Крылья

Глава 4

Утро в доме Марка начиналось не с будильника, а с мягкого топота маленьких пяток – Криста всегда просыпалась первой. Лина, уже привыкшая вставать чуть раньше, сидела на кухне с кружкой чёрного чая и слушала, как за стеной ребёнок пытается открыть заевшую дверную ручку.

– Поможешь? – тонкий голос, почти шёпот.

Лина поднялась, отодвинула задвижку. Криста сразу проскользнула мимо, будто струйка света. Волосы стояли в разные стороны, пижама сбилась на плечо.

– Ты сегодня опять раньше меня, – сказала Лина. Она удивлялась собственной способности говорить спокойно – будто голос вернулся к ней из более далёкой, счастливой жизни.

Девочка кивнула, села за стол и, чуть наклонив голову, смотрела на Лину с тем вниманием, которое взрослые давно разучились дарить.

– У тебя крылья сегодня тёплые, – сообщила она между делом.

Лина едва не выронила чашку. Но Криста говорила это так, как другие дети говорят: «Пахнет печеньем» или «У тебя красивые волосы». Просто факт. Просто чувствует.

– Они… – Лина вдохнула. – Просто болят меньше.

Криста вполне удовлетворённо кивнула и начала рисовать пальцем по столешнице узор.

Когда Марк появился в дверях, Лина уже готовила завтрак: овсянку для девочки, омлет – для него. Он выглядел заспанным, но спокойным, чуть растрёпанным, в домашней футболке, которую явно надевал вслепую.

– Доброе утро… – Он остановился, будто проверяя, не слишком ли громко звучит его голос рядом с её присутствием. Потянул руку к шее, чтобы почесать, и его золотая цепочка странно и тихо звякнула.

– Доброе, – ответила Лина.

Он всегда наблюдал за ними первым делом – как Криста сидит, как Лина стоит рядом. Будто удивлялся, что никто ещё не исчез, никто не хлопнул дверью, никто не сказал «знаете, я передумала».

– Ты не должна готовить, – сказал Марк, но слишком мягко, чтобы это звучало всерьёз.

– Я знаю, – Лина поставила тарелку перед ним. – Но Криста голодная, а вы ещё не проснулись.

Он улыбнулся – чуть устало, но благодарно. И сел.

Дом жил своим маленьким ритмом. Кухня была тесной, но тёплой: свет от окна падал одним прямым лучом, оставляя на столе полоску золота. Лина замечала такие вещи – как будто её взгляд впервые за долгое время снова начал ловить красоту мира, которую она раньше отталкивала.

Она мыла посуду, пока Криста наклонялась к Марку, рассказывая что-то про своего вчерашнего персонажа – «девочку с золотыми крыльями, которые слышат музыку». Марк делал вид, что ничего необычного в этом нет.

Лина слушала вполуха – и ловила себя на ощущении, что ей… спокойно.

Просто спокойно.

Тело не сжимается от тревоги, не ждёт, что сейчас на неё повысят голос. Не ждёт, что она сделает что-то неправильно.

Она здесь выполняла понятную работу: кормила ребёнка, укладывала, следила. И в этой простоте появлялась какая-то новая тихая энергетика. Её организм сам вспоминал, как значит «жить, а не выживать».

Чуть позже Марк сказал:

– Сегодня я задержусь на репетиционной базе. У нас… возможно, будет новая запись.

Лина заметила, как у него вспыхнули глаза – на долю секунды. Тот же блеск был когда-то у Дерека, когда он рисовал. И это заставило её внутренне вздрогнуть.

Но она кивнула:

– Конечно. Мы с Кристой справимся.

Криста залезла к ней на руки, будто подтверждая это. Она доверилась Лине так быстро и так полно, что иногда это пугало. Но и лечило.

Иногда – одно и то же.

Марк ушёл, и в доме наступила мягкая тишина, сквозь которую было слышно дыхание ребёнка и стук ветра по стеклу. Лина собрала игрушки, развесила детские вещи после стирки, поставила на место стопку книг, что валялась с прошлого вечера.

Вот так, незаметными жестами, дом её впитывал.

И Лина – впитывала дом.

Не навсегда. Она знала это слишком хорошо.

Но впервые за много лет ей не хотелось торопиться к выходу.

Марк вернулся затемно – в коридоре мягко скрипнула входная дверь, и дом встретил его тишиной. Лишь ночник в гостиной оставлял тёплое пятно света, и в этом пятне сидела Лина, согнувшись над книгой. На коленях у неё пара пледов, как будто она пыталась выбрать, какой удобнее.

– Спит? – спросил он шёпотом, чуть наклонив голову к лестнице.

– Как убитая, – так же тихо ответила Лина, закрывая книгу. – Мы весь вечер рисовали. Думаю, она истощила весь запас фломастеров, краски и моей фантазии.

Он улыбнулся – усталой, по-настоящему благодарной улыбкой.

– Спасибо. Правда. Ты… – он запнулся, подбирая слова, – ты же просто няня. Ты не обязана сидеть с ней так долго.

Лина фыркнула, поднимаясь.

– «Просто няня»? Интересно. Так и запишу: Лина. Просто няня. Способна укладывать детей быстрее, чем работает снотворное.

– А я думал, ты скромная, – усмехнулся он.

– Это вы плохо думали, – парировала она, собирая свои вещи. – И вообще, если уж честно, то я задержалась не потому, что обязана. Просто… – она пожала плечами. – Возвращаться сегодня особо некуда.

Он остановился, присмотрелся к ней внимательнее.

– Проблемы?

Лина усмехнулась, но не весело.

– Да так. Хозяйка квартиры решила, что "хочет тихие, спокойные отношения с жильцами". А я, видимо, слишком громко чихаю. В итоге мне дали неделю собрать вещи и "найти место, которое соответствует моему… темпераменту".

Марк присвистнул.

– И что ты собираешься делать?

– Вариантов немного, – она поджала губы. – Снимать новую квартиру – дорого. Уезжать – не хочу, мне нравится работа с вашей дочкой. Но… – она покачала головой. – Не переживайте, что-нибудь придумаю.

Он задумался – на секунду, не дольше.

– У нас есть свободная комната. Даже две.

Лина резко подняла взгляд.

– Нет, Марк. Я не собираюсь пользоваться вашим… расположением.

Он рассмеялся.

– Я бы сказал, что это ты пользуешься моей усталостью. Я сейчас настолько не в форме, что согласен почти на всё, лишь бы дома был порядок.

– Почти на всё? – прищурилась она. – Осторожнее, так и договориться можно.

– А ты попробуй, – поддел он её.

– Ладно, – Лина сложила руки на груди. – Условие первое: я переезжаю временно.

– Принято.

– Второе: я плачу аренду.

– Нет.

– Да. – Она упрямо вскинула подбородок. – Но меньше, чем рыночная цена. Чтобы было честно.

– Чтобы было честно… – повторил он, будто пробуя вкус слов. – Хорошо.

Она удивлённо моргнула.

– Вот так просто?

– Лина, – он устало провёл рукой по волосам, – ты была с моей дочкой в тот момент, когда я сам не мог. Ты сделала больше, чем требуют любые обязанности. Честность – это минимум, что могу предложить в ответ.

Между ними повисла короткая, тёплая пауза.

– Тогда… – Лина улыбнулась уже по-настоящему, мягко. – Тогда договорились.

Марк кивнул и направился к лестнице.

– Завтра приготовлю тебе комнату. Выбирай любую, кроме той, что рядом со мной. Там дует.

– Конечно, дует, – хмыкнула она ему вслед. – Там же вы живёте.

Он лишь рассмеялся, поднимаясь наверх.

Лина смотрела, как исчезает его тень, и впервые за долгий день почувствовала, что ей… спокойно.

Очень странно, но спокойно.

Утром дом ещё дремал. Свет только начинал пробиваться через жалюзи, дробясь на тёплые полосы. С кухни лениво шелестела кофеварка – Марк включил её первым делом, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить дочку.

Лина стояла в коридоре, босиком, в его слишком большом свитере – она накинула его вечером, когда забыла свою куртку в гостиной. Волосы растрёпаны, глаза ещё сонные. Она выглядела неожиданно домашней.

– Доброе утро, – прошептала она, чтобы не разбудить ребёнка.

– Угу… скорее «доброе, но слишком раннее», – зевнул Марк, протирая глаза. – Готова посмотреть свою будущую комнату?

Она смущённо кивнула.

Они поднялись на второй этаж. Комната, которую он открыл, была давно не тронута – старая гостевая. На комоде тонкий слой пыли, на подоконнике забытый цветок в лучшем случае переживал сложные времена.

– Приветствую вас в апартаментах класса «пыльная роскошь», – пробормотал он.

Лина хмыкнула:

– Ну, если мне выдадут веник VIP-класса, то я согласна.

– Веник, щётку, швабру… весь комплект. Но аренда снижена, обслуживание включено, – кивнул Марк. – И я обещаю чинить всё, что будет скрипеть.

– Значит, наше сотрудничество официально начинается? – Лина подняла бровь.

– Начинается, – ответил он мягче, чем планировал. – Если ты всё ещё не передумала.

Она оглядела комнату, потом улыбнулась – по-настоящему спокойно.

– Нет. Всё правильно.

Они вдвоём открыли окна. Холодный воздух ворвался внутрь, сдвигая застоявшийся запах. Лина закатала рукава – слишком широкие на её тонкие руки – и без лишних слов взялась за пыльную тряпку. Марк подтащил коробку с инструментами, будто это была самая естественная вещь в мире.

Внизу послышался тихий детский зов – дочь проснулась.

Они переглянулись. На секунду – как будто уже семья.

– Ладно, – сказал Марк. – Успеем доделать позже. Первым делом – к боссу.

Лина кивнула, улыбнувшись.

И утро, неожиданно простое, сложилось так, будто так и должно быть.

Глава 5

Лина вышла из дома рано, чтобы успеть всё купить до того, как город окончательно проснётся. Ночная прохлада ещё держалась в воздухе, и она дышала ей жадно – с утра жить было проще. В мегамаркете свет резал глаза: ровные белые полосы ламп, безжалостные, как операционные. Здесь всегда пахло пластиком и спешкой.

Она толкала тележку, стараясь не думать ни о чем, кроме списка покупок, – молоко, фрукты, крупа. У Кристы особые предпочтения в йогуртах, и Лина уже знала их наизусть.

Но за поворотом, возле стойки со специями, была тень. Такая знакомая, что сердце закололо, будто в ребро упёрлась тонкая игла.

Дерек.

Он стоял к ней полубоком, хмурясь на ценники, словно они пытались обмануть его. Его крылья – когда-то мягкие, густые, с оттенком серебра – теперь были потускневшие, жёсткие, будто сделанные из пепла. Они не шевелились. Казались приделанными, как чужая вещь, которую он носит из упрямства.

Лина резко повернула тележку, ощущая боль в лопатках, и пошла в противоположную сторону, слишком быстро, почти на бегу. От воспоминаний, как она сама себе вырвала крылья, ноги подкосились.

Сахар. Нужен сахар. Она уткнулась в первый попавшийся стеллаж, лишь бы спрятаться. Пальцы дрожали, и пакет выскользнул – она успела поймать его только кончиками пальцев.

Только не сейчас. Только не здесь.

Она прошла в другой отдел, затем ещё один. Мимо кассы самообслуживания, мимо огромной стойки с промоутерами, через холодильники. Каждый поворот – попытка стереть из головы ту секунду, когда увидела его.

Но мир оказался слишком маленьким.

Снова шаги за углом, едва заметная тень крыльев на полу. Она успела отступить за рекламный стенд, прижалась спиной к картонному изображению счастливой семьи, продающей какие-то хлопья.

То, что раньше было её жизнью, теперь ходило по магазину, выбирая имбирь и дешёвый кофе.

Она закрыла глаза, вдыхая холодный, сухой воздух кондиционера.

Он не видел её. Пока что.

Но встреча висела в воздухе – тяжелая, неизбежная, как наэлектризованное перед грозой небо.

Лина выдохнула, заставила себя идти дальше. Тележка скрипела, громко, будто привлекала внимание. Она свернула в отдел овощей, надеясь затеряться среди людей.

«Просто купить продукты. Просто день. Ты справишься», – повторила она мысленно, но от этого дрожь под рёбрами не ушла.

Прошлое ходило где-то рядом, и каждый раз, когда она ловила в отражениях стеклянных холодильников свою бледную, напряжённую фигуру, ей казалось, что увидит за спиной его.

Пока – нет.

Но ощущение, что он ближе, чем кажется, не отпускало.

Холодный свет мегамаркета делал людей плоскими, будто их вырезали ножницами из журнала и наклеили на белый фон. Лина скользила между стеллажами – быстрым, почти балетным шагом, который она так и не научилась по-настоящему терять. В тележке звенели банки, пачки, овощи. Она смотрела только вниз, на этикетки, на собственные пальцы, на узкие дорожки плиток.

Она почувствовала его раньше, чем увидела.

Как тянет в животе, как теплеет затылок – будто старая травма узнаёт источник боли.

Лина снова резко свернула в отдел бытовой химии. Потом в хлебный. Потом – в детское питание, хотя ей туда не нужно. На секунду ей показалось, что она сможет просто раствориться между стеллажей, но мегамаркет был слишком прямолинейным, слишком открытым.

Они столкнулись у холодильников.

Она подняла взгляд – и уже было поздно.

– Лина? – Дерек сглотнул, будто увидел привидение. Голос хриплый. Немного пьяный усталостью. – Господи… это точно ты?

Она вздохнула так тихо, что услышала только сама.

– Привет, – сказала она.

Он оглядел её взволнованно – будто проверял, цела ли. Будто имел право.

– Ты… изменилась.

– Да, – отрезала она.

– Ты работаешь где-то? Как… как ты вообще? – Он сделал шаг ближе, слишком близко, как всегда.

Запах растворителя и дешёвого кофе – её память ударила болезненно. Боль в лопатках усилилась.

Лина чуть отступила.

– Работаю. Всё нормально.

– Нормально? – Он усмехнулся так, будто это слово – ложь. – Тебе не идёт «нормально». Ты же… – он взглянул на её плечи. Она заметила его взгляд, как нож.

Крыльев нет.

– Дерек, не надо, – прошептала она.

– Я просто… – он провёл рукой по лицу. Неловко. Сломанно. – Я рад, что ты жива. Что… двигаешься. Что… – он замялся. – Не знала, но я… всё время думал о тебе.

Она почувствовала, как внутри поднимается тошнота, знакомая и тяжёлая: смесь жалости и вины. Самая их разрушительная связка.

– Не надо думать, – сказала она. – Всё уже прошло.

Он засмеялся – коротко и горько:

– Да? А я вот не уверен. Я… видел тебя в той рекламе школы танца. Ты тогда ещё летала, – он будто специально выбрал слова. – Я думал… что ты вернёшься.

Она застыла.

Ледяной удар.

– Не вернусь, – ровно ответила она.

Дерек ещё раз посмотрел на её плечи. Слишком долго.

– Ты… правда… – он сжал губы. – Лина, зачем ты это сделала?

Она почувствовала, как дыхание сбивается – будто кто-то стягивает ремень вокруг груди. Впервые за долгое время ей захотелось уйти бегом.

«Ради тебя – идиота!» – хотелось прокричать ей.

– Это не твоё дело, – сказала она. – Уже не твоё.

Он вздрогнул, будто она ударила.

– Прости… – выдавил. – Просто… я ведь… из-за меня всё… – он запутался в словах. – Я думал, что если бы я тогда… если бы ты не…

– Хватит. – Она сказала мягко, но с острой нотой. – Дерек. Хватит.

Он выдохнул. Плечи опали. Крылья дрогнули – слабые, почти прозрачные.

– Лина… вернись домой. Я… не в смысле ко мне, нет… – он запутался ещё сильнее. – Вернись к себе. Ты же знаешь… без этого ты… ты не ты.

Она отвернулась, глядя на ровный ряд упаковок замороженных овощей. Они казались проще, чем этот разговор.

– Мне сейчас так лучше, – сказала она.

– Но это не ты, – шепнул он.

Его слова прошли сквозь неё, как холодный ветер. Она бы предпочла, чтобы он закричал. Или обвинял. Или умолял.

Но это – было хуже. Он говорил честно.

– Дерек, – она наконец посмотрела ему в глаза. Их когда-то любила. Слишком сильно. – Не трогай мою жизнь. Ты не знаешь, какой она стала. И не должен знать.

Он открыл рот, чтобы ответить, но она уже шагнула мимо него.

– Подожди…

– Пока, Дерек, – сказала она, не оглянувшись.

Она прошла к кассам, чувствуя на своей спине его взгляд – тяжёлый, виноватый, цепляющийся. Почти как когда-то.

Но теперь она могла идти дальше.

Хотя в груди всё ещё скребло.

Хотя в голове крутились его слова.

Хотя в памяти – крылья, их мягкий шелест, то, что она потеряла.

Она шла, и ей казалось, что этот звук – шаги, скрип тележек, шум людей – глушит что-то в ней. И делает тишину внутри ещё глубже.

Дверь квартиры захлопнулась слишком громко, как будто звук ударил по стенам и отозвался внутри неё. Лина сразу прислонилась спиной к двери – не потому что устала, а потому что ноги подвели. Воздух в груди ходил рвано, как будто внутри что-то дрожало и пыталось выбраться наружу.

Она успела дойти до кухни и только там позволила себе опуститься на край табурета. Пальцы дрожали. Подушечки побелели от напряжения. Тело помнило каждую секунду встречи – взгляд Дерека, слипшаяся тень крыльев за его плечами, его тихое:

«Ты совсем пропала…»

Голос, в котором было и сожаление, и укор, и то самое тягучее прошлое, которое она пыталась выжечь из себя годами.

Лину повело. Холодно вспыхнуло в груди, и дыхание сорвалось.

Сначала она просто закрыла лицо руками. Потом ладони стали мокрыми.

Истерика накатывает не снаружи – она поднимается изнутри, как вода по горлу. Лина пыталась дышать ровно, но у неё выходили только короткие всхлипы. Её накрыла волна – тихая, удушающая.

Плечи дрожали. Она почти не издавала звука, но рыдала так, будто у неё нет уже ни кожи, ни защиты.

Несколько минут – или дольше – она позволила себе распасться. Потому что знала: потом придётся собираться обратно.

Она заставила себя встать. Боль внутри не ушла, просто спряталась глубже – туда, где всегда прячется.

Холодной водой умыла лицо. Смахнула мокрые пятна с футболки. Несколько раз глубоко вдохнула, чтобы голос не дрогнул, когда придёт время говорить с малышкой.

На кухне было пусто, тишина звенела.

Она достала из холодильника овощи, курицу, поставила кастрюлю. Движения были отточенными, выученными – как экзерсис*, который тело помнит, даже если душа лежит разбитая на полу.

Нож легко скользил по моркови. Мелкие кусочки падали на доску, и это ритмичное тук-тук-тук стабилизировало дыхание. В голове – всё ещё обрывки разговора. Его взгляд. Его крылья – серые, потрескавшиеся, но всё ещё существующие. Как будто издеваются.

Лина выпрямилась и вытерла лоб тыльной стороной ладони.

– Соберись, – тихо сказала себе. – Сейчас не время.

Она знала, что скоро нужно будет выйти. Пройтись до сада. Улыбнуться воспитательнице. Принять в руки тёплое маленькое тело, которое мгновенно всё почувствует, если Лина не будет держать себя в руках.

Поэтому она довела ужин почти до конца. Проверила, выключила ли плиту. Присела на секунду, глубоко вдохнула.

И только потом взяла сумку и вышла за Кристой – с тем же лицом, на котором утром не было видно ни усталости, ни трещин.

Но внутри трещины стали глубже. И она это знала.

*Экзерсис (фр. exercice – «упражнение», от лат. exercitium) – комплекс упражнений для развития или совершенствования техники исполнения чего-либо. Термин может относиться к разным контекстам: танцам или музыке.

Глава 6

Вечер в доме выдался тихим, как бывает только в середине недели. За окном уже давно легла синяя зимняя темнота, в воздухе стоял запах остывающего супа, а детские носочки сушились на батарее. Лина сидела на полу рядом с Кристой, собирая с ней разрозненные детали от конструктора, и пыталась не думать ни о дне, ни о бывшем, ни о том, как сильно её потрясло это случайное столкновение в магазине.

Криста на секунду задумалась, подняла голову к Марку, который пытался починить настольную лампу, и сказала:

– Пап, а можно я буду танцевать? Ну… по-настоящему. В студии. Чтобы как у больших девочек.

Лина чуть заметно вздрогнула. Слово «танцевать» ударило в диафрагму, как чужой локоть. Она склонилась над коробкой, делая вид, что ищет какую-то деталь.

Марк отвёл взгляд от отвёртки. Его лицо смягчилось, но затем на него легла тень усталости.

– Крис… – он осторожно подбирал слова. – Давай чуть позже. Сейчас… это дорого. И время… Я не всегда могу тебя отвозить.

Девочка нахмурилась, но не заплакала – просто тихо опустила плечи. Лина знала это выражение: не обида, а разочарование, которое ребёнок ещё не умеет прятать.

Она хотела промолчать. Она всегда молчала в такие моменты, храня дистанцию, уважая границы семьи. Она по привычке отступила внутрь себя – туда, где всё тихо, пусто и холодно. Но что-то снова дёрнуло её изнутри: маленький, почти забытый отклик, который когда-то назывался крыльями.

Она подняла голову.

– Марк… – сказала неожиданно для самой себя. – Я могла бы… если хотите… позаниматься с ней дома. Не как учитель. Просто… помочь с основами.

Криста аж подпрыгнула.

– Правда?! Лина, правда-прaвда?! Ты умеешь?

Лина улыбнулась слишком быстро, слишком натянуто.

– Немного.

Марк смотрел на неё, и в его взгляде промелькнуло что-то, что она не смогла выдержать: тепло. Настоящее. Его редко направляли на неё.

– Ты уверена? – спросил он тихо. – Ты же… Ну… Я не хочу просить то, что будет для тебя тяжёлым.

Тяжёлым.

Она вспомнила свои крылья – хрупкие, тянущие вверх, белые, как свежий снег на подоконнике.

И – как сама отрывала их, чтобы утешить чужую потерю.

Тело помнит боль. Душа – последствия.

Лина сглотнула.

– Это будет чуть легче, чем кажется, – ответила она мягко. – И… если это поможет Кристe…

Девочка уже обнимала её за талию, маленькими руками, как будто боялась, что Лина передумaет.

Марк выдохнул, и напряжение вышло из него, будто воздух из проколотого мяча.

– Тогда… спасибо. Это очень много для нас значит.

Для нас.

Лина отметила, как непривычно это звучит.

Но она лишь кивнула – коротко, почти без эмоций. И попыталась не думать, что танец – это не просто движение.

Это дверь, которую она закрыла так давно, что замок проржавел. И теперь кто-то маленький, с доверчивыми руками, снова тянулся к ней.

К вечеру следующего дня небо снова заволокло мокрым серым. Снега ещё не было, но воздух висел тяжёлый, влажный – такой, в котором звуки глушатся, а мысли наоборот звучат громче.

Лина забрала Кристу из садика. Девочка шагает рядом, поднимая ворот куртки до ушей, и кажется, всё ещё думает о вчерашнем разговоре о танцах. Она сжимает Линину ладонь крепче, чем обычно.

– А ты… правда можешь меня научить? – вдруг тихо спросила Криста, даже не глядя на Лину, будто боялась разочароваться.

Лина сглотнула.

Она обещала.

Она сама предложила – не понимая, откуда в ней взялась эта смелость.

– Могу, – Лина кивнула, выравнивая дыхание.

– Прямо как настоящая балерина? – Криста уже подняла лицо, глаза блестят.

– Прямо как настоящая, – улыбнулась Лина, хотя внутри что-то болезненно кольнуло.