Все чудовища Севера
Новая волна тяжёлого пара изо рта волка сшибла Уллу с ног, и ей пришлось снова сесть на промёрзшее холодное бревно, скользнув по нему руками. Тёмная кора впилась в красные ссадины на ладонях.
Покорно склонив голову, Улла сидела так какое-то время, ощущая, как волк нависает над ней. Захочет, съест её в мгновение ока. Но он хотел лишь унизить Уллу. Комок в горле нарастал, ей хотелось кричать, но разве может хрупкий человек диктовать что-то великому чудовищу?
Был ли он прав?
Глубоко внутри Улла знала это, ведь уже понимала, что боги злы на её глухоту. Невозможно было это признать, но уверенность её надломилась.
– Что же ты хочешь от меня? – собственный голос показался ей жалким мышиным писком под занесённым сапогом. – Я не привела к вам людей Скалля, как вы того хотели.
Фенрир мягко расслабил массивные плечи и посмотрел туда, где превращались в тёмную бесформенную бездну силуэты деревьев. Они были там, где их оставил Скалль. С одной стороны – промёрзшее море, с другой – леса и каменные хребты, тянущиеся далеко вглубь земель Рогаланда. По одну руку – разрушенный вдалеке Ставангр, перерубленный невидимой цепью Глейпнир, что держала на привязи Фенрира; по другую – скалистый путь в земли Агдир, лежащие теперь между Уллой и Вестфольдом, где расположился город Борре. Скалль уже давно должен был быть там.
Но Фенрир смотрел не в ту сторону, куда направился бессмертный конунг и его люди. Его взор устремился туда, где среди мрачного леса виднелись силуэты горных вершин.
– То не единственные люди, – задумчиво произнёс он. – Но тебе стоит понимать увиденное. Ведь твоя единственная прямая обязанность – толковать видения и знаки.
– Разве ты не можешь просто рассказать мне о будущем? Направлять, чтобы я передавала твои слова людям?
– Мне льстит твоя вера. Но Девять Миров живут своей жизнью, а кроме Одина и Тора есть множество других богов. Их знания витают в воздухе, но грядущие события открываются не всем. То, о чём знаю я, может не ведать Один. И наоборот.
– Я многое вижу.
– Но не знаешь, что с этим делать. И пока способна только на бахвальство.
– Вот бы пророчества были такими же ясными, как твоё поношение моих способностей, – огрызнулась девушка, кутаясь в накидку и рассматривая догорающие поленья в костре, не решаясь встретиться взглядом с волком.
– Будущее сложно. Куда проще излагать очевидные вещи. – Фенрир медленно подвинулся ближе к вёльве, закрывая её своим телом от пронизывающего ветра, словно каменная стена дома. – Чтобы звучать убедительно, нужно знать, о чём толкуешь. Ты же пока видишь, но не понимаешь. И если не станешь хоть вполовину такой сильной, как заявляешь, то наследие твоих прародительниц растворится в Гиннунгагапе.
Улла сползла на подстилку из можжевельника, закутавшись в накидку. Признавать правоту волка было тяжело, но более игнорировать собственную силу она не могла. Ведь знала, что может гораздо больше, чем простые ритуалы. Раскидать руны под ногами смогла бы любая женщина, даже не имеющая в своём роду сильных вёльв. Но если уж силы многих были сосредоточены в ней, Улла должна была открыться и впустить в себя голоса и видения других миров, соприкасающихся с Мидгардом.
– Я видела Хель, которая собирает свой корабль Нагльфар с мертвецами. По замерзшему морю они выступят, чтобы сражаться, – пробормотала Улла, закрывая глаза и вспоминая туманные образы. – Я видела светлого Бальдра, чью грудь пронзила стрела. И стрелу эту Хель забрала себе.
Фенрир обдавал её спину тёплым дыханием, отчего тело Уллы расслабилось, готовясь провалиться в сон.
– Но знаю я также и о том, кто придёт после Хель. Предсказано, что огненный великан Сурт сожжёт все миры дотла, – прошептала Улла.
– И отец мой придёт, – протянул Фенрир почти мечтательно. – Когда миры сойдутся, немало тех, кого ты считала лишь сказками, ступит на землю Мидгарда. Пусть сердце твоё будет открыто для каждого желающего говорить. А Локи, отец мой, захочет говорить с тобой.
– Для чего говорить хоть с кем-то, если конец предрешён? Мёртвые ждут нас, чтобы убить. А если выживет кто – сгорит в огне…
– Нечего тебе волноваться о Хель и Сурте, – волк покачал головой. – Грядущего не изменить, но вскоре ты узнаешь, как обернуть его на пользу.
– Что толку от пророчеств, если их не избежать даже богам? – вздохнула Улла.
– Возможно, суть в том, что удастся успеть до срока их исполнения? – задумчиво произнёс Фенрир, положив голову за спиной Уллы.
Думая над этими словами, вёльва ощутила, как проваливается в сон. Хотела бы Улла остаться одной хотя бы там, но видения не покидали её. Или то было буйство беспокойного разума – она не могла отличить одно от другого. Как и не могла остановить то, что видела. Армию Скалля, идущую в бой перед Борре, звенящее оружие и крики, оглушающие Уллу сквозь сон. Будто валькирия, она летала над людьми, наблюдая за сотнями смертей. Она видела, как один за другим все, кого она обещала направлять, умирают на льду. И видела, как погибли Скалль и Торгни.
Глава 3
Тьма в тесной темнице Борре была густой, как дёготь, и холод пробирался до костей, словно ледяные пальцы мертвецов. Скалль сидел, прислонившись к стене, сложенной из грубых камней, скреплённых глиной и мхом. Его запястья были скованы прочными цепями, пропущенными через железное кольцо в стене. Пол под ним был устлан прелой соломой, а в углу стояло деревянное ведро с холодной водой – единственное, что напоминало о милосердии победителей.
Высоко под потолком, в узком оконце, мерцал бледный свет. Скалль поднял голову и сквозь пелену увидел кровавое зарево над замёрзшим фьордом. Там, вдалеке на льду, лежали практически все его воины. Но главное – где-то там был Торгни.
– Зачем? – в сотый раз задал себе вопрос Скалль.
Теперь у него было слишком много времени, чтобы думать. Много пустоты и тишины. Мысли лениво блуждали по краям сознания, но начать цепляться за какую-то из них означало бы нырнуть в чёрную пучину, где ждало осознание всего, что он натворил.
Скалль сомкнул веки, но перед глазами снова встал тот миг: Торгни стоит на коленях, а копьё входит в его спину, пронзая насквозь. Ещё мгновение – и он исчезает подо льдом. И всё, Торгни не стало. Он сражался до последнего, но только теперь Скалль отчётливо понимал – не за себя, а за него.
Как безрассудно он верил, что этого не может произойти. Впрочем, и сам Торгни верил – свидетельство тому его последний взгляд. Он скорее недоумевал, чем прощался. Так странно, что это произошло.
Скалль резко открыл глаза, задыхаясь, будто снова прижатый ко льду массивными телами своих врагов. Грудь обожгло, пальцы вцепились в солому под собой, ногти царапнули каменный пол.
– Зачем?
Он снова спрашивал. Зачем он так упрямо шёл сюда? Зачем изгнал Уллу, вдруг волки изменили бы исход сражения? Зачем он не послушал Торгни и Ракель, почему не сдался? И главное – зачем боги даровали ему бессмертие, если не хотели даровать ему победу?
Три долгих года он верил в то, что делал, а найдя Уллу, смог убедиться, уверовать в свой поход. Скалль вёл людей через снега и пепелища, обещая спасение. Но Борре не был убежищем. Борре всегда был его местью. Только Скалль смог заставить себя поверить в обратное и быть достаточно убедительным перед людьми, когда обещал им спасение в Рагнарёк. Всё так удачно складывалось, но потеряло смысл, когда умер Торгни.
Много лет только жажда мести руководила Скаллем. День за днём он мечтал стать сильнее и иметь достаточно людей, чтобы вернуться в Борре и отомстить Хальвдану. Когда брат стал вождем Вестфольда, слава о нём разнеслась среди народов. В то время как сам Скалль оставался безродным северным щенком, которого бросили только потому, что не смогли добить.
Шрам на шее, оставленный когда-то рукой Хальвдана, ныл, напоминая о жестокости маленького ребёнка. Не только сейчас, но и каждый день на протяжении этих долгих лет, будто оставленный вчера. Столько лет он копил в себе злобу, как дракон – золото.
Звякнул засов, дверь в темницу скрипнула и открылась.
Свет факела ударил в глаза, и Скалль, щурясь, поднял голову. В проёме стоял Хальвдан.
Он был одет совсем иначе, не так, как когда они встретились на льду несколько дней назад. Простая шерстяная туника, подпоясанная кожаным ремнём с медной пряжкой, выглядела бледно на фоне его прошлых праздничных одежд. Он зашёл без доспехов, без оружия.
– Ты жив.
Голос Хальвдана был тихим. Скалль всё думал, почему брат тянет с визитом.
– Так долго подбирал слова и получилось только это?
Скалль поднял глаза, откинув голову. Его чёрные волосы обрамляли исхудавшее лицо, на котором острый нос и жестокие глаза смотрелись устрашающе.
Хальвдан сделал шаг вперёд, и свет факела упал на его руки – они дрожали.
– Я думал, ты мёртв. Все эти годы.
Скалль усмехнулся.
– Жаль, что нет?
Ярл только покачал головой. Он опустился на корточки, чтобы быть на одном уровне с братом и заглянуть ему в глаза. Теперь их лица были так близко, что Скалль видел каждую морщинку вокруг глаз Хальвдана, седину в тёмной-тёмной бороде. Он бы никогда не узнал в этом воине своего брата. Но он точно был похож на отца, в то время как Скалль всегда отличался, что и стало причиной ненависти.
– Я рад, что ты здесь. Нам многое надо обсудить, верно, младший братец? – Ярл попытался улыбнуться, но его глаза, удивлённые и скорбные одновременно, выдавали его невесёлое настроение.
Скалль резко дёрнул руками, и железные цепи звонко ударились друг о друга.
– Ты мне не брат.
Хальвдан вздохнул, потирая ладонью идеально расчёсанную бороду.
– Где ты был все эти годы? – спросил он наконец. – После того как… После того, что случилось…
– После того, как ты пытался перерезать мне глотку? – Скалль нарочито медленно провёл пальцами по шраму, тянущемуся от уха до ключицы. – Мать не сказала, что тебе не удалось меня убить?
Хальвдан молчаливо встал на ноги, прошёлся по тесному помещению и воткнул факел в отверстие в стене. Тени заплясали на их лицах, а за окном сумерки наконец-то схлопнулись до абсолютного мрака. Хальвдан сел на солому, прижавшись к стене напротив. Перед тем как ответить на повисший в воздухе вопрос, он долго собирался с мыслями.
– Я думал, что убил тебя.
– Ты этого хотел, – отрезал Скалль, не отрывая взгляда.
Хальвдан резко подался вперёд, и тень от его фигуры заколебалась на стене.
– Да, Скалль, – признал он, и голос его впервые зазвучал громче, чуть сорвавшись на хрипоту. – Я был ребёнком, любившим своего отца.
– Но не любившим своего брата.
Хальвдан вновь провёл ладонью по бороде, крепко сжав её в кулак – будто пытаясь унять дрожь в пальцах.
– Мать не проронила ни слова с того самого момента, – прошептал он. – Она была молчалива до самой смерти.
Скалль еле заметно сглотнул. Внезапно он снова увидел её – высокую, строгую, со смоляными волосами, заплетёнными в тугие косы, как у воинственных валькирий. Помнил, как она стояла на берегу по колено в воде, когда корабль увозил его на север, и не проронила ни слезинки. Не сказала ему ничего на прощание. Не дала ему ничего на память.
– Она выбрала тебя, – пробормотал он. – Отправила меня к чужакам, чтобы у отца остался только один сын. Я не сразу понял, почему вы трое меня так ненавидели, но пожил достаточно лет, чтобы узнать, по какой причине женщины не смотрят в глаза мужьям. Она не вынесла стыда и избавилась от плода неверности.
Хальвдан покачал головой.
– А я пожил достаточно лет, чтобы узнать, как непроста жизнь, – он виновато опустил глаза, пока Скалль продолжал давить на него своим тяжёлым взглядом. – Не знаю, помнишь ли ты, какой была наша мать раньше… Впрочем, ты был слишком мал, чтобы запомнить.
– Я помню её, – холодно бросил Скалль.
– Значит, помнишь, что она не умела говорить о своих чувствах или объяснять нам устройство мира. Я видел гнев отца и лишь хотел быть достойным сыном.
– Убив брата!
– Я был ребёнком! Я видел в тебе зло, разрушающее нашу семью!
– Ты был ужасно глупым ребёнком, – Скалль запрокинул голову так, что затылок ударился о стену.
– Твоя правда, – с тоской согласился Хальвдан. – И я ненавидел себя все эти годы, думая, что я – братоубийца. А потом, что именно я сгубил нашу мать, причинив ей твоей смертью боль, от которой она не оправилась. Каждый новый день я проживал, пытаясь искупить вину.
В темнице стало тихо.
– Это ничего не меняет, – отмахнулся Скалль. – И вину ты искупить не в силах.
– Ты жив. А значит, у меня есть шанс.
– Выпусти меня и отдай Борре. Весь долг это не покроет, но на какое-то время я забуду, как сильно ненавижу тебя.
Хальвдан сдавленно усмехнулся и поднялся на ноги.
– Я пришлю тебе еду и чистую одежду. И если ты будешь готов поговорить вновь – я приду. – Он взял факел, пламя заплясало и отразилось в его зрачках. – Но забудь о Борре. Ты выйдешь отсюда только как мой брат и союзник.
Скалль яростно вскочил на ноги и подался вперёд, но цепи удержали его на расстоянии вытянутой руки от Хальвдана.
– У меня был только один брат! – вскричал он. – И Торгни умер на льду, пытаясь спасти меня!
– Значит, у тебя есть много поводов подумать над тем, к чему привела твоя ненависть, – печально вздохнул Хальвдан. – Я думал над этим всю жизнь, так что знаю – тебя ждут муки. Найди в них смысл стать лучше, чтобы смерть твоего брата не была напрасной.
Когда засов с ржавым лязгом запер дверь, последние слова ещё звучали в крошечном помещении. Скаллю пришлось закрыть уши ладонями, чтобы перестать их слышать. Но их обвиняющий смысл не мог его оставить.
Глава 4
–Ты сказал, что есть и другие люди! – Улла вскочила на ноги, резко смахивая сон.
Но Фенрира рядом не было. Только потухший костёр и огромный след позади Уллы – свидетельство того, что большое чудовище было здесь. Снег нападал вокруг его тела, оставив высокие сугробы, когда сам волк встал и ушёл.
Улла выдохнула и протёрла глаза. Хоть засыпала она, раздумывая над иными словами Фенрира, но на грани сна и яви отчётливо осознала большую значимость сказанного волком: «То не единственные люди».
Сон мгновенно ушёл, а сердце рьяно забилось. Неужели Скалль был не единственным, кто уберёг множество людей от наступающей зимы? И не только люди в Борре имели шанс справиться с надвигающейся бурей. Сколько же их, целых племён или деревень, которым удалось выжить, когда погасли солнце и луна? Успели ли они сберечь что-то перед наступившим холодом и голодом?
Не наблюдая рядом волков, Улла посильнее закуталась в одежду. Подобрав горсть снега, она провела им по своему лицу, вздрогнув от холодного прикосновения. Пока ещё она чувствовала ноги, Улла кинулась к обрыву, чтобы найти глазами своих гигантских союзников. Ступать было опасно, из-за постоянно валившего снега и пронизывающего ветра края скалистого обрыва превратились в лёд. И не составляло труда поскользнуться и полететь вниз.
Улла припала на колени и доползла до края. Под ней был тот самый берег, на котором её оставил Скалль. Теперь, при свете солнца, пробивающегося из брюха Сколля, Улла могла рассмотреть это место. Совсем маленькая бухточка. Песок, к которому они спустились несколько дней назад с отвесного утёса, чтобы добраться до приблизившихся кораблей, уже покрылся белым инеем, а лёд на море собрался колючими уголками там, где вода должна была встречаться с берегом.
Здесь она в последний раз видела людей. Здесь Скалль отказался от неё, бросив с волками. Ей совсем не хотелось верить, что Скалль был готов к тому, что она погибнет, оставшись с чудовищами. Они могли сожрать её, могли бросить одну. Без воды, без еды, без оружия. Неужели Скалль настолько жесток, что обрёк Уллу на страшную смерть в холоде и голоде?
Закрыв глаза, Улла вспоминала их последний разговор. Лицо Скалля, его твёрдый голос, полный разочарования. Всплески воды, когда он и его люди удалялись.
Но если Скалль был непреклонен в своих решениях, то разве Торгни не кинулся бы в воду, не найдя Уллу на корабле? Разве он не остался бы с ней, понимая, что одна Улла здесь погибнет?
Сердце сжалось от боли. Хоть кто-то должен был подумать о ней. Разве могли все разом смириться с её смертью? Торгни бы так не поступил. Но ведь и он был готов отказаться от неё, надеясь, что новый избранный будет куда умнее, чем Скалль и Улла.
Нашёл ли он своего нового избранного? Нашёл ли в нём то, что искал, и предал ли Скалля в итоге, как предал и её саму, оставив умирать?
Улла открыла глаза. Она не знала, проиграл ли Скалль битву, к которой так долго стремился, и что теперь с ними всеми сталось. Но всё ещё была уверена в том, что он совершил ошибку. Как бы то ни было, но волки могли изменить ход событий, если бы люди повиновались им. Одной своей лапой Фенрир мог бы снести десяток воинов, а в пасти его погибло бы больше воинов, чем от рук всей армии Скалля.
Она всё ещё знала, что поступила верно.
Улла вдохнула морозный воздух и осмотрелась.
Фенрира внизу не было. Зато Хати, ночью верно освещавший Мидгард луной, довольный лежал на берегу, прикрыв глаза. Его сероватая шкура покрылась падающими с неба снежинками.
Сколль величественно сидел вдалеке. Солнце, бледно пробивающееся сквозь шкуру, искрилось на льду, ярко освещая всё вокруг. Улла залюбовалась этим великолепием. Сверкало всё – снег на скалах фьорда, лёд на море, а еловые деревья вновь заиграли зелёными красками. Света хватало на всё – даже отчётливо виднелся покрытый снегом силуэт мёртвого змея Ёрмунганда.
Волк сидел неподвижно, будто лишь выполняя своё прямое предназначение, – освещал Мидгард для людей.
Улла старалась осмотреться вокруг. Там, куда указывал Фенрир, говоря о других людях, начинались непроходимые леса, а за ними обледеневшие утёсы и холмы. Быть может, ему известно о деревушках, иногда располагающихся в глубине скалистых земель, которые объединились ради выживания так же, как сделали большие города на пути Скалля.
Ей не терпелось расспросить Фенрира о том, что ему известно и куда теперь он предложит ей держать путь. Эти несколько дней, что Улла в молчании провела в обществе волков, она тайком надеялась, что Скалль всё осознает и вот-вот вернётся за ней. Но к исходу второго дня ей уже стало ясно, что конунг не придёт. Фенрир и волки молчали, Улла ощущала лишь непреодолимую связь с их чувствами.
Как и прежде. Покинутые богами, как она людьми. Преданные Одином, как она – Скаллем. Но если в волках бурлила ненависть и желание мстить, то Улла совсем не могла найти в себе яростные чувства к конунгу. Только тоску по нему и обиду за то, что он по глупости предал предначертанный им союз.
Эти дни породнили её с волками. Она ощущала себя в безопасности рядом с ними. Но ровно до того момента, пока Фенрир не приказал ей обратиться к видениям и заглянуть в потусторонние миры. Будто проверяя вёльву и её силы, он задумчиво наблюдал за ней, а после сделал неутешительные для Уллы выводы.
Фенрир хотел не только использовать её, чтобы обратиться к людям, но и видеть в ней более сильную провидицу, чем она являлась сейчас. Быть может, подумала Улла, боги и чудовища уготовили ей куда более важную роль в будущем, когда мир изменится, чтобы она могла править людьми и помочь им возродиться. Тогда ей стоит слушать больше, чтобы знать, как и её великая прородительница, что было до сотворения миров и что будет после их крушения.
Пусть голос Фенрира и звучал обвинительно резко, а Улле было куда спокойнее, когда волк молчал с ней, но всё-таки она знала, что он прав. Она слишком долго избегала своего предназначения, но теперь оказалась одна среди великих чудовищ, лицом к лицу с наступившим Рагнарёком, а рядом нет бессмертного Скалля, который сможет защитить её. Ей следует много слушать и внимать, чтобы больше не допустить ошибок, из-за которых конунг не принял её слова всерьёз. И когда она встретит Скалля вновь, то будет знать, что ему сказать.
– Ты встретишь его не скоро, – голос Фенрира разрезал тишину.
Улла вздрогнула, её руки разъехались на льду. Волк подкрался сзади, что при его размерах казалось попросту невозможным.
– И вновь ты знаешь о будущем куда больше меня, – раздражённо фыркнула Улла и откатилась подальше от края, оттолкнувшись от камней и зацепившись за безжизненные прутья, торчащие из расселины. – Как знаешь и о тех других людях, которых хочешь обратить в свою веру. Но разве тебе не нужен был бессмертный конунг, чья власть над умами людей ничем не уступает моей?
– Его власть гораздо сильнее твоей, – Фенрир свысока смотрел на маленькую вёльву. – Однако время, когда мы снова встретимся с ним, ещё не пришло.
Улла встала на ноги и отряхнула платье и накидку от снега. Ей предстояло научиться самому сложному – терпению. И ещё более худшему – держать язык за зубами.
Волки вызывали в ней страх, хоть поначалу казалось, что их внимание к её особе вызвано уважением. Но на деле – а Улла уже ощущала это – волки искали её, чтобы она служила им. Так один из волков и говорил в её снах, и если бы Улла действительно умела отделять важное от очевидного в своих видениях, то отнеслась бы к пророчеству от волков с большей осторожностью.
– Почему мы не можем отправиться в Борре к людям? – настаивала вёльва. – Там тысячи людей, которые, увидев ваши благие намерения и услышав то, что ты говорил мне, с лёгкостью припадут на колени перед могуществом волков. К тому же в вашей власти освещать Мидгард днём и ночью по своему желанию.
– Разве солнце не в одной твоей руке, а в другой – луна? – усмехнулся Фенрир, сощурив свои пронзительные жёлтые глаза.
От этого взгляда Улла сжалась.
– Я говорила так, – смело ответила она. – И разве это было ложью? Я здесь. А солнце и луна рядом со мной, – она обернулась к морю и указала рукой на Хати и Сколля. – И те, кто, как и я, согласятся принять покровительство волков в тёмные времена, когда боги покидают людей, обретут солнечный и лунный свет.
Фенрир довольно склонил голову, будто принимая ответ вёльвы и соглашаясь с ней.
– Так почему же мы не пойдём за Скаллем туда, где собрались народы? – недоумевала Улла.
– Всему своё время. Придя туда сейчас, мы не найдём то, что ищем.
– Быть может, время для вас течёт иначе, но у людей его осталось совсем немного.
– Ты знаешь срок, который вам остался?
Улла прикусила губы, потрескавшиеся на ветру.
– Не знаю. Возможно, от того, что была невнимательна к своим видениям и глуха к богам.
– И это верно. Исполняй ты своё предназначение как должно, то была бы готова к тому, что ждёт твоего вождя. Кто знает, что сталось бы с его войском, если бы ты предупредила его?
Сердце Уллы сжалось. Она чувствовала, что быть беде. Ей стоило проявить настойчивость, смекалку, женскую хитрость – любые уловки, чтобы заставить Скалля верить ей. Но не нашла нужных слов, когда могла что-то исправить.
– Что же с ним стало? – шёпотом спросила она.
Фенрир смерил Уллу долгим взглядом, а затем встал во весь свой исполинский рост и, задрав высоко чёрную морду, завыл в пасмурное небо. Улла закрыла уши руками, ведь звук этот был настолько громким, что даже сердце затряслось в ужасе.
На зов отца откликнулся Хати, а через пару мгновений поднялся по скалистым уступам наверх. Сколль хоть и ответил отцу, но с места не двинулся, продолжая освещать Мидгард тусклым солнцем.
Хати опустился на брюхо перед отцом и прополз вперёд, прижав уши.
– Тебе выпала невиданная честь, Улла Веульвдоттир, – лукаво произнёс Фенрир. – Ни один бог не смог бы оседлать такого волка, как Хати. Но ноги людей слишком слабы, чтобы долго приносить нам пользу. Взберись на его спину и держись крепче, быть может, ему и не удастся скинуть тебя вниз.
Улла удивлённо распахнула глаза. Ехать верхом на волке? Настоящее безумие, граничащее с величием. Ведь даже если богам не удалось бы этого сделать, то значит, сейчас она куда могущественнее, чем они.
Девушка набралась смелости и обхватила Хати за толстую шерсть, взбираясь вверх. Он был меньше, чем отец, но тем не менее куда выше обыкновенной лошади. Да что там! Рост его был выше обычной хижины, и даже прижав голову к земле, он оставался огромным.
Хати недовольно дёрнул ухом, но ни он, ни Сколль не говорили с Уллой, оставляя её мучиться в догадках, заговорят ли вообще. Вот и сейчас волк, в чьём желудке совсем бледно виднелся полумесяц, как бывало на небе при свете дня, только дёргал ушами, но не произнёс ни слова. То ли не переча отцу, то ли не испытывая никакого неудобства от всадника на своём загривке.
Наконец, оседлав шею волка как спину коня, Улла вцепилась в шерсть, отчаянно боясь свалиться, и посмотрела на Фенрира. Хати, почувствовав, что она больше не бултыхается около его уха, медленно поднялся на лапы. Тогда Улла впервые взглянула на мир с такой высоты и охнула от страха и восторга. Морда Фенрира оказалась совсем близко, ему даже не приходилось наклоняться к земле, чтобы встретиться глазами с Уллой.