– Я понял.
– Все, иди…
Шати прошел через лагерь, где солдаты тщательно наводили чистоту, и вошел в небольшое помещение, которое служило наблюдательным пунктом, на первом этаже которого находилось караулка. Здесь был отгорожен угол, завешенный темным плащом. Откинув занавеску, разведчик оглядел пыточную. Тут он был впервые, и общая атмосфера неприятно поразила его. Вдоль стен сидели и лежали несколько человек. На стенах торчали металлические крюки, а в углу стояла бочка, из которой торчали железные орудия пыток. Нужный человек висел, привязанный за руки под потолком, и, судя по его состоянию, жить ему оставалось не так уж и долго – до того момента, как он выложит все, что нужно легату, и на этом его мучения должны были закончиться.
Шати был в пыточной не больше часа, когда туда ворвался центурион с вытаращенными от негодования глазами:
– Ты чего творишь? Тебе же сказали, что он живой нужен… Он говорить сможет? Он вообще еще соображает или уже нет?
– Да я просто… Я же пугал только…
– Пугал? А ну вон отсюда… Завтра легат сюда пожалует, а ты натворил дел… Чтобы я тебя больше здесь не видел… Ты всех переломал, что ли? Так, у этого ребра сломаны… У этого рука… Здесь челюсть… Тебе же сказали, только с одним поработать, зачем ты остальных-то изувечил? Тебе мало одного? Живодер… Ладно с этими, их хоть сейчас можешь прибить, но новенького-то зачем?
– Случайно, не рассчитал немного…
– Под арест в яму, на трое суток…
– Да, командир…
– Ты еще здесь?
Через пять минут Шати уже сидел в глубокой яме. Она частично была заполнена водой, и ледяная жижа под ногами мгновенно высасывала все тепло человеческого тела. Рядом с ним находились еще двое наказанных. Они здесь были уже больше суток и, судя по всему, сил на борьбу за выживание у них уже не осталось, так как они оба сидели в жидкой грязи и не проявляли никакого интереса к жизни. Тем, кто сидел в яме меньше трех суток, еда и вода не полагались, поэтому рассчитывать на горсть каши, которую ежедневно выдавали в качестве суточного продовольственного пайка, им не приходилось.
Но судьба в очередной раз улыбнулась разведчику. Судя по всему, пленный все-таки заговорил, но заговорил на совершенно незнакомом для римлян языке. Он повторил несколько слов, но его никто не смог понять, и ради этого было объявлено срочное построение всего легиона. Вдоль строгих ровных рядов прохаживались командиры и произносили непонятные слова в надежде, что кто-нибудь из солдат сможет понять этот «проклятый» язык, но легион молчал. Этот пленный варвар говорил на таком непонятном языке, что казалось, можно было сломать язык, выговаривая эти непонятные звуки. Когда легата уже покинула последняя надежда на положительный исход этого общего собрания, откуда-то из-под земли до него донесся еле слышный хриплый голос:
– Я знаю этот язык.
– Кто это сказал? Выйти из строя…
– Я не могу…
– Выйти из строя – это приказ!
– Я в яме, господин, наказан.
– Немедленно вытащите его оттуда…
Через несколько секунд Шати уже стоял перед легатом, вернее даже не стоял, а сидел на земле крепко обняв свои колени. С ног до головы измазанный грязью, вдобавок сильно трясущийся от дикого холода, он дрожащими губами начал оправдываться:
– Я в яме сидел, господин…
– Неважно. Ты сказал, что понимаешь этот язык.
– Да, господин. Это язык северных народов. Я знаю его.
– И что значат эти слова?
– Он спрашивает, что мы хотим от него.
– Ну, тут нетрудно было и догадаться… За мной…
Легат в сопровождении старших офицеров и охраны проследовал в караульное помещение, и Шати еле успевал за ними, с трудом перебирая полусогнутыми замерзшими ногами. Когда он вошел в пыточную, то пленник уже не висел под потолком, а лежал на полу и тяжело дышал.
– Спроси его, кто он такой и откуда родом…
Шати перевел вопрос. Пленник от неожиданности вздрогнул (это заметили все) и начал говорить, но Шати перебил его. Немного поговорив, разведчик доложил:
– Он сказал, что очень далеко отсюда его страна и до нее трудно добраться. Но если мы обеспечим ему хорошие условия, то он готов нам показать дорогу.
– А с чего это вдруг он решил, что мы ищем его страну?
– Я ему сказал, что мы ищем его страну.
– Тебя кто просил языком трепать? В яму его, немедленно…
Не успел Шати и глазом моргнуть, как двое крепких охранников схватили его подмышки и водворили обратно на место отбывания наказания… На этом его счастье закончилось, но уже на следующее утро его снова вытащили из импровизированной тюрьмы.
– Будешь говорить только то, что тебе скажут, иначе сгниешь в яме, ты понял?
– Понял…
– Спроси, где конкретно находится его страна и сколько там проживает людей.
Шати добросовестно все перевел, но неожиданно пленник перестал говорить и демонстративно отвернулся.
– Он не будет отвечать на вопросы, пока мы не создадим ему подобающие условия. Он сын одного из уважаемых людей его страны и требует, чтобы мы обращались с ним соответствующе, тогда он ответит на все наши вопросы.
– Хорошо, скажи ему, что он получит все, что ему причитается по его чину…
Через двое суток лагерь был свернут, и легион отправился дальше. Теперь у легата было гораздо больше надежды, что поход закончится грандиозным успехом. Захваченный пленник выдавал любую информацию по первому же требованию своих новых хозяев, и командование теперь планировало по возможности ускорить свое триумфальное возвращение с царскими дарами в Рим.
Шати теперь всюду находился рядом с пленником. Во время длительных переходов они шли рядом и о чем-то разговаривали. Было видно, что молодой человек очень побаивался своего сопровождающего и каждый раз испуганно вздрагивал, когда тот к нему обращался. Эта неразлучная парочка всегда находилась в середине отряда под пристальным вниманием личной охраны легата. Для уточнения некоторых деталей их иногда вызывали к себе высшие командиры раз в день, а иногда и раз в неделю, поэтому они могли чувствовать себя более-менее свободно.
Все шло своим чередом, и легион римских солдат преодолевал один за другим километры трудных дорог по лесам. Здесь уже не было городов и поселений, поэтому последнюю часть пути они шли без кровопролитных битв и потерь. Легат был опытным командиром, и это долгое затишье его теперь сильно настораживало. Ему было проще пробиваться с боями сквозь гущи врагов, чем вот так вот свободно идти и не знать, откуда может прийти беда. Как он и предполагал, неприятности не заставили себя долго ждать…
Однажды утром ему доложили, что проводник, который должен был вывести их на какую-то сказочную каменную дорогу, которая была прямой, как стрела, и соединяла два города, битком набитых золотом, умер… Просто умер. Он лег вечером спать после отбоя, а утром не встал с подъемом. Врачи констатировали смерть во время сна от остановки сердца. При более тщательном осмотре они обнаружили на его подошве две едва заметные маленькие красные точки. Это вполне мог быть след от укуса какого-то неизвестного насекомого или змеи. На этом следствие было закончено, и другие версии уже не рассматривались. Теперь самым ценным человеком в лагере оставался пленник. Он в очередной раз ткнул пальцем в карту перед легатом и сделал шаг назад:
– Здесь…
– Прошлый раз ты показывал немного правее.
– Если идти правее, то там дорога лучше, но по времени это займет еще пару месяцев.
– Хорошо. Если твои данные не подтвердятся, то ты будешь умолять меня о смерти, но я не сделаю тебе такой милости…
– Мне нечего скрывать, вы ведь отпустите меня, когда мы придем домой?
– Конечно, отпущу, только переговорю с вашим вождем или кто там у вас, и сразу же отпущу…
– Мой отец заплатит вам много золота за то, что вы сохраните мне жизнь.
– Я знаю… Теперь можешь идти.
Пленник вышел из палатки, и сразу же четверо рослых солдат встали у него по бокам. Шати также не отставал от своего напарника, и неразлучная шестерка отправилась к своей палатке.
С каждым днем становилось все холоднее и холоднее, а однажды ночью выпал глубокий снег, и легат принял решение строить зимний лагерь, так как передвигаться было уже практически невозможно. Солдаты неделю строили бараки и рыли рвы. Все силы легиона были брошены на строительные работы, и стройка кипела круглые сутки.
Шати первым услышал звук трубы, означающий всеобщее построение на ужин. А так как ужин включал в себя и завтрак, и обед в одном виде, то это означало, что нужно было спешить, иначе запросто можно было остаться голодным на целые сутки. Ровные шеренги солдат замерли на плацу в ожидании раздачи пищи. Два помощника тащили огромный котел с еле теплой кашей, а главный повар черпал половником это месиво и вываливал в протянутые ладони солдат. Суточная норма еды составляла ровно столько, сколько могло уместиться в сложенных ладонях. Шати в этом случае очень повезло. Его огромные ручищи вмещали двойную, а по завистливым взглядам сослуживцев, и тройную норму, и в связи с этим он всегда чувствовал себя немного сытнее остальных. А вот его напарник-пленник очень страдал из-за своих миниатюрных рук. То, что ему насыпали в ладони, он съедал за считанные секунды и потом провожал голодным взглядом исчезающую еду у остальных. Он не привык к таким суровым походным условиям и сильно страдал от недостатка пищи. Однажды от голода у него даже закружилась голова, и ему пришлось срочно присесть на землю, чтобы не упасть в обморок. Легионеры, охранявшие его, весело переглянулись:
– Если у них все такие солдаты, то проблем с нашим золотом не будет…
– Точно, тут не нужен легион. Можно было и одной когортой обойтись…
Солдаты весело засмеялись своим шуткам и поудобнее оперлись на свои длинные копья, ожидая, когда же наконец этот слюнтяй придет в себя. Однако этот голодный обморок вызвал приступ веселья далеко не у всех. Шати же, наоборот, неожиданно глубоко задумался. Этим же вечером, после отбоя, он осторожно подошел к месту, где пытался уснуть пленник:
– Не спишь?
– Уснешь тут, есть хочется, того и гляди желудок в трубочку свернется. И как вы можете так долго нормально не есть?
– Это, брат, целая наука. Тут нужно с раннего детства тренироваться.
– Это понятно… Слушай, я так и не пойму, а чего от меня вашим командирам нужно-то? Спрашивают какую-то ерунду все время и довольные улыбаются.
– Тебе пока не нужно этого знать. Твое дело обстоятельно отвечать на те вопросы, которые я тебе задаю, и в точности выполнять все мои распоряжения.
– У меня складывается такое ощущение, что ты неправильно переводишь.
– Тебе какая разница? Вообще можешь говорить все, что хочешь, главное, говори и делай вид, что отвечаешь мне…
– Ясно… А куда мы идем?
– К вашему Городу.
– Какому еще нашему Городу?
– Не прикидывайся, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. И еще… В следующий раз, когда тебя подведут к карте, покажешь чуть севернее место от прошлого раза, там где лес пересекает глубокий овраг, ты понял?
– Понял, а зачем?
– Затем. И не удивляйся, если после этого тебя немного побьют. Ты им нужен живой, поэтому до смерти не забьют, попугают только – и все…
– Ладно, не в первый раз… Только сильно не бей, а то в прошлый раз ты мне чуть ногу не оторвал, когда над головой меня крутил.
– Не бойся, не оторву, но в этот раз тебе достанется немного сильнее, чем раньше.
– Да зачем все это?
– Нужно, пока ничего тебе не могу сказать, но придет время, и ты все узнаешь. Кстати, вот возьми это, положи под язык и рассасывай.
– Что это?
– То, что даст тебе чувство сытости и придаст сил.
– Давай.
Шати протянул пленнику маленькую грязную таблетку, и тот сразу же закинул ее себе под язык. Он сильно побаивался Шати и поэтому беспрекословно выполнял все его «дурацкие» приказы.
Через два дня их снова вызвали в палатку легата. Командиры стояли перед большой картой, составленной еще, так внезапно умершим, проводником, и слушали очередной рассказ пленника. Наконец, один из них не выдержал и обратился к Шати:
– Переведи ему, что если он собирается нас дурить, то я отрублю ему голову прямо здесь…
Шати перевел, но пленник даже глазом не повел. Он что-то увлеченно рассказывал и чем дольше он говорил, тем краснее становилось лицо у его переводчика. Когда же он закончил, то Шати вместо того, чтобы перевести его речь, быстро подскочил к своему подопечному и со всей своей нечеловеческой дури ударил того в челюсть. Пленник отлетел, как мячик, на несколько метров и распластался на земле. А Шати уже был рядом. Он неистово стал бить ногами его тело и кричать на всю палатку:
– А ну, повтори, что ты сказал… Еще раз повтори… Где ты видал римлян…? Куда командир должен тебя поцеловать, чтобы ты ему ответил…?
Охранники бросились оттаскивать взбесившегося Шати от своей жертвы, но было уже слишком поздно. Пленник лежал без сознания и еле дышал. В палатку был срочно вызван врач, который сухо констатировал:
– Если в течение трех суток не умрет, то будет жить… но шансов мало.
Легат, стоявший рядом, резко повернулся и что есть силы ударил рукояткой своего меча Шати по лицу. Тот отшатнулся и схватился за сломанный нос, из которого ручьем хлестала кровь.
– В яму…
Однако через неделю Шати вновь понадобился руководству. Пленник очень медленно стал приходить в себя, и снова потребовался переводчик. Просто так с единственной ниточкой, связывающей легион с целой горой золота, прощаться не хотели, и начался новый этап построения диалога. Неделя, которую Шати провел в яме, не прошла для него даром. Он наконец-то осознал, что гнев, из-за которого он терпел столько мук, был главной его бедой, и судя по всему сделал для себя соответствующие выводы. Теперь он был покладист и дисциплинирован. Во время допросов все время стоял по стойке смирно, опустив глаза в землю. Через некоторое время его вытащили из земляного карцера и отправили на работы по укреплению лагеря. Он по-прежнему каждый вечер умудрялся передавать пленному маленькие таблетки, благодаря которым тот чувствовал себя намного лучше и, главное, сытнее.
С первыми же признаками весны римский легион вышел из зимнего лагеря и направился по маршруту, проложенному разведчиками, которые всю зиму рыскали по всей тайге и прокладывали отметки будущего пути. С каждым новым переходом пленник становился все мрачнее и мрачнее. Римские солдаты приближались к его родным землям, а он ничего не мог сделать. Легат видел изменения в его душевном состоянии и был доволен собой. Он читал насквозь этого мальчишку, хотя и не понимал ни слова из того, что тот говорил. Потухший взгляд пленника показывал, что они на правильном пути и осталось совсем немного, чтобы силой оружия забрать все, что им причитается по праву только потому, что они римляне.
Пленник теперь был не особо важен. Охранявшие его солдаты были возвращены в караулы, и он мог практически свободно передвигаться по территории ночных лагерей, когда легион останавливался на ночлег. По законам военного устава римляне каждую ночь строили новый лагерь с обязательным рвом и защитной стеной. Внутри этого лагеря пленник мог находиться в любой точке, но во время переходов ему было предписано обязательное место рядом с повозками, в которых перевозились палатки и хозяйственный скарб.
Однажды поздним вечером, когда до отбоя оставались считанные минуты, Шати заглянул в походную палатку пленника:
– Ты здесь?
– Здесь.
– Быстро за мной…
Они проскользнули позади конюшен и, низко пригибаясь к земле, проследовали к высокой бревенчатой стене. Здесь Шати выбрал удобную минуту и, воспользовавшись своей огромной силой, чуть отодвинул бревно, освобождая небольшую щель:
– Слушай меня внимательно. Вот одежда… быстро переодевайся, а свою отдай мне. Затем ты пролезешь в этот проем и спустишься в ров. Там повернешь направо и доползешь до веревки. Дождешься полной темноты, поднимешься, веревку не забудь с собой забрать. Затем пройдешь через лес к своим – у тебя будет десять дней пути. Предупредишь Воеводу, что к ним идет римский легион, пусть встречают… Ты все понял?
– Понял. Откуда ты знаешь Воеводу и почему он должен тебе довериться, может, это засада?
– Скажи ему, что это передает Чемпион.
– Чемпион?
– Да, он знает…
– У нас много чемпионов…
– У вас, может, и много чемпионов, а в Капуи у нас был только один, и это я.
– Я слышал одну легенду про Чемпиона, который бросил вызов самому Великому РоМу на арене.
– Да, это был я.
– А ты не слишком ли молод для того Чемпиона?
– Просто хорошо сохранился…
– Ты ведь проиграл тот бой?
– Так было нужно… А теперь иди. И вот еще что… Возьми эти штуки и ешь их по одной каждый день – это специальное питание, оно поможет тебе.
– А что будет с тобой?
– Если ты успеешь все передать, то я постараюсь остаться в живых. А если ты погибнешь по пути домой, то и я, и многие наши люди расстанутся с жизнью, так как легионеры никого не пощадят, а нападение будет неожиданным. И хорошенько запомни, что римляне ни при каких условиях не должны войти в Город, а главное вернуться назад в Рим… А теперь иди…
Пленник мигом проскользнул в проем, а Шати задвинул бревно на место и закрыл за ним щель. Через несколько минут он уже был на всеобщем построении. Ночью он проснулся из-за того, что несколько человек ворвались палатку и мгновенно связали его. Сквозь заплывший от сильного удара глаз, он сумел разглядеть своего центуриона. Тот медленно прохаживался вдоль тряпичных стен палатки и ждал, когда Шати придет в себя. Наконец он заметил какое-то движение и сразу же, не теряя зря времени, начал выяснять:
– Где он?
– Кто?
Вместо ответа на вопрос сильный удар заставил заплыть второй глаз.
– Где он?
– Его нет.
– Ты убил его?
– Так получилось.
– Я так и знал…
– Он плохо отозвался о Риме, вот я и не стерпел.
– Где тело?
– Сбросил в ров.
Центурион повернул голову в сторону своих помощников:
– Все обыскать…
– Да, господин…
Через десять минут в палатку занесли изувеченное тело молодого человека. Его лицо было изуродовано до такой степени, что узнать, кто это, было совершенно невозможно. Центурион откинул тряпку, покрывавшую тело, и сразу же брезгливо накрыл обезображенное лицо кровавой материей:
– Выбросите обратно, а этого в клетку, до особого распоряжения легата. Похоже, солдат, ты закончил игры с судьбой, теперь никакие былые заслуги тебя уже не спасут…
Через минуту Шати уже сидел в клетке. Это был грубо сколоченный из толстых брусов ящик метр на метр. Находиться в нем можно было только сильно скрючившись, прижав колени к груди, и уже через десять-пятнадцать минут все тело начинало ломить и затекать. Первые сутки он еще как-то пытался терпеть, а на вторые, когда силы уже были на исходе, он начал выть от нескончаемой боли в теле. Ночью его вытаскивали и клали на землю, чтобы он хоть немного пришел в себя. Рядом с ним в это время даже не было охраны, так как за те короткие минуты отдыха, проведенные вне клетки, он даже не успевал распрямить затекшие ноги и спину. Через какое-то время его, такого же скрюченного, заталкивали обратно, и через десять минут весь лагерь снова начинал оглашать его звериный вой, от которого сердце стыло в груди и леденела кровь в жилах. Этот кошмар длился уже вторую неделю. Шати же казалось, что прошло уже несколько месяцев. Он совершенно потерялся во времени и пространстве. Все, что он видел, – это деревянные столбы его малюсенького ящика. Он уже не помнил, когда его кормили в последний раз и выпускали на волю. Он не знал, день сейчас или ночь, стоит на месте его обоз или движется. Все слилось в единую нескончаемую волну боли, отчаяния и горя.
Но однажды ранним утром этот нечеловеческий вой внезапно прекратился и наступила тишина. Солдаты, стоявшие в карауле, облегченно вздохнули: «Отмучился, бедолага». Но эта долгожданная тишина продолжалась недолго. Этот уже всем изрядно надоевший арестант стал изо всех сил колотить по деревянным доскам локтями и головой. И хотя его стучание было не таким противным и утомительным как вой, все равно выводило из себя легионеров. Его клетку всегда ставили недалеко от выхода из лагеря, чтобы каждый мог видеть, что случается с теми, кто нарушает дисциплину, и всем, кто покидал охраняемый лагерь, приходилось проходить мимо него. Каждый раз, когда группа разведчиков отправлялась на задание или на поиски продовольствия, Шати начинал свою истерику в клетке. Затем успокаивался, и его не было слышно до следующего раза.
Но с недавних пор в лагере стали происходить странные вещи. Группы разведчиков, покидавшие лагерь, больше не возвращались обратно. Они регулярно уходили в дозоры и на патрулирование территории, и на этом – все, больше о них никто и никогда уже не слышал. Отряд разведки редел с каждым днем, и в лагере опять стали поговаривать о подземном царе Аиде. А Шати продолжал методично биться в клетке, провожая каждого смельчака, осмелившегося покинуть лагерь. Вокруг ночного лагеря теперь всегда можно было чувствовать чье-то невидимое присутствие. Из темного леса через защитную стену доносились постоянные шорохи и какое-то перестукивание. Казалось, что там во тьме ходил кто-то таинственный и невидимый и стучал по деревьям, распугивая лесных обитателей этих негостеприимных земель…
Шати приоткрыл глаза и заметил группу разведчиков, которая осторожно покидала лагерь. Он тщательно их пересчитал и тут же забился в истерике. Его нога методично отбивала определенный ритм:
– Двенадцать римлян. Северные ворота. На лошадях. Идут налегке…
И тут же из глухого леса до него донесся едва уловимый ответный стук:
– Принял… Встречаем…
Вот уже несколько дней Шати полностью контролировал главные ворота лагеря, и ни один солдат не мог выйти за оградительный ров незаметно. Каждый раз в ночном лесу встречали непрошеных гостей, которые внезапно исчезали и затем вычеркивались из списков легиона.
Это все уже изрядно надоело легату, и он принял решение очистить лес и будущую дорогу от всего, чего бы там ни было. Две вооруженные с головы до ног когорты вышли из лагеря с намерением сразу же вступить в бой с невидимым противником. Их не было больше суток, а по истечении выделенного времени они все до единого вернулись в лагерь. Опытные воины не смогли обнаружить никаких следов пребывания в лесу посторонних, и тайна исчезновения римлян так и не была раскрыта. Однако легата нисколько не удивило, что посланная на следующий день группа разведки опять словно испарилась. Теперь легиону приходилось идти вперед без проложенных следопытами дорог, и скорость движения сильно упала. Переходы были короткими, но занимали очень много времени. Солдаты шли вперед, готовые в любой момент вступить в бой. Они были в боевом обличии с полным комплектом метательных копий и всего остального. Единственное, что радовало бывалых римлян, – это то, что они уже практически были на месте, и еще буквально два-три дня – и все станут обладателями несметных сокровищ.
Рано утром весь легион был поднят по тревоге. Караульные солдаты сразу же заняли свои боевые позиции на смотровых вышках, а римские когорты ощетинились копьями и закрылись щитами. Все ожидали внезапного нападения, и мертвая тишина зависла над еще только пробуждавшимся лагерем. Пять минут назад караульный офицер доложил легату, что арестованный легионер Шати сумел тихо выломать клетку и незаметно покинуть охраняемый лагерь. Возмущенный легат незамедлительно отправился на место происшествия лично в сопровождении своих помощников и был неприятно удивлен, увидев, что клетка была просто разогнута. Толстые палки были выгнуты огромной силой до такой степени, что в образовавшуюся щель мог запросто пролезть человек. Поиск по лагерю не принес никаких результатов, и только сбитая с травы утренняя роса указывала на то, что сбежавший арестант сначала направился к забору, а затем с легкостью сумел через него перебраться. Самым удивительным было то, что ни караульные на стенах, ни патрулирующие ночной лагерь охранники не видели и не слышали ничего подозрительного. За беглецом сразу же была отправлена погоня, но десять разведчиков, как обычно, канули в лету. На всякий случай в лагере была объявлена боевая тревога…
Глава 2
– Подождите, положите меня на землю, я передохну немного.
– У нас нет времени…
– Пара минут роли не сыграет.
– Хорошо…
Четверо крепких молодых парней осторожно опустили носилки на землю, и Шати медленно перевернулся с одного бока на другой:
– Так-то оно получше будет.
– Что, совсем тяжко?
– Ничего, терпимо. Пару суток придется отлежаться, а потом ноги и спина начнут потихоньку разгибаться уже. Скоро наперегонки с вами бегать буду…
Шати, свернутый в клубок, лежал на земле и не мог даже повернуть голову в сторону. Его, такого скрюченного, и несли на себе уже вторые сутки его новые знакомые. Онемевшее тело совершенно не слушалось и причиняло неимоверную боль при любой попытке сделать хоть какое-то движение.