Не дай бог, Тамара при всех назовет Катю компаньонкой, тогда не знаю, чем все закончится, Катя девушка гордая, а мне не хочется ее терять, с каждым днем я привязываюсь к ней все больше.
В тот приезд нам не удалось поговорить с Виктором наедине, они пробыли недолго, так как вечером собирались в гости. Что ж, значит разговор о завещании еще впереди, а я так и не решила, что ему скажу. Виктору я верю, как себе, но если я заявлю, что для него после посещения нотариуса ничего не изменилось, то и Тамара об этом узнает, а тогда вся моя затея провалится. Конечно, не хочется его понапрасну мучить, но я не могу рисковать. Ничего, что-нибудь придумаю, я всегда что-нибудь придумываю.
В ближайшие дни всё должно проясниться. Если мое самочувствие не изменится, значит то, что со мной происходило в последние месяцы, просто стечение обстоятельств и следует побыстрее обо всем забыть. А если изменится… Ладно, пока не буду далеко заглядывать в будущее. Впереди завтрашний день, и его нужно провести с толком. Именно на завтра я собиралась вызвать парикмахера сюда, никому кроме Лили, не доверю стрижку и окраску волос. Но есть еще одна проблема – Катина одежда. Катя, как и большинство молодежи, преимущественно носит джинсы и джемпера. В этом нет ничего плохого, но ведь джинсы и джемпера могут быть разными! А от ее вещей за версту разит колхозным рынком и дешевыми распродажами. В принципе, я бы с этим смирилась, но в один из праздничных дней собирались пожаловать Арефьевы, а уж я знаю эту старую грымзу Элеонору, она любую мелочь подмечает. Потом будет всем говорить, что моя помощница одета, как бомжиха. Нет, такой радости я ей не доставлю. Зная Катину щепетильность, я целую неделю ей намекала, что следует обновить гардероб, а она меня не понимала. Говорила, что в снятой ею квартире осталась еще куча вещей, просто она не прихватила все сразу, так как такси не смогло подъехать к дому.
Интересно, что из рассказанного ей об этом доме правда, а что плод ее воображения? Я всю жизнь прожила в Питере, и на Петроградской стороне жить доводилось, но никогда ничего ни о каком Проклятом острове не слышала. Частенько буйная фантазия и откровенная ложь совсем рядом, порой и не различишь, а я должна быть уверена в человеке, которого подпустила к себе так близко. Надо будет как-нибудь выбраться на этот Проклятый остров и посмотреть, что к чему, только завтра вряд ли получится, и без того много дел.
Итак, завтра – сначала к Лиле в салон, а потом с Катей по магазинам. Вчера я ее все-таки уломала, но пришлось говорить открытым текстом. Она ужасно смутилась, но после моих доводов согласилась сделать покупки в счет своей будущей зарплаты. Ладно, пусть будет так, только боюсь, что, увидев цены, в ней взыграет деревенская бережливость и прижимистость. Похоже, мне предстоит нелегкий день. Ну уж с этой проблемой я как-нибудь справлюсь.
Глава четвертая
Катя
После обеда я отправилась в библиотеку за новой книгой. Вчера дочитала Маркеса «Сто лет одиночества». До чего же необычная, завораживающая и просто немыслимая книга! Вот это настоящая литература. На таком фоне, да и не только на таком, мои рассказы кажутся жалкими и примитивными, им самое место в мусорном ведре. Понятно, почему Алла Викторовна не звонит, ей неудобно сказать Антонине Петровне, что ее помощница бездарь и ничтожество. Но я все равно хотела бы знать приговор. В конце концов, нельзя опускать руки, надо работать, совершенствоваться и больше читать. С таким багажом знаний, как у меня, далеко не уедешь. Я перебирала книги, не зная, на чем остановиться, но мысли уже переключились на другое.
Наша сегодняшняя поездка в Угловку произвела на меня сложное и тяжелое впечатление. Было безумно жаль маленького Пашу Соколова. Конечно, работая в больнице, я ко многому привыкла, но детские страдания – это что-то особенное. Он ведь уже который год сидит на обезболивающих препаратах, и они все меньше ему помогают. Он не по-детски серьезный и до чего же худенький! Марина говорит, что у него плохой аппетит. Какой аппетит на фоне постоянной боли и таблеток! Как только я увидела Пашу, мне сразу захотелось взять его на руки и прижать к себе. А Антонина Петровна даже не подошла к нему и, когда говорит о нем, называет его «мальчик», будто имени не знает. Не хочет пускать его в свое сердце, привыкла только о себе любимой переживать. А эти ее разговоры о том, что такие люди, как Марина, не должны иметь детей! Ничего-то умная и начитанная Антонина Петровна о жизни не знает. Если бы ей довелось родиться в захолустье, да еще в неблагополучной семье, то неизвестно, что бы из нее получилось. У нас в поселке полно таких, как Марина. Не все люди рождаются сильными, не все имеют поддержку, но все хотят любить и быть любимыми. Наверняка Марина, выходя замуж, мечтала о другом. Но получилось так, как получилось. Очень хотелось бы помочь ей и Паше. Антонине Петровне это под силу, а я со своей стороны приложу максимальные усилия, чтобы довести дело до победы.
Мне следовало бы восхищаться Антониной Петровной за щедрость, но почему-то не получалось. Я вспомнила, с какой брезгливой миной она села на предложенный стул, как сунула деньги Марине, будто желая от нее отделаться, а затем не приняла ее благодарности. Было еще кое-что. Вернувшись домой, она попросила Надю повесить ее пальто на террасу, а если к утру запах не выветрится, то сдать его в чистку или выбросить. Это уж слишком. С другой стороны, полно людей, которые ласково улыбаются, выражают сочувствие, но ничего не делают. Антонина Петровна, пусть и строит всякие рожи, обещает реальную помощь. Я уже созвонилась с Пашиным врачом, так что процесс пошел. Мне все же следует быть более снисходительной к ее слабостям, а то других осуждаю за категоричность, а сама туда же. Что с нее взять? Она всю жизнь жила в достатке и комфорте, а теперь и вовсе миллионерша.
Однако мне с ней тяжело. Целую неделю она рассуждала о моем гардеробе, пока наконец ясно не выразилась. Теперь придется еще не заработанные деньги тратить на наряды, хотя у меня и так полно одежды на все случаи жизни. Конечно, вещи недорогие, но они мне идут и друг с другом сочетаются. Так одеваются не только запольцы, но и многие питерцы, я специально обращала внимание, не хотелось выглядеть белой вороной. Но в этом доме свои порядки, и пока я здесь, придется их соблюдать. Вряд ли я долго продержусь в услужении капризной миллионерши, но нужно хотя бы успеть довести до конца дело Паши Соколова, а то заботы о нем быстро переадресуют в центральный секретариат. У меня на примете есть еще три кандидатуры. Один, правда, живет далеко, вряд ли Антонина Петровна согласится к нему поехать, но двое других вполне в зоне досягаемости. Пока она не велела форсировать события, но ничто мне не мешает позвонить и навести справки. Я вдруг подумала, что с удовольствием работала бы в благотворительном фонде. Я знаю нужды простых людей, имею опыт медицинской работы и педагогическое образование. Пусть это провинциальный колледж, но педагогику и психологию я изучала. Ох, мечты, мечты…
Наконец я остановила свой выбор на романе Фицжеральда «Ночь нежна». Антонина Петровна о нем упоминала, да и название романтичное. И вдруг так захотелось романтики, любви и нежности… Неужели в моей жизни никогда этого не будет? И еще мне хотелось бы стать беспечной, ну хотя бы попробовать, что это такое. Я всегда такая загруженная, стараюсь не сделать ни одного не продуманного шага, но моя расчетливость пока никакой пользы не принесла. А, может, я просто не умею быть другой и жить иначе? Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево? Важно правильно оценивать себя.
За последнюю неделю Леня трижды звонил, хотя я ему сразу сказала, что нашла работу и возвращаться в Заполье не собираюсь. Теперь он предлагал приехать ко мне на майские праздники, и я окончательно убедилась, что ничего к нему не чувствую. Пришлось прямо так и сказать, чтобы не питал напрасных надежд. В ответ он, назвав меня ледышкой, бросил трубку. Впрочем, я не в обиде, так даже лучше.
Я сидела у окна библиотеки, выходящего на широкую террасу, где обычно Антонина Петровна устраивает длительные перекуры, и смотрела на противоположный берег реки. Солнце уже садилось, и его косые лучи подсвечивали голубые купола антоновской церквушки, почему-то игнорируя неказистые дома местных жителей. Какой-то странный оптический эффект, подумала я и, взяв выбранную книгу, отправилась в свою комнату, расположенную напротив покоев моей… Действительно, а кем является для меня Антонина Петровна? Я слышала, как прислуга между собой называет ее «наша барыня». Мне это не подходит. Тогда кто – хозяйка? – Нет, не то. Пусть она будет моей подопечной. А я для нее кто – сиделка, секретарша, помощница или все-таки компаньонка? Как бы мне это не нравилось, но, скорее всего, последнее. Мой рабочий день не нормирован, об этом даже речи не было. Мы практически все время, за исключением перерывов на отдых, проводим вместе, так что я не только слежу за ее лечением и помогаю в разных делах, но и обеспечиваю досуг. Если честно, мне нравятся наши беседы во время длительных прогулок или вечером в гостиной. Мы говорим обо всем – о литературе, искусстве, о взаимоотношениях между людьми. Антонина Петровна знает много разных вещей и щедро делится со мной своими знаниями. Личной жизни мы тоже касаемся. Я уже неплохо знакома с биографией своей подопечной, с ее родственниками и друзьями пока заочно, но с некоторыми вскоре придется познакомиться лично. На майские праздники здесь ожидается большой сбор. Иван уже поехал за Тасей и Анной – горничной и кухаркой из городской квартиры. Они призваны в помощь Наде и ее местным подручным, чтобы справиться с наплывом гостей. Потом они вернутся в Питер и лишь в начале июня окончательно переберутся в Антониновку. Три летних месяца Виктор с Тамарой живут в усадьбе, а если и остаются в городе, то сами себя обслуживают. Антонина Петровна так подробно описала мне быт этого дома и свое ближайшее окружение, даже фотографии показывала, что мне кажется, будто я давно здесь живу и всех знаю. Однако испытания новыми знакомствами еще впереди.
Наутро мы на шикарном «Мерседесе» цвета слоновой кости отправились в Питер. Салон, в котором работала большая мастерица и кудесница Лиля располагался на Большом проспекте Петроградской стороны. Он занимал два нижних этажа жилого дома и был оформлен в современном минималистском стиле, но встретили нас с поистине восточными церемониями. Мы не успели подойти к дверям, как они перед нами распахнулись, и тут же заботливые руки сняли с наших плеч верхнюю одежду. Лиля, пухленькая блондинка лет тридцати пяти с широкой улыбкой уже устремилась нам навстречу:
– Антонина Петровна, как я рада вас видеть!
– Это моя помощница Катя, – представила меня Антонина Петровна.
После ее слов Лилина улыбка обрушилась и на меня. Я к столь бурным проявлениям чувств не привыкла, но в ответ тоже улыбнулась. Лиля тем временем увлекла Антонину Петровну на второй этаж, а передо мной появилась изящная девушка:
– Администратор салона, Наташа, – представилась она. – Какие услуги вас интересуют?
Мне никакие услуги не требовались, и я сказала, что просто подожду Антонину Петровну в холле. Моя подопечная, уже почти добравшаяся до второго этажа, резко повернулась и приказала сделать мне маникюр. Никто и не подумал спросить моего мнения на сей счет, и в одну минуту я оказалась в кресле напротив маникюрши. Я считала, что ногти у меня в полном порядке, но, увидев, сколько моей плоти пошло в отходы, поняла, что это не так. В течение всего процесса я наблюдала за действиями мастера, стараясь запомнить, что и как она делает. Вряд ли когда-нибудь смогу себе позволить регулярные посещения салона. Время я не засекала, но мне показалось, что прошло не менее часа прежде, чем мы приступили к выбору лака, в конце концов, остановившись на бледно-розовой эмали. Окончательный результат превзошел все ожидания. Никогда прежде мои руки так не выглядели.
Я удалилась в холл, взяла в руки журнал, но мне не читалось. Моя нынешняя жизнь совершенно не походила на прежнюю, и я не могла понять, насколько мне нравится или не нравится эта новизна, к тому же, меня непрерывно мучил мой неопределенный и довольно странный статус. Я живу в роскошном доме, питаюсь изысканной пищей, мою комнату убирают, даже одежду стирают и гладят. Разве так заботятся о наемном работнике? А что делаю я, отрабатывая немалую зарплату? Утром мою и укладываю волосы своей подопечной, потом делаю легкий массаж и укол. Массаж я давно освоила, регулярно делала его маме, чтобы не было пролежней, а потом и всему медперсоналу, так что, наверное, справляюсь не хуже среднего профессионала. В первый же рабочий день я изучила рекомендации врача и составила график приема лекарств и выполнения процедур. У Антонины Петровны куча всяких болезней. Некоторые лекарства она принимает постоянно, а другие курсами, то же касается и уколов. Сейчас я ей колю препарат, предотвращающий развитие артроза. Когда этот курс закончится, после десятидневной передышки приступим к борьбе с сосудистыми заболеваниями. На этом практически и заканчивается моя деятельность в роли сиделки. Есть еще работа, связанная с фондом. Но… Дело в том, что Антонина Петровна регулярно делает взносы, а потом доступа к этим деньгам не имеет, так что глупо рассчитывать, что она будет тратить столько же средств на личную благотворительность. Хорошо, если Паше поможет, ну, может, еще кому-нибудь из тех троих, кого я отобрала. Поэтому, как ни крути, большинство писем приходится переадресовывать в центральный секретариат, с чем до сих пор благополучно справлялась секретарша Виктора. В общем, практической работы я выполняю с гулькин нос, но все равно себе не принадлежу, постоянно нахожусь в распоряжении Антонины Петровны. Мы вместе едим, гуляем, обсуждаем всевозможные проблемы и смотрим телевизор. Возможно, в семьдесят два года широкий круг общения не нужен, но мне же не семьдесят два! А у меня даже выходных нет, чтобы просто прогуляться по Питеру, и я почему-то боюсь об этом заговаривать. Выходит, никакая я не сиделка, не помощница, а приживалка, в лучшем случае, компаньонка. Надо с этим что-то делать!
Постепенно мое возмущение улеглось, и я подумала, до чего же я неблагодарная скотина! Ведь совсем недавно корчилась от страха в Прасковьином доме, считала копейки и убирала грязь в занюханном магазинчике. Пьяные грузчики, все без исключения, самыми грубыми способами пытались найти ко мне подход. Я давно привыкла к такому поведению мужчин, а силой меня бог не обидел, да и за словом в карман не лезу, так что быстро со всеми разобралась. А еще директор с масляными глазками… Неужели мне нужно такое общение? Нет, я очень благодарна Антонине Петровне. Во всяком случае, сейчас у меня появилось время, чтобы перевести дух и скопить денег на ближайшее будущее. А там посмотрим.
После салона мы отправились по магазинам – посетили парочку на Петроградской стороне, но ничего там не купили, затем заехали в шикарный магазин на канале Грибоедова, ориентированный на молодых состоятельных модниц. У меня сначала глаза разбежались от обилия выбора, а потом они же выскочили на лоб от запредельных цен. Я не могла ни на чем остановиться, тогда в дело вступила Антонина Петровна, и вскоре я стала обладательницей шикарного гардероба. Мои возражения она отмела как нечто несущественное, а я с ужасом поняла, что враз лишилась двухмесячной зарплаты, окончательно увязнув в заботливых сетях своей подопечной. Нет, похоже, это я ее подопечная.
Ночью я долго не могла уснуть. Как бы трудно мне ни приходилось, никогда прежде не брала в долг, и это давало ощущение свободы и независимости. Теперь, если вдруг захочу уволиться, то сделать этого не смогу, так как нечем рассчитаться за покупки. А еще завтрашний наплыв гостей… Судя по рассказам Антонины Петровны, все эти люди непростые, и их отношения мне трудно понять, не привыкла я к дворцовым интригам. Конечно, и в Заполье есть свои сложности в отношениях, но они мне понятны. Здесь же не представляю, что будет, хотя отсутствием воображения не страдаю. Однако думаю, что мое появление в непосредственной близости от одинокой миллионерши многим не понравится. Ко всему прочему, вдруг стала бояться сделать или сказать что-нибудь не так. Я с детства тяготела к литературе. Сначала хотела стать журналисткой, потом писательницей, собиралась поступать в университет, так что всегда следила за своей речью, слушала дикторов, много читала, справлялась по словарю, правильно ли делаю ударения, но Антонина Петровна уже несколько раз меня поправляла. Меня это очень беспокоит, не хочется выглядеть безграмотной провинциалкой. От слов-паразитов, двусмысленных и грубоватых словечек я практически избавилась, на нецензурные выражения, к которым с успехом прибегала в Заполье, наложила табу, но иногда выскакивает что-нибудь неожиданное. Когда я примеряла куртку, она мне очень понравилась не только внешне, но и на ощупь – нежная, мягкая, и я обратилась к Антонине Петровне:
– Полёгайте!
Она свирепо уставилась на меня:
– Что это слово означает?!
– Ну, потрогайте, – пробормотала я.
– Почему ты сразу не могла нормально сказать? Зачем выставлять себя в невыгодном свете?
– Так говорят, когда имеют в виду что-то мягкое…
– Ты этот свой фольклор оставь для Заполья.
Мои пояснения ни в чем ее не убедили, и она в очередной раз посоветовала мне следить за своей речью. В общем, трудно кардинально измениться за две недели, а предыдущие два с половиной месяца моего пребывания в Питере вряд ли этому способствовали.
На следующий день во время утренней прогулки Антонина Петровна прочитала мне лекцию о хороших манерах и о тонкостях общения с ее родственниками и знакомыми. Подопечная своей подопечной, я внимала ей с благодарностью и даже с благоговением.
– Вера может сделать тебе какое-нибудь бестактное замечание, – говорила она о младшей сестре мужа, – не вздумай обижаться и огрызаться, отделайся какой-нибудь нейтральной фразой или просто улыбнись. Это остудит ее пыл. Эдик очень насмешлив, – продолжала Антонина Петровна, – если сможешь, отшутись, или опять призови на помощь улыбку. Поверь, это действенное оружие против родственников моего мужа. Арнольд бывает откровенно груб, особенно когда выпьет, а Лаура высокомерна. – Мне стало не по себе от открывающихся передо мной перспектив. – Остальные более адекватны, во всяком случае, умеют себя вести.
После еще целого ряда подобных замечаний Антонина Петровна выразила надежду на то, что я справлюсь с предстоящим испытанием. Я тоже на это надеялась, но до уверенности было далеко.
Сегодня было первое мая, и с самого утра в воздухе висело предчувствие праздника. В наше время вряд ли кто-нибудь задумывается о том, что этот праздник означает, но выходные дни и хорошая погода настраивали на праздничный лад. Я представила, что сейчас происходит в Заполье: Наташа режет салат, ее муж устанавливает в саду мангал, а нетерпеливые гости уже явились и попивают пивко. Леня наверняка среди них. Наташины детишки тем временем возятся в куче песка возле крыльца, а строгая мамаша на них покрикивает, чтобы не пачкали праздничную одежду. Я очень ясно представила эту картину, и мне вдруг так захотелось туда, где все просто и ясно и где не надо думать, кому, что и как сказать. Может, правду говорят «где родился, там и пригодился»? Однако я здесь, опутанная долгами и обязательствами, и мне придется принять правила их игры.
В ожидании гостей мы с Антониной Петровной обосновались в гостиной и играли в карты. Гости стали съезжаться к обеду. Первыми прибыли Виктор с Тамарой и, поздоровавшись, отправились на второй этаж в свои апартаменты. Затем появилась Вера
Ивановна в сопровождении младшего сына Эдуарда. Она выглядела моложаво и элегантно в светлом брючном костюме и с пышными белокурыми волосами, заколотыми в замысловатую прическу. Ее муж, Вениамин Михайлович, должен был подъехать позднее с семьей старшего сына Арнольда. Эдуард заслуживал отдельного описания. Высокий, стройный и гибкий, он напоминал какого-то благородного зверя из породы кошачьих, да еще светлый ежик густых волос, серые насмешливые глаза и волевой подбородок! Признаться, он произвел на меня довольно сильное впечатление.
Антонина Петровна представила меня в качестве своей помощницы, после чего гости показали свои зубки.
– И в чем это вы помогаете? – довольно резко спросила Вера Ивановна.
– Во всем, – ответила за меня Антонина Петровна.
– А если конкретнее? – не унималась Вера Ивановна.
– Ты тоже решила завести помощницу? – тут же парировала ее выпад моя подопечная.
Я была благодарна ей за поддержку и, помятуя ее совет, мило улыбалась. Тут вступил в дело Эдик:
– А из какого Простоквашина вы приехали?
– Наше Простоквашино называется Заполье, – быстро нашлась я, – и располагается оно в двухстах пятидесяти километрах отсюда.
В общем, этот раунд остался за нами. Когда гости удалились в коттедж, Антонина Петровна одобрительно похлопала меня по руке и стала раздавать карты, так как предыдущую партию проиграла. Мы играли в «дурака», и в целом счет был не в мою пользу. Знакомство с остальными гостями прошло более мирно и банально. Никаких откровенных выпадов в мою сторону не было, разве что косые взгляды. Лаура, красивая тридцатипятилетняя брюнетка с недовольной гримасой на лице смерила меня высокомерным взглядом, но от комментариев воздержалась. Ее муж, Кирилл Стогов, весьма симпатичный мужчина, отнесся ко мне явно одобрительно, но в слова это не облек, а их сыновья, восьми и десяти лет, явно изнывали от скуки во время нашего разговора. Последней прибыла семья Арнольда во главе с Вениамином Михайловичем. Вениамин Михайлович выглядел значительно старше своей жены, его фигура выражала крайнюю степень усталости, а глаза – безнадежность. Арнольд чертами лица походил на отца, но в отличие от него его облик был исполнен мрачной решимости. Валерия, его жена, была блеклой и неразговорчивой женщиной то ли под сорок, то ли за сорок, зато их сын Вадим – бойкий семнадцатилетний юнец с очень живыми глазами был весьма привлекателен. Антонина Петровна говорила, что его назвали в честь ее мужа, на которого он оказался очень похож. Еще две пары гостей, друзья Виктора и Тамары, должны были подъехать только к вечеру, так что Антонина Петровна распорядилась подавать обед.
Направляясь в столовую, я отдала должное предусмотрительности Антонины Петровны. В новых светлых джинсах, голубом джемпере и удобных мягких туфлях я выглядела ничуть не хуже прибывших гостей, что примирило меня с большими затратами на обновы. В столовой был накрыт стол для праздничного обеда, и многочисленное и шумное семейство быстро разместилось за ним. Похоже, тут у каждого было свое место. Во главе стола восседала хозяйка, справа от нее, на моем привычном месте, сидела Вера Ивановна с мужем, а слева Лаура с Кириллом и их детьми. Противоположную сторону стола возглавляли Виктор с Тамарой, рядом с Виктором – Арнольд с Валерией, а со стороны Тамары – Вадим и Эдик. Возле Эдика стоял пустой стул, видимо, предназначенный для меня. За столом оставалось довольно места, чтобы разместить еще нескольких гостей, но других пустых стульев не было. Я немного замешкалась.
– Садись, Катюша, рядом с Эдиком, – послышался властный голос хозяйки. – Надеюсь, он не испортит тебе аппетит своими шутками. Не давай ему спуску.
Эдик галантно отодвинул стул, улыбнулся и тихо сказал:
– Мне выпала большая честь сидеть рядом с запольской красавицей.
То, что он запомнил название моего поселка, я решила поставить ему в плюс и в ответ мило улыбнулась, как учила Антонина Петровна, решив без крайней необходимости в разговоры не вступать.
Стол был достаточно длинным, так что за исключением двух первых тостов, посвященных Маю и Весне, общих разговоров не было. С левой стороны тон задавала Вера Ивановна, а на нашей было несколько междусобойчиков: Виктор о чем-то беседовал с Арнольдом и его женой, а Тамара с Эдиком обсуждали рекламную компанию нового продукта. Я оказалась на нейтральной территории, не принимая участия ни в левостороннем, ни в правостороннем общении. Неожиданно кто-то дотронулся до моего плеча. Обернувшись, я увидела веселую физиономию Вадима, который за спиной Эдика, до этого заслонявшего его от меня, решил пообщаться:
– Кать, а тебе не кажется, что мы здесь лишние?
– Нет, не кажется, – дожевывая бифштекс, ответила я. – Нам же дали тарелки и вилки, так что не знаю, как ты, а я при деле.
– Я уже всё съел, – признался Вадим.
– Попроси добавки. В твоем возрасте необходимо усиленное питание.
– А чем тебе не нравится мой возраст? – деланно обиделся мой юный собеседник.
– Очень даже нравится, уже не помню, когда такой была.
– Да иди ты…
Эдик, наконец, отреагировал на наши переговоры:
– Чем это вы занимаетесь за моей спиной?
Я, следуя выбранной тактике, промолчала, ответил Вадим:
– Взрослые дяденьки и тетеньки оставили бедных детишек без внимания, так что мы сами развлекаемся, как умеем.