Аркана

Мой испуганный взгляд метнулся к бабушке, и тогда ей пришлось дать ответ, который она не хотела раскрывать. Несмышлёная ещё тогда, я понимала слишком многое, но и упускала столько же.

– Мора особенная, ангел мой. Такая же, как и ты. Она видит гораздо больше, чем это позволено в нашем мире. Когда ты видишь картины из будущего, можешь читать карты, ты пугаешь людей. А страх он порождает насилие. Мора должна была послушать меня и уйти, когда была возможность, но теперь, похоже, слишком поздно.

Бабушка погладила меня по голове и тихо приказала.

– Спи.

Чувствуя, как на глазах проступили слёзы, я отвернулась, проглатывая все вопросы, которые крутились в голове. Бабушка не станет отвечать. Она сказала то, что посчитала нужным, большего мне не добиться я слишком хорошо её знала.

Я плохо спала, мама ворочалась рядом, меня пронзало то жаром то в холод бросало. Я находилась между сном и явью. Слышала шёпот мамин. Её бред. Слова непонятные моему мозгу. Видела, как бабушка Ружа раскинула карты на полу возле маминой кровати думая, что я сплю. Я не видела, как она разложила карты и о чём спрашивала у них, но была уверена, ситуация касается мамы. Она шептала что-то, переворачивая карту за картой. Дверь открылась, бабушка кинула платок на карты и обернулась. Я распахнула глаза, когда она вышла и кинулась на пол. Схватила платок, открыв своему взгляду ту картину, которую нарисовала бабушка на полу. Три карты впечатались в моё сознание. Бросив платок, обратно залезла в кровать свернувшись под боком у мамы, перед глазами всплыли три карты, которые не сулили ничего хорошего.

***

Когда мне было двенадцать, мама так часто пропадала в лесу подальше от нашего табора, а я следила за ней переживая, что плохое может случиться. Наблюдала. Слышала шепотки других детей в тех редких случаях, когда бабушка брала меня с собой на прогулку к другим семьям. Она делала это нечасто, и я понимала почему, но боль стрелой осевшая внутри не ослабевала. Они говорили, что я дочь демона. Они говорили, что мама безумная и я пойду по её стопам. Они говорили, что мы не часть семьи.

Положив руки на кору дерева, вдохнула сосновый аромат. Ногами зарылась в мягкую траву и позволила себе ничего не помнить. Ничего не знать. Так проще было проживать день за днём наполненный отчаянием. Безысходностью. Горечью.

Кто-то приближался. Я чётко слышала поступь чужих шагов. Мне было легко определить незнакомца, потому что большинство из них тех, кто называл нас семьёй и тут же отворачивался, носили обувь. Они нас с мамой дикими считали, но я отказывалась в угоду их мнению надевать до жути неудобные башмаки. Это естественно, вот так ногами босыми ступать по земле. Через неё мы черпаем силу. Чувствуем опору. Дышим. Легче так, чем закрывать себя от дара природы.

Жена барона Гили вышла из-за деревьев и направилась прямиком к маме. Они не видели, что я слежу и это хорошо. Я не ожидала увидеть Гили рядом с местной безумной. Мама в это время сидела в позе лотоса на лугу подставив лицо лучам солнца и даже не вздрогнула, когда Гили присела напротив. Она поставила вазу рядом с собой и прикоснулась к маме. Гили что-то говорила, но я не могла разобрать слов, смотрела, как они общаются, а потом пьют чай. И это согрело нечто глубоко внутри моей души. И я почувствовала благодарность к ней за то, что она единственная, кроме меня и бабушки, заботится о маме.

Меня отвлёк шум. Развернувшись, я направилась к реке. На ветке дерева сидел ворон. Я смотрела на него и понимала, что нужно уходить, но не могла сдвинуться с места, словно мои ноги оплели лианы, не позволяя уйти. С тех пор как барон поймал меня разговаривающую с вороном, я больше не пыталась повторить тот трюк. Не кормила. Не обращала внимания, словно их не существовало. И сейчас, когда наши взгляды встретились, я словно ощутила его вопрос: «Ты снова притворишься, что меня не существует?»

– Конечно, – тихо ответила я и в тот миг почувствовала себя той самой безумной, которая говорит с птицей.

Фыркнув, я развернулась и ушла прочь чувствуя, как его чёрный взгляд преследует меня.

***

Время неумолимо шло вперёд семимильными шагами, разрывая моё полотно жизни на две половины. Словно нити судьбы запутались в одной точке той, откуда нет возврата. И есть только два пути либо следовать тем же маршрутом и смотреть, как угасает жизнь мамы, либо вырезать ту запутанную точку и оказаться на обочине дороги. Сейчас у меня была защита барона. Сейчас у меня была семья хоть они и сторонились меня, но пока я с ними я в безопасности. Мне было всего пятнадцать, и я не могла представить жизни вдали от бабушки и мамы.

Я знала, не стоит злить барона он не тот человек, который окажет мягкий приём, но как остановить мамино безумие? Неужели все так и будут смотреть, как она сходит с ума и ничего не предпримут?

Я пребывала в ужасном состоянии оттого, что приходилось видеть. Те изменения, которые наблюдал весь табор в маме, не могли окончиться ничем хорошим. Я видела маму танцующей у костра. Она резала себе руки. Она пела какие-то странные песни. Она разговаривала с деревьями. Потом я видела, как мама приносила жертвоприношение. Убивала животных не для еды, а для своего алтаря. Камень в середине поляны измазанный её кровавыми отпечатками. А потом она совсем перестала выходить из леса. Охотилась с луком и добывала себе пищу сама. Кролики. Птицы. Мелкие грызуны.

Однажды я увидела, как она ест крысу. Мама тогда безумной мне показалась. Взгляд стеклянный. Лицо измазано. Волосы спутаны. Руки дрожат. А она держит в руках зажарившийся труп крысы и ест его. Когда я ушла, меня вырвало.

Бабушка Ружа нашла меня такой разбитой дрожащей ничего не понимающей.

– Ты снова была в лесу. Я велела тебе не заходить за деревья. Не покидать лучей солнца, – прижав меня к себе, ругала она. – То что сейчас происходит безумие, мой ангел. И я никак не могу повлиять на состояние Моры. Она глубоко ушла в своё сознание. То, что она видит, искажено, поэтому она отдаляется каждый день. Думает, что живёт в той реальности, которую диктует её сознание.

– Я не хочу терять её, – шмыгнув носом прохрипела.

– Знаю.

И тогда я снова почувствовала себя в безопасности. В тот миг, когда руки бабушки находились вокруг моего тела приживая крепко и неразрывно мне стало легче дышать. Узел в животе он немного ослаб.

– Поднимайся. Я хочу отвести тебя в одно место.

Взяв бабушку под руку, я позволила увести меня подальше от женщины, с безумными глазами, которая была моей мамой. Обойдя наш лагерь, словно мы два воришки скользнули в туннель из деревьев и чем дальше уходили, тем глуше я начинала слышать другие звуки. И это не были мелодии леса, а чего-то другого. Веселье. Да. Я слышала звонкий смех, доносящийся издалека. Звук карусели. Громкий бой и это взбодрило мою кровь.

Когда мы вышли из леса и оказались на поляне, я ахнула, увидев яркие огни.

– Цирк, – недоверчиво выдохнула.

Бабушка кивнула довольная тем, что смогла удивить меня.

– Смелее, – подтолкнув меня вперёд велела она.

Тот вечер на несколько часов стёр всё плохое, что сидело в моей голове. Он заточил демонов за решёткой, и я просто была собой. Никаких грубых мыслей или чёрного шёпота, который постоянно циркулировал во мне как кровь. Он разносил злые трудные мысли, которые поедали меня. Заставляли сомневаться в своём ли я уме? И как долго буду находиться рядом с мамой. Я не была наивной и прекрасно понимала, однажды её нить судьбы оборвётся. Кто-то там на небосводе за горизонтом выше облаком возьмёт ножницы и разрежет нить, которая была жизнью мамы. Мои сны они стали ещё более мрачными. Я держала так часто её хладное тело в своих руках, что уже не понимала, как долго смогу вынести. Видела, как мама отдаляется, её стеклянный взгляд, постоянное бормотание, слышала и знала мои сны, предсказывали будущее.

Когда мы вошли в шатёр купив билеты и заняли свои места, я поняла, что влюблена. Меня заворожила девушка, которая ходила по канату туго натянутому под куполом. Как жонглировал молодой человек мячами, а потом и факелами, которые подожгли. Огонь он всегда привлекал меня. Заманивал. Это началось с моих снов, я боялась его так же сильно, как и хотела попасть в тот пламень. Знала, обгорю, но не могла противиться.

А потом в центр вышла девушка с накладной бородой, и все захлопали в ладоши, когда она одетая в красивое платье в пол утянутая корсетом тонкая талия прошлась по арене. Она пела песни, и все с таким вниманием наблюдали за ней, словно не могли оторвать своих взглядов.

– Она ведь ненастоящая? – спросила я бабушку.

– Конечно, настоящая, – ответила она, поняв, что я говорю про длинную бороду девушки. – Это странствующий цирк уродов. Они встали неподалёку от нашего лагеря, и я знала, что ты оценишь по достоинству их выступления.

– Это просто невероятно.

Уверена, в тот момент мои глаза блестели ярче звёзд. Я так громко хлопала в ладоши, что кожа заболела, но я наслаждалась каждой минутой, которую провела под куполом.

Уже в темноте мы добирались обратно к нашему лагерю и с моего лица не сходила довольная улыбка. Тот заряд радости, который я получила, он бурлил диким огнём в крови. Бабушка внезапно замерла, когда мы подошли к нашему фургону и я подумала, что нас поймали. Барон наверняка будет очень зол. Выглянув из-за её плеча, я закрыла рот ладонью, чтобы вопль не сорвался с губ и не привлёк к нам ненужного внимания. На двери я увидела кровавый отпечаток, а под ним послание: «УХОДИ».

Бабушка Ружа осмотрела внимательно окружающее нас пространство и надолго её взгляд зацепился за лесную полосу. Деревья словно в ответ взирали на неё молча и как-то по-особенному зловеще. Подтолкнув меня без лишних слов внутрь, она указала на кровать и, я повиновалась, не смея задавать вопросов. Всё веселье, которое только несколько минут назад бурлило в моей крови, улетучилось и меня накрыла тёмная мгла. Демоны вырвались из своей клетки и заплясали на осколках моей боли.

***

Босыми ногами наступать на холодную продрогшую ото снега землю больно и обжигающе, но я так любила бродить по лесу босиком. Казалось, что в такие пасмурные особенно тёмные дни можно сидеть в кровати накрывшись одеялом и рисовать, но после очередного сна, о маме, который разорвал моё сердце, я не могла.

В тот день маму нашли в лесу.

Мёртвую.

Кровь.

Плоть.

Кости.

Словно в прошедшую ночь борьба была не на жизнь, а насмерть. И тогда я заорала. Упала на колени, смотря в её остекленевшие глаза и орала. Внутри у меня разверзлась буря. Она пожирала. Она разрушала. Давила. Заставляла орать словно обезумевшая душа. Та, что потеряла свой ориентир. Та, что никогда не найдёт истоки новой силы.

Сон он непросто предостережением каждую ночь пульсировал в моём сознании. Я ждала этого дня понимая, что так или иначе, мама уйдёт, но не понимала насколько огромная бездна образуется внутри души. Мой шок. Бабушка рядом. Она говорила. Пыталась объяснить произошедшее. Что мама хорошая и это не могла быть её рука.

Я тоже проводила много времени в лесу, и меня стали называть безумной. Как когда-то маму. На меня показывали пальцем, и я понимала, все в таборе думают, что я последую её примеру. Уйду в лес и стану отшельницей. После её похорон я не разговаривала, всё чаще уходя за полосу света во тьму. Там, где я находилась было озеро, но я не могла пойти и прикоснуться к воде как бы сильно она не звала. Страх он пожирал каждую частичку моей души.

Услышав позади шаги, я не обернулась, понимая, что это может быть только бабушка. Я ждала её слов, но когда их не последовало, застыла. Ещё пара шагов других, когда мне в спину донёсся грубый голос Руджеро. Он, как всегда, находился со своими друзьями, которые так отчаянно меня ненавидели.

– Погляди, сиротка смотрит на воду, наверное, пытается договориться со своей трусливой душой. Прыгай и не всплывай. Мы даже не станем искать тебя.

Я крепко сжала губы даже не понимая, что мои руки шарят рядом по земле в поисках защиты. Камень. Острый. Он впился в мою ладонь, когда, медленно поднявшись, я обернулась, заметив, что они стоят слишком близко.

– Что так и будешь молчать? Не станешь защищать свою безумную мать?

Я сцепила зубы понимая, что смогу впитать всю грязь, которую в меня кинут. Бабушка просила быть тихой и не пытаться бороться иначе это плохо для меня кончится. И я дала слово. И я старалась стать невидимой для всех людей, но Руджеро никогда не отставал. Он всегда находил ко мне дорогу и кидал свои язвительные обидные слова словно ножи.

– Может мы поможем тебе принять правильное решение, а? – спросил Надаль, пока Руджеро делал медленные шаги в мою сторону.

Я крепко сжимала в руке острый камень чувствуя, как что-то липкое пропитывает мою кожу и капает на землю. И тогда в моей голове вновь вспыхнули слова мамы: «Земля всегда принимает плату взамен на то, что отдаёт тебе, Зафира». И тогда моя кровь была платой за то, что я всегда находила приют среди лесной тишины и тумана.

А потом, когда Руджеро насмехаясь бросил:

– Твоя мать была шлюхой…

Мой мозг работал на шаг вперёд, чем я могла представить и осознать. Тело повиновалось приказу, который он отдал, рука поднялась и с размаху я выпустила камень, окроплённый моей кровью прямо в лицо Руджеро. Помню тот миг, когда острый осколок врезался в его правый глаз. Помню вопль, разорвавший мои лёгкие, который слился с криком боли Руджеро. Помню, как развернулась и побежала в единственное место, в котором могла спрятаться.

– Бабушка, – рыдая захлёбываясь слезами, упала на колени и схватила бабушку Ружу за ноги.

– Что случилось? – Спрашивая она уже знала ответ, увидев мою окровавленную ладонь.

А потом она сказала то, чего я никогда не должна была слышать. То, чего мой мозг не должен был впитать и сделать единственной целью.

– Ты должна уйти.

Она взяла своими ладонями моё лицо и грустно надтреснуто улыбнулась.

– Цирк. Они сегодня уезжают, и когда последняя повозка тронется, ты должна успеть спрятаться в инвентаре. В одном из сундуков потому что другого пути спрятать тебя не будет, мой ангел.

– Но как же я справлюсь? – в голосе столько страха, который ломал моё сознание. Калечил. Внушал всё самое отвратительно что может случиться со мной.

– Ты идеально впишешься не потому, что больна или безумна, а потому, что умеешь то, чего не понимают другие. Раскладывать карты. Смотреть в будущее.

– Но как же мои сны? Они подумают я безумная. Неправильная.

– Ты нормальная просто видишь гораздо больше, чем могут другие. И оттого что ты правильно толкуешь свои сновидения тебя бояться. Постарайся сглаживать острые углы. Не всегда говори всё, что видишь. Люди любят слышать хорошее, а не то что за поворотом их ждут беды и смерть, – она обняла меня и подняла на ноги. Схватила небольшую холщовую сумку и сложила несколько вещей: мой блокнот, изрисованный тем мужчиной из снов, одежду, колоду карт и протянула мне. – Берегись земель Бакадимора. Не ступай за черту леса, иначе они найдут тебя.

– Но почему?

– Пора, мой ангел. Времени нет. Его уже давно не осталось, но я боялась отпустить тебя. Твой отец жив. И он не один из нас. Он не ром. Здесь тебе небезопасно. Это место не твоя семья. Уходи. И никогда не ищи нас. И не возвращайся, – а потом, после этих злых горьких слов бабушка обняла меня, вложив в мою ладонь амулет. И отпустила. – Запомни, ангел мой, ты всегда в моём сердце.

И тогда я сбежала.

ТРИ

Скиталица

Тихо покачиваясь на лошади, я прикрыла глаза, вспоминая, как после побега спустя два дня меня нашли в одном из огромных сундуков с инвентарём. Без сознания. Меня накормили, напоили и хотели выгнать, но я убедила их, что пригожусь. И когда в первом городе я сидела в небольшой нише в главном шатре, в котором мы с бабушкой смотрели выступление, мои руки дрожали, но я была полна решимости доказать, что смогу быть полезной. Если нет, меня выбросят как ненужного щенка и тогда я останусь совсем одна. Люди видели мои глаза и когда я раскладывала карты, читая их прошлое, очередь ко мне выстроилась приличная. Вори, главный злодей этого цирка, вцепился в меня, понимая, что я золотая жила. И так я жила. Скитаясь с цирком.

– Добро пожаловать в цирк уродов.

Я была впечатлена, и в то же время очень задета тем, как Вори назвал своё шоу. Уроды слишком громкое и цепляющее слово. Оно когтями может распороть и болеть внутри. Червивым яблоком отравить сознание и гореть, пока не останется только одно – это слово.

– Смотри внимательно. Учись. Развивайся. И не протестуй, – удерживая меня за плечи, сказал Вори. И я смотрела и увидела всё, что не видела в тот вечер с бабушкой Ружей.

Взрослея, я пугала каждого из них всё больше. Они видели, как чётко и легко я читала чужие судьбы. Как просто говорила о смерти, о гибели, о потере. И они боялись. Только Ясми не страшилась находиться рядом. Спать со мной в тесном пространстве фургона. Делить свою комнату со мной. И я видела, их взгляды, наполненные страхом. Слышала шепотки, но никогда не позволяла больной части меня вырваться и осудить каждого из них. Это только подтвердит насколько они правы, что опасаются. Страшатся той силы, которой не понимают. Я была одной из них тоже странная, но в отличие от уродств их внешнего вида моё уродство затронуло душу. Отравило сознание. И пугало.

Семь лет странствий научили меня многому. Не доверять никому. Не полагаться ни на кого. Не просить. Не ждать поддержки. Одни «не», которые помогали мне оставаться в живых. Я ведь пыталась стать нормальной. Быть той, которая по ночам тихо плачет в подушку, а днём не показывает и намёка на чувства. Внутри разбитая фарфоровая кукла вся в осколках и порезах, но моё лицо всегда выглядело приветливо. На губах улыбка. В глазах мягкость. И я так отчаянно хотела стать нормальной, такой, как все, что это обернулось ножом в спину. Предательством.

Каролина, девочка со светлыми волосами, словно их поцеловало солнце, они золотым каскадом переливались по её плечам. Мы как день и ночь. Светлое и тёмное. Всё, что хорошего было в мире, Каролина собрала в себя. А я впитала мглу беспросветную, тёмную, чернильную.

Мы были ровесницами. Обеим по пятнадцать. У нас было прошлое, которое я оставила позади, чтобы идти дальше. Чтобы дышать. Просыпаться на рассвете. Утопать босыми ногами в мягкости земли. И я вцепилась в неё как упрямая собака зубами и когтями, боясь отступить. Сказать лишнее слово, потому что не хотела терять ту шаткую дружбу, которая протянулась между нами. Но свет и тьма они никогда не соединятся. Так же как день и ночь не могут существовать вместе. Рано или поздно наши дороги должны были столкнуться и разойтись в противоположные стороны.

Однажды я оказалась там, где мне не следовало находиться. Каро играла в прятки, я искала её, когда услышала голос Вори. Он говорил с каким-то мужчиной не из нашей труппы. Незнакомец. Высокий. Угрюмый. Он интересовался Каролиной, и тогда я узнала тайну, которая не должна была коснуться моих ушей. С неё всё и началось.

– Эта девочка обогатит тебя, старина, – говорил мужчина, похлопывая Вори по плечу. – Где ты раздобыл её?

– Купил, – без эмоций ответил Вори. Я прикрыла рот ладошкой, когда то грубое нечестивое слово врезалось в моё сознание. – Семья продала её за хорошую сумму, которую я предложил. Ничего особенного ты ведь знаешь, как проворачиваются подобные сделки.

Развернувшись, я хотела убежать обратно в наш лагерь, когда увидела спину бегущей, словно за ней гнались злые собаки, Каролины. Она слышала. И теперь ей было больно. Пробираясь медленно, чтобы дать ей время успокоиться нашла Каролину сидящей на ступеньке возле фургона. Её лицо было красным, слёзы оставили полоски на фарфоровой коже. Я хотела подойти и обнять её, когда Каро вскочила, злобно посмотрев на меня, и ушла, закрыв дверь.

До самого вечера я бродила по лагерю, не понимая, как поступить пока не остановилась возле озера. Да я боялась воды особенно после всего, что произошло с мамой, но также как лес она манила меня. Привлекала. Звала в свои объятия. Я так и не решилась подойти, слишком близко стояла возле дерева, наблюдая за тихой гладью.

– Так это и есть ведьма? Больно она маленькая и ничуть не страшная.

Вздрогнув от их слов, обернулась, заметив мальчишек, из города, которые приходили на представление Каролины каждый вечер. Она стояла рядом с ними скрестив руки на груди и ликовала, когда мальчишки подошли ближе, окружая меня. Страх заструился по позвоночнику, когда они начали выкрикивать то слово.

– Ведьма. Ведьма. Ведьма.

А потом они накинулись, сковали мои руки и ноги и понесли к озеру. Я брыкалась, сопротивлялась, но не смогла вырваться. Поймала взгляд Каролины, которая наблюдала с невозмутимым видом и мне не понадобилось задавать вопрос, я нашла ответ в глубине её сознания. Она не хотела, чтобы я проболталась о том, что услышала. Она была готова запугать меня наказать и заставить замолчать.

Обжигающе холодная вода сомкнулась над моим телом, когда мальчишки раскачали меня и кинули в глубь озёра. Я умела плавать, мама научила меня с самого детства, но в тот миг, когда вода сомкнулась, я забыла, как это поднимать руки, разрывать воду, чтобы вырваться на поверхность. Когда они кинули меня, я открыла глаз и видела, как клубятся пузыри, когда заорала. Внутри у меня всё заледенело. Я ждала, когда моих ног коснутся хладные руки и потянут на дно, словно камень всё глубже опускалась под воду, пока не почувствовала склизкие щупальца.

В тот миг в моём мозгу произошёл взрыв. Я забыла о страхе понимая, что единственное желание жить. Не позволить тому, что на дне забрать меня. Я начала брыкаться размахивать руками, но чем больше сопротивлялась, тем сильнее мои ног увязали в липких лоскутах. Опустив руки, я пыталась выпутаться из верёвок, которыми меня оплело, когда кто-то дёрнул моё тело вверх. Задыхаясь уже не от страха, а от потребности вынырнуть и вдохнуть кислорода наполнить свои горящие лёгкие воздухом, я смогла скинуть те липкие верёвки со своей кожи. Ясми. Это была та девушка, которая всегда приглядывала за мной. Которая впустила меня в свой фургон и позволила находиться рядом. Она откинулась на спину и поплыла к берегу. Помогла мне выйти и прижала к себе, услышав мой сдавленный всхлип.

– Тише, Зафира. Всё уже позади, – шептала она, прижимая мою голову к своей груди. – Это были всего лишь водоросли. Ламинарии они опутали твои ноги.

Тогда я поняла, что бормочу о том, что кто-то тянул меня на дно. Не отпускал.

– Кто это сделал?

– Каролина, – даже не задумываясь выпалила я.

Ясми напряглась, я почувствовала, как её тело превратилось в гранит под моей щекой. И тогда тот барьер, который всегда оберегал меня, позволял делать вид, что я нормальная не вижу страшные сны, не читаю будущее, не смотрю в прошлое, его прорвало. И я рассказала всё. Каждую деталь своего прошлого и того, что произошло сегодня.

– Не так уж много в ней света, Зафира. Снаружи Каролина похожа на солнце, но внутри у неё сидят демоны.

Ясми единственная живая, душа которая впоследствии стала моим пристанищем. Другом. Близким. Самым дорогим. И лес. Он так глубоко пророс своими корнями в моём сердце, что так и остался неизменным спутником моей жизни.

Я перестала бегать за Каролиной. Даже не смотрела в её сторону. Проводила свои дни рядом с Ясми и училась у неё акробатическим номерам. Меня так увлекало всё, что она показывала, что я быстро переняла её мастерство и гибкость. С лёгкостью садилась на шпагат. Крутила своё тело так, как не представляла возможным. Могла с лёгкостью жонглировать шариками. Впитывала всё, чем делились другие, и Вори видел каждый раз, с каким воодушевлением я бралась за работу, вкладывая все силы.

Когда впервые он предложил мне выйти с номером, я так радовалась, что легко отыграла свою роль и получила впервые искренние бодрые аплодисменты. Я так ликовала, когда стоя в центре арены, в красивом обтягивающем блестящем костюме, показывала на какие чудеса способно моё тело. Гибкость она словно в моей крови была. Я легко села на шпагат, раскинув руки в стороны, когда почувствовала на себе злой взгляд. Подняв голову, увидела пылающую гневом Каролину. Она ненавидела, что Вори разрешал мне выступать, но, а я наслаждалась каждым мгновением. Не только потому, что мне дико нравилось видеть восхищение и восторг в глазах публики, отчасти оттого, что это злило Каролину. Наша история оказалась слишком запутанной и больной. Я всегда смотрела на неё как на свою подругу. Не соперница. Не незнакомка. Но Каролина показала, насколько может быть опасно доверие.

***

А потом мы остановились в очередном городе, который затянулся петлей на моей шее.

Вори рассказывал о своём плане, но я слушала вполуха. Накручивала локон волос на палец, осматривая всех, кто собрался в главном шатре. Только светало, когда мы пересекли черту этого города. Того самого, о котором я слышала так много легенд. И в который никогда не должна была приезжать. Слова бабушки Ружи треском сквозь запечатанные мысли, припрятанные в дальнем ящике памяти, просочились в меня. Я знала, что всё реально настолько, насколько позволяло моё безумие.