Все чудовища Севера

Глава 1

Без сомнения, она оказалась в Хельхейме. Царстве Мёртвых, где время текло как густой мёд, а воздух был наполнен тишиной, давящей на уши, словно глухой звон колокола. Серый туман, будто погребальный саван, окутывал бескрайнюю равнину, скрывая горизонт и растворяя границы между небом и землёй.

Под ногами хрустел лёд, добравшийся до всех уголков Девяти Миров, и Хельхейм не стал исключением. Он стонал под поступью невесомых шагов мертвецов, будто тысячи душ были заточены в вечной мерзлоте без возможности выбраться.

Вдалеке, едва различимый сквозь пелену тумана, возвышался страшный корабль, сплетённый из ногтей мертвецов. Это Нагльфар. Корабль мёртвых, который вскоре по замёрзшему морю, соединившему Царство Тьмы и Мидгард, выступит, чтобы сразиться с людьми.

Его мачты, чёрные как смоль, упирались в низкое небо, а палуба кишела тенями. Мёртвые, хоть и давно потерявшие ощущение времени, суетились и готовили корабль к отплытию. Ничто другое не могло бы заставить их двигаться столь встревоженно, как приближающийся конец света. Их движения были резкими, а глаза пустыми – но в них горел холодный, безжизненный огонь. Казалось, что их движениями управляет не воля, а какая-то невидимая сила.

Они были тенями, лишь отблесками и отзвуками тех, кем являлись при жизни. Хельхейм населён теми, кто умер постыдной смертью. От старости или болезни или чью смерть валькирии, кружащие на полях сражений, посчитали недостойной для Вальхаллы. Воины, крестьяне, старики, больные, дети и женщины.

Их фигуры были полупрозрачными, словно сотканными из тумана и пепла. В основном все были одеты в лохмотья, которые, возможно, при жизни были платьями и доспехами, но теперь висели на них как клочья тьмы. Некоторые несли на себе следы причин, которые привели их в Царство Хель: отрубленные конечности, болезни, глубокие порезы на шее – свидетельства неожиданного предательства под покровом ночи.

Седые старики тащили к кораблю потёртые доспехи. И если облачение эйнхерий Одина, воинов, что после смерти только и делали, что готовились к величайшему последнему сражению, было покрыто золотом, то доспехи и щиты мертвецов Хельхейма были тусклыми и пыльными.

Каждый предмет, что мертвецы передавали друг другу в молчании, выстроившись в цепочку, казался древним, словно его вытащили из глубин времени, но при этом источал затаённую опасность.

Нагльфар возвышался над всеми и был так огромен, что, несомненно, вместит каждого мертвеца, попавшего в Хельхейм за всю историю времён. Корпус, сделанный из ногтей мёртвых, блестел тусклым, почти чёрным светом. Паруса, сшитые из кожи, хлопали на ветру, издавая звук, похожий на стон. На носу Нагльфара был вырезан змей. Точь-в-точь тот, который ныне покоится на горизонте Мидгарда, сражённый Тором. А на корме корабля, смотрящей в обратную сторону от змея, расположилась волчья морда. Три символа грядущего Рагнарёка – Ёрмунганд, Фенрир и Хель, что возглавляла армию.

Хозяйка руководила мрачными молчаливыми сборами. Она стояла на скале, грозно осматривая свои владения. Её фигура выделялась так же ярко, как некогда и луна среди звёзд. Она была высокой и стройной, а взглянув на неё с одной из сторон, можно было ошибочно принять её за красавицу богиню. Но это было совсем не так.

Повернувшись прямо, она являла свой истинный лик. Там, где заканчивалась прекрасная половина её лица, край кожи съёжился. Под ним выступали кости, а вторая глазница была пуста – противоположность прекрасного яркого глаза, излучавшего опасный огонь. Кожа на разложившейся половине если и была, то она была чёрной и потрескавшейся, как обугленное дерево. Прекрасные локоны с одной стороны и слезший омерзительный скальп с другой.

Хель была одета в платье, лишь при близком рассмотрении напоминавшее погребальный саван. Тонкую шею украшало ожерелье из косточек, которые при неспешном, почти неуловимом движении царицы лишь слегка позвякивали. И казалось, что это единственный звук, разносившийся по Хельхейму.

Её присутствие ощущалось всеми вокруг. Мертвецы, даже те, кто казался потерянным в своих действиях, поворачивали головы в её сторону, будто сверяясь, всё ли они делают верно. Никто не смел ослушаться её немых приказов.

Хель, будто подхваченная облаком тьмы, спустилась на палубу. Мёртвые отшатнулись от неё в страхе. Но безмолвная госпожа, словно не замечая бестелесных духов, оценивающе осматривала Нагльфар. Прикосновения её пальцев к бортам оставляли чёрные следы, будто в этих местах корабль начинал гнить.

Она была не просто владелицей Хельхейма, но и воплощением самой смерти – один взгляд на неё даже мёртвое сердце заставит сжаться от ужаса.

Мертвецы отворачивались, пряча глаза и пустые глазницы. И Хель проплывала мимо, не удостаивая никого своим вниманием.

Но взгляд её единственного живого глаза привлёк светлый дух, стоящий на носу корабля. Он ярко выделялся из мрачного тумана, который из своих прозрачных тел формировали мёртвые. Его свет непривычно и неуместно прорезал тьму Хельхейма, что заставляло Хель щуриться, бросая на него свой взор.

Бальдр смотрел на горизонт, зная, что совсем скоро он вместе с мертвецами выдвинется по замерзшему морю в Мидгард. Когда верхний мир богов, Асгард, перестанет крепко держаться на ветвях умирающего Мирового Древа, а Хельхейм не остановят его корни, они сомкнутся, став единым с Мидгардом. Хель прикажет ему сражаться против богов и людей, но вряд ли Бальдр сможет поднять своё оружие.

Когда-то, а ему казалось, что бесконечно давно, ведь память мертвецов забывает течение времени, он был светлым Богом Весны. Сыном самого Одина и его жены богини Фригг, обласканный заботой матери, любовью отца и верностью друзей. Но был предан коварным Локи. И свидетельство того торчит из его груди стрелой из омелы.

Когда-то друзья забавлялись его неуязвимостью, ради шутки пуская в Бальдра копья и стрелы, заведомо зная, что они не причинят тому вреда. Словно мальчишки, они беспечно веселились, не предугадывая грядущей беды. Хоть смерть его была предсказана давным-давно, но Фригг приложила все свои усилия, чтобы защитить сына. Пройдясь по всем мирам, она взяла клятву с каждого камня, клинка, цветка, всего живого и неживого, что они не причинят вреда её любимому сыну. Пропустив лишь росток омелы, посчитав его безобидным, молодым и нежным. Он и стал его погибелью.

Хель поравнялась с Бальдром, проследив за его взглядом. Заполучив в свои смертельные объятия любимого всеми бога, которого поклялись не трогать даже самые заклятые враги Одина, она ликовала. И пусть его свет, щекочущий взгляд её единственного глаза, привыкшего к темноте и серости, раздражал, но для Хель не было большего удовольствия, чем знать, что она досадила Одину и богам.

Её взгляд опустился к торчащей из груди Бальдра стреле. Свидетельству того, что никто не сможет избежать смерти.

Костяная рука потянулась вперёд, а потом Хель резко выдернула стрелу. Мгновенно из прозрачной она стала плотной и вполне осязаемой. Бальдр охнул от неожиданности и будто только сейчас заметил присутствие хозяйки.

Улла, которая всё это время была только незримым наблюдателем, вздрогнула, когда Хель повернулась к ней и улыбнулась краем живых губ, сжимая в руках стрелу из омелы.

«И даже бессмертный падёт».

Глава 2

Улла очнулась, словно вынырнула из ледяной пучины. Воздух был густым, пропитанным дымом ритуального костра, который трещал и вспыхивал, отбрасывая длинные пляшущие тени на деревья. Лес вокруг неё был тихим, но неспокойным – тишина была напряжённой, словно сама природа затаила дыхание в ожидании грядущего. Глаза Уллы медленно привыкали к свету, но видение уходило неохотно, задерживаясь тёмными пятнами в свете костра.

Оставшиеся тени двигались, продолжая собирать оружие на огромный корабль. Даже тень величественной Хель ещё мерещилась. Она сжимала в руках стрелу и смотрела прямо на Уллу.

Нагльфар, мачта которого, упираясь в небо, отражалась в жёлтых глазах Фенрира, внимательно следившего за вёльвой, последним растворялся в темноте.

В воздухе ощущалась смерть.

Улла вдохнула полной грудью, и мороз обжёг её лёгкие. Ритуальный костёр догорал в полутьме, и казалось, что во всём мире она осталась одна. Хати, волчий сын Фенрира, что сожрал луну с неба, бродил где-то на скалистых фьордах, свысока освещая тусклым светом из своего брюха замёрзшее море. Сколль, его брат, едва различимый в темноте, прохаживался по льду, словно мерил шагами мир, который теперь принадлежал им.

Только Фенрир был рядом с Уллой. Его массивные лапы, подмявшие под себя стволы деревьев, возвышались над ней. Фенрир сидел словно изваяние из камня, смиренно ожидая окончания ритуала. Сколько длилось видение и знал ли волк о нём, Улла не догадывалась. Но когда она попыталась подняться на ноги, оказалось, что ноги затекли и с трудом могут шевелиться.

– Ты тоже это видел? – прошептала Улла.

– Мне не нужны видения, чтобы знать будущее.

Улла вздрогнула. Она раньше никогда не слышала голос Фенрира так чётко, как если бы говорила с кем-то из людей. Чудовищ, как и богов, она ранее лишь ощущала. Всё, что они хотели сказать ей, было похоже на собственные мысли, но родившиеся не в её голове.

– Я всё ещё в мороке видений или же ты и вправду говоришь со мной?

Фенрир, теряющийся в вышине и кажущийся частью леса, так, что выделялись только его глаза, склонил голову набок.

– Всё меняется, Улла Веульвдоттир, – голос волка был низким и утробным, рождающимся где-то в глубине его огромного тела. – Твой мир и мой гораздо ближе, чем несколько дней назад и чем многие века до этого. Мидгард, Асгард и другие обиталища соединяются, становятся одним целым.

Улла подняла глаза на исполина. Теперь она была наедине с волками, будто миры мифов и предсказаний, ранее витавшие в воздухе и передававшиеся из уст в уста, впустили её. Вокруг больше не было людей, которые бы не верили ей, а только волки, подтверждающие реальность её видений.

Улла стала частью великих миров. Частью Рагнарёка. И уже никто бы не смог сказать обратного.

Однако не было рядом и тех, кто бы это признал.

Улла поёжилась, ощущая своё одиночество. Был ли смысл в собственной правоте и величии, если не было людей, преклонившихся перед этим?

– И вскоре к нам примкнёт ещё один мир, – вздохнула вёльва, провожая глазами последние очертания мрачного корабля среди деревьев. – Я видела, как богиня Хель собирается в Мидгард. И вскоре мертвецы навестят нас.

Если бы можно было говорить о том, что волки умеют улыбаться, то именно на это сейчас было похоже выражение морды Фенрира. Пасть слегка растянулась, обнажая огромные клыки, а глаза сощурились. Однако подобная улыбка лишь пугала, ведь Фенрир с лёгкостью мог перекусить своей пастью целый драккар. Волкам бы не составило труда обратить людей в свою веру, продемонстрировав невиданную мощь и силу, но они уверили Уллу, что она нужна им для этого.

– Ты сказал, что в грядущем сражении люди смогут полагаться на чудовищ так же, как полагались на богов. Но разве Хель не является твоей сестрой, как и мирового змея Ёрмунганда? – Улла запрокинула голову, набралась смелости и без страха взглянула в глаза Фенрира. – Будешь ли ты и твои сыновья выступать против Богини Смерти, когда она придёт в наш мир?

– Кто бы ни правил во всех Девяти Мирах, кто бы ни сражался на поле боя и сколько бы столетий ни прошло, но у смерти всегда одна цель. И она вечна. Для богов, великанов, людей и чудовищ. Только глупец думает, что может уйти от смерти.

Улла вздрогнула, вспомнив о Скалле, ведь именно он и насмехался над смертью, легко уходя от её неминуемого прикосновения. И сама Хель, зная, что даже бежавший от смерти Бальдр пал перед неизбежным, приняла новый вызов от того, кто мнил себя бессмертным.

Воистину, Фенрир был прав. Лишь смерть была вечна в любых сражениях и любых мирах. Даже Один смирился с тем, что предсказала ему старая вёльва о конце его жизни.

Волк вытянул лапы и опустился на брюхо. Отсветы огня заплясали на его тёмной шерсти, а глаза стали тёплыми, будто зажглись ещё два костра. Улла присела на поваленное дерево напротив, разглядывая чудовище.

– Значит ли это, что Хель заберёт Скалля? – выдохнула девушка. – И ничего нельзя сделать?

– Что же будет, когда минет Рагнарёк? И выживет ли кто-то из людей? – Когда Фенрир говорил, его нижняя челюсть слегка подрагивала, а глаза пристально смотрели на Уллу. – Если бы ты прислушивалась к видениям, то знала бы, чем окончится поход твоего вождя. И была бы куда полезнее для людей. И нас.

Улла вся сжалась от этих слов. Боги упрекали её в том, что она долгое время игнорировала их зов, не передав людям наставления. Люди упрекали в том, что не способна указать верный путь. И ей казалось, что Фенрир и его сыновья, сказавшие, что она нужна и приведёт к ним людей, нуждались в ней и верили в её силу. Но выходило, что даже чудовища сомневались в её возможностях.

– Твой могущественный род происходит от той, кому было открыто всё. Видения её касались не только грядущего, что случится совсем скоро, но и прошлого и бесконечно далёкого будущего, – вкрадчиво наставлял волк. – Ей было открыто то, как миры появились на свет. Она видела великую бездну Гиннунгагап, когда в ней не было ничего, даже великана Имира, из чьей плоти создали землю, а из крови – океан. Видела рождение Одина и богов. – Фенрир облизнулся, проведя тёмным языком по блеснувшим во мраке клыкам, будто пробуя кровь богов на вкус. – И она видела их смерть. Не величайший ли это дар, знать прошлое и будущее миров?

Сделав паузу, волк наблюдал за такой маленькой вёльвой, в которой собралась вся мощь прошлых великих предсказательниц.

– Однако её сила истощилась в потомках.

Улла скривилась от неприятных слов.

– Ты не считаешь меня великой?

– Ты глуха к пророчествам. Пренебрегаешь своим предназначением. Не умеешь толковать видения, – голос волка звучал обвинительно, он не пытался смягчить резкость своих слов.

Улла хорошо это ощущала. Было глупо думать, что такие великие существа, как волк Фенрир, которого боялся сам Один, и его сыновья, поглотившие солнце и луну, по-настоящему нуждались в помощи юной вёльвы. Но ведь так они и говорили ей, предвкушая, что Улла приведёт к ним людей и обратит в их веру.

– Зачем же ты искал меня, о могущественный Фенрир, если моих сил и знаний недостаточно для твоих великих целей? – дерзко выкрикнула она, вскочив на ноги.

Её досаде не было конца, Улла ощущала, как величие вновь ускользает от неё. Будто недостаточно было того, что и боги, и чудовища искали её на исходе мироздания. Важность её фигуры на поле Рагнарёка казалась ей очевидной. И уж точно она не думала, что придётся раз за разом доказывать им что-то. Казалось, что самого факта её существования и возможности ворожить должно быть достаточно, чтобы отчаяние людей гнало их к её ногам. А тех, кто желал что-то сказать людям из других миров, обратиться к ней, чтобы передать свои слова.

– Иных вёльв больше нет, Улла Веульвдоттир. Ты не лучшая из всех, ты лишь последняя.

Комок подступил к горлу, она задышала часто и прерывисто.

– Тор обратил свой взор на меня, стоило мне лишь попросить, – сквозь зубы прорычала она, вытягивая шею вверх, будто стараясь дотянуться до морды Фенрира.

– А сколько же Тор кричал тебе в преддверии конца! – волк выдохнул клубок пара, взметнув снег и листву вокруг вёльвы. – Боги предупреждали тебя обо всём, но слушала ли ты? Хоть Тор перед своей гибелью и одарил людей благословением, но, как и многие боги, знал, что среди зовущих на берегу избранных уже нет.