Приглашение к счастью
– Хорошо, я скажу тебе правду – решился Лео, освобождаясь от рук кавалергарда – Всё равно столица наполнится слухами и сплетнями, по крайней мере, ты будешь знать, что Она чиста. А уж остальным мы заткнём глотки. В тот вечер, Она действительно была у меня. Приехала неожиданно, с одной целью, убедить меня отказаться от поединка. Моя непреклонность привела её в отчаянье, а мысль о том, что с тобой может случиться несчастье, просто сводила её с ума. Клянусь честью, Владимир, у тебя нет повода для ревности. София Николаевна покинула мой дом такой же целомудренной, какой и переступила его порог.
Раевский налил себе полстакана водки и, облегчённо вздохнув, жадно выпил. Закусив огурцом, он, тоже решился на откровенность.
– Тем вечером, до визита к тебе, Она приезжала ко мне, и с той же целью. У меня создалось впечатление, что Она очень боялась за твою жизнь. И тогда я твёрдо решил, что ты должен умереть. Но вчера на дуэли, за мгновение до выстрела, я, почему то вспомнил её влажные от слёз глаза и не смог тебя убить.
Раевский задумчиво прикурил папиросу.
– В таком случае, когда же Она ушла от тебя?
– Этого я сказать не могу – ответил Лео – Я покинул дом, когда она уснула.
–Что!!! – от негодования Раевский чуть не проглотил папиросу.
– София Николаевна была сильно взволнована – поспешил объяснить Лео – и чтобы немного успокоиться выпила спирта.
– Как это возможно? – начал опять горячиться Раевский – Её организм не переносит спиртного. Доктора запрещают выпить, даже бокал шампанского.
– Это произошло случайно. Она приняла спирт, налитый в стакан, за воду. После чего, почти мгновенно, уснула на диване в гостиной. И, как ты понимаешь, я не мог оставаться с ней ночью под одной крышей. Чтобы не скомпроментировать её, я вынужден был покинуть дом и переночевать у поручика Громова. Правда, смог уснуть, только под утро, чуть не опоздав на поединок.
В разговоре возникла непродолжительная пауза, которую прервал Раевский, слегка удивив Лео неожиданной сентиментальностью.
– Впервые я увидел Софи в нашем именьи, ещё мальчишкой. Она вместе с родителями приехала в гости на Рождество. Тогда мне показалось, что я встретил ангела. С тех пор моя жизнь немыслима без неё. Я, может быть, единственный в полку холостяк, который не волочится за юбками и над которым ни кто не осмеливается шутить по этому поводу. Ты должен знать, Лео, что я пойду до конца, и тебе не следует обольщаться, что у меня дрогнула рука прошлым утром.
Лео слушал Раевского, склонив голову в задумчивом оцепенении. Немного помедлив, он тоже заговорил, тихо и проникновенно.
– В Пажеском корпусе, ты рассказывал мне об одной прелестной барышне, в которую был влюблён уже давно. Судьбе было угодно и меня наградить этой любовью. Впервые я осознал это полгода назад, когда увидел Её в Софийском соборе. Тогда её отец, только что вступил в командование нашим полком. Она была божественно хороша, а молитвенная одухотворённость придавала её лицу особое, неповторимое очарование. Увидев её, я забыл все молитвы, и, крестясь невпопад, не мог совладать с сильным волнением, охватившим меня. Наследующий день, я увидел вас вдвоём в Екатерининском парке. Твои восторженные глаза красноречиво говорили о том, что это и есть та самая барышня, безраздельно овладевшая твоим сердцем. После этого, я долго пытался умертвить в себе дикие порывы ревности и страсти, накатывающиеся на меня мучительными приступами любовной лихорадки, пока не пришло осознание того, что эта болезнь не излечима. Впрочем, одно лекарство есть. Оно универсально для всех недугов – смерть. Я, тоже, пойду до конца.
– Ну, что же? Пойдём! – решительно отозвался Раевский, доставая из кабуры револьвер. Это был шестизарядный «Смит-Вессон», популярный сейчас в гвардии.
– Если господу богу было угодно сделать нас соперниками, то пусть он нас и рассудит.
Он разрядил барабан револьвера, оставив в нём один патрон, и, как то отрешённо, взглянул на Лео.
– Надеюсь, обойдёмся без секундантов?
Лео сразу понял намерение кавалергарда, тот собирался решить проблему кардинально и немедленно. Это означало, что отсюда должен был выйти только один из них. В русской рулетке других вариантов нет.
– Я не знаю лучшего секунданта, чем господь бог – сдержанно ответил Лео, чувствуя, как внезапно похолодело в груди.
Он достал монету и вопросительно взглянул на Раевского.
– Орёл – сделал свой выбор кавалергард.
Монета, тускло поблёскивая, закрутилась в воздухе и глухо булькнув, опустилась на дно стакана изнутри которого, хищно расправив крылья, на них смотрел державный орёл.
– Снова Ваш выстрел первый, князь – констатировал Лео.
Раевский, с потрясающим хладнокровием, опорожнил стакан и выбросил на ладонь свой жребий. Бросив монету на стол, он застегнул мундир на все пуговицы и перекрестился. С этого момента начинался отсчёт последних мгновений жизни. Придав вращательное движение барабану револьвера, он приставил пистолет к виску. В это мгновение его лицо озарилось странной, идиотской улыбкой. Он нажал на спуск, и сухой щелчок курка подарил ему шанс на жизнь. Лицо кавалергарда, снова, стало строгим, он положил револьвер на стол, передавая сопернику смертельную эстафету.
Барабан револьвера больше крутить было нельзя, расклад шансов – четыре против одного, мог бы внушить оптимизм, но не в такой ситуации.
Лео, перекрестившись, поднёс пистолет к виску. Внешне спокойный, он совершил значительное волевое усилие, чтобы заглушить в себе естественное внутреннее противодействие здорового молодого естества, которому очень не хотелось умирать. Выстрела не было и на этот раз, но оба с неумолимой неизбежностью понимали, что он прозвучит. Господь бог, видимо ещё не решил, кому из них отдать предпочтение потому, что третья и четвёртая попытки тоже не завершились выстрелом. Каждый остро чувствовал, что испытывает сидящий напротив. Очередной раз, когда боёк курка ударял не по капсюлю патрона, а в пустоту, получать в подарок жизнь длиной в сотню бешеных ударов сердца и тут же снова прощаться с ней, может только мужественный человек. И каждый отдавал должное мужеству другого. Даже приговорённых к смерти, если они оставались живы после казни, не казнили повторно, впрочем, история знает исключения. Пятерых декабристов, после первой неудачной попытки, повесили повторно, дав возможность Каховскому произнести исторические слова:– Я счастлив умереть за Россию дважды!
Раевский больше не улыбался. Побледневший от невероятного напряжения нервов, он третий раз упёрся холодной сталью в висок. Это был момент истины. Пятая попытка из шести возможных оставляла ему мизерный шанс остаться в живых, но всё-таки шанс. В следующее мгновение Ангел-хранитель раба божьего Леонида Гончарова должен был поседеть. Потому, что выстрела не было и на этот раз. И это означало только одно, Лео был обречён. Раевский, облегчённо выдохнув, положил оружие перед ним.
– Если у тебя остались незавершённые дела или есть какие ни будь пожелания, я готов выполнить всё, что в моих силах – сочувственно произнёс Владимир.
– Назови своего сына моим именем – мрачно ответил Лео, приставив револьвер к виску.
Палец лёг на влажный от пота спусковой крючок. Холодный страх, царапающий мозг, животной истерикой инстинкта самосохранения, отчаянно боролся за жизнь приговорённого тела. Лео взглянул в напряжённые глаза Раевского и, резко выбросив руку вперёд, выстрелил над его головой во внезапно появившуюся цель. За спиной Раевского раздался звук упавшего на пол тела. Изумлённый кавалергард обернулся. У него за спиной лежал один из недавних противников с багровой пробоиной на лбу. Безжизненная рука сжимала финку.
– Извини, Владимир, я не мог допустить, чтобы ты умер от подлого удара ножом в спину – глухо пояснил Лео, положив на стол разряженный револьвер.
На звук выстрела, сверху по лестнице, рискуя свернуть себе шею, летел Иван. Вбежав в зал, он замер возле трупа.
– Ваше сиятельство, никак не возможно его было в себя привести – виновато произнёс он – Я уж, грешным делом, подумал, что Вы его насмерть зашибли.
– Ступай прочь, Иван. – отослал денщика Лео. И, обращаясь к Раевскому, обречённо продолжил.
– Эта пуля была предназначена мне. Пора заканчивать экзекуцию.
Он достал свой «наган» и перекрестился. Чтобы скрыть предательское дрожание руки, от дикого напряжения воли, Лео упёрся стволом в висок и закрыл глаза. Его матовое лицо застыло, как посмертная маска.
– Остановись, Лео – услышал он, в последнее мгновение, сиплый голос Раевского, прозвучавший как райское пение. – Минуту назад мы могли погибнуть одновременно. Эта пуля предназначалась не тебе. Судьба, снова, вмешалась в наши игры со смертью. Кроме того, мы слишком увлеклись и забыли, зачем сюда пришли. Надо завершить дело.
Трактирщик, уже давно очнувшийся, но, по привычке, предпочитающий изображать обморок, был поставлен на ноги.
– Раевский наполнил до краёв стакан водкой и протянул ему. Последний, очумевший от происходящего, с жадностью выпил и, занюхав рукавом, прямо на глазах, из хитрого и настороженного негодяя, превратился в благодушного добряка.
– Дорогие вы мои! Бес-цен-ные! – душевно заговорил он. При этом, его лицо обезобразила гримаса пьяного умиления. – Да я для вас в лепёшку расшибусь, рубахи последней не пожалею-с! Честное благородное слово.
Кабатчик попытался обнять каждого по очереди, но эта попытка была жёстко пресечена.
– Только зачем же вам жизни то себя лишать? Разве ж это по-божески? Любовь, господа, это вздорная блажь. Поверьте-с, повидал-с. Честное благородное. Вон, Стёпка Бешеный – трактирщик кивнул на бездыханное тело и суетно перекрестился – вот он вчера подарил Маньке Хохлушке цацки золотые, думал, дурак, что она ему теперь ноги целовать будет. А Манька, стерва, нынче скинула их по дешёвке и хвостом вильнула. Во как!
– Кому скинула? – встрепенулся Лео.
– Да мне же и скинула. Кому же ещё? – заявил трактирщик, наливая себе ещё водки.
– Ну и, где они? – напрягся Раевский.
Трактирщик, не спеша, залил в себя ещё стакан и полез в карман.
– Где? Где? – передразнил он кавалергарда, доставая небольшой тряпичный свёрток.
Занюхав им водку, он развернул тряпицу.
– Да, вот.
У офицеров вырвался непроизвольный возглас радости. Это было то, что они искали.
– Жаль только, что не я убил эту мразь – прохрипел Раевский, кинув взгляд на труп Бешеного.
Глава 4
Несколькими часами ранее, в лечебнице св.Марии, пришла в сознание София Николаевна. Её первые слова были проникнуты тревогой.
– Они живы?! Ради Бога, скажите, они живы?! – умоляла она расплывчатое пятно, постепенно принимающее очертания человека.
– Успокойтесь, барышня, Вам нельзя волноваться. Все живы и здоровы и Вы в безопасности – успокоил её пожилой доктор – Вы можете назвать своё имя?
– Да – преодолевая мерзкую тошноту и гул в ушах, отозвалась девушка – графиня София Николаевна Левицкая. Где я нахожусь?
– Вы, голубушка, находитесь в лечебнице, а вот, где Вы сами-то живёте, позвольте полюбопытствовать?
– Я живу в Царском Селе – тихо произнесла девушка – мой отец – командир лейб-гвардии гусарского полка. Почему я здесь?
– Вы здесь на лечении, сударыня, по причине ушиба головы – ответил пожилой доктор и распорядился – Надежда Ивановна, телефонируйте в Царское Село гусарам, голубушка.
Устало вздохнув, он снял пенсне.
– Представляю, что сейчас начнётся? Надеюсь, они не разнесут больницу?
Мудрый лекарь знал, о чём говорил. Не прошло и часа, как у больничного крыльца остановился, забрызганный снежной кашей, автомобиль. Расторопный адъютант едва успел открыть дверцу, как из салона торопливо вышел грозный и решительный генерал. Следом прибыли все офицеры полка, держа в руках пышные букеты цветов. Всё свободное пространство лечебницы мгновенно заполнилось усатыми красавцами в белоснежных гусарских ментиках. Больничный воздух, пропитанный запахом карболки, наполнило благоухание пармских фиалок, доставляемых из Парижа в специальном вагоне. Внезапное появление такого количества военных вызвало бурный ажиотаж. Гусары целовали всех, более или менее, привлекательных женщин и те убегали с пунцовыми от смущения лицами, прижимая к груди нежные букеты. Главный врач взволнованно умолял генерала, сидящего у постели дочери, остановить нашествие.
– Ваше превосходительство, прикажите своим офицерам покинуть лечебницу. Они беспокоят больных, развращают медперсонал и уже добрались до спирта. Мы не можем оказывать должное лечение больным, работа больницы парализована. Наконец, вашей дочери нужен абсолютный покой.
– Они уйдут отсюда, только вместе с ней – отрезал генерал, не отводя тёплого взгляда от дочери.
– Хорошо, забирайте – согласился доктор – только имейте ввиду, что больной необходимо квалифицированное лечение, хороший уход и покой, абсолютный покой.
– У неё будет всё, что необходимо – заверил отец и кивнул адъютанту – Труби «Отход».
В наступившей тишине, доктор устало опустился на стул.
– Надежда Ивановна, у нас спирт остался? – обратился он к медсестре.
Сообразительная женщина, кивнув, выпорхнула из кабинета.
Доктор снял запотевшее пенсне и тихо произнёс
– Слава Богу, что моя дочь вышла замуж не за военного.
Глава
5
По прибытии на службу, Лео был сразу же вызван к полковому командиру, что само по себе означало нечто важное, поскольку генерал не станет утруждать себя пустяками.
– С утра не в духе. – дружески предупредил его перед дверью кабинета полковой адъютант.
Лео бодрым шагом вошёл в просторный кабинет и, замерев у массивного стола, отрапортовал. Моложавый генерал небрежно откинул в сторону какие то бумаги и, вопреки ожиданию, благосклонно взглянул на вошедшего.
– Рад Вас видеть в добром здравии, штабс-ротмистр. Раны не беспокоят?
– Благодарю, Ваше превосходительство, нисколько.
– А мне сказали, что Вы без трости шагу сделать не можете. Впрочем, кавалеристу не обязательно иметь грациозную походку, гораздо важней стать и резвость коня. Не, так ли?
– Так точно, Ваше превосходительство – согласился Лео.
– А вызвал я Вас, чтобы серьёзно поговорить. Дело в том, что Ваша история с поединком, равно, как и её продолжение, приобрела широкую известность. От полковых конюшен до Александровского дворца, сейчас, нет темы более популярной, чем эта. Вы стали кумиром светских салонов и дамских будуаров.
Генерал сделал паузу, ожидая реакции на своё сообщение. И она последовала.
– Я сожалею, Ваше превосходительство.
– Помилуйте, Леонид Георгиевич, разве может гусар сожалеть о том, что у него появилось изрядное количество поклонниц и, вместе с тем, большой выбор не объезженных кобылиц. Простите за солдафонство.
– Возможно, господин генерал, но я не понимаю, к чему Вы.
Блестящий командир лейб-гусар поднялся с кресла, демонстрируя статную фигуру, и подошёл, к стоящему на вытяжку офицеру.
– Я говорю о том, что эта история должна закончиться. Вы молоды, состоятельны, Вас ждёт блестящая карьера и любая столичная невеста сочтёт за счастье составить Вам пару.
– Простите, Ваше превосходительство, но я уже сделал выбор – со сдержанным вызовом ответил Лео.
– Вы говорите о моей дочери? – взгляд генерала похолодел.
– Так точно, Ваше превосходительство.
Генерал медленно развернулся и, пройдясь по кабинету, устремил свой взор на августейший облик государя, изображённого на большом портрете.
– Леонид Георгиевич – продолжил он, после небольшой паузы. – Вы должны быть хорошо осведомлены о том, что моя дочь уже почти помолвлена с князем Раевским. Они с детства связаны друг с другом нежными, трепетными узами. И Вы сами имели возможность убедиться в том, что ни пуля, ни клинок не в состоянии нарушить эту связь. Ваша внезапная страсть, уже омрачила жизнь и им, и их близким.
– Ваше превосходительство, у меня, действительно, была возможность убедиться в незыблемости чувств князя Раевского, но что касается Софии Николаевны, не всё так очевидно.
– Что Вы имеете ввиду?
– Извините мне мою дерзость, но я полагаю, что она ещё не определилась с выбором. Иногда нежная привязанность сестры к своему брату может быть выражена не менее красноречиво, чем трепетные чувства барышни к своему избраннику.
– Это не тот случай, господин штабс-ротмистр. Я хорошо знаю свою дочь и для меня несомненно то, что выбор ею сделан уже давно и ваши предположения, и притязания не имеют ни какого значения.
На шее командира, кровавым пурпуром блеснул « Владимир» с мечами.
– Вас не убеждают мои слова?
– Увы, нет, Ваше превосходительство.
На строгом, волевом лице генерала отобразилось сожаление. Он вернулся за стол и, после непродолжительной паузы, продолжил.
– Леонид Георгиевич, я надеялся, что мне удастся развеять Ваши заблуждения и убедить отказаться от своих притязаний.
– Увы, Ваше превосходительство, это выше моих сил.
– В таком случае я хочу сделать Вам предложение, которое будет разумным выходом из этой пиковой ситуации. Вы же понимаете, что двум седокам на одной лошади далеко не уехать? Вам нужно будет, на время покинуть Санкт Петербург. Это даст возможность ей спокойно разобраться в себе и, самое главное, без волнений и губительных для неё переживаний восстановить своё здоровье. Надеюсь, это в Ваших силах?
Предложение было неожиданным и логически разумным. Лео пребывал в лёгком замешательстве, чувствуя себя неуютно под испытывающим взором «византийских» глаз портретного императора. Не давая офицеру опомниться, генерал поспешил углубить западню.
– Ваше соперничество с князем неминуемо приведёт к трагедии, которая больно ударит по моей дочери. Я полагаю, Вы не будете ставить личные интересы выше здоровья любимой женщины.
– Разумеется, господин генерал – глухо ответил Лео, глубоко заглатывая наживку.
– Вот и ладно – облегчённо вздохнул командир – это слова, разумного и благородного человека. Поверьте, Леонид Георгиевич, я испытываю к Вам искреннее расположение и, если моя дочь сделает выбор в Вашу пользу, то я обещаю Вам полное содействие.
– Как долго я должен отсутствовать? – спросил Лео, надеясь на непродолжительную ссылку, не более месяца.
– До конца этого года – категорично ответил генерал – Выберите себе любой полк, за пределами столичной губернии, а я сам позабочусь о Вашем перемещении.
Лео, на несколько мгновений, потерял дар речи от такого коварства. Рука непроизвольно сжала эфес шашки, что не могло укрыться от взгляда командира.
– Леонид Георгиевич, я Вам обещаю, если до следующего Рождества помолвка князя Раевского с моей дочерью не состоится, Вы будете вправе требовать от меня возвращения в полк и рассчитывать на мою поддержку. Впрочем, в полк Вы будете возвращены в любом случае. Считайте, что ваша дуэль, за сердце моей дочери, продолжается. Только секундантами в ней будут время и расстояние.
– Мне кажется, ваше превосходительство, что в этом поединке я лишён права выстрела и потому обречён на смерть – печально ответил Лео.
– Свой выстрел, в сердце моей дочери, Вы уже сделали. Нам остаётся убедиться, достиг ли он цели.
– Ваше превосходительство, как себя чувствует София Николаевна?
– Кризис миновал, но она ещё очень слаба – ответил генерал, бросив нежный взгляд на фото дочери, стоящее на столе в искусно сделанной рамке.
– Разрешите мне навестить её перед отъездом.
– Это исключено. Все посещения строжайше запрещены врачами. Может у Вас есть другие просьбы?
– Да, Ваше превосходительство.
Генерал замер, демонстрируя исключительное внимание.
– Этот портрет.
Командир не без сожаления, нехотя протянул офицеру фото в изящной рамке.
– В каком полку Вы предпочли бы продолжить службу?
– Не имеет значения – безучастно ответил Лео, с трудом отрывая взгляд от милого образа.
– Тогда я Вас больше не задерживаю. Ждите известий.
Лео козырнул командиру и направился к двери.
– Постойте – услышал он за спиной.
Развернувшись, Лео застыл в ожидании, чувствуя, что сейчас должен прозвучать самый интригующий вопрос – почему в то злосчастное утро София Николаевна оказалась одна на улице, неподалёку от его дома?
– На несколько мгновений их напряжённые взгляды встретились.
– Надеюсь, Леонид Георгиевич, Вы понимаете, что наш договор должен остаться между нами? – наконец произнёс генерал.
– Разумеется, Ваше превосходительство.
– Ступайте с Богом.
Лео показалось, что на плече портретного государя качнулись золочёные аксельбанты.
После разговора с командиром Лео никак не мог отделаться от смешанного чувства злости, растерянности и досады, сходного с ощущением всадника, вылетевшим из седла на полном скаку. Мысль о десятимесячной разлуке с любимой удручала его. Триста дней и ночей пытки тоской, ревностью, тревогой и сомнениями. Впрочем, он готов был и набольшие лишения, лишь бы всё это было не напрасно.
Как и следовало ожидать, командир проявил расторопность и уже на третий день, собственноручно вручая Лео письменное распоряжение, он сообщил:
– Вам предписано принять эскадрон в Ахтырском гусарском полку, с производством в чин ротмистра. Полк, хоть и не гвардейский, но имеет прекрасную репутацию и славную боевые традиции. Кстати, шефом его состоит Великая княгиня Ольга Александровна. Советую нанести ей визит перед отъездом.
Генерал подошёл к офицеру и, слегка похлопав его по плечу, продолжил
– Заказывайте себе новый мундир, ротмистр, и готовьтесь к торжественному обеду в офицерском собрании. Все необходимые распоряжения я уже сделал. Не буду скрывать, что я лично намерен изрядно напиться, чего и Вам желаю.
Глава 6
Офицерское собрание – место, особо почитаемое любым офицером. Здесь славятся и передаются полковые традиции, витает корпоративный дух воинской чести, на котором, по утверждению Клаузевица, легче нарастают кристаллы воинской доблести.
Сегодня в офицерском собрании царско-сельских гусар, все, от ливрейного швейцара у парадного до полкового командира, пили за здоровье Лео. В честь виновника торжества гремел оркестр, заливался хор полковых песенников, звучали тосты и напутствия. Предварительно, Лео выполнил все ритуальные действия. Помолился у полковой иконы в Софийском соборе и получил Божье благословение, затем попрощался с боевым штандартом и своим эскадроном. Несмотря на запрет, он не удержался от попытки нанести прощальный визит Софии Николаевне, но, как и следовало ожидать, она оказалась безрезультатной. Матушка любимой, со светской непринуждённостью, категорически отказала в свидании. Этот отказ стал тягостным итогом и без того не радостных впечатлений от прощания с родным полком. Поэтому, не смотря на заразительное веселье, царящее вокруг, Лео с трудом сохранял на своём лице выражение беспечного благодушия, искренне надеясь на то, что не позднее следующего Рождества, эти стены снова вздрогнут от весёлой пирушки по случаю его возвращения. Генерал сдержал слово и изрядно напился. Хотя, внешне он и держался с безукоризненной стойкостью, но о количестве выпитого красноречиво говорили помутневшие глаза и не свойственное ему благодушие. Окинув Лео потеплевшим взглядом, он предложил ему выпить на «ты». Лихо осушив брудершафтный бокал, командир трижды расцеловал его, при этом сказав
– Теперь я могу говорить тебе «ты», а ты, можешь обращаться ко мне «Ваше сиятельство».
После каждой напутственной речи, звучавшей приговором любви и надежде, ему хотелось объяснить всем, что он покидает полк лишь на время, но джентльменское соглашение с командиром не давало ему права на это. Весёлое буйство стало затихать ближе к полуночи. Под звуки полкового марша, звучавшего специально для него, Лео выпил «стремянную» и в компании ротмистра Одинцова сел в таксомотор, ожидавший у парадного.
– Славно покутили – довольно произнёс ротмистр. – Должен тебе заметить, друг мой, что ты неприлично трезв. В Ахтырском полку вряд ли ты найдёшь такое же радушие, как и здесь.
– Ну, от чего же – отозвался Лео. – Гусар, он везде гусар.
– Нет, голубчик ты мой – возразил Одинцов – Ты для них чужой. Ты счастливчик, представитель элитной гвардейской касты избранных. Такое не прощают.
– Ерунда. Меня это мало заботит.
– И правильно – согласился ротмистр – потому, как недостаток радушия с мужской стороны будет с излишком компенсирован женским вниманием. Представляю, какой успех тебя ждёт у провинциалок.
– Меня волнует успех только у одной дамы. И, как тебе известно, она далеко не провинциалка.
– Пардон, дружище, тогда я не понимаю твоего решения. Зачем покидать столицу и гвардию, оставляя все козыри на руках у соперника?
– Извини, Алексей, не могу тебе всего сказать, но для этого есть причины.