Мама моя не специалист по мозгу, вовсе нет. Но она врач, терапевт, в больнице скорой помощи работает. Наверное, как раз недавно вернулась с суточного дежурства и обнаружила, что я пропала. Возможно, решила, что я уехала куда-нибудь на выходные с Димкой – были такие планы. Так что она пока не волнуется. Если, конечно, Димка еще не позвонил ей. Где-то в парке осталась валяться моя сумка…
Возница щелкнул кнутом, и телега с клеткой проехала дальше, я провожала взглядом, пока она не скрылась. Беспамятный сидел неподвижно, опустив голову.
– Эй, ты, как тебя – Камита? Пойдем! – позвала меня вернувшаяся экономка.
А я уже забыла, Камита я или нет, только раз это имя и слышала. Какая разница, пусть Камита! Раз нельзя быть Линой.
Эвер сунул мне в руки объемный узел с вещами, что валялся на дне телеги. Надо же, мельник и приданым для меня озаботился, вот уж добрый дядюшка.
– Навещу тебя скоро, – опять пообещал Эвер.
Я ушла, не оглядываясь.
Хотелось, скорее уж, повидать того сероглазого сумасшедшего. Зачем? Да просто так. Может, и близко подходить не стану, а может, перекинемся парой слов. Интересный человек…
Эх! Какой парой слов, я же немая! Проклятый мельник!
Ну хоть бы у него все в порядке было, и то ладно. Раз ни в чем особо не виноват, только в том, что сбежал, наверное, его отпустят? Не первый же раз. Может, у него своего рода обострение болезни начинается, и тогда он убегает, а потом успокаивается?
– Спать будешь тут, – экономка указала мне место на длинной, метров десяти, лавке. – Узел под лавку клади. Да ты точно понимаешь меня?
Я кивнула и сунула узел под лавку.
– Одеяла, вижу, у тебя нет. Потом сошьешь, а пока не холодно, вон, дерюжкой укроешься. Переоденься, пойдешь коров доить, сегодня доярок не хватает. Поняла?
Я опять кивнула. Поняла-то поняла, да вот как их доят, тех коров? Нет, положим, кое-как я себе процесс представляла, теоретически. Не то что принцесса из старого мультфильма, которая, чтобы подоить корову, дергала ее за хвост. Но вряд ли это меня спасет, даже если я начну дергать не за хвост…
Экономка недовольно поморщилась и ушла. В узле нашлись юбка на завязках и кофта, простенькие и поношенные, но вроде чистые. Вообще, одежда, в которую нарядила меня знахарка, сгодилась бы тут за праздничную, «приданое» от мельника было плохонькое. И ни подушки, ни простыни, не говоря уж о комнате, пусть и не отдельной. Просто коридор и длинная лавка во всю его длину, безо всяких ширм и занавесок, и мне на этой лавке выделили немного места!
И ладно. Мне же тут недосуг задерживаться.
В коровник меня, по велению экономки, привела круглолицая девушка, она показала, где взять ведерко, и вручила холщовое полотенце.
– Вот эта корова – хорошая, спокойная. Потом следующую укажу.
Я подавила панику в душе. Буду смотреть, как другие делают, и повторять. Тоже мне, проблема – корову подоить! Я девушка двадцать первого века, я такое видела, что здешний народ и представить себе не может. И есть же еще генетическая память, мои прабабки наверняка доили коров.
Корова меланхолично жевала. Я от души понадеялась, что он не чувствует, как я ее боюсь. Что там все делают? Так, надо зачерпнуть воды из общего ведра и обмыть соски корове, вытереть тем самым полотенцем. Потом я уселась на низкую скамеечку и отважно потянула за соски. Как бы не так! Никакого молока. Я стала действовать иначе, обхватила соски кулаками. Ага, вот оно, молоко…
Корова недовольно мыкнула. Или мне кажется, что недовольно? Ну прости, если что не так, моя хорошая.
Струйки молока брызгали в подойник, пока я не уронила разламывающиеся от усталости руки. Сил больше не было. Кто бы мог подумать, что это такая тяжелая работа?
Я отдохнула немного, размяла пальцы и снова взялась за дело – не тут-то было! Руки теперь болели немилосердно.
– Что ты возишься? – это подошла моя опекунша и удивленно смотрела на наши с коровой мучения. – Отвыкла, что ли?
– Да она и не привыкала, – бросила позади нас другая девушка, видимо, более наблюдательная. – Гляди, что делает! И на ручки ее посмотри, такие маленькие и нежные только у младшей ленны, небось. Точно ничем тяжелее иголки не работала.
Я только сжала зубы. Иголкой, да. Видели бы, девочки, мою швейную машиночку! Только кому это сейчас интересно…
– Вставай, – опекунша легонько толкнула меня в плечо. – Все равно тут от тебя толку не будет, это постепенно привыкать надо. И впрямь, какие ручки у тебя, детские прямо. Ну и ну.
– А нам за нее отдувайся? – возмутилась одна из доярок, остальные тоже загомонили.
– Ладно вам, – сердито крикнула женщина постарше, – она ущербная, не гневите Провидение.
– Это мы гневим? – уперла руки в бока невысокая кругленькая молодайка. – Это у Крысы совести нет! Платить – каждый медяк жалеет. А коса-то, коса, поглядите, это где же такие плетут? Смешно как! Ишь ты.
Ага, кругленькая она, потому что беременная. Месяц седьмой уже, наверное. В декрет пора, только тут ведь вопрос так не стоит? Крыса – это, надеюсь, экономка.
И тут же услышала негромкое:
– Да хоть с косой, хоть без, кому нужна такая?..
Ну разумеется. Я и не против. Мне бы отсюда… бегом! Домой. Я там молоко в магазине покупаю, в пакетах!
Вставая, я тут же увесисто получила от коровы хвостом по спине. Что ж, наверное, животное в своем праве, кто знает, каково было терпеть мое неумелое доение?
– Пойдем, молоко процедим, – сказала мне, вытирая руки о передник, та, что постарше. – Потом в сыроварне поможешь. Работала в сыроварне? Нет?.. Ну и ладно. Я тебе объясню. Пошли. Вон те ведерки возьми.
– Не боишься, Нилла? – заметила одна из доярок. – Намаешься с ней, может, она совсем бестолковая. А может, у нее припадки? Или еще что?
– Ну да, взяла бы Крыса припадочную. Небось лир не похвалит, ему одного недоумка хватает.
– Одного? Ой ли? С тремя мается! – фыркнула одна из доярок, на нее шикнули.
– Пошли-пошли, – сказала мне Нилла, – пусть болтают, ну их.
Оказалось, сыроварня – углубленный в землю домик с маленькими квадратными окнами, с каменным полом, чистый и прохладный. Там определенно оказалось лучше, чем в коровнике. По крайней мере, я справлялась. Мы с Ниллой процеживали молоко, которое приносили доярки, часть отправили на кухню, остальное заквашивали, куда-то переливали и переносили, снимали сливки. Мне пришлось долго крутить ручку какого-то примитивного деревянного устройства, которое, тем не менее, отделило от молока желтоватые и вкусно пахнущие сливки. Эх, кофе бы чашечку сюда свежесваренного! Определенно, эти сливки давали большую фору тем, что я покупаю в пакетиках к утреннему кофе, вот прямо чувствую, что очень вкусно! Или я просто проголодалась?..
Мы закончили. Хотелось одного – лечь. Или хотя бы сесть и не двигаться. Однако я принялась протирать пол, а Нилла вышла, но скоро вернулась с миской, полной каши, и краюхой свежего, теплого еще хлеба. Краюху она разломила на две части, половину взяла себе, и нацедила в две чашечки сливок. Кашу всю подвинула мне.
– Вот, Камита, ешь. Я там сказала, что ты еще не все дела переделала. На кухню не ходи, вдруг еще работу подкинут. А нам на сегодня хватит, хорошо потрудились.
Ох, верно! У меня все тело ныло. Вот бы в душ! Здесь, конечно, не бывает душа?
– Искупаться хочу, – заявила Нилла, – пойдешь со мной на речку? – она с наслаждением впилась зубами в хрустящую горбушку.
Я с готовностью закивала. Не душ, конечно, но речка так речка. Лучше, чем ничего.
Когда я расправилась с кашей и хлебом со сливками, Нилла достала из сундука и бросила мне на плечо кусок холстины, такой же взяла себе.
– Это вытираться. Пойдем.
Интересно, когда в этом мире появятся махровые полотенца? Впрочем, какие пустяки – полотенца. Я бы первым делом соорудила тут душ – ведь чего сложного? А уж если еще и с горячей водой…
Сыроварню Нилла заперла на ключ. Мы прошли задворками до ворот, Нилла помахала стражнику, тот тоже махнул. А река была недалеко, густой камыш подступал вплотную к замковым стенам. Широкая дорога уходила в камыш к реке. Мы по дороге не пошли, а свернули на узкую тропинку, которая вела куда-то в сторону.
