– Да тут недалеко, на Связистов.
– Я не о том. Хата твоя или снимаешь?
– Моя, – соврал Родион, – Однушка, от матери по наследству.
– Знач, щас едем к тебе, хату смотреть, потом ко мне за баблом. Что с тобой станет, если обмануть попытаешься, объяснять не надо?
Родион молча кивнул головой, и Хмурый потянулся за телефоном вызывать такси.
На съёмной квартире Родион долго рылся в шкафах и тумбочках в поисках документов на право собственности, искренне сокрушаясь о том, куда они могли запропаститься. Хмурый заскучал и, взглянув на часы, пробасил:
– Ладно, фраерок, я ж тебя знаю, как облупленного. Но учти: если что, тебе будет очень стыдно, когда предстанешь пред Господом, – и широко улыбнувшись двумя золотыми фиксами, хлопнул Родиона по плечу, – Поехали ко мне.
"И надо же было дураку ввалить всё на Дортмунд, ведь были ж варианты, – с досадой подумал Родион, печально поглядывая на настенные часы, – Десять уж доходит, а праздником и не пахнет". Хмурый великодушно отмерил ему ещё сутки, но вот заканчивались и они. Впрочем, эта отсрочка нужна была Родиону не столько для поиска средств для уплаты долга, сколько для обдумывания создавшейся ситуации и выбора наиболее рационального выхода из неё. Однако же, все умственные потуги приводили лишь к одному неутешительному заключению: исчезнуть, лечь на дно и в спокойной обстановке со временем придумать способ достать деньги или, лучше, вообще рвануть куда-нибудь в ближнее зарубежье или дальнее Заполярье; туда, где не запеленгуют. "Хорошо ещё про Светку не проболтался. Но к ней мне нельзя, там они меня быстро найдут, такие сухари умеют справки наводить. Тогда и её подставлю. Нет, только не это. Эх, Света, Светочка, завещание б на тебя написать, да только что завещать? Мышь, в холодильнике повесившуюся?"
Родион невесело улыбнулся и вылил из стоящей на пустом столе чекушки остатки водки в стакан.
Снова зазвонил телефон. Родион нервно взглянул на монитор: хозяйка квартиры.
– Добрый вечер, Марья Фёдоровна! С наступающим вас!
– Очень мило с вашей стороны. Ничего более интересного не имеете мне сказать?
– Простите ради Бога за задержку, с зарплатами, сами знаете, что творится. Деньги я занесу не позднее послезавтра, а дабы вы не думали про меня плохо, я вам унитаз новый поставлю. Ваш-то уже ни к чёрту, а я тут по случаю достал. Договорились?
– Без обмана?
– Да какое там, Марья Фёдоровна! Вот, я на нём сейчас сижу как на табуретке, зайдите, гляньте: белый как снег, блестит как айсберг.
– Родион, я вам верю, но в последний раз. Если обманете, третьего числа собирайте вещи.
– Марья Фёдоровна, да разве я когда…
В трубке раздались короткие гудки. Родион выпил налитое в стакан, запил водой из-под крана. Пустую чекушку положил в мусорное ведро. Затем вытащил сигарету, закурил, а пачку положил в карман. Вынул из старенького серванта паспорт, сунул во внутренний карман полушубка. "Вот и вещи собраны, тётя Маня, а долг я вам верну немного погодя. С унитазом вот только некрасиво получилось, – выпитое немного взбодрило Родиона и вернуло самообладание, – Телевизор, "Соньку" и десятка три игровых дисков я до поры оставляю вам, сударыня, в качестве компенсации за мифический унитаз, может внукам сгодятся. Итак, пора. Куда? Можно придумать по дороге. А здесь более оставаться небезопасно для здоровья. Сейчас, только докурю…"
Опять зазвонил телефон. Номер был незнакомый. На незнакомые номера Родион не отвечал уже с утра, для этого у него были все основания. Он быстро докурил сигарету, выбросил окурок в форточку и стал одеваться. "Двину, пожалуй, сначала на вокзал, – думал он, нахлобучивая на голову шапку, – там сориентируюсь".
И снова звонок, но теперь уже в дверь. Родион замер.
"Неужто не успел?"
Как можно тише ступая по скрипучим половицам, он выключил свет и подошёл к двери. Звонок повторился, длиннее и настойчивей. Затаив дыхание, Родион припал к глазку. В тусклом свете подъездной лампочки торчала брутальная мужская рожа с квадратной челюстью, покрытой недельною щетиной. Чуть позади маячили ещё какие-то тени, также не предвещавшие Родиону ничего доброго.
– Открывай, Малах! Мы знаем, что ты здесь. Разговор есть, – раздалось из-за двери.
"Только и делов мне, что с вами лясы точить”, – прошептал Родион и кошачьими шагами проследовал к лоджии. Окна квартиры выходили в противоположную от подъезда сторону, на пустырь, и это вселяло некоторую надежду. Родион тихо отворил дверь. "Второй этаж, жаль в десанте не довелось послужить. Опыту нема, зато сугроб вон вполне подходящий… Опаньки! А вот, кажись, и мой друг".
Метрах в тридцати от намеченной Родионом цели блестел лаком большой чужеземный внедорожник, а рядом с ним возвышалась до боли знакомая фигура борца-тяжеловеса.
Возникла на мгновение никчёмная мысль затаиться, отсидеться пока не уйдут, но застонавшая под тяжкими ударами входная дверь, закрытая на хлипкий замок-защёлку, сразу же её развеяла. Родион не верил в Бога, но сейчас ему сильно захотелось обратиться к нему за помощью. "Отче наш, – негромко сказал он, – иже еси на небеси…" Дальше он не знал, поэтому, размашисто перекрестившись, шагнул на лоджию и распахнул застеклённые рамы. Радостно встретивший его свежий ветер вперемешку с мелкими снежинками придал ему духу, и он легко, словно лань, перемахнул через ограждение. На секунду задержавшись на приступке с внешней стороны, держась одной рукой за перила, прицелился и с ювелирной точностью воткнулся в середину сугроба.
Приземление получилось удачным, без вреда для здоровья, но омрачилось одним обстоятельством: в снег Родион засел слишком глубоко, что лишило его маневренности, и через несколько секунд воротник его недорого полушубка оказался в крепкой лапе Хмурого.
– Как же ты насмелился, дурила, без парашюта то? Совсем себя не бережёшь. Не ушибся? Ну, пойдём, фраерок, щас я тебя полечу.
Хмурый одним движением правой руки освободил Родиона из снежного плена и поволок к джипу. Левой рукой он вынул из кармана телефон и приложил к уху. Родион, заметив это, начал как можно незаметнее расстёгивать пуговицы на полушубке.
– Отбой, пацаны! – скомандовал Хмурый, – Он у меня на поводке. Давайте к машине, – и тут же почувствовал, как "поводок" резко ослаб. Родион, легко выскользнув из просторного полушубка, рванул что было сил к видневшейся невдалеке лесополосе. Бежалось ему легко: ветер был попутный, и оставшаяся в чужих руках верхняя одежда не стесняла движений молодого, здорового тела. Хмурый, не сразу сообразив, что произошло, держа в руке пустой "полупердончик", недоумённо провожал взглядом быстро тающий в темноте силуэт бегущего человека. Из подворотни появилась ломившаяся в дверь его бригада количеством в три бойца.
– Вон он! – заорал Хмурый, тыча пальцем в темноту, – соскочил, падла! Давай за ним!
И все четверо, гулко топча свежевыпавший снег, рванули по горячему следу быстро удаляющегося Родиона.
Ночь была лунная. Полновесное ночное светило заливало предательским светом белоснежный покров пустыря, однако на старте, пользуясь недолгим замешательством преследователей, Родиону удалось набрать приличный отрыв, и это давало ему весомые шансы на спасение. К тому же, весьма кстати, обнаружилась разность в легкоатлетической подготовке: Родион мало пил и много ходил пешком или ездил на велосипеде, тогда как гнавшаяся за ним компания повседневно пользовалась личным автотранспортом, а к лозунгу “трезвость – норма жизни” относилась с нескрываемой иронией.
Рассекая грудью морозный воздух, Родион стремительно приближался к лесополосе. Однако ширина её и густота зеленых насаждений не вселяла надежд укрыться под их сенью. За лесополосой проходила железнодорожная линия, а дальше – высокий кирпичный забор машиностроительного завода. “Вот и финиш”, – невесело подумал Родион, оглядываясь назад. В подтверждение его мыслей от компании Хмурого отделились двое: один направился влево, другой вправо, отрезая Родиону пути к прорыву по флангу, а двое других продолжали гнать его к забору. Видя безвыходность ситуации, Родион сначала перешёл на трусцу, а потом и вовсе остановился, сплюнул в снег и стал с достоинством ожидать приближающегося кредитора со товарищи. Братки, однако ж, тоже утратили свежесть, и, перейдя на шаг, не спеша приближались к Родиону. Расстояние между ними было около полусотни метров.
“Похоже, этот Новый Год станет самым необычным в моей жизни, – саркастически подумал Родион, когда до его слуха стало долетать тяжёлое дыхание запыхавшихся братков, – Закурить бы напоследок, да сигареты в полушубке остались”.
Родион зачерпнул ладонью снега, сунул его в рот, смочив пересохшее горло, и стал смотреть на луну. Ночную тишину внезапно разрезал гудок тепловоза. Родион насторожился. Вслед за гудком послышался шум приближающегося поезда. Оглянувшись, он увидел мелькающий сквозь деревья тепловозный прожектор. “Судьба моя, как и прежде, щедра на подарки, – подумал Родион, – Если перескочить линию перед паровозом, а затем бежать по ходу поезда, можно уйти довольно далеко. Сейчас главное – точный расчёт. Время для рывка ещё не настало. Надо что-то сделать”.
– Стойте, мужики, – громко, но спокойно сказал он, приподняв кверху руки с повёрнутыми вперёд ладонями, – сдаюсь.
К его удивлению, Хмурый остановился, а, глядя на него, и остальные. Видимо, подустали. Родион краем глаза следил за поездом: далековато ещё. Чтобы окончательно расслабить противника, он не спеша побрёл в их сторону.
– Только обещайте, что бить не будете.
В ответ послышалось дружное ржание.
– Да как же тебе такое в голову могло придти!
– Деньги почти готовы, проблемка-то совсем пустяковая… – продолжал Родион, краем глаза следя за поездом.
“Ну, кажись пора!”
И, резко развернувшись спиной к потерявшим бдительность браткам, что было сил рванул через лесополосу наперерез приближающемуся поезду. Прорвавшись сквозь скопившийся между деревьями снег, он взбежал на невысокую насыпь и пересёк рельсы в аккурат перед носом тепловоза. “Вуаля, мазурики! – радостно стучало в груди, – Бережёного Бог бережёт! Теперь достань меня!” И весело побежал наперегонки с поездом.
Однако, бросая беспокойный взгляд под колёса, вскоре увидел несущихся по ту сторону линии преследователей, которые и не думали отставать, видать открылось второе дыхание. Уходящий в бесконечность заводской забор лишал Родиона разнообразия направлений, но самое неприятное было даже не это. Поезд начал быстро сбавлять ход, шипя и скрипя тормозами. Родион остановился, то же самое сделали бежавшие по ту сторону братки.
Поезд был пассажирский. Почти все окна в нём были тёмными, однако в одном вагоне светились тусклым светом. Скорость состава таяла на глазах, словно машинист применял экстренное торможение. Хмурый с друзьями подошли вплотную к колёсам, расположившись напротив Родиона и стали ждать остановки.
И тут произошло необъяснимое. Когда вагон с тускло светившимися окнами поравнялся с Родионом, раздалось громкое шипение и пневматические двери медленно разъехались в стороны, словно приглашая его внутрь. Ни на миг не задумываясь, Родион рванулся к дверям. Насыпь была невысокая, однако ж и не перрон, и лишь в отчаянном прыжке Родиону удалось ухватиться за поручень. Поезд медленно продолжал движение, волоча новоявленного пассажира ногами по снегу. Родион, собравшись с силами подтянулся, водрузил колено на нижнюю ступеньку и на четвереньках ввалился в тамбур. И в то же мгновение двери, спасительно шипя, закрылись за его спиной. Переводя дух, Родион медленно встал и подошёл к окну противоположной двери. Внизу на насыпи прощально таяли во мгле четыре фигуры с широко расставленными на снегу ногами и столь же широко раскрытыми ртами. Поезд набирал ход. Родион театрально развёл руками, проводил их взглядом и, немного отдышавшись, пошёл в вагон.
За дверью тамбура ему открылась несколько странная картина. Салон был погружён в полутьму. По обе стороны от него тянулись до самого конца пустые деревянные скамьи. Пассажиров не было. Освещена была лишь самая середина вагона, там подрагивал доживающей свой век лампочкой единственный работающий плафон. Родион стряхнул снег со свитера, вытер рукавом пот со лба и, пройдя в середину вагона, устало опустился на скамью у окна. Располагавшийся под окном обогреватель выдувал через решётку щедрую струю тёплого воздуха. Родион откинулся на спинку скамьи, вытянул ноги и погрузился в тепло и невесёлые размышления.
“Стало быть, я теперь бродяга. Одет не по сезону, ни денег, ни документов, ни малейшего понятия о том, куда следую. Это, кстати, не мешало бы в ближайшее время выяснить. Только у кого ж спросить? В вагоне ни души, население давно уж разъехалось по тёплым квартирам, ёлки наряжает. Надо бы в соседний наведаться. Сейчас, только малость передохну да обсохну”.
Родион повернулся к окну, за которым медленно проплывали фонарные столбы, освещая полутёмный вагон движущимися полосами жёлтого света. За ними белела под луной снежная степь, кое-где прорезанная лесополосами. Вдали прощально светились огоньки удаляющегося города.
