими. Домики, где раньше жили наши охранники, теперь принадлежат им.

Толкают в один из этих домов. Дверь с грохотом закрывается за спиной, оставляя меня в тесном помещении, пропитанном запахами табака, пота и звериной агрессии. Деревянные стены, узкие окна, низкий потолок – всё это создаёт ощущение замкнутого пространства.

Несколько мужчин. Волки. Они крупные, наглые и принадлежат к стае Стаса. Их взгляды прожигают меня насквозь, а запахи сливаются в единое облако силы и превосходства.

– Господа, знакомьтесь, – раздаётся громкий голос, и кто-то из них хохочет так, что у меня внутри всё переворачивается. – Это наша новая служанка.

Их смех, гулкий, грубый и звериный, звучит как пощёчина. Каждый взгляд – это плеть, каждый смех – это унижение.

– Да уж, служанка, – кто-то цокает языком. – Слишком гордая. Не по-нашему смотрит.

– Ничего, – лениво отвечает другой, растягивая слова. – Сломается. Все ломаются.

Я кусаю губу, чтобы не сорваться. Чтобы не зашипеть в ответ. Чтобы не выдать, что их слова достигли цели.

– И на что готова эта омега? – лениво тянет парень, сидящий в центре стола. Его поза слишком свободная, будто он у себя дома, а не здесь.

– На всё, что пожелаешь, – ухмыляется мой конвоир, даже не глядя на меня.

Воздух словно гудит от их интереса. Волки переглядываются, их глаза загораются опасным блеском. Я чувствую на себе их пристальные, жадные взгляды. Как будто я уже не человек, а добыча, брошенная в центр круга.

– Даже утешить ласками? – усмехается другой, растягивая каждое слово.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать. Кровь стучит в висках, кулаки сжимаются до боли.

– Нет, – голос резко обрывает смех.

Тон жёсткий, и все сразу притихают.

– Альфа сказал – не трогать.

Тишина давит, как тяжёлый груз. Несколько секунд никто не двигается, только слышно хриплое дыхание и шум шагов за дверью.

Я поднимаю глаза. Волки смотрят зло, будто я виновата в том, что им запретили. В их взглядах разочарование и злость.

– Ну что, парни, чем займём нашу красавицу? – лениво протянул один из волков, закидывая ногу на ногу.

– Раз уж у нас новая служанка, пусть учится, – ухмыльнулся второй. – Обойдёт всех старших с поклоном.

По комнате прошёл смешок.

– И каждому по «спасибо, что приютили», – с кривой усмешкой добавляет один из них.

Я чувствую, как внутри всё сжимается. Эти слова режут больнее, чем пощёчина. Они хотят, чтобы я склонила голову перед ними. Я – дочь Громова, наследница стаи, а они… ничтожества.

– Хорошая идея, – холодный голос за спиной заставляет меня вздрогнуть. Это Стас. Он стоит в дверях и наблюдает за их издевательствами, но не вмешивается. Наоборот, его взгляд словно подталкивает меня вперёд.

– Ну что, Громова? – он медленно скользит по мне глазами. – Покажешь, на что способна? Или заставишь?

В комнате воцаряется тишина. Волки замерли, словно это представление, которое они не пропустят ни за что.

Я стою неподвижно, и в какой-то момент внутри меня что-то взрывается. Ногти впиваются в ладони, зубы стиснуты до боли. Они ждут, что я склоню голову? Что я буду ползать перед ними, вымаливая их жалкое уважение?

Я поднимаю голову и смотрю прямо в глаза самому наглому из них.

– Спасибо? – мой голос срывается на рычание. – Это вы должны благодарить за то, что я вообще рядом с вами.

В комнате мгновенно становится тихо. Несколько волков напряжённо подаются вперёд, в их глазах вспыхивает хищный огонь.

– Что ты сказала, омега? – хрипло произносит один из них, но я уже не обращаю внимания. Внутри меня нарастает глухой рык, а тело словно разрывается от внутреннего огня.

Моя волчица вот-вот вырвется наружу. Я не в силах сдерживаться. В следующее мгновение воздух пронзает низкий звериный оскал. Я делаю шаг вперёд, мои плечи дрожат от напряжения, готовое к прыжку.

– Успокойся, – раздаётся ледяной голос Стаса. Он неподвижно стоит в дверях, но в его глазах читается удовлетворение. Как будто именно этого он и ожидал. – Теперь ты выглядишь как настоящая Громова.

Он пристально смотрит мне в глаза, не отводя взгляда.

– Но запомни: если посмеешь поднять лапу на моих людей, я лично сломаю твой волчий дух.

Глава 11

Громова не промах. Я примерно этого и ждал. Чертовка – ещё бы чуть-чуть, и сорвалась бы, обернулась прямо при моих.

Она дерзкая. Но это не сила. Это глупость.

Я вхожу в комнату, шаги тяжёлые, намеренные. Волки сразу смолкают, будто воздух стал гуще.

– Успокойся, – мой голос звучит ледяным эхом. Я стою в дверях, не двигаясь, и чувствую, как внутри разливается тёмное удовлетворение. Именно этого я и ждал. – Теперь ты выглядишь как настоящая Громова.

Я в упор смотрю ей в глаза, намеренно не отводя взгляда. Пусть знает – со мной нельзя играть.

– Но запомни: если посмеешь поднять лапу на моих людей, я лично сломаю твой волчий дух.

Делаю шаг вперёд, показывая ей разницу в силе. В её глазах – злость и горечь, но за ними я вижу страх.

– Громова, – мой голос низкий, почти угрожающий. – Если ты хотя бы на мгновение решишь ослушаться, завтра заплатят твои волки. Всех по одному. Я заставлю тебя видеть, как рушится всё, что тебе дорого.

Я останавливаюсь перед ней и наклоняюсь ближе.

– Твоя жизнь теперь в моих руках. Их жизни тоже. Помни об этом.

Самка внутри неё затихла. Чувствую, как её волчица дрожит, признавая силу моего. Хватаю Алину за загривок, пальцы сжимаются в её волосы и шею, и тяну за собой. Она шипит, пытается сопротивляться, но всё равно идёт – тело слушается чужого приказа.

Вывожу её в центр, туда, где обычно собирается стая. Там кипит жизнь: волки тренируются, беты спорят, молодняк носится вокруг. Но как только замечают меня – тишина. Каждый поднимает голову, все взгляды устремлены на нас.

Толкаю Алину вперёд, и она падает на землю, цепляясь ладонями за пыль и гравий. Поднимает глаза – на неё смотрит вся стая. Их рык и смешки бьют по её гордости больнее любого удара.

– Смотрите, – мой голос звучит громко, перекрывая всё. – Вот наследница Громовых. Та, что решила бросить вызов мне.

Я хищно обвожу взглядом круг, чувствуя, как напряжение густеет в воздухе.

– С этого дня я хозяин этих земель. Ваш быт, ваши законы, ваши судьбы – теперь в моих руках. И, надеюсь, у вас хватит мозгов понять: именно я решаю, кто здесь поднимется, а кто падёт.

Стая замирает. Каждый взгляд прикован к нам.

Громова поднимается с земли, вытирая ладонью пыль и кровь со щеки. Стоит прямо, будто бросает вызов – даже молчанием.

Мне даже интересно: кинется ли она на меня сейчас? Или сумеет проглотить свой волчий характер?

Я усмехаюсь, громко, так чтобы все слышали.

– Видите? Даже ваша наследница не нашла слов. Передо мной – молчит. Потому что знает: её голос тут ничего не значит.

Смешки и шёпот раздаются в толпе. Кто-то одобрительно рычит, поддерживая меня.

Я делаю шаг вперёд и бросаю последнюю фразу, чтобы вбить гвоздь в её гордость:

– Запомните этот день. Даже самые гордые склоняются, когда понимают, кто здесь хозяин.

Разворачиваюсь к дому, не сомневаясь, что Громова пойдёт следом. А если нет – мои парни помогут вспомнить дорогу.

Внутри уже накрыт стол, на котором разложены мясо, хлеб и вино. Всё готово, как и подобает хозяину. Я усаживаюсь в центре, а мои подчинённые занимают места по кругу. Тишина сама собой устанавливается, и каждый ждёт моего слова, словно заворожённый.

Я бросаю взгляд на неё, холодный и пронзительный, словно проверяю, сломается ли она.

– Садись у моих ног, Громова, – произношу громко, чтобы все могли услышать.

Это не предложение, это приказ.

– Нет, – её голос звучит твёрдо и уверенно, почти дерзко. Несколько присутствующих напрягаются, словно волки, почувствовавшие угрозу.

– Не понял? – медленно поворачиваю голову, внимательно следя за её реакцией. Она стоит в проходе, её руки сжаты в кулаки, а глаза горят вызовом.

– Я сказала нет, – повторяет она ещё громче, словно намеренно подстрекая толпу.

Я ухмыляюсь.

– Артём, объяви нашим, чтобы всех детей собрали в центре стаи. Сегодня будет обряд посвящения. Наши против ихних. Никого не жалеть.

– Но так нельзя! – кричит Алина, шагнув вперёд. Её голос срывается, в нём отчаяние и злость.

Поднимаюсь, медленно, чтобы каждый видел, какая разница между её протестом и моей властью.

– Это единственный язык, который понимает твой клан, Громова. Или ты сядешь у моих ног сейчас, или завтра будешь собирать тела своих щенков.

Минут пять в зале стоит тишина. Никто не двигается, только напряжённое дыхание и хруст костяшек, когда волки стискивают кулаки. Я не отводил взгляда. И она тоже. Но сломалась первая. Алина падает на колени. Слёзы катятся по её щекам, капают на пол. Голос у неё дрожит, но звучит так, что все слышат.

– Так бы сразу, Алина, – произношу холодно, с нажимом, чтобы каждое слово вбилось ей в память.

Можно оформить так, сохраняя жёсткость и ощущение демонстративного унижения перед стаей:

Я делаю паузу, глядя сверху вниз.

– А теперь ползи, – бросаю хрипло, не давая ей ни капли выхода. – Покажи всем, какая ты послушная омега.

Она вздрагивает, но послушно опускается на ладони. Ползёт ко мне медленно, неровно, всхлипы срываются с её губ. Вся стая наблюдает. И мне не жаль. Наоборот – я наслаждаюсь этой картиной.

Когда она, наконец, доползает, наклоняюсь и медленно провожу рукой по её голове, сминая волосы.

– Послушная волчица, – произношу с хищной усмешкой.

Глава 12

Никогда прежде я не испытывала такого глубокого унижения. Стоять перед ним на коленях… перед всей его компанией. Их взгляды прожигали мою спину, а насмешки ранили сильнее любой плети. Но самое страшное было в том, что я слышала это не от постороннего, не от врага, а от того, кого когда-то искренне любила. Я мечтала о семье с ним. О том, что однажды мы будем рядом, что его смех станет моим утренним счастьем, а его руки – моей защитой. Когда-то я верила в него всем сердцем.

И именно он ломает меня сейчас.После смерти Кости всё рухнуло. Он не дал мне объясниться, не захотел слушать. В его глазах я стала предательницей, отравившей его жизнь.

Теперь он стоит надо мной, холодный и чужой, и заставляет ползти к его ногам. Я плачу, но не от слабости. Этот мужчина когда-то был всем для меня. Именно он ломает меня сейчас.

Вспоминаю нашу последнюю встречу до всего этого ада. Мы тогда гуляли по парку после дня рождения общих друзей. Летний вечер, липы пахли медом, асфальт ещё тёплый от солнца. Костя сказал, что проводит меня домой, и действительно проводил.

– Алинка, я вам со Стасом такую свадьбу устрою, – говорил он, смеясь и размахивая руками. Его глаза горели, он был полон жизни, идей, надежд.

Я была так наивна, что верила каждому его слову. Мне тогда едва исполнилось четырнадцать. Я жила мечтами и строила воздушные замки, как будто счастье уже протянуло ко мне свои руки. Казалось, впереди только свет и любовь.

А сейчас я стою на коленях перед человеком, которого тогда любила до дрожи. И понимаю: все мои мечты превратились в прах в тот день, когда Кости не стало.Мне с трудом удалось попасть на похороны. Никто из присутствующих не хотел видеть меня там. Родственники Стаса смотрели на меня с таким выражением, будто я уже была осуждена. Для них всё сводилось к одному: Кости больше нет, а значит, виноваты Громовы.

Мне удалось попасть на похороны чудом. Никто не хотел видеть меня там. Семья Стаса смотрела на меня так, будто я сама убила их сына. Для них всё было очевидно: Кости больше нет, значит, виноваты Громовы.

Моего отца обвинили. Кричали, что из-за него сорвался договор и пролилась кровь. И пусть потом он доказал свою невиновность, для них это было не важно. Особенно для Стаса.

Он не слушал, не хотел слышать. Для него я осталась причиной смерти Кости.

Мне тогда было всего четырнадцать, и я просто хотела, чтобы меня проводили домой.

Когда я добираюсь до него, дыхание сбивается, пальцы дрожат, колени саднят, а пыль липнет к коже. Смех стаи давит сильнее, чем стены камеры.

Он наклоняется и медленно проводит ладонью по моей голове, грубо сжимая волосы. Этот жест обжигает изнутри.

– Послушная волчица, – с хищной усмешкой произносит он.

Унижение обжигает каждую клетку. Я чувствую себя пустой вещью под его холодным взглядом.

Всё ещё стою на коленях у его ног, когда он облокачивается на спинку кресла и берёт кубок вина. Взгляд скользит по мне так спокойно, будто я часть обстановки.

– Сиди здесь, – произносит холодно, отрезанно, и продолжает обед, будто ничего не произошло. Вилка и нож звенят о тарелку, он ест неторопливо, не обращая на меня внимания. Но это «сиди здесь» звучит, как цепь на шее.

Волки ведут беседу без стеснения, и каждый их звук словно пощёчина моему самолюбию. Я стараюсь не двигаться, не поднимать глаз, хотя внутри всё бурлит. Когда он откладывает приборы, я на мгновение застываю, надеясь, что это конец. Но нет. Стас вытирает руки салфеткой, бросает её на стол и устремляет взгляд прямо на меня.

– Ползи. – Одно слово, сказанное так же буднично, как и его приказ минутой раньше. – Принеси Артёму чашу. Пусть и он попробует, что здесь подают.

Я застываю. Сердце рвётся из груди. Ползти ещё раз. На глазах у всех. Не к нему – к его бете.

– Давай, Алина, – его голос становится ниже, опаснее. – Покажи, что ты умеешь быть полезной не только мне.

– Стас, пожалуйста… не надо, – голос дрожит. Слова звучат неуверенно, будто я сама не верю, что могу его остановить.

Он медленно поворачивает ко мне голову. Взгляд пронзает до костей, и я тут же понимаю – ошиблась.

– Ты что-то сказала? – голос звучит тихо, но от этого только страшнее. Стая мгновенно замирает.

Опускаю взгляд, не в силах выдержать его пристального взгляда.

– Ты, кажется, забыла, – голос звучит тихо, но уверенно, а дыхание холодит мою щеку, – какое наказание предусмотрено за непослушание.

Сердце сжимается, дыхание перехватывает. Кажется, вся стая затаила дыхание, ожидая, сломлюсь ли я окончательно.

– Я приму твои условия, – голос дрожал, но я держалась.

Стас усмехнулся ледяной насмешкой:

– Торговаться? Ты никто, Алина. Жалкая омега, забытый трофей.

Зубы сжаты, руки дрожат, но я не сдаюсь.

– Стас… Там дети, женщины… – голос хрипит, слёзы жгут глаза, но я держусь.

– Когда-то я тебя хотел, – его слова режут по сердцу . – Теперь ты вызываешь у меня лишь отвращение. Хотя… я не против, если ты будешь мне служить.

Зал наполнился смехом и одобрительным рычанием. Для стаи это было зрелищем, для него – очередным подтверждением власти. А для меня… это был момент, когда пришлось проглотить свою гордость.

– Все вышли, – мой громкий рык эхом разнёсся по залу, ударяясь о каменные стены.

Никто не осмелился возразить. Сначала послышались тяжёлые шаги, кто-то потянулся к оружию, кто-то поднял на меня взгляд, но тут же опустил его. Через несколько минут зал опустел.

Остались только мы.

– Ну что, Алина, – произнёс Стас, – теперь без зрителей.

Глава 13

Перевожу взгляд на Громову: лицо непроницаемо, но в глазах – вызов. Это мне нравится. Пусть молчит – и так всё ясно.

– Вставай, – бросаю коротко. – Мы едем в мою стаю. Здесь тебе больше не место.

Её молчание упрямее любого крика. Я усмехаюсь: ненавидеть меня она может сколько угодно, но выбора у неё нет. Подчинение – единственный путь.

Она поднимается. Голова опущена, но походка выдаёт ярость. Словно сдалась, и именно этого я добивался.

– Артём, займись остальными, – приказываю. Он кивает: всё будет сделано.

Жду, пока Алина сядет в машину. Она двигается медленно, будто каждое движение даётся с усилием, но всё же садится. Я захлопываю дверцу, обхожу и устраиваюсь рядом.

Мотор урчит, машина трогается. Я смотрю вперёд, краем глаза следя за ней. Пальцы сжаты, губа прикушена, взгляд уходит в сторону.

На моей территории она станет моей. И только моей.

Ворота распахиваются, машина въезжает внутрь. Двор оживает: волки поднимают головы, молодняк замирает, старшие переглядываются. Все понимают, кого я привёз.

Алина сидит рядом, вцепившись в ткань юбки. Её глаза жадно скользят по деталям: каменные стены, тренировочная площадка, дома молодых.

– Давно я здесь не была, – тихо произносит она.

– Не увлекайся, – рычу. – Ты не в гости.

– Знаю, – холодно отвечает, отворачиваясь к окну.

Я улыбаюсь. Характер не сломлен – это интригует.

У главного дома я выхожу первым и жду её. Напряжение витает в воздухе: прислуга и охрана уже знают о нашем приезде.

Веду её внутрь. Широкие коридоры, высокие своды, пол, отполированный до зеркала. Дом говорит не о богатстве – о власти.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.