Другая сторона озера

– Ну как же. Ты же сам вчера за всё учёное вещал.

Усевшись на край кресла, я взял стопку и устало посмотрел на Димыча:

– Ну я же совсем не о том говорил. Да и причём тут праздники, это социальная обязаловка.

Димыч тоже взял стопку и нарочито простецким тоном сказал:

– Нет, вы уж, батенька, давайте-ка гните свою линию. Вы учёный, я простак. И солнцестояние как раз имеет смысл, в отличие от Нового года.

Выпив и закусив несколькими виноградинами, я ответил:

– Димыч, не грузи, а? Ну какой я учёный и какой ты простак?

Я хотел завалиться в кресло, но вдруг вспомнил эту неуместную шутку Димыча:

– Постой, а ты зачем сказал Наташе, что я писатель?

Димыч улыбнулся и опрокинул свою стопку:

– Ну ты же сам вчера говорил, что ничем толком, кроме романа, год не занимался.

– Да какой там роман. Несколько десятков страниц, описывающих события давно минувших дней. Подкорректировал и набросал пару идей, чем дело может кончиться. Это так, баловство.

Димыч недоверчиво посмотрел на меня, отчего меня даже слегка передёрнуло:

– Ну и ладно. Будет лучше, если все будут так думать. Меньше вопросов.

Я пожал плечами:

– Хорошо. Это даже забавно.

Я встал с кресла, и прохаживаясь между кадок с какими-то плодовыми деревцами, ощутил, что даже как будто слегка захмелел, однако голова работала неплохо. С момента того сна на заправке во мне присутствовало странное ощущение свободы. Это состояние казалось чем-то очень неестественным, и я отметил про себя, что пока есть настойка, лучше пить её. Димыч хорошо гонит и настаивает на чём-то правильном.

– Димыч, а не холодно тут для этой растительности?

– Тут можно потеплее сделать, – он начал вставать, видимо, чтобы прибавить температуру в батареях, но потом сел обратно:

– Давай попозже, а то мне сейчас и так жарко.

– Не вопрос. Давай тогда усугубим другой градус.

Димыч стал разливать, а в дверях появилась Наташа с подносом в руках. Я тут же устремился ей навстречу, чтобы помочь. На её голове уже не было косынки, и русые волосы струились по щекам и шее.

– Мужчины, чувствую, вы тут напьётесь без серьёзной закуски. Давайте я вам тогда тут и накрою.

Димыч тоже встал и захлопотал. Откуда-то из-за барной стойки выкатил журнальный столик на колёсиках и придвинул его к креслам. Там же нашёлся и стул для Наташи.

Наташа ещё дважды сходила на кухню, и стол наполнился ароматными яствами. Тут были и холодец, и оливье, и отварной картофель. Также стояло блюдо с селёдкой под репчатым лучком и квашеная капустка в высокой миске, а на маленький металлический столик был водружён противень с запечённой в сметане щукой. Когда все сели у стола, Димыч встал и торжественно произнёс:

– Господа и дамы, я рад, что мы собрались в этом прекрасном и загадочном месте, для того чтобы стать свидетелями удивительной красоты здешних мест и встретить вместе предстоящий Новый год и не только, – Димыч изобразил гусарский кивок и цокнул тапками по дощатому полу. Мы молча выпили и закусили. Димыч одобрительно осмотрел стол и сказал:

– Наташенька, кулинария – это ваше призвание, – сказал он, и, спохватившись, добавил: – не подумайте, что я не ценю вашу живопись, она мне нравится не меньше, чем ваши кулинарные шедевры, – он опять изобразил гусарский кивок. Наташины щёки порозовели. Она заулыбалась, наклонив голову:

– Димыч, ты как поддашь, сразу начинаешь гусарить.

Она захихикала и допила то, что осталось в стопке. Если наливают мужчины, женщинам обычно сложно выпить содержимое за раз.

– Наташа, душа моя, только скажите, и я перестану.

Кривляния захмелевшего Димыча были настолько естественны, насколько и несуразны. Это явное противоречие легко сочеталось в его образе. Я ничуть не хотел, чтобы он прекращал, этот бородатый мужик в спортивном костюме на удивление хорошо изображал дворянина. По крайней мере, мне так казалось.

– Да что вы, что вы, Дмитрий… – Наташа умолкла и смущённо посмотрела на Димыча. – Димыч, я забыла твоё отчество, – её лицо стало сосредоточенным, но уже через мгновение расплылось в улыбке, и она сказала: – это всё твоя настойка!

Димыч засмеялся в голос и сквозь смех проговорил:

– Да не надо отчества. Это моё амплуа, а вы ведите себя как обычно.

В этот момент, сидя здесь, на болотах, в чужом, можно сказать, доме, с почти незнакомыми мне людьми, лица которых я будто помнил с детства, я почувствовал себя пронзительно хорошо. Чёрт его знает, почему. Всё это походило на приятный сон и просыпаться решительно не хотелось. Хотелось наслаждаться и этим уютом, и этой компанией, и окружающей природой.

– Димыч, наливай! Есть тост! – сказал я.

– Слушаюсь, Ваше Благородие!

Димыч неестественно быстро вскочил и принялся разливать. Наташа налегала на закуску как опытная женщина, которой нужно было оставаться в кондиции и при этом не расстраивать мужчин, пропуская тосты. Я решил говорить стоя:

– Друзья! Вернее, я надеюсь, что скоро мы ими станем. Я очень тронут, что вы меня так тепло приняли. И я испытываю настоящую радость от того, что тут, на болотах, я встретил такую приятную компанию, коей давно не встречал ни на фьордах Норвегии, ни на перевалах Анд, ни в джунглях Юкатана, ни на непальских тропах, да бог его знает, где ещё, – я запнулся, путаясь в накативших мыслях. Я чувствовал, что разошёлся, как со мной бывает после нескольких стаканов в присутствии дам. А Наташа, с самого начала показавшаяся мне милой женщиной, сейчас выглядела и вовсе обворожительно. В ней неуместно притягательно сочетались та самая русская баба, всё понимающая и готовая терпеть без ожидания наград, и какая-то утончённая натура, благородная дама из романов Толстого. Может быть, даже та самая Наташа. Хотя нет, Наташа – ребёнок и дура. Хотя и в этой Наташе было что-то непосредственное, детское. Ах да, Димыч же сказал, что она ещё и рисует. Надо узнать про неё побольше. Мысли явно путались, и я всё-таки решил закончить тост, пока пауза не стала смущающе длинной:

– Мои новые друзья! Ещё раз говорю вам спасибо за ваше тепло и хочу предложить такую вещь – каждый, кто скажет тост, должен добавить в него что-то про себя. Это будет забавно и пойдёт на пользу нашему общению.

Я выпил и уселся на своё место. Наташа поставила пустую стопочку:

– Я только за. Давайте с вас и начнём, Саша. Вы много путешествовали, как я понимаю, да ещё и пишете роман. Думаю, вам есть, о чём рассказать.

Я прожевал ложку холодца и откашлялся:

– Давайте с меня. Ну, в подробности вдаваться я смысла не вижу. Это как-нибудь уже по ходу нашего общения. А вкратце так – я родился и вырос в Москве. Отучился на менеджера в одном московском вузе, параллельно работая. Очень быстро дослужился до управляющего крупным автосалоном и также владел магазином по поставке дополнительного оборудования и запчастей для автомобилей. Семьёй не обзавёлся по причине постоянной занятости, и вот уже год как ушёл с работы и занялся писательством. В моих планах перебраться в район Тихого океана и жить там неопределённо долго.

Наташа улыбнулась:

– Это как-то очень уж вкратце. Тогда я, позвольте, на ваш манер. Димыч, давай-ка, не спи.

Димыч и вправду как-то отстранился от происходящего и задумчиво смотрел в окно, похоже, что-то вспоминая. Прерванный Наташей, он, будто силясь, вернулся к нам и тут же задорно заулыбался:

– Извиняюсь, был не прав.

Он взял графин и разлил. Когда стопки были наполнены, Наташа встала и, видимо, тоже немного захмелев, не так застенчиво, как прежде, сказала:

– Я тоже очень рада, что два таких галантных мужчины сочли за радость моё общество. И я думаю, что у меня наконец появятся собеседники для разговоров о высших материях, – она укоризненно посмотрела на Димыча, – а то вот некоторые тоже стали порой менять моё общество на посиделки в корпусе с двумя аборигенами.

Я невольно прервал Наташу:

– А кстати, где ваш муж и Вадим, если не ошибаюсь? Почему мы их не позвали? Как-то неудобно получается.

Наташа поморщилась и посмотрела на Димыча, будто было что-то, чего я не знаю.

– Я что-то не то спросил? – поинтересовался я. На выручку Наташе пришёл Димыч:

– Ну, они не то, чтобы весёлая и приятная компания в последнее время. Они нас избегают.

Я вконец смутился:

– Я извиняюсь, но чтобы понимать ситуацию в дальнейшем… Между вами что-то есть, ребята? И поэтому какие-то проблемы с мужем и Вадимом?

Мои собеседники рассмеялись так, будто я спросил какую-то несусветную чушь.

– А что смешного? Вы, как я понял, проводите много времени вместе и даже ночуете. Это может навести на всякие мысли. Тем более мужа, – пробормотал я. Мне было ужасно неловко, и я хотел поскорее разобраться в сложившейся ситуации. Димыч встал и обойдя кресло Наташи, обнял её со спины, да так ласково и нежно, что я смутился ещё больше.

– Дружище, хватит забивать себе голову ерундой. Мы часто ломаем комедию, иначе на этих болотах сойдёшь с ума. Наташа – моя двоюродная сестра. Мы с самого детства вместе.

Я облегчённо вздохнул и откинулся в кресле. Наташа негромко засмеялась:

– Да, и потом. Мой муж совершенно не ревнив. И это мне, скорее, стоит ревновать его к Вадиму. Это же они не выходят из чёртова корпуса по неделе. Кстати, Димыч, как бы они там опять не засели уже, не дождавшись праздника.

Наташа с сомнением посмотрела на Димыча. Тот вздохнул и посмотрел в темноту за окном:

– Попозже сходим, проверим.

Я решил отвлечь компанию от ненужных мыслей:

– Наташа, извините за эти неуместные вопросы. Я вас перебил с вашим тостом.

Она тут же собралась и продолжила:

– Ну так вот, мужчины. Спасибо вам, вы настоящие джентльмены. И про себя. Родилась я в городе Кашине. Училась там же. После окончила художественную школу в Твери, где и познакомилась со своим мужем, который на тот момент был энергетиком на одном предприятии. На этом моя карьера прервалась, поскольку я была вынуждена заниматься хозяйством. Мой муж был против того, чтобы я работала. Детей у нас не было. Позже предприятие, где он работал, продали, и на его месте построили торговый центр. С работой стало туго, и муж согласился на несколько месяцев приехать в «Искру», чтобы восстанавливать энергоснабжение пансионата. Так мы тут и задержались. Нас сосватал сюда мой братишка, – она кивнула на Димыча. Тот улыбнулся в ответ:

– Позвал на всё готовое и за неплохую зарплату, надо сказать.

Наташа опять кивнула и улыбнулась, но что-то в её глазах заставило меня усомниться в том, что она и правда рада. Мы выпили. Наташа встала и сказала, что нужно проверить кое-что на плите. Мы остались с Димычем вдвоём.

– Интересная она женщина, – сказал я. Димыч кивнул и посмотрел мне в глаза:

– Она не так проста, как кажется! – сказал он каким-то заговорщицким тоном и громко засмеялся. Отвернувшись, я пробормотал, что ничего такого и не подумал. Димыч опять заговорщицки произнёс:

– Я знаю, о чём ты подумал.

И опять засмеялся. Я недоверчиво посмотрел на него:

– Я правда не очень понимаю, о чём ты.

Неожиданно Димыч встал и подошёл к окну. Потом подозвал и меня, указывая куда-то в темноту:

– Вон, смотри, свет возле корпуса загорелся. Эти чудики опять там засели, похоже.

– Ну так может пойдём, позовём их к нам, пока они не успели напиться?

Димыч замер, будто о чём-то раздумывая. Потом пристально уставился мне в глаза, отчего меня прошиб холод:

– А чёрт с ним, пойдём.

Мы направились в гостиную. В кухонной зоне был слышен звон посуды, Наташа опять что-то готовила. Димыч показал, чтобы я шёл на цыпочках, и мы тихонько проскользнули в прихожую. Бесшумно одевшись, мы уже почти вышли за порог, как раздался голос Наташи:

– Ну уж дудки. Вы куда это?

Димыч виновато повесил голову:

– Ну, мы до ребят пройдёмся.

Наташа недовольно хмыкнула и сказала, чтобы мы дождались её. Потом добавила:

– Димыч, там есть всё необходимое?

Димыч тут же оживился и звонко отрапортовал:

– Да, госпожа, всё на месте! Что нам делать?

– Я переоденусь, а вы посмотрите, чтобы наши голубчики не усвистали без нас.

Я недоумённо поинтересовался, куда ночью в метель можно усвистать в этих краях. Наташа с Димычем переглянулись, потом Димыч потянул меня за рукав к дверям:

– По дороге расскажу, пойдём.

На улице уже намело приличные сугробы, но дорога ещё различалась. Мы медленно двинулись через темноту в сторону двух светящихся окон корпуса. Я разглядел пару столбов с негоревшими фонарями. Говорить было невозможно, дыхание сбивалось, а в лицо задувал снег.

Несмотря на физическую нагрузку, мгновенно начал пробирать холод, благо что идти было недалеко, и очень скоро мы уже отряхивались от снега в тёплом предбаннике корпуса и вошли внутрь. Фойе оказалось коробкой внушительных размеров, выполненным в стиле какого-то советского модерна с металлом, гранитом и стеклом в два этажа в высоту и несколько десятков метров как в длину, так и в ширину. Свет горел только в настенных светильниках, огромная металлическая люстра с кучей лампочек была выключена. Напротив входа на второй этаж была монументальная гранитная лестница. Сбоку от неё находился ресепшн или, как это называют у нас, стойка регистратуры. За ним-то и виднелись две головы.

Димыч кашлянул, чтобы нас заметили. Эхо звонко разнеслось по холлу. Головы вынырнули из-за ресепшна. Видимо, сидевшие привстали.

– Кто это с тобой, Димыч? – аккуратно поинтересовалась одна из голов.

– Свои. Это Александр, его придётся взять в тему, если ещё год хотите пожить спокойно.

Я толкнул Димыча в бок, ощущая, что меня во что-то втягивают и зло прошептал:

– Димыч, вы что тут творите? И меня ещё решили подставить? Я же тут вроде как начальник.

Димыч отодвинул мой локоть и прошептал в ответ:

– Саша, придётся тебе рискнуть и поверить мне. Эта тема тебя с ума сведёт, ты же писатель. Такое сможешь потом написать, что хер кто поверит.

– Это что, наркота какая-то у вас тут? Я только по молодости баловался и больше не собираюсь. И перестань называть меня писателем. Какой я, к чертям, писатель. Ты же сам это придумал.

Димыч уже будто ничего не слышал, потянул меня за руку, и мы двинули к стойке.

– Ребята, это Александр. Как я и сказал, свой парень. Я его сто лет знаю. Друг Олега Алексеевича, писатель.

Вадим и Витя были молодыми мужиками. Вите было лет сорок, а его другу немного за тридцать, а может, и меньше. Они были примерно одинакового роста, и даже их лица были чем-то похожи. Возможно, потому что у обоих были бороды, а волосы были одинаковой длины и взлохмачены, однако комплекцией они отличались заметно. Витя был худой и сутулый, с кривыми зубами, а вот Вадим наоборот был спортивного телосложения, с ровными и будто отбеленными зубами.

Витя долго сверлил меня взглядом, пока Вадим скучающе листал книгу жалоб и предложений, вытащенную из-под стойки. Наконец Витя выдавил:

– Вроде, свой. Может, тоже проскочит.

Димыч энергично кивнул:

– Я думаю, был бы не свой, тут бы и не оказался.

Я решил, что это какой-то спектакль по случаю моего приезда. По-другому объяснить происходящее было сложно. Я присел на мраморные перила за ресепшном возле скучающего Вадима и спросил, нет ли у кого-нибудь сигарет. Витя вытащил пачку Winston и запустил её по стойке в мою сторону.

– Спасибо. Не знаю, что вы задумали. Но я с вами, что мне остаётся, – я решил подыгрывать. Витя толкнул Вадима. Из тумбочки у себя в ногах тот вытащил графин, а за ним и гранёные стаканы.

– Смотрю, везде у вас эти графины.

Витя кивнул:

– В подвале столовой куча ящиков с посудой тех времён – графины, гранёные стаканы, тарелки и всякая такая мура.

Вадим встал, вытащил из кармана горсть шоколадных конфет и раздал всем по одной. Димыч машинально взял конфету, но сразу кинул её на стойку:

– Тьфу ты! Опять вы как бомжи. Сходи, Вадик, и принеси что-нибудь из холодильной комнаты. Я же забил её почти под завязку.

Ничего не говоря, Вадим послушно двинул куда-то по тёмному холлу. Мы с Витей закурили, и дым заструился в темноту потолка. Димыч нарушил тишину:

– Значит, так. Слушай внимательно и постарайся не относиться скептически, – он пристально посмотрел на меня. Я кивнул и Димыч продолжил: – мы тут пару лет назад, когда меняли трубы в подвале, наткнулись на одну странную штуку. Пол подвала не забетонирован, и на дне, в земле, откапывая трубы, мы обнаружили верхушки камней и ради любопытства решили их раскопать. Оказалось, что камней там несколько штук и стоят они крýгом. На них было нарисовано что-то наподобие рун, мы подумали, что это что-то из наследия язычников осталось. Не строителям же это ставить. Скорее всего, получив задание строить корпус, они нашли эти камни, но убрать их по какой-то причине не решились и просто засыпали, а сверху построили здание. Мы их оставили, но решили никому не говорить, к чему лишние слухи и сплетни? Я про эти камни и забыл уже, пока однажды мы не потеряли на сутки этих двоих. Обыскали с Наташей все окрестности, а их нигде нет. Но в какой-то момент мы догадались спуститься в подвал, и что же мы там увидели, как думаешь? – Димыч вопросительно посмотрел на меня. Я выпустил кольцо дыма и недоверчиво покосился на него:

– Ну и что же?

– А то, что камни эти полностью отрыты и стоят на каком-то постаменте, а в центре – круглая плита. А возле плиты сидят эти двое, перепуганные насмерть. В общем, мы поняли, что наши красавцы тут не просто бухали, а этот Стоунхендж отрывали. Как бы то ни было, мы отвели их домой, а когда они проспались, начали нам что-то объяснять про проход, который они нашли, и про то, что побывали в каком-то нереальном месте, и что там как-то до жути удивительно. Говорили они путанно и чётко на вопросы ответить не могли. Короче, повели они нас в этот подвал, и уже на месте разъяснили, что якобы пока они наводили окончательный лоск на этих валунах, изрядно набрались и заснули на плите, что по центру, а проснулись неизвестно где. И провели они в этом новом месте двое суток, пока опять не открылся проход, и они не ускользнули обратно.

Димыч толкнул Витю в плечо:

– Правильно я говорю?

– Ну, только если в очень общих чертах. Так-то всё было намного сложней. Но суть вот в чём: да, это портал, и через него можно куда-то попасть, но куда именно, понять сложно. И совершенно не обязательно, что попадёшь в то же место, куда попадал прежде.

Я подпёр голову руками, чуть не уронив бычок, и нехотя пробормотал:

– И что, я должен поверить в этот бред? Дайте лучше пепельницу.

Витя достал из-под стола увесистую стеклянную пепельницу и шумно опустив её на стойку возле меня, выпалил:

– А хер ли нам распинаться? Всё равно показывать надо. И сегодня тот самый день, когда можно.

Димыч хлопнул в ладоши:

– Я так и подумал! У меня уже чутьё на это дело. Да, забыл сказать, портал открывается в никому неизвестные дни.

Я сокрушённо вздохнул и затушил бычок:

– Вы, по ходу, всё-таки под чем-то. Хрен с вами, давайте и я сожру.

Не дождавшись Вадима, Витя наполовину наполнил стакан и залпом выпил:

– Херовый ты писатель, Саша, если не допускаешь возможности того, что мир не такой, каким он тебе кажется.

Я недоумённо поднял на него глаза. Мне почему-то стало жутко обидно. Я тоже налил себе из графина и не отрывая взгляд от Вити, выпил. Налил, правда, раза в три меньше, чем выпил он. Травяной вкус ударил в нос.

– Знаешь, Витя, это обидно. Может, я и херовый писатель, но не позволяю себе такие вот детские шуточки. Да и вообще, вы все тут ведёте себя как дети. Мы не в пионерском лагере. Ты вроде был энергетиком. Ответственная работа, но и ты туда же. Устраиваете какой-то балаган. Разыгрываете взрослого человека, как ребёнка.

Витя уставился на меня, потом на Димыча и неожиданно расхохотался до слёз. Димыч тоже засмеялся, но более сдержанно. Сквозь смех Витя процедил:

– Ладно тебе, Пушкин. Ты чего такой злой? В портал таким нельзя идти.

Я хотел сделать ещё какой-нибудь едкий выпад, но тут дверь в холл распахнулась и вошла Наташа. Все тут же замолчали. Я поймал себя на том, что улыбнулся её появлению. Вот так, в одно мгновение, раздражение сменилось умилением. Наташа подошла к стойке. Она была собрана, глаза блестели:

– Ну что, мужики, ввели его в курс?

Витя кивнул:

– Пытаемся. Не верит.

Наташа скинула овечий полушубок на стойку:

– Ну, оно и понятно. Показать сможем?

Витя снова кивнул:

– Открываются потихоньку.

– Ну и отлично. Что сидим, разливайте, – в голосе Наташи слышались командные нотки, а движения стали точные и уверенные. Преображение было налицо. Всё окончательно стало походить на постановку. Я с недоверием смотрел на Наташу. Заметив мой взгляд, она улыбнулась и сказала:

– Просто там нужно быть в образе, иначе ничего не клеится. Я вот у них, – она кивнула на мужчин, – там главная. У меня там всё несколько проще, чем у них, выходит. Главное – не напиваться, как они любят это делать, но ты, вроде, не из трусливых. Так что прорвёмся, контора.

Я молча взял графин и всем разлил. Тут же нарисовался Вадим с пакетом съестного. Наташа обратилась к нему:

– Апельсин взял?

Тот кивнул в ответ:

– Как обычно.

– Саша, это у нас такая традиция. Каждый раз повторяем тот первый раз, когда мы прошли все вместе. Садимся, немножко выпиваем то, что выпивали тогда, и закусываем тем, чем закусывали. Первый раз-то как в последний шли, – Наташа улыбнулась и подмигнула мне.

Мы достали из пакета апельсин и банку маринованных огурцов с помидорами, выпили и закусили. Я не выдержал:

– Наташ, я не пойму. Что у вас тут за игры? Даже если всё так, как они говорят, как вы им поверили?

Наташа кивнула:

– Мужики, пошли в Стоунхендж! Чего человека нервировать. И мы, Саша, не поверили, а несколькими днями позже проверили – всё оказалось правдой.

Витя засмеялся:

– Нервы у него впереди.

Лестница в подвал находилась прямо под главной лестницей фойе, за металлической дверью. С виду ничего особенного, дверь как дверь. За порогом начиналась крутая, слабо освещённая лестница. Три пролёта, и мы оказались в подвале, потом недолгое блуждание в свете тусклых светильников, и очередной коридор упёрся в стену. Все встали напротив. Наташа кивнула Вите, и тот двинулся к стене. Остановившись у самой стены, он упёрся в неё руками и с силой надавил возле угла, образованного перпендикулярной стеной. Зрелище было крайне нелепым – тщедушный Витя пытался сдвинуть бетонную стену. Каково же было моё удивление, когда стена поддалась и сдвинулась. Он надавил ещё раз, и появился проход полуметровой ширины. Витя посмотрел на моё удивлённое лицо:

– Гипсокартон заштукатурили под бетонную стену. И на шарнир поставили.

Группа аккуратно прошла в щель. Я остался, не решаясь войти и силясь понять, что за шутка может ждать меня на той стороне за стеной. Или это не шутка, и сейчас я сделаю шаг в неизвестное. Что-то во мне будто сопротивлялось, но Наташин голос с той стороны привёл меня в чувство:

– Давай, проходи уже. Потом размышлять будешь.

Я послушно двинулся на голос. Потолок в зале за стеной оказался намного выше остальных подвальных помещений. Вернее сказать, пол был на несколько метров ниже, чем везде. За дверью находилось что-то вроде деревянного помоста с лестницей в два пролёта. Сам зал был просторный, а земля внизу, как ни странно, оказалась сухой. В самом центре зала возвышались двенадцать огромных валунов вытянутой формы, метра три в высоту. Камни были искусно обработаны и врыты в землю, образовывая круг. По центру между валунами лежала идеально ровная, круглая каменная плита, разделённая на какие-то секторы и усыпанная символами. Я начал ходить вокруг неё как зачарованный, пока Наташа своим звонким командным голосом опять не привела меня в чувство:

– Эй, писатель, только не впадай в ступор, иначе ни черта не выйдет! Эта штука странно работает, нужно поймать её настрой.

Я подошёл к Наташе и непроизвольно взял её за руку. В центре плиты что-то поблёскивало, напоминая статическое напряжение. Всполохи искр появлялись в центре и разбегались по краям.

– Что это? – процедил я.

– То, о чём мы и говорили, портал. Он разогревается, скоро выдвигаемся, – ответила Наташа. Вадим притащил пластиковый садовый стол и стопку вложенных один в другой садовых стульев. Стульев оказалось четыре. Тогда Вадим сходил к лестнице и достал из-под неё деревянный ящик, сам уселся на него, а мне придвинул стул. На столе мы разложили закуску и водрузили на него графин. Слово взяла Наташа:

– Саша, тогда мы с Димычем испытывали что-то очень похожее на то, что сейчас ощущаешь ты. Мы тоже не верили, но что-то в нас хотело верить, и чудо случилось, мы тоже прошли через портал. Мы все улеглись на эту плиту и переместились в какой-то другой мир, – Наташа замолчала, что-то обдумывая. – Хотя мы до сих пор не разобрались, другой ли это мир или это другое время.