Сборник повестей
– Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далеком я буду тебе чужой, – пропела Саша, дурачась. – Свобода и независимость – вот лозунг мой и солнца! Я тебя тоже очень люблю, Женька! Слышите все – люблю! – тошнота прошла, голос звенел.
Женя схватил ее за плечи:
– Саша, я серьезно все сказал!
– Да, Женечка, да, да, да! Но все будет потом. А сейчас, представляешь, вот на этом самом месте начался мой самый первый трехдневный поход с ребятами по нашему району, за который руководителю похода, то есть мне, объявили строгий выговор за опоздание на десять минут на письменный экзамен по математике. Женя, это был незабываемый поход. Все помню, хотя прошло столько лет, – она улыбнулась. – Понятно, Женя, тебя интересует Валуйская система искусственного орошения, построенная в 1881 году. Поехали, посмотрим, что от нее осталось. Господи! Прошла целая вечность, как мы тут на жаре плавились.
– Любимая хулиганка, – подумал Женя, плавно трогая машину с места, – но с ней не соскучишься.
Перед поездкой Женя просмотрел архивные документы по истории орошения в Заволжье.
В далеком 1879 году в район Самарского Заволжья была направлена водная экспедиция министерства земледелия и государственных имуществ под началом генерал-майора И. И. Жилинского. После изысканий в бассейне реки Еруслан было определено место будущего орошаемого участка в долине рек Соленой и Белой Кубы близ села Валуйка. В 1881 году работы были завершены. Протяженность плотин составила четырнадцать верст, оросительных валов – двадцать шесть верст, магистральных каналов и их ветвей – сорок пять верст, а всей сети – сто шестьдесят две версты.
Это была грандиозная стройка. И, учитывая, что все земляные работы были произведены практически вручную за такой короткий срок, сегодня, в век развития высоких технологий, невольно удивляешься искусству инженеров конца девятнадцатого века, от которых требовались большие знании при устройстве правильного орошения с необходимыми при этом сооружениями, плотинами, прудами, водоспусками, шлюзами, дамбами. Все эти тонкости ирригационных сооружений Женя видел на фотографиях в архиве.
Выйдя из машины, они прошлись по широкой и высокой плотине самого главного некогда сооружения. По обеим сторонам росли вековые, кое-где не выдержавшие гнета времени вербы.
Выглядела плотина так, как будто ее построили вчера, а не сто с лишним лет назад.
Подошли к строению из красного кирпича, напоминавшему часовенку с фигурными башенками по карнизам, без крыши и сгнивших полов, с непонятным знаком на фигурном фронтоне. Знак был из металла грубой кузнечной ковки, чем-то напоминавший букву S.
Саша вспомнила, как они поставили в первую ночевку, неподалеку от этого шлюза, на берегу журчащего канала свои палатки. И она категорически запретила подходить и заглядывать в глубину бетонного колодца, покрытого темной зеленью, а тем более подходить по оставшимся гнилым бревнам пола к стенам, исписанным снизу доверху именами, фамилиями побывавших здесь ранее туристов.
Наловили рыбы, и пока закипала уха, все долго спорили, кто строил: русские, немцы или американцы, ведь знак, по их мнению, был знаком доллара.
Вокруг было безлюдно. На местах некогда процветавшего Посевного остались только развалины, заросшие бурьяном, и всего несколько уцелевших домиков, в которых доживали старики.
Такое же запустение встретило их на месте первой сельскохозяйственной опытной станции в стране имени П.П.Костычева.. так называемом ВОМСе.
С деятельностью некогда знаменитой на всю Россию и Европу Валуевской опытно-мелиоративной станции были когда-то связаны имена таких известных ученых, как почвовед Павел Андреевич Костычев и Василий Васильевич Докучаев, генетик Николай Иванович Вавилов и многие другие.
Здесь проводились научные опыты по выведению новых сортов кормовых и зерновых культур, выявлению наиболее благоприятных способов орошения в засушливой степной зоне по вопросам осушения и рассоления почв. Когда-то здесь были оранжерея, разбит великолепный виноградник.
Все это они знали и просто, молча, созерцали.
– Знаешь, – после долгого молчания заговорил, наконец, Женя, – в конце пятидесятых годов, когда с российских немцев были частично сняты ограничения на переселение, на Волгу стали возвращаться депортированные в 1941 году немецкие семья. В свои родные села немцам было запрещены возвращаться, им там отказывали в прописке, поэтому приходилось искать села, где можно было поселиться хотя бы поближе к родным местам.
Одним из таких пристанищ стали поселки Посевной, Шпаки, Старый Хутор, Директор совхоза «Посевной», невзирая ни на какие указания сверху, лично ездил по районным инстанциям и добивался для немцев, возвращающихся на Волгу, разрешения на прописку. Среди первых немцев, прибывших в 1956 году, были и мои дальние родственники Вебер.
Когда подрастут наши сыновья и дочери, я посажу их в машину и покажу весь район, его достопримечательности, чтобы знали историю своей малой родины, а не только места купания и пикников с шашлыком, – Женя посмотрел на Сашу. Согласна?
– Нет, Женечка, не согласна. Твои чада, пристегнутые в креслах безопасности, или позже, подпрыгивающие на больших кочках, будут сиротливо смотреть на мелькающие за окном деревья и думать, когда же их больным на голову родителям надоест пылиться по разбитым дорогам и они соизволят вернуться в цивилизацию, к телевизору и компьютеру от этих осколков прошлого.
– Нет, нужно еще в юности, пораньше, пройти пешком, проехать на велосипеде или на лошади по нашему Заволжью. Чтобы с рюкзаком за плечами, с фляжкой воды, с ночевками у костра, с ранним подъемом и купанием в росе, днем под палящим солнцем на выжженной степи, душой понять тех, кто пришли сюда в давние годы. Построили села и церкви, голодали от неурожая в засуху, выстояли все войны, не озлобились, а только окрепли в своей вере.
– Вот таким я вижу будущее для своих детей и учеников, которых водила и буду водить в походы. Согласен?
– Согласен, – Женя понял, что он до конца уверен в Саше, как в себе.
Он молчал всю дорогу, молчала и Саша, в темноте салона машины, освещенной лишь таинственным свечением приборной доски, глядя на убегающие под фары километры дорог.
– Прорвемся, – сказал Женя, когда проехали на обратной дороге мост через Еруслан, – мы – оптимисты! Правда, Сашенька? Нам нужно многое успеть в этой жизни. И я уверен, через годы, в ближайшем будущем люди из-за нехватки продуктов питания – хлеба, молока, мяса – обратят поневоле внимание на наши бескрайние просторы. Будет разработана и осуществлена специальная программа обводнения засушливых земель Заволжья. И одним из брендов на товарных марках зерна станет силуэт нашей вознесшейся к небесам кирхи, не как церковный символ, а символ новой целины, символ возрождения Заволжья, символ возвращения к историческим истокам.
Рано утром, складывая вещи в сумку, Женя был собран, подтянут, готов к дальней дороге. Отказался от завтрака, выпил только чашку кофе:
– Не обижайся, Сашенька. Сегодня я не зову тебя с собой. На машине до Москвы – тяжело без привычки. И запомни: ты для меня – гавань, куда все моряки из дальних походов обязательно возвращаются. Люблю тебя и верю тебе. До встречи, любимая!
Глава 15. Ожидание
День проснется – и речи людские
Закипят раздраженной волной,
И помчит, разливаясь, стихия,
Все, что вызвано алчной нуждой.
А. ФетЧерез неделю после отъезда Жени Саша собралась в свой методический день, в Саратов. Автобус был наполовину пуст. Попутчики кутались в шарфы, сидели в куртках с надвинутыми капюшонами.
Пришедший с севера циклон завалил рыхлыми влажными клоками снега вовсю еще зеленеющие деревья и кусты, и пригнутые к земле тяжестью, цветы на клумбах выглядывали обиженно и недовольно.
Оделась потеплее: одно дело – мчаться в сверхсовременной машине по разбитой дороге, другое – прыгать на колесе, на жестком сидении устаревшего «ПАЗа» под грохот всех раскрученных гаек, болтов, не закрывающихся окон.
В рабочий день в Саратове после девять часов было немноголюдно, все бежали по своим делам, не глядя по сторонам.
В хозрасчетной поликлинике возле Крытого рынка тоже не было очередей одиноко сидели возле кабинетов по одному человеку.
Саша собралась пойти на прием к терапевту, но медсестра регистратуры, услышав жалобу на появляющуюся тошноту после еды, посоветовала провериться, прежде всего, у гинеколога.
Раздеваться и лезть на кресло не хотела, но возле кабинета никого не было, и она решилась.
Приговор был однозначный – шесть или семь недель беременности, предварительно – мальчик.
Эта новость заставила густо покраснеть, когда после расспросов пожилая располневшая врач улыбнулась:
– тридцать пять лет – отличное время для рождения второго ребенка. Позвоните скорее, порадуйте папочку. Вам необходимо быстренько встать на учет по месту жительства.
Вот этот фактор – стать на учет по месту жительства да побыстрее – был одним из неприятнейших. Не станешь – не получишь декретного отпуска. А появление в больнице в известном кабинете – бомба немедленного действия с разлетом осколков-вопросов «А кто отец ребенка?» по всему селу.
Потом располневшая фигура, торчащий живот и кривлянье учеников на уроках и переменах за спиной, комично изображающих изменившуюся походку учительницы математики.
Все это смутило Сашу лишь на секунды раздумий, – она все переживет, перетерпит. Для нее даже не стоял вопрос – рожать или нет? Она уже думала о нем, о своем будущем малыше, хотя до его рождения нужно было прожить еще почти год.
– А вот Женя? Как быть с ним?
Новый сотовый телефон, подарок Жени, лежал в сумочке и словно дразнил: «Позвони. Все равно придется». – Подумав, Саша решила пока Жене ничего не сообщать.
Она решительно направилась к модному кафе напротив здания цирка, осторожно, то ли позавтракала, то ли пообедала, – ведь впереди предстояла двухсоткилометровая дорога. И никто не мог подсказать, как малыш отреагирует на долгую тряску по избитому машинами старому асфальту.
Добралась благополучно и сразу растворилась в крепком сне, осознав, наконец, что вся жизнь теперь будет наполнена не только беспокойством за здоровье и благополучие дочери в далеком областном центре, ожиданием возвращения Жени.
Самое главное волнение сейчас – за нормальное развитие малыша и чудо его появления.
На другой день после уроков Саша отправилась в поликлинику, решив ничего не откладывать на потом.
Слух распространился по больнице немедленно.
Не успела Саша поставить чайник на плиту и помыть руки, как прибежала, видимо, не заходя домой, мама. На ней под плащом был виден белый халат:
– Саша! Ты действительно беременная? Она налила в бокал из чайника не успевшей даже нагреться воды, выпила, села на стул.
– Да! А что? – Саша поставила на стол банку с медом, конфеты, какие-то фигурные печенья.
– Ты не можешь рожать! Тебе уже поздно! А вдруг осложнения? Аннушка осталась без отца, а если с тобой что-нибудь случится? – мама била точной наводкой по самой больной точке.
Когда тряслась в автобусе, эта мысль тоже мелькнула.
– Не нужно думать о плохом. Буду думать о Женечке, – Саша налила чай в бокалы, присела к столу.
– Сашенька, ты разумная девочка! Не делай глупостей, доченька! Поживи для себя. Ты же любишь путешествовать, а здесь свяжешь себя на всю оставшуюся жизнь. Тридцать шесть плюс двадцать, – тебе будет пятьдесят шесть лет, когда ребенок вырастет. И кто ты будешь? Старушка-пенсионерка с минимальной копеечной пенсией. Хотя зачем я все это говорю? Ты, все равно, решишь по-своему. Пойду домой, – отца порадую, – и она ушла, забыв свою сумку на стуле в прихожей.
– Мамочка, самый близкий и родной человек, заменившая ей всех подруг, – даже тебе я ничего не сказала о Жене, – Саша вздохнула, – все, что было с ним – их недолгие встречи, разговоры – были настолько личными, сокровенными, что остались в самом надежном тайнике – в ее памяти.
Саша никогда не понимала своих ровесниц, которые на другой день посвящали своих подруг в обсуждения подробностей свиданий, объяснений в любви и даже постельных сцен.
– Пусть говорят, что хотят, – это их личное дело, но без моего участия, – так она объясняла отказ слушать последние новости села.
С мамой они говорили обо всем, сидя на диване перед телевизором, за столом на кухне, вызывая откровенную ревность отца, демонстративно уходившего от разговоров с газетой в другую комнату.
– Привыкнут к моему положению, – Саша опять посмотрела на два молчащих телефона, стоящий и лежащий сотовый, на столе.
– Ничего не скажу, – решительно села за компьютер готовиться к урокам.
Глава 16. Клад
И вдруг неведомая сила
Уставших торопливо подняла:
В прибрежном камыше речушка вилась —
Дорога к перекату привела.
Куда девалась давняя усталость?
Ее волна на запад унесла.
А звезды падают, как под Полтавой, в шалость,
И глухо бьется под корягою вода.
– Эх, хату белую б под этот тополь,
И гулкую криничечку отрыть!
И долетел до родины тот вопль,
Что хлопцам довелось открыть
В степи безродной дивную сторонку,
Где мягко стелется в ночи туман,
И крупный жерех попадает в донку,
И диких табунов несется ураган….
И поднялись весною ранней
Из глины мазанки в одно окно.
И стало вечерами вдруг отрадней —
К реке, не торопясь, бежало с берега село.
На другой день Саше позвонили из библиотеки, попросили срочно зайти.
– Александра Алексеевна, помните, вы рассказывали, как в детстве разыскали подземный ход, и думали, что есть еще один ход между нашей библиотекой и бывшей церковью.
Мы по вашей просьбе собирали книжки и вырезки из газет и журналов и смотрите, что нашли:
– С приходом большевиков к власти в октябре 1917 года население Старополтавского района раскололось: за или против Советской власти. В районе началась малая гражданская война, Эсеры Пятаков, Вакулин, а также Тегустаев и Сапожков создали вооруженные банды. Их зверские расправы со сторонниками большевиков и активистами советской власти унесли жизни многих сотен наших земляков.
Людей топили в Волге, Еруслане, Соленой Кубе, зарывали живьем в песок у села Красный Яр.
Крестьянская беднота в 1919 году организовала несколько коммун, в том числе, коммуну имени Ленина и «Красная заря» – у Иловатки. Вскоре они были разгромлены и разграблены пятаковцами, а коммунары расстреляны.
Саша вспомнила, как в одном из походов в начале июня, они остановились на ночевку недалеко от понтонного моста через Еруслан на большой поляне, окруженной старыми деревьями и разросшимся кустарником, со скромным деревянным обелиском с красной звездой на шпиле. На этом утопающем в траве по колено живописном месте была когда-то первая в районе коммуна. Многие и ныне проживающие в районе были внуками и правнуками коммунаров.
– Девочки, смотрите, а вот здесь о кулаках, – Саша переворачивала страницы толстого альбома с воспоминаниями земляков о далеких годах гражданской и Великой Отечественной войн, о тяжелых послевоенных годах, о первых колхозах, целине, но мысленно была далеко от библиотеки и от своего села.
– В Старой Полтавке из общины вышли единицы крестьян. Самыми богатыми были Чернышовы. Петр Иванович Чернышов еще в 1898 году построил себе богатый дом. Круглый год на него работало до двадцати человек. Земли ему принадлежали, кроме Старой Полтавки, в Квасниковке. У пруда, который так и назывался Чернышевский, у Чернышова был большой сад.
Голод 1921 года собрал свою жатву и у нас в районе. На сходе жителей села Старая Полтавка богатею Чернышову П. И. было предложено отдать голодающим припрятанный хлеб и ценности на закупку зерна. Чернышов отказался категорически выполнять требования схода.
Разъяренные жители тут же потребовали выселить Чернышова П. И. из Старой Полтавки. В 1922 году после окончания гражданской войны Чернышов собственноручно сжег свой сад, чтобы не достался Советской власти. Его сын Михаил был великим картежником и пьяницей.
Подвергнутый остракизму сельский богач Чернышов вместе с сыном исчезли навсегда. Никто из знавших его людей нигде и никогда больше не встречал Чернышова.
Библиотекарши были выпускницами школы, все замужние, имели детей, и сейчас, за большим полированным столом с ксерокопиями архивных документов Саша видела людей, которым так же была небезразлична история края, и которых по-детски взволновали поиски подземного хода и возможного клада.
– Так, девочки, – Саша вздохнула, – будем рассуждать. Если все в селе знали о богатстве кулака Чернышова, то, наверное, к нему приходили с обысками не один раз, но ничего не нашли в его доме, —
Саша насмотрелась в жизни приключенческих фильмов, но воспоминания о своих детских приключениях теперь, после возвращения Жени, казались такими далекими и милыми.
И, может быть, именно желание убедиться в беспочвенности детских фантазий, заинтересованность слушательниц заставили ее продолжить анализ:
– Значит, Чернышов должен был найти место и людей, которым он доверял. Если он знал, что существует подземный ход, то он мог спрятать свои деньги именно там.
По воспоминаниям старожилов во время гражданской войны священник вывез свою семью в Саратов, и сам не вернулся. Его дом оставался только под присмотром прислуги, и, можно допустить, что в один из вечеров или ночью Чернышов мог спокойно спрятать свои сбережения в потайном ходе или просто закопать в подвале без ведома батюшки.
– Давайте осмотрим подвал! – милая светленькая Катюша раскраснелась.
– Нет, девочки, – сказала Саша, я вам уже говорила, что мы с девчонками десять лет назад ничего не нашли. Нам нужно позвать сильного мужчину, чтобы он попытался открыть деревянную дверь в полу.
– Я скажу своему брату, чтобы он взял лом. И еще у него есть металлоискатель. Он весь отпуск провел в Салтовском лесу, там, где когда-то было село Шмыглино – родина прадеда. Там Миша железа накопал старинного и отдал в школьный музей.
Решили дело не откладывать. Через два дня, после дежурства Миша пришел с необходимыми инструментами. Девчата пришли специально в брюках, но заведующая в длинной юбке спустилась первой. Доски с десятисантиметровыми коваными гвоздями от пола Миша оторвал с большим трудом. И это, действительно, была тщательно забитая дверь, которая вела еще в одно подвальное помещение. Стены его также были обложены красным кирпичом, но, судя по размерам, оно тоже не выходило за пределы кирпичного фундамента дома.
– Может быть, в нем летом хранили лед, вырубленный ранней весной в реке? Чтобы хранить скоропортящиеся продукты, – предложила Лариса, рассудительная брюнетка.
Саша поняла, что никакого хода из библиотеки под землей не было. Миша включил свой аппарат в верхнем подвале. Никаких сигналов не было. Но когда он залез в нижний, сразу поступил сигнал на наличие металла. Принесли железную лопату, и пришлось молодому человеку стать еще и землекопом.
Через десять минут на глубине где-то тридцать сантиметров он обнаружил увесистый сверток. В плотную ткань были завернуты хорошо сохранившиеся царские бумажные деньги, еще пачки каких-то денежных знаков, а в полотняном мешочке лежали золотые денежные деньги.
Все были взволнованы. О находке решили никому ничего не говорить, чтобы не вызвать в селе ненужные разговоры. В кабинете заведующей написали заявление о находке, все присутствующие добросовестно расписались, чтобы не было потом подозрений в хищении государственной собственности.
Рано утром заведующая с мужем отвезли находку и заявление в Палласовку, в Сбербанк. Там их поблагодарили и пообещали вознаграждение.
Но все равно было интересно, почему богач Чернышов не выкопал свои сбережения. Предположения высказывались самые невероятные. Согласились, что ему просто помешали, например, разместившийся на постой в пустующем здании отряд красноармейцев.
Саша была рада удачному завершению поиска, хотя в душе осталось сожаление от столь банальной концовки детской мечты.
Вечером позвонил Женя, сказал, что он сейчас в Германии. Саша, волнуясь, быстро описала одиссею с поиском и находкой клада. Женя поздравил с удачей, но главное Саша ему так и не сказала.
Глава 17. Вера
«Не бойся врагов – в худшем случае они могут тебя убить.
Не бойся друзей – в худшем случае они могут тебя предать.
Бойся равнодушных – они не убивают и не предают,
но только с их молчаливого согласия существуют
на земле предательство и убийство».
Бруно Ясенский«Видеть несправедливость и молчать —
это значит, самому участвовать в ней»
Жан Жак РуссоЖеня появился поздно ночью. Открыл в темноте ворота, загнал машину во двор и тихонечко постучал в крайнее окно спальни. На испуганный вопрос: – Кто там? – ответил, улыбаясь: – Не ждала? – и стал целовать жадно, ненасытно, прижимая к себе теплое доверчивое тело:
– Ванну, если можно, и спать! Ужинать не буду, перекусил в Саратове. Очень устал от этих бесконечных дорог. У меня отличные новости. Но все завтра. Завтра я исполню любые твои пожелания. А сейчас спать. С тобой, – он многозначительно улыбнулся и притянул Сашу к себе на колени:
– Ты меня еще ждешь?
– А ты, как ревнивый муж, без предупреждения являешься из командировки в полночь, чтобы застать неверную женщину в объятиях другого? Признавайся! Ведь думал так, собственник? – она попыталась освободиться от объятий, но Женя, помолчав, еще крепче обнял за плечи:
– Я уже начал забывать запах твоих волос, твои плечи, грудь. Мужчину нельзя отпускать от себя надолго. Его надо держать, как любимого коня, всегда рядом, на коротком поводке. А ты, Сашенька, такая доверчивая.
– Захочешь убежать, – никакой поводок не удержит. Торопись, а то вода остынет, и приходи скорее.
Она дождалась Жениного возвращения, укрылась в его объятиях от всех невзгод и суеты, окунулась в такой привычный уже запах туалетной воды.
Боязнь больше не увидеть его после длительной разлуки, не слышать бешеного ритма его сердца, когда он полностью в твоей власти, а ты в его обжигающих объятиях таешь в неземной неге, – все эти противные мысли ушли вглубь сознания. И она снова чувствовала себя юной девчонкой, которую помнят, любят и желают.
Утром мелькнула шальная мысль:
– А ну их, все эти уроки! Позвоню завучу, что заболела, и все – свобода, – но потом пристыдила мысленно себя, – последние уроки перед каникулами, некоторые захотят оценки исправить, а учительницы – нет.
– Саша, что у тебя срочно нужно сделать по хозяйству, – ты скажи. У меня сегодня выходной.
Погода явно портилась. По прогнозам синоптиков ожидалось резкое понижение температуры, ветер, снег на неделе. Но задержавшееся бабье лето заставляло надеяться в душе, что еще не скоро будет похолодание.
У Саши в огороде было много работы, но она промолчала: – Пусть просто отдохнет.
Но когда она в обед вернулась из школы, то ахнула: В огороде и в саду был такой порядок, какой бывает только весной, когда все посажено, но еще не взошло.
Огород был вскопан, свекла и морковь сложены в картонные коробки и пересыпаны сухим песком, виноград обрезан и прикрыт старой пленкой и досками, а за двором высилась куча сухой травы, ботвы, обломков кирпича и шифера.
– Порядок! Сейчас ребята тележку подгонят и весь мусор вывезут. Когда ты все успеваешь?
– Хозяйственный немец, который, если начал дело, то обязательно доведет его до конца, – подумала Саша, – А где ты песок взял?
– Увидел большую кучу у соседей, спросил у женщины два ведра, – он ловко срезал лопатой нарядные, словно в бальных платьях, вилки капусты и носил их в гараж.
Саша внезапно поняла, что Женя никогда не останется здесь, в деревне. Чтобы жить вот так, в привычном ритме сельскохозяйственных работ и радоваться двум ведрам моркови, мешкам с картошкой, которые за бесценок можно осенью купить на базаре. И горбатиться всю весну и лето с тяпкой на грядках, уничтожая сорняки. Ему не надо приучаться к вечной экономии, существованию от зарплаты до зарплаты, к возможности сделать крупную покупку, только, благодаря кредиту в банке с огромными процентами.
– Сказать ему про малыша или пока промолчать? – эта мысль мучила все утро.
«Любить – это значит, смотреть не друг на друга, а смотреть вместе в одном направлении», – эти слова Антуана Сент-Экзюпери, словно напомнили, что молчание сродни предательству, причем, любимого человека.
– Пора обедать, – Саша поставила на плиту разогревать кастрюли с супом и гуляшом и от аппетитных запахов острее почувствовала, что проголодалась.