Доктрина спасения

– Поясните?

– Ни мечей, ни боевых топоров, ни молотов. Насколько я знаю, женщинам-квалиирам запрещены к использованию обычные виды оружия.

Что-то в этом роде я и предполагала. Проблемы появляются не одна за другой, а всегда – сразу, полным букетом. Осталось выяснить, что считается «необычными» видами. И можно ли ими вообще хоть что-то сделать.

Настоящий воин учится всю жизнь, чего уж там…

– Вы сказали, что ни разу не видели каусса?

– Да. А что тебя удивляет? Можно быть человеком, причастным к этому безумию, но считать его нездоровым. Весьма нездоровым, я бы сказал.

– Как тогда попали сюда? – спросила я бесхитростно. Лекарь криво усмехнулся:

– Много вопросов… как тебя там.

– Тави.

– Пусть будет Тави. Хотя король наверняка лично даст тебе имя.

– Король? – в который раз удивилась я.

– Очень любит наблюдать за кровавыми драками. Нередко сам руководит процессом – выставляет пары квалииров, может объявить бойцов. Умело пользуется ареной, чтобы вызвать любовь публики. Надо признать, у него неплохо выходит, демоны б это величество разодрали.

– Можно подумать, у вас какая-то особая неприязнь к нему, мастер Штольц.

– Увидишь, – отрывисто бросил лекарь. – Крайне… неприятный человек. Если вдруг доведется встретиться. Надо отдать должное – как король гораздо лучше прежних. По крайней мере, так говорят местные.

Я поинтересовалась:

– А они не говорили о некоторых манипуляциях с казной, в результате которых она была опустошена на две трети?

Штольц задумчиво спросил:

– К чему ты это?

– Да так… забавная деталь выходит – он спустил кучу золота, набранную, в том числе, и его предшественниками, на амбициозный образец смертоносного оружия. На проклятый корабль, стоивший жизни многим сотням людей.

– Не буду спрашивать, откуда тебе это известно. Но, даже если предположить, что ты говоришь правду – бунтов в Аргентау отродясь не было. Не станет никто поднимать бучу из-за казнокрадства, поскольку любой знает – окажись он на месте короля, все подчистую выгребет.

– А рабские бунты?

– Спроси об этом не меня, – отмахнулся он с пренебрежением. – Любой житель Мабары в ответ сквозь губу высокомерно бросит: да кто ж их считает, такие мелочи. Мол, если есть рабы, то найдутся среди них и недовольные.

Я ехидно сообщила:

– Думаю, таких большая часть.

Алеман Штольц вздохнул:

– Многие смирились. Как многочисленные женщины в ошейниках… как Сталь. Как я, в итоге.

– Но вы же не раб, – возразила я.

– Я смирился с собственным положением. Зря упомянул.

– Что насчет Стали… если мы говорим об одной и той же женщине, я бы крайне рекомендовала не путать смирение и привычку. Если вдруг ей покажется, что можно рвать отсюда когти – будьте уверены, Раэ воспользуется случаем. В ней есть дух бойца.

– В вас всех есть дух бойца. Но ты почему-то заранее ставишь мое умение разбираться в людях – и не только в людях – ниже своего, – невесело усмехнулся он.

Снаружи раздался громкий и требовательный стук. Алеман, слегка повысив голос, произнес:

– Сейчас, неотесанные кретины! Я занимаюсь пациентом!

Пожав плечами, я смолчала. Мысли в беспорядочном вихре крутились вокруг первого дня Королевского Подвига, или как его там правильно называть. Сначала подумала, что речь идет о каком-то абстрактном подвиге, однако Игла сухо рассказала: существует легенда, согласно которой каждый правитель Аргентау, претендующий на престол, обязан на двадцать дней удалиться в леса без одежды, оружия и денег. Это называется Королевским подвигом и занимает вполне определенные дни в году – с пятого числа месяца Шерсти по двадцать пятое.

Действительно ли они так поступают, не может сказать никто. Только растет и ширится Зал Охоты – специальное место, где хранятся головы зверей, добытые во время Королевского Подвига.

Я вспомнила Фастольфа. Мужчина хоть и не субтильный, он мало что смог бы сделать против лесного зверья. Даже верни ему вторую ногу, не справится.

– Это бред какой-то. Оружие, изготовленное безумцами, – неуверенно сказала я.

– А ты наблюдательна, – похвалил Горбовой.

– Дайте мне в руки меч, и я порублю все живое на вашей чертовой арене. Но это… – беспомощно обвела я рукой длинную стену.

– Меч? Нет-нет-нет, – покачал головой он. – Рукояти благородного оружия не должна касаться рука такой твари, как ты.

Я уже говорила, что хочу его убить?

На множестве крепких крючков и подставок висит уйма весьма опасных предметов. Кажется, тут собраны все изделия умалишенных кузнецов и оружейных мастеров, которые только могли раздобыть – боевые молоты со слишком короткими рукоятями, парные (а то и тройные) клинки, ощетинившиеся шипами перчатки, шесты с самыми разнообразными и причудливыми наконечниками.

Присмотревшись к загнутой сабле у дальнего конца стены, тотчас же отпрянула. Это не сабля, это что-то вроде полукруглого клинка, который предполагается держать за среднюю часть. Как таким драться, одни демоны знают.

Хлысты с кинжальными лезвиями, вплетенными в кожу? Нет. Чтоб хорошо таким владеть, надо… не знаю, чем заниматься. Пасти закованных в броню коров?

Легкие металлические штуковины без рукояти, странным образом изогнутые. Одно лезвие уходит вверх, второе вниз, образуя почти замкнутый круг с рукоятью в центре. Для чего это вообще?

Огромный двуручный молот. На вид весит столько, что даже Граф с трудом оторвал бы его от земли. Даже проверять не стала.

– Метательные ножи или луки? – спросила я, лелея слабую надежду.

– Запрещены.

Я перешла к левой части стены, окинув прощальным взглядом странное оружие. Некоторые крючки пустовали – возможно, наиболее пригодные для боя экземпляры разобрали другие квалииры. Оставалось только вздохнуть и выбирать из того, что осталось. Потрясающий, восхитительный, разнообразный выбор бесполезного хлама.

Древковое оружие блистало еще большим бессмысленным разнообразием. Ничего традиционного и проверенного временем. Копье? Пф-ф, какая низость. Глефа? Однозначно нет. Протазан или гизарм? О чем вы? Зато много слишком тяжелого, слишком неповоротливого и слишком… боги, эту стену можно описывать вечно и не прийти к единому слову. Бессмысленное великолепие, на которое угробили хорошую сталь.

Все свелось к единственному выбору – я беру что-то ухватистое и приноравливаюсь к нему во время боя. Взялась рукой за древко чего-то, напоминающего крестьянский серп на длинной рукояти, разве что дуга шире и сама полоса металла тяжелей, массивнее. Клинок, к сожалению, как и обычный серп, заточен только с одной стороны, внутренней. Другую даже заострить не получится как следует – на ней вбита широкая полоса меди и проточен дол. Баланс хромает… собственно, как и у алебард обычно. Только в другую, противоположную удару сторону.

Вес хороший. С глефами сравнимой тяжести я занималась у Айви. Копья с корабля, изготовленные у мардов, на фунт тяжелее – так у них и предназначение изначально другое: не копья, а, скорее, гигантские стрелы.

– Готова, – бросила я, поглаживая древко. Горбовой задумчиво осмотрел орудие убийства, затем кивнул тощему рабу, все это время молча ожидавшему приказов:

– Броню.

«Он потребует облачиться в доспехи. Не обольщайся – там одно название. Каусс не особо заботится о соблюдении каких-либо защитных мер»

«Ты так говоришь, Чака, как будто каусс – некое живое существо»

«О-о-о… ты убедишься в этом сама, серая. Это не просто название боевой арены. Он живет, дышит, проверяет тебя на прочность»

Я и не особо обольщалась, спасибо однорукой сокамернице. Но лишь то, что за последние несколько минут я буквально выбрала весь предел удивления, отпущенный на ближайшие сутки, заставило сохранить каменное выражение лица. Раб достал из ящика в углу набор толстых кожаных лоскутов, лишь кое-где снабженных ремнями. Конечно, они были богато украшены и кое-где проклепаны металлом, однако суть их явно не в защите.

Вот это – определенно браслеты. Несколько полос дрянного металла на толстом кожаном наруче – можно отразить легкий клинок, а вот мощный удар разрубит вместе с рукой. Обуви нет и, видимо, не предполагается. Юбка… вернее, то, что можно назвать юбкой при наличии некоторой доли воображения – четыре лоскута кожи, закрепленных на плоском ремне с толстыми металлическими пластинами. На бедрах потолще, сзади и спереди совсем тонкая кожа, и просветы между каждыми двумя почти в два пальца.

Конечно же, незнакомый умелец особенно тщательно проработал то, что в обычной броне является нагрудником или кирасой. Две полукруглые чаши, едва ли не наполовину обнажающие грудь, поверх нее к рабскому «воротнику» идут еще два тонких ремешка. Дополнительные ремни под мышками и на плечах. Достаточно сложная конструкция, застежек тут едва ли меньше, чем на полном воинском доспехе. Жаль, что значительно уступает ему в практичности…

Я кое-как облачилась в эту сбрую. Подтянула кое-где, еще в паре мест ослабила. Гробовой задумчиво похмыкал, перекинулся парой слов с командиром конвоя и дернул какую-то веревку у дальней стены. В ту же секунду командир, щетинистый сержант с усталым собачьим взглядом, достал из наременной сумки миниатюрные песочные часы и перевернул их.

– Две минуты. Пошла, пошла! – заорал он на меня, погоняя, словно нерадивую скотину.

Метнулась в открывшийся проход справа. Раньше там была решетка, концы которой теперь исчезали в проеме сверху. Еще один длинный замкнутый коридор с плавным изгибом налево, без окон и почти без освещения – две-три маленьких лампадки на весь перегон вместо чадящих факелов.

Как только руки почувствовали недобрую тяжесть оружия, мелькнула мысль прирезать их всех и дать деру. Проблема в том, что подобный шанс мог появиться только один раз, а для этого я недостаточно знаю устройство рабской тюрьмы. Нужна какая-то схема, план или нечто вроде. Только тогда – мысли о побеге.

Здание, где нас содержат, совсем не похоже на провинциальную тюрьму – хмурый колосс в три-четыре этажа, иногда подземных, сложенное из грубых булыжников и едва-едва скрепленное глиной или раствором. Скорее, это чья-то бывшая крепость или резиденция влиятельного лорда. Лорд умер – к замку пристроили развлекательную арену, так мне думается.

А это, в свою очередь, значит, что замков, запоров и уровней защиты тут хватает.

– Вперед! – погонял меня сержант. Хотелось огрызнуться, но получить перед началом боя копьем в спину – плохое подспорье.

У открытой низенькой двери, через которую с трудом протиснулся бы и уличный кот, с мечами наперевес уже ждали другие. Их доспех немного отличался от тех тяжелых плащей, что я видела раньше. Видимо, отдельные солдаты, что занимаются исключительно кауссом. Нырнув внутрь и еще раз повернув налево, я обнаружила перед собой огромную металлическую решетку с прутьями в половину аршина. Сквозь квадратные просветы, от которых несло железом, маслом, кровью и прокаленным жарой камнем, виднелось пространство, залитое солнечным светом.

Широкие плиты из неизвестного мне бледно-желтого камня, расщелины между которыми тщательно вычищены, покрытые пятнами крови… и, судя по цвету, не только разумных существ этого мира. Напротив виднелась еще одна подобная решетка. Переведя взгляд выше, я обнаружила несколько ярусов, битком заполненных народом разной степени приличия. Одно в их поведении оставалось неизменным – жажда крови мощной одурью сшибала с ног.

Одновременно вспомнились сразу два места. Конечно же, арена хольстарга в городе Эрвинд – родина Игры и место для проявления доблести, где разыгрывались партии живыми фигурами, а за клетку приходилось сражаться. Впрочем, смертью там пахло редко, в то время как сейчас у меня голова кругом шла.

Второе – город ледяных элементалей. Несколько ярусов сияющей голубизны, заполненных откровенно враждебными существами. Есть что-то… родственное. И сравнимое по размерам.

– Когда начнет подниматься решетка, выжди. Выходить в каусс следует по сигналу боевого рога. В кругу допустимо все, кроме оборотничества, невидимости, затем… эээ, – замялся было сержант, но надменно ухмыльнулся:

– Да ты и сама не запомнишь всего этого. Выкинуть один из подобных трюков в рунных кандалах – ха-ха! – невозможно.

Я-то запомню, улыбающийся кретин. Я помню почти каждую рожу, которая имела наглость приставлять к моему горлу оружие, спасибо незаменимому дару от матери.

А толку?

Держа в опущенной руке длинную, уродливую глефу-серп, я закрыла глаза, медленно вдохнула, так же медленно выдохнула. Повторила еще раз. Времени полно, судя по внутренним часам – сюда мы добрались за минуту или полторы. В моем положении тридцать секунд означают почти вечность.

Механизм, щелкая недавно смазанными шестеренками, начал медленно выбирать цепи. Решетка поплыла вверх. До слуха доносились какие-то восторженные слова, многократно усиленные и обладающие каким-то металлическим призвуком, однако я не обращала на них внимания. Ожидание одного звука полностью исключает осознанное понимание всех остальных.

Мощно завыл охотничий рог. Вернее, он был бы охотничьим, если б его тональность была значительно выше. Так же он издавал нечто вроде рокота прибоя, шумящего и бесконтрольного… что неожиданно вызвало улыбку в едва заживших губах. Пусть и не кланяюсь морской богине Мившарату, но море не оставляет меня даже здесь.

Я сделала шаг вперед. Еще шаг. Еще через несколько шагов меня оглушила бушующая толпа. Они, ничуть не хуже рога, в унисон ревели:

– Ка! Усс!

С придыханием на втором слоге, так, что там почти слышалась иллюзорная «г».

И еще раз.

Ка!

Усс!

И еще.

Некоторое время позволив волнам звука омывать себя, словно соленые волны облизывают прибрежную скалу, я подняла голову и посмотрела на богато украшенную трибуну. Обычно, наверное, там сидит король. Сейчас она пустовала.

Тем не менее, вездесущие «говорители», без которых, видимо, не обходилась ни одна уважающая себя арена на всем чертовом Кихча, рявкнули:

– Претендентка на звание квалииры, взамен выбывшей, которую вы знали под именем Змея! Пока она не заслуживает даже того, чтоб сделать шаг по земле, куда ступали ноги таких прославленных бойцов, как Череполом, Риг, Хахед, но попробует сегодня выжить! А получится ли это…

Говорящий сделал паузу, с разных концов послышались нетерпеливые крики, свист.

– Сегодня проверят осужденные Кнеерк и Вальтаан!

Мило. Они выставили против меня сразу двух бойцов в первый же бой. Правда, меня это не страшит, однако неизвестно, как поведет себя тело после подобных издевательств. Тренировка – одно, бой насмерть – совершенно другое.

Еще одна волна накатила со всех сторон. На этот раз зрители не пытались скандировать, они просто орали и выкрикивали что-то воодушевляющее. Наверное.

Я поудобнее перехватила оружие. Отраженный блик с начищенного клинка – я готова поклясться, что кто-то постоянно следит за всей грудой стали, собранной здесь – скользнул вдоль переполненных ярусов.

Одновременно со мной на свет показались двое мужчин. Один немного повыше, широкоплечий, крепкого сложения. Другой субтильный, дерганый, неловкость виднеется в каждом жесте. И меч держит, как простую палку.

Первый тоже вооружен мечом.

Надо было спросить Гробового… тьфу, Горбового, можно ли отобрать у них оружие и оставить себе. Даже с плохонькими клинками полегче будет. А еще злит то, что я «тварь, не имеющая права держать в руках благородное оружие», а осужденные буквально на смерть (или на проверку боем) – не твари. И броня у них – нормальный доспех из плотной кожи, а не костюм для портовых шлюх. И эти орут на ухо. Со всех трибун орут, между прочим.

Боевая злость и заставила меня держать челюсти сомкнутыми, выставив наружу единственный не сломанный клык. Волосы я еще до боя забросила назад. Стоит бы перевязать лоскутом, да и так хорошо…

Хитрость в том, чтоб отрастить большие уши.

– Как тебя зовут? – крикнул тот, что повыше. Я упорно хранила молчание.

– Что ж… не подвиг убить немую уродину, – пожал плечами он. Судя по задорному блеску в глазах, осужденный настроился на быструю победу.

– И-и-и… бой! – прогремел голос с небес.

Субтильный тут же начал заходить сбоку. Возможно, договорились и попробуют напасть на меня с двух сторон. Оплошность – они оба ниже меня, руки короче и оружие у них совсем не для подобной тактики, совсем…

Перехватив глефу – надо же ее хоть как-то называть – острием вниз, я отошла на несколько широких шагов, пальцами ноги пробуя шероховатый и горячий камень плит. Несколько раз взмахнула, делая пробные удары по направлению к ногам того, что покрепче, он настороженно удерживал дистанцию, подняв меч в среднем положении.

Вместо того, чтоб делать еще один шаг назад и в сторону, я рванулась вперед и выбросила древко так, чтоб загнутое острие коснулось ребер или бока. Мужчина отпрянул и в это же время тот, что заходил со спины, выдал себя отчаянным возгласом. крутанувшись на месте, я провела атаку по ногам, субтильный отпрыгнул в сторону, но его прыжок занял меньше времени, чем мой следующий удар.

Он заорал, припадая на одну ногу. Из глубокой раны на икре брызнула кровь, обагрив ремни обуви.

У них нечто вроде неполного сапога. Внизу башмак из тонкой кожи с толстым щитком поверх, сверху плотные поножи, защищающие переднюю сторону голени. Сзади при этом – незащищенная плоть. Серп – хорошее оружие для подобного удара.

– Первая кровь, уважаемые подданные! Вы чувствуете ее запах? Кровь правосудия, пущенная нашей претенденткой!

Его товарищ по несчастью не терял собранности и мгновенно воспользовался моментом, перейдя с ближний бой. Держа глефу за середину древка, я перехватила несколько особо опасных ударов меча, от двух просто уклонилась, еще одним он порезал мне ухо, однако я почти не ощутила мелкой раны. Ткнув тупым наконечником в брюхо второго, отчего он, задрав ноги, упал на землю, сама попыталась повторить прием с ударом по незащищенным ногам.

Противник держал ухо востро. Почти поразил меня в плечо. Если б не дали времени восстановиться в предыдущую декаду, я бы точно пропустила этот удар. Сейчас ушла и отступала назад, разрывая дистанцию атаки, пыталась достать его по рукам или в плечо правой, однако раз за разом он парировал атаки.

Тощий попытался напрыгнуть на меня, поскольку нормально ходить он уже не мог. Я держала его в поле зрения и сейчас только ушла вбок, замахнувшись для удара. Лезвие вошло точно между ребрами, пронзив вощеную кожу брони.

Правда, его небольшой вес придавил к земле мое единственное оружие.

Осужденный подергался и затих, но второй поединщик уже летел на меня с радостным ревом и повергающим ударом меча.

– Он убит! Но… что это? Кажется, кто-то недостаточно хорош, чтоб стать квалиирой? – ехидно сказал голос. – Как мы знаем, он не прощает ошибок! Он немилосерден к тем, кто позволяет себе вольности в битве. О-о-он…

Ка!

Усс!

Все три яруса дружно рявкнули те два слога, что и предложил неизвестный наблюдатель, красочно описывающий моменты боя. Наверное, для существ со слабым зрением.

Злобно оскалившись, я отпустила древко, нырнула под разящую руку, успев схватить его за запястье и отдернула в сторону, обнажая вены и жилы на сгибе.

Не ходи в бой без запасного оружия.

Мои когти не так крепки, как у дикого зверя, но уж гораздо крепче обычных человеческих ногтей. Сильным ударом я разодрала его руку почти до плеча, заставив выронить меч. Правая бессильно повисла вдоль тела, левой он попытался подхватить падающее оружие, однако я с силой пнула его в бок, заставив повалиться наземь. Рухнула сверху коленом, вышибив дух, скрестила руки и прижала пальцы к шее.

Темно-красные брызги сигнальным флагом мелькнули на солнце, возвестив об окончании боя.

Глава 5. Лутц и Метель

Кажется, мне полагались какие-то почести, однако их я не дождалась.

Та же камера, та же постель. Разве что конвоиры разрешили облиться ведром мутноватой воды, смывая пот и грязь. Заметно чище не стала, но боевое напряжение с мышц вода сняла. Когда свет за крохотным окошком в коридоре приобрел багровый оттенок, я вернулась в камеру.

Легла на спину, скрестив пальцы на животе. Кровь смыла всю – охранники не удержались от рассказа прочим, не имевшим удовольствия сопровождать меня обратно. Говорят, я выглядела как дикий зверь на охоте.

Хотели дикого зверя – получите. Не жалуйтесь только.

– И как? – шепотом спросила Чака.

– Я жива. Они – нет, – лаконично сказала я, закрыв глаза. Честно говоря, я пыталась прогнать чувство удовольствия и одновременно легкой тошноты от чьей-то глотки, порванной моими же руками. Наверное, при случае смогу так и зубами. У йрваев есть какие-то совсем дикие предки? Или это говорит безумная человеческая кровь отца?

– Кто ты, серая?

Громкий полушепот не прервал мыслей, более того, дал им новое развитие.

– Ты что имеешь в виду? – переспросила я.

– Ну не верю я, что ты из нашего мира, – поделилась сомнениями Чака. В моем лице она неожиданно нашла собеседника. Флегматичная Игла и Раэ в оные, очевидно, не годились.

– Ха! Иномирян у нас хватает, уж поверь. Некоторых даже своими глазами видела, – фыркнула я. – Но я не из этих. Говорю же, отец человек. И мать тоже… отсюда. С Арн-Гессена даже, южного континента.

О том, что отец как раз из иного мира, а мать йрвай, я обычно предпочитаю умалчивать. Родство сомнительное, да и пока объяснишь, кто есть кто…

– Все равно не верю, – упрямо сказала рыжая. Я пожала плечами – ее проблемы.

– Так кем ты была?

– Говорю же… пиратом. Капитаном пиратской команды.

– Одна?

Я хмыкнула:

– Нет, со вторым капитаном. Чака, не глупи. Капитан на судне, он же, иногда, шкипер – только один, второго не нужно. У него есть старший помощник, сокращенно старпом. На крупных судах матросы разделяются на две команды, одна парусная, а вторая палубная, каждой руководит боцман. Боцман палубной команды зачастую еще управляет стрелками, если на судне установлено вооружение. Или же, как у военных, над ними ставят мастер-стрелка.

– Но капитаном… женщина? – выразила удивление она. Я ухмыльнулась:

– А чего так? Или ты подхватила эту милую манеру от стражников? Женщина – не человек, и все такое… знай же, глупая: всего с полвека назад море Зиммергауз сотрясала гремящая слава пиратского экипажа Эйни. И уж если ее не назвать женщиной, то я уж и не знаю, кого именно.

– Эйни?

– Гром-баба. Большая, сильная, увесистая. Самое любимое развлечение – врезать кому-то из подчиненных кулаком, после чего тот летел дальше, чем видел. Говорят, могла поднять быка на плечах, – с усмешкой проговорила я. – Обо всем том подробно записано в грайрувской летописи. Ее, правда, в итоге поймали и решили казнить. Знаешь, что она натворила во время казни?

– Ну?

– Сломала палачу обе ноги. Наступила на сапоги и толкнула от себя.

– Ай, – поморщилась Чака. – Больно даже представлять.

– Не больнее, чем отгрызенная рука, думаю.

Она ухмыльнулась:

– Ха! Так я ее убила, ту тварь. Правда, Штольц потом долго ругал…

– Да, Алеман пострашнее любого зверя будет, – иронично покачала головой я. – Особенно, когда ругается.

Его гневные пассажи-то и на ругань не слишком похожи. Так, интеллигентные упреки. И толку от них меньше, чем от змеиной упряжи. Если вы хотите послушать настоящую ругань, такую, чтоб проняло и пробрало до дрожи, чтоб душа ушла в пятки – загляните в портовую таверну «Жижи», что в славном городе Теккеле. Не пожалеете. Там и хозяин, и жена его, и гости – просто мастера словесного извращения.

Кроме того, там наливают превосходные брагосодержащие жижи.

– А как ты попала в пираты? – не унималась Чака, грызя пальцы. Есть у нее такая привычка, обкусывать кожу на костяшках пальцев оставшейся руки, из-за чего те вечно в кровавых подживающих лохмотьях.

– Мать твою, Чака, ну как попадают в пираты? Глупая была, – фыркнула я, – вот и попала. По дурости, по незнанию, родителей подставила. Нет, я не утверждаю, что сейчас больно умная. Умные здесь не сидят. Но если вспомнить…

Слово за слово, и рассказала я ей солидный такой кусок истории. Про бывшего мага Джада, что хотел пойти в конвои, бродягу Сейтарра и манерного Графа. Про мой корабль, про внезапное изъятие имущества, про то, как вместо того, чтоб оглушить охранников, мои прощелыги их ненароком убили. Про Ксама, которого ко дну хотели пустить, про Москалл и тюрьму москалльскую, боцманом взорванную. Потому что Чака кого угодно на разговор вытащит, уж больно трепаться любит да хитростью не обделена.

– А сама-то? – помолчав, спросила я. Рыжая упорно хранила тишину. Заснула, что ли? Однако, переждав немного и довольно неучтиво толкнув ее в бок вытянутой ногой, я услышала:

– Да что я… счетовод я. Была этой, хранительницей учетных книг в компании «Грузовые перевозки Консьегена». И на корабль в первый и последний раз села, когда налетели эти…