– Да? Ну, тогда и ладно.
– Я вообще не всегда любопытная. Любопытство – энергозатратно, а это не в моих интересах. В моей жизни в плане знакомых и так довольно густо, на новых распаляться некогда. И вот о чем теперь я хочу спросить: ну, ведь долго живешь?! Как так, что и поговорить не с кем? И почему не женат? Уж за столько-то лет можно было найти достойную барышню!
Олеф посмотрел на бокал. Сделал еще глоток.
– Всегда все идет одинаково, – задумчиво произнес он. – Влюбленность в юное искреннее создание. Завоевание, и она поддается. Трудно устоять, – он посмотрел с иронией и грустно усмехнулся. – И некоторое время ты наслаждаешься этой юностью… непорочностью. Взаимным притяжением. Преодолеваешь соблазны.
Он посмотрел в сторону, вспоминая. Его лицо сохраняло почти мечтательное выражение.
– Потом – поддаешься соблазнам. И еще какое-то время живешь в настоящем экстазе! А потом… Как грим смывается и непорочность, и юность. И милость. Сквозь знакомые черты проступает нотки капризности. Она хочет быть всегда с тобой и ревнует ко всему. И требует! Все время чего-то требует!
– Это называется «отношения», – заметила Никодима.
Но он словно не слышал.
– Потом, если ты ее еще любишь, поддаешься уговорам и делаешь ее такой же, как ты сам. Но все становится только хуже. Она перестает быть теплой. Перестает смеяться твоим шуткам и ценить время, проведенное с тобой. Ее очаровательная дерзость превращается в пренебрежение. Смелость становится жестокостью.
Теперь он смотрел в стол.
– И однажды ты застаешь ее с другим, а она даже не смущается, не пытается оправдаться, а с раздражением напоминает тебе, что только еще входит во вкус, и не тебе ей указывать… И когда она однажды уходит, а они все уходят, ты испытываешь тоску и облегчение одновременно. А потом все повторяется.
Никодима некоторое время молчала. Он тоже не торопился продолжать разговор: это откровение (а откровения, сразу было понятно, он не часто себе позволял) сильно взволновало Олефа, и ему требовалось некоторое время, чтобы опять прийти в состояние привычного самоконтроля.
По счастью, в зал вошел Рустаф.
– Когда подавать основное блюдо?
– Уже пора, – сообщила Никодима.
Рустаф, как хорошо вышколенный слуга, посмотрел на хозяина, тот едва заметно кивнул. Дворецкий удалился.
– Ладно. Это – обосновал, – произнесла Никодима. – Но что ты ожидал от вампирской жизни? Счастливого семейного гнездышка?
– Я не теряю надежды.
Он посмотрел прямо ей в глаза.
– Так, на меня даже не прищуривайся! Я сюда не на смо – трины пришла, а просто халявно поужинать. Кстати, тарталетки зачетные!
Олеф улыбнулся, мрачные мысли его покинули.
– А разве тебе не нужна помощь со сценарием? Или что ты там разбрасывала по полу?
– Справилась, – хмыкнула Никодима.
– Так ты сценарист?
– В том числе.
– В том числе? – удивился он. – Это не основная работа?
– Это больше хобби. Такое оплачиваемое хобби. А вообще у меня магазинчик дверей. И еще звукозаписывающая студия. Ну и так, по мелочи.
– Сейчас женщины работают… Одон утверждает, что все это смешение ролей ни к чему хорошему не приведет, а я считаю, что у каждого должна быть свобода выбора.
– Кто такой Одон?
– О, да, мы не говорили о родственниках… Это мой брат. Старший.
– Родной?
– У нас один обратитель.
– Да. Точно. Вампирские семьи. Но вот, что касается свободы выбора – ее пока все еще маловато. Больше, чем в Средневековье, конечно. Но… недостаточно.
– В Средневековье у меня не было бы шанса пригласить в гости малознакомую достойную женщину и получить ее согласие.
– Да и в наше время это не так, чтобы принято, – заверила Никодима. – Между прочим, я до сих пор не понимаю, зачем ты это сделал.
– Во все времена, – произнес Олеф, – очень ценны хорошие собеседники. Которые ничего от тебя не ждут и не требуют.
– Требовать мне лениво, это надо придумать и напрягаться, а вот ожидания – не без этого.
Он приподнял одну бровь, что, как мы уже знаем, в его исполнении означало удивление.
– Ожидание?
– Мне вино обещали. Я, что, уйду домой трезвая?
Лицо его изменилось, Олеф вдруг вскочил с места.
– Как я мог забыть?! Прогуляемся в погреб? Вы выберете сами! Ты выберешь сама!
– Прогулка в погреб? – вздохнула Никодима поднимаясь. – Маньяки торжествуют.
Хозяин дома вспомнил, что он вампир и что он ужасен и улыбнулся коварно.
Потом они выбирали вина, и Никодима пыталась выяснить, какой максимальный ущерб может нанести, если откроет, скажем, вот эту бутылочку? А эту?
После небольшой лекции о виноградниках 19 века они вернулись в зал, где уже дымилось жаркое. Разговор коснулся литературы, перешел на обсуждение современного сценарного искусства и совершенно нелогично уткнулся в рассуждения о медузах, которых разводили китайцы на морской ферме где-то в районе Славянки. А, может, и не там. И, возможно, не китайцы…
На прощание уже у двери горничная (о, здесь не только Рустаф, оказывается) протянула хозяину упакованный десерт и быстренько скрылась. Вампир передал пакет Никодиме.
– Спасибо за вечер.
– Взаимно. Вино действительно отличное, и готовят у тебя вкусно. Не знаю, зачем.
Олеф галантно наклонился, несколько помедлил и поцеловал гостье руку.
