Незабытая: отчаянное сердце. Книга 1

Как раз в этот момент тишину ночи нарушила Гулльвейг.

– Что вы все-таки делали в той комнате вдвоем?

– Ты уверена, что хочешь обсуждать это прямо здесь и сейчас, невзирая на опасность быть услышанными совсем не нужными ушами? – возмутился Сфинкс в какой-то шутливой манере.

– А когда еще? – нахмурившись, полушепотом ответила Гулльвейг. – Я даже не знаю, о каких таких ушах ты говоришь и вообще, вы оба от меня что-то скрываете!

– Давай не сейчас, – протяжно вздохнул Сфинкс, коснувшись пальцами лба.

– То есть – никогда, – пояснила я и подняла глаза к небу.

Звезды и луна сегодня, почему-то, были особенно красивы.

– Мы не можем идти дальше вместе, если не доверяем друг другу! – не унималась Гулльвейг.

– Я вас не держу, – парировал Сфинкс.

– Вы похожи на ссорящихся мужа и жену, – решила разбавить обстановку я, глотнув из своего бурдюка долгожданной воды.

– Не смешно, – фыркнула Гулльвейг.

– У тебя какие-то ложные представления о муже и жене, – ответил Сфинкс, сняв кольцо-печать со своей руки и убрав его в сумку.

– Что верно, то верно, – пожала плечами я, соглашаясь. Мне очень хотелось узнать, как обстоят отношения в таких союзах у иных рас, но сейчас на это не было ни времени, ни сил. – Предлагаю пойти в лес. Нам нужно выспаться.

– Ага, заведешь еще нас куда, – с недоверием в голосе отозвалась Гулльвейг. – Ты вообще кровь пила. Я предлагаю найти местную часовенку и заночевать там. Могу договориться со священнослужителями.

Я продолжала идти, отмечая по привычке, что домов вокруг почти не осталось – видимо тот, где я приходила в себя, находился на окраине. С правой руки начинался лес. Я боялась повернуться, особенно после того, как Гулльвейг открытым текстом сказала о крови, но тут заговорил Сфинкс.

– Ты уверена, что среди твоих «священнослужителей», – он произнес это слово жеманно, – нет представителей «Клыка»?

– Да что еще за «Клык» такой?!

– Зло, – ответила я максимально обтекаемо и все-таки обернулась.

– Не люблю жрецов, так что ни во что «божественное» не пойду, увольте, – отрезал Сфинкс.

– Тебе теперь везде будут предатели мерещиться? – проворчала Гулльвейг.

– Да, – уверенно ответил Сфинкс и мельком глянул на меня.

– И чем тебе жрецы не угодили? – Гулльвейг оскорбительно скрестила руки на груди.

– Не помню, – отмахнулся Сфинкс.

– Ах так! – начала было Гулльвейг, но тут заговорила я.

– Лес – моя стихия. Животные знают больше безопасных троп. Я жила с ними бок о бок многие… годы. Они – друзья, и предупредят меня об опасности, если я попрошу их.

Им мне было довериться куда проще, чем всем остальным, но об этом я предусмотрительно смолчала.

– Мне не нравится ни тот, ни другой варианты, но из них лес все-таки более выгодный. По крайней мере, пространства для маневров в нем больше, – рассудил Сфинкс.

И мы свернули с дороги, по которой шли. Гулльвейг на какое-то время замешкалась, но оставаться ночью одной не решилась. В чаще я ощутила блаженство, медленно распространяющееся по всему телу от осознания близости дома. Я подходила к различным деревьям и выстукивала по ним разный ритм. Ответом мне служил шелест в их кронах.

Гулльвейг и Сфинкс шли за мной молча. Я лишь в самом начале оборачивалась на них. Но чем глубже в чащу мы заходили, тем меньше света с ночного неба проникало к нам, и мне достаточно было видеть пляшущие тени от факела Гулльвейг, чтобы знать, что она и Сфинкс не отстали, не потерялись и сейчас следовали за мной.

Когда мы вышли к скалам, я развернулась к своей группе с довольным видом и констатировала:

– Здесь заночевать будет безопасно.

Сфинкс и Гулльвейг осмотрелись, но ничего не сказали. Между ними едва ли не физически ощущалось напряжение. Наверное, между каждым из них и мной было то же самое.

Понимая, что молчание затягивалось, я предложила отдохнуть первой. Моим аргументом было объяснение того, что эльфам для отдыха достаточно всего четырех часов, тем более что они не спали, а впадали в транс; весьма чутко медитировали. Затем я могла бы стеречь сон людей и следить за костром.

Возражений не последовало.

Когда я проснулась, костер уже горел, а Сфинкс и Гулльвейг сидели друг напротив друга через него, грелись и дремали. Я улыбнулась, поднялась на ноги, потянулась и отошла к ближайшему дереву. Заметив это, Гулльвейг молча принялась раскладывать спальный мешок. Она выглядела измотанной и хоть и не доверяла мне, после уже привычного для меня жеста руками у груди, она легла. А вот Сфинкс смотрел на меня через пламя костра довольно пристально. Я усмехнулась и постучала по дереву. Через пару секунд на мое плечо опустился сыч и взъерошил перья с тихим «у-ху-у». Я ласково почесала своего пернатого друга под клювом и обратилась к Сфинксу довольно тихо:

– Не бойся, отдыхай. Все будет хорошо.

Он услышал меня и доверился.

Около шести утра я с любопытством стала наблюдать за тем, как люди просыпались. Теперь я могла видеть это отчетливо и решила не упускать такой шанс, даже несмотря на то, что на лице Сфинкса все еще был грим. Как оказалось, в плане пробуждения раса людей ничем не отличалась от прочих.

– Лучше не делай так больше, – с такими словами встретил меня Сфинкс.

– И тебе доброе утро, – хихикнула я и отсела.

– Что это у тебя на голове? – спросил он, садясь.

– Белка, разве не видно? – ответила Гулльвейг и потянулась, после чего, будто опомнившись, посмотрела на меня, склонив голову на бок. Пару раз удивленно хлопнув глазами, она спросила, – ой, правда, что ли?

– Ага, это мой друг. Он сказал мне, что вокруг все тихо, и никаких прочих двуногих кроме нас не наблюдается.

Я улыбалась, на душе было легко. Правда, люди рядом со мной не разделяли моих чувств. Сейчас они выглядели так же, как я в их среде – в городе.

– Раз так… что вы все-таки там без меня обсуждали? – через какое-то время снова спросила Гулльвейг, перекусывая около тлеющего костра.

– Ничего особенного, – ответил Сфинкс со вздохом, делая то же самое. Понимая, что сейчас не отвертится, он пояснил кратко. – Эта сумасшедшая эльфийка предложила мне помощь в расшифровке дневника того убитого на площади человека.

– Кем тебе был тот бедолага? – мягко спросила Гулльвейг.

– Это уже неважно…

– И как, дневник успешно перевели?

– Расшифровка не понадобилась, – пожал плечами Сфинкс.

– Тогда о чем там говорилось? – не унималась Гулльвейг.

В ее голосе я чувствовала те же нотки, что были и у меня, когда я выпытывала у Сфинкса больше информации еще тогда, в комнате.

– О том, что группировка разбойников под названием «Клык» добывает рабов и поставляет их в Бедфордию для экспериментов, – мрачно сказал Сфинкс.

– Для экспериментов?! Для каких?! – Гулльвейг побледнела.

– Для разных, наверное.

– Ты – один из них? – спросила я Сфинкса, сопоставляя в голове все, что успела увидеть в подземелье под шахтой Бриджа.

Он посмотрел на меня исподлобья.

– Можно и так сказать. – После, словно что-то вспомнив, он вздернул голову и сузил глаза. – Лучше скажи, зачем тебе моя кровь?

– Не понимаю, о чем ты, – снова попыталась ускользнуть от ответа я.

– Не думай, что нюх вервольфа легко одурачить.

«Вот, значит, кто ты», – подумала я, оценивающе оглядев Сфинкса.

Я еще никогда не встречала вервольфов и знала о них немного; лишь то, что они являлись одним из вариантов ликантропии и называли свое состояние проклятием.

Между тем, Сфинкс продолжал:

– То, что ты хранишь в своей сумке, может быть опасно для тебя. Я предлагаю тебе сейчас же добровольно вылить мою кровь.

Такого тона от Сфинкса я еще не слышала: словно сталь вскрывала плоть. Здесь была и угроза, и предупреждение и даже… своеобразная забота.

Я не стала лезть на рожон и спрашивать что-то в духе «или что?». Это казалось неуместным. И тут я кое-что придумала.

– Хорошо, – как ни в чем не бывало сказала я и достала из сумки склянку, демонстративно показав ее и Гулльвейг, и Сфинксу. Последний явно не ожидал такой быстрой реакции. – Я вылью, но в обмен я хочу услышать от тебя одно обещание.

– Какое? – спросил Сфинкс настороженно.

– Ты сказал достаточно, чтобы стало кое-что понятно. Это меня и заинтересовало. Но ты ведь желаешь как-то что-то исправить, что-то сделать или, скажем, отомстить, так? – Сфинкс подумал немного и кивнул. Тогда я продолжила. – Пока это не случится, я буду следовать за тобой. Вот, мое условие.

Сфинкс смотрел мне в глаза, и я отвечала тем же. Вокруг него снова не было никаких нитей, – даже намека! Но на нем для меня сошлось слишком много другого: магические эксперименты, любопытные мне еще с Дома, тайны этого острова, для разгадок которых я на него и прибыла по зову животных, а также внимание моего Покровителя. Нечитаемый, он стал интересен со всех сторон.

– Везде и всегда только за мной следовать не нужно, но в целом да, я согласен, – ответил мне Сфинкс и протянул руку.

Я пожала ее, потому что видела, как это делали. Так вот, значит, как скреплялись обещания. Как торговые сделки! Мне так это было нужно, что я даже позабыла о маленьком секрете своего тела…

Не имея привычки бросать слова на ветер, я незамедлительно выполнила свою часть уговора, промыв склянку водой из бурдюка.

Возможно, я неверно поняла своего Покровителя. Но в любом случае, теперь я могла быть рядом со Сфинксом какое-то время. От осознания этого пару раз стукнуло сердце, напоминая о том, как оно тяжело. Было когда-то. Но сейчас от его биения, почему-то, стало тепло. Правда, предательски заныл давно забытый шрам на груди, перекрывая все крупицы приятных ощущений. Давно он не болел…

– А что насчет тебя? – спросила Гулльвейг, обращаясь ко мне. – Твое тело холодное, ведь правда? – она посмотрела на Сфинкса, ища подтверждения ее слов. Тот кивнул, оглядев свою ладонь, которой только что пожал мне руку, а затем внимательно посмотрел на меня. Тогда Гулльвейг продолжила. – Из твоих ран практически не сочилась кровь, когда я их обрабатывала. Мы сперва даже подумали, что ты погибла от того огненного заклинания. Твое сердце остановилось! Только остыть труп так быстро не мог, да и на какое-то время ты стала… как бы это…

– Вы оба это видели? – спросила я настороженно. Не уточняя, о чем я, и Сфинкс и Гулльвейг синхронно кивнули. Их вид был таким, что необходимость в уточняющих вопросах отпала сама собой. – А мои раны?.. Оба?

– Только я, – призналась Гулльвейг.

Я глубоко вдохнула и протяжно выдохнула. При нынешних условиях мне не отвертеться, ведь иначе членство в группе было неудобно. Принявшись думать, как бы обойти прямой ответ на логичный вопрос, я спросила:

– Тогда скажите, это не я стала причиной пожара в городе?

– Нет, – тут же ответил Сфинкс.

– Там было много огня, – уточнила Гулльвейг. – Заклинатель с крыши сотворил мощную магию…

Я вздохнула и не стала допытываться. В конце концов, я с таким уже сталкивалась, правда, в лесах.

– То, кем я стала в том переулке – это не совсем я, и я не помню ничего, что делаю в таком облике. – Немного помедлив для большей выразительности, я вспомнила о балансе между Планами и сказала, прикрывшись этим. – Я опасаюсь, что если скажу больше, то это может привести к серьезным последствиям.

– Это одержимость? – Спросила Гулльвейг.

В ее голосе звучало желание помочь, но Сфинкс понял это как-то по-своему.

– У всех нас есть свои секреты, – сказал он уже знакомую мне фразу, оборвав дальнейшие попытки Гулльвейг расспрашивать меня.

– Ага, как и тот, откуда у тебя это странное кольцо, на котором еще и печать! Оно вообще по праву твое, и что это было там, в том доме?

Гулльвейг почему-то злилась. Возможно, ей доставлял дискомфорт тот факт, что она оказалась рядом с колдуньей, которая могла спалить все вокруг и не вспомнить этого и вервольфом, который… а вот тут загвоздка. Но лимит вопросов в адрес Сфинкса уже был исчерпан на сегодняшнее утро, – это было видно по нему.

– Это что-то меняет? Вообще-то я выиграл нам время! – оскорбился Сфинкс.

– Спасибо, конечно, но если это произошло ценой смерти обладателя кольца…

– Тогда что?!

– Тогда это зло!

– Не люблю, когда со мной разговаривают в таком тоне. Если ты думаешь, что…

Они ругались так, что даже белка с моей головы поспешила спрятаться в кронах деревьев. Посмотрев в сторону леса, где жизнь шла своим чередом, я заметила брошенное гнездо и поникла.

– Почему вы спасли меня? Я ведь даже не ваш вид, – тихо спросила я.

Чтобы расслышать меня, Сфинкс и Гулльвейг перестали ругаться.

– Это так не работает, – покачал головой Сфинкс, смягчившись.

– Неважно, кто оно, – ответила Гулльвейг, с радостью отвлекаясь от ругани. – Жизнь любого существа важна. Неважно, кто он.

– Любого? – словно не веря своим ушам, спросила я и посмотрела на Гулльвейг, которая удивилась этому вопросу. Ее слова казались мне знакомыми. – А если это существо злое? Что для тебя зло?

– Зло – это причинение вреда невинным, – с готовностью ответила Гулльвейг. – Когда кто-то вредит, приносит страдание и боль, сеет разрушение и смерть – это зло. Но это не означает, что если кто-то совершает что-то, что осуждается обществом или религией, но это никому не причиняет вреда, то он обязательно злой. С этим можно не согласиться, но это можно и понять.

– Твой друг, тот темный эльф, – начала было я.

– Сайрис, – напомнила Гулльвейг. Видимо, для нее это было важно.

– Да. Как ты вообще встретилась с ним? Разве ты не знаешь, что темные эльфы давно изгнаны под землю за совершенные ими злодеяния?.. – я видела, как Гулльвейг напряженно поджимала губы. Я не имела целью обидеть ее своими словами или как-то задеть, мне правда было интересно. – Они до сих пор грабят, убивают, похищают по ночам, обращают в рабство, думая, что все иные расы хуже, чем они и…

– Не все они такие! – воскликнула Гулльвейг. В ее глазах горел огонь веры. Она всем сердцем верила в Сайриса, и это было видно.

Хоть Гулльвейг и не ответила на мой вопрос, я видела ее привязанность к тому темному эльфу. И она действовала ради него. Очень хотелось пронаблюдать за развитием этих странных для меня отношений. Да и узнать, почему член расы, промышляющей похищением существ с целью создания рабов для себя, сам стал рабом.

– Я рада, правда. Но что насчет мести? – спросила я, едва заметно скосив глаза на Сфинкса. – Это зло? – Гулльвейг замешкалась, и я, поняв, что, скорее всего, затронула не самую нужную сейчас тему, спросила у Сфинкса, воспользовавшись моментом. – А ты, кстати, контролируешь себя в ином облике?

– Проверь в следующий раз, – усмехнулся Сфинкс.

Я кивнула.

Он заметил это и насторожился, но более ничего не сказал.

– В общем, это… спасибо вам обоим, – сказала я и поклонилась, повторяя жест Марии перед дверью в комнату. – И за то, что было под шахтой Бриджа, и за то, что было в переулке трущоб, и вообще.

Мне ответили не сразу, тогда я опасливо подняла глаза, не спеша разгибаться. Сфинкс коротко кивнул мне и спешно посмотрел на тлеющие угли, а Гулльвейг сказала:

– Я всегда приду на помощь нуждающимся. Только скажи мне, почему тебе настолько интересен Сфинкс, что ты даже это… ну…

– Мы обе видели, кем он обернулся, – ответила я, выпрямившись и на ходу придумывая оправдание. Не хотелось возвращаться к теме крови. И я солгала, не моргнув и глазом: привычка с Дома. – Мне важно было узнать, участвуют ли в неведомых мне экспериментах животные.

– Поверь мне, ни одно животное в моем случае не пострадало, – невесело отозвался Сфинкс. – Это все тот же я, просто чуть другой.

Я кивнула ему, хотя багровые нити магии у его шерсти в подземелье под шахтой Бриджа говорили мне обратное, но вот Гулльвейг убежденной не выглядела.

Если относительно Сфинкса хоть что-то прояснилось, а дальнейшее любопытство в его сторону могло закончиться потасовкой, то я, как оказалось, дала недостаточно для ее понимания информации. Гулльвейг принялась расспрашивать меня о странных шрамах на моих груди и спине, ожогах на обеих руках, левом боку и у основания черепа, демонстрируя удивительную память и говоря о том, что некоторые из них несовместимы с жизнью, а другие – похожи на истязания или те же эксперименты. Она не спрашивала лишь о моем втором облике, видимо, подумав, что рассказать большего я не могу именно касательно магии, огнем охватывающей все мое тело.

Я не знала, что ответить, не могла и слова вставить. Чтобы хоть чем-то занять себя и не выглядеть не выучившей урок растяпой, я стала собираться под шквал расспросов. Увидев это, Сфинкс сложил свой спальный мешок и, пока я тушила костер, снова заступился за меня перед Гулльвейг. Я потом, далеко после, поблагодарила его за это. Но он этого не понял. Однако у того костра в тот день он еще раз напомнил Гулльвейг о том, что если кто-то чего-то не говорит ни при каких условиях, значит, на то есть веские причины. Он взывал ее к необходимости понять это, но Гулльвейг раз за разом апеллировала холодностью моего тела, поглощением крови и пустующими ранами. Тогда я сложила в голове не понравившуюся мне картинку: Гулльвейг сказала, что являлась жрицей, яро говорила о спасении жизней и стремилась окрестить все категорично злом или добром. Она, как я и опасалась, подумала, что я как-то связана с некромантией и поэтому вела себя так насторожено, хотя сама владела черными нитями. Понимание того, что вызвала подозрения в том, что я враг не только у Сфинкса, бросило меня в холод.

А потом в какой-то момент мне почему-то стало весело. Мне было хорошо вместе с этими спорящими из-за меня людьми! Словно я была по-настоящему дома. И дабы Сфинкс снова не сорвался в ругань, – мне становилось страшно видеть его злым, будто передо мной вновь возникали те алые глаза, как когда мы перемещались из того жуткого подземелья под шахтой – я спряталась от Гулльвейг за него. Его широкая спина с лихвой загородила меня. Я хихикнула, и спор ожидаемо прекратился. Сфинкс резко повернулся ко мне, то ли удивляясь, то ли нервничая от того, что я подкралась сзади, – хотя это была больше звериная, чем людская привычка. Гулльвейг обошла его, посмотреть на меня с укором, и тогда я снова спряталась от нее за Сфинкса.

– Да прекрати ты уже! Ведешь себя, как ребенок!

Это было сказано им не злобно, а как-то по-доброму. И я улыбнулась шире. Гулльвейг вздохнула, но тоже улыбнулась. Была бы моя воля, я бы проживала то утро всю оставшуюся жизнь. Мне очень не хотелось забывать такой момент! Но внезапный шорох разрушил эту нашу игру.

Сфинкс рефлекторно вооружился, Гулльвейг коснулась чего-то под своей рубашкой, а я, заметив, что источником звука был обыкновенный пес, вероятно сбежавший из деревни, без опаски пошла к нему. Он смотрел на нас из-за деревьев и не подходил. Я сразу заметила, что он пристально наблюдал за Сфинксом, но виду решила не подавать. Я потянула к животному руку и поздоровалась, на что пес ответил, быстро осмотрев меня:

«От тебя не пахнет хозяином. Пора возвращаться», – и был таков.

Когда я повернулась к Гулльвейг и Сфинксу, то увидела, что последний пятился назад, словно в забытье, а Гулльвейг пыталась привести его в чувство.

– Что случилось? – с непониманием в голосе спросила я, подбежав к людям ближе. – Это же просто пес, он искал хозяина.

– Что ты сказала? – спросил Сфинкс обескуражено.

– Что это был пес…

– Про хозяина. Ты поняла, что сказал этот зверь?

– Да, – я была растеряна. Сфинкс выглядел… напуганным? – Он сказал, что от меня не пахнет хозяином и ему нужно возвращаться.

– Нам надо убираться отсюда, – отрезал Сфинкс.

– Что, уже? Опять? – я ничего не понимала.

Это же был просто пес! Даже не волк! И без нитей магии! Или Сфинкс так среагировал на тот факт, что я знала язык животных?..

– Так, с меня хватит ваших всех этих секретов, – сказала Гулльвейг, быстро собрала сумку и выдала, – я направляюсь в Бедфордию спасать своего друга!

– Прямо отсюда с раненой рукой сразу через горы? – уточнил Сфинкс, возвращая себе контроль над собой.

– Почему бы и не… Вот же, – Гулльвейг хлопнула себя по лбу.

– Ага. Нужно вернуться в Бедфордию за Гулом.

– Тогда я назад, за ним! – заявила Гулльвейг.

– Прямо так? – Сфинкс оценивающе оглядел ее косы.

Та возмущенно откинула их за спину со словами:

– Ты чего удумал?

– Фиолетовый – довольно примечательный цвет, – заметил Сфинкс. – Если уж и возвращаться в Бедфордию, то его надо замаскировать. Но волосы-то длинные, может, отрежем?

– С ума сошел?! Свои, вон, режь!

– Я так и думал, – посмеялся Сфинкс и помотал головой, трепля собственные волосы. – Значит, надо чем-то изменить цвет.

– Это чтобы обойти городскую стражу? – догадалась Гулльвейг.

Сфинкс кивнул и забрал волосы в слабый хвост.

– Ну уже нет! Без плаща я никуда не пойду! – замотала головой я и пояснила, потирая шею сзади, – мне уши надо бы пока спрятать!

Хотя дело было вовсе не в них. Да, я не знала, как изменился эльфийский мир за время моего проживания в лесу. В частности – что стало с высшими эльфами и всеми теми, кто чтил или боялся их. Я страшилась, что меня могут узнать и… вернуть. Хорошо, что в Бридже я не заметила ни одного эльфа, – только людей, орков, полуросликов, да гномов, но преимущественно, конечно, – дварфов.

– Может, отрежем их? – как ни в чем не бывало, предложил Сфинкс.

– Мои уши? Ты, что серьезно? – я ошарашено посмотрела на него.

– Нет, конечно, нет, – поспешил успокоить он меня и вдруг снова огорошил. – Отрежем одно!

– Может, не надо? – боязливо попросила я.

– Да ладно тебе! Я же шучу! У меня, кстати, есть идея, – будто бы спохватился Сфинкс.

Он достал из сумки свой плащ, пристально оглядел меня, словно прицениваясь, неудовлетворенно помотал головой, а после – вынул походный нож и одним резким движением укоротил свой плащ.

– Ты зачем это сделал? – Искренне не понимала я.

– Реализую то, что придумал, как и обещал, – улыбнулся Сфинкс, убрал нож и подошел ко мне. С размаху он накинул на меня свой плащ и, улыбнувшись шире, натянул капюшон мне до самого носа с веселым комментарием, – держи, мелкая!

Я растерялась и не сразу решилась двинуться. Плащ скрывал меня полностью, до самых пят, и не был теплым, как если бы только что был снят с чьих-то плеч, но в нем было комфортно и уютно. А еще – приятно пахло, будто бы чем-то родным и до боли в пару раз стукнувшем сердце, знакомым. Я запахнулась в полы плаща, чтобы максимально ощутить его ткань и привыкнуть к нему, и потерлась щекой о воротник. Только потом я слегка приподняла удобно глубокий для моих целей капюшон, я увидела, как Сфинкс снова присматривался к волосам Гулльвейг.

– Может, сажей с кострища на время сделаем из тебя брюнетку? А из остатков моего плаща соорудим подобие твоей укороченной накидки, которая сгорела тогда.

Гулльвейг задумчиво посмотрела на кострище, и я решилась заговорить:

– Сфинкс, спасибо! – снова чувствуя странное тепло на лице, усилившееся после того, как он откликнулся и посмотрел на меня, сказав «обращайся», я спросила, запинаясь, – н-но как же ты сам?

– На мне пока есть чужое лицо, забыла? – он улыбнулся и очертил ладонью в воздухе вокруг своего лица. – Его в городе не знают, а там новый плащ себе куплю. Кстати, вам тоже нужна маскировка.

На том и порешили.

Идея намазать волосы Гулльвейг сажей была одновременно и практичной, и смешной. Сперва она хотела справиться сама, но я вызывалась помочь ей, потому что одна рука у нее была обожжена, да и Сфинкс настороженно всматривался в лес. Стоило поспешить и справедливо не задавать лишних вопросов, как никто из них не стал задавать их мне по поводу тех же ушей.

Когда я уже заплетала Гулльвейг, удивляясь тому, откуда мои руки помнили, как создавать разного рода прически на длинных волосах, Сфинкс объяснял ей, как лепить на своем лице новое. Потом настала моя очередь. Я не могла унять дрожь от того, что меня касались сразу двое: один – моего лица, аккуратно обходя все еще ноющий ожог, другой – головы, меняя повязку, о которой я снова позабыла. В тот момент мое сердце билось, и мне было и страшно, и радостно, и неловко одновременно. Затем все прошло, и я в ответ поменяла повязку Гулльвейг, а ее изрядно потрепанный доспех и использованные бинты сожгла заклинанием.

Когда я вывела нас из леса, вести дальше взялся Сфинкс. Обходя деревушку, где жили Томан и Мария, стороной я спросила, выныривая из воспоминаний о Доме:

– А у вас есть дом?

– Есть, но он далеко, – Гулльвейг тепло улыбнулась. – На самом севере Северного континента!

Было видно, что воспоминания о доме доставляли ей радость.

Сфинкс отвечать, по всей видимости, не хотел, но под моим любопытным взглядом, со вздохом отстраненно пояснил:

– Где-то очень и очень далеко в дебрях Южного континента…