Заметив, что Сюзи всё ещё выжидающе смотрит на неё, так и не получив вразумительного ответа, Галинка заставила себя встряхнуться.
– Ах да – бонбоньерки… что ж, пусть будут бонбоньерки, – сдалась она.
– Чудесно! – просияв, кивнула собеседница. – А что насчёт фэмили лука? – и, не дожидаясь наводящих вопросов, тут же сама пояснила:
– Вы, ваш муж и ваша дочь должны быть одеты в едином стиле и одной цветовой гамме, хорошо бы с одинаковыми аксессуарами. Это не просто важно, а жизненно необходимо, поскольку визуально объединит всех членов семьи и покажет окружающим, что вы – единое целое.
– Не знаю, согласится ли Саша на “фэмили лук”, – сконфуженно пробормотала Галинка. – Он… несколько в стороне от всех этих трендов и модных тенденций.
– Да ну, бросьте, – недоверчиво хмыкнула Сюзи. – Любящий отец ради дочери по первому же свистку должен быть готов нарядиться даже в костюм хот-дога!
В целом, конечно, она была права: Саша души не чаял в дочке и достал бы для неё и луну с неба, если бы она попросила. Но фэмили лук…
– Хорошо, – Галинка с натужной улыбкой кивнула, – я с ним сама поговорю… и обещаю, что постараюсь уладить этот вопрос.
– Прекрасно! Значит, с этим более-менее определились. Теперь нужно обдумать развлекательную программу для детей постарше… ведь среди ваших гостей будут не только годовалые малыши?
В течение следующего получаса Галинка выслушивала идеи – одна другой краше: торт в виде замка Спящей красавицы, совместное разбивание пиньяты, аквагрим, крио-шоу с изготовлением азотного мороженого, квесты по мотивам любимых мультфильмов, детская дискотека с конфетти, неоновой подсветкой и мыльными пузырями, шоу с животными и аниматорами, химические опыты, мастер-классы с молекулярной кухней… Ей-богу, празднования взрослых дней рождения проходили куда скучнее. Словом, когда Галинка, наконец, вышла из ресторана, от переизбытка информации у неё слегка кружилась голова и подкашивались ноги.
Ознакомившись с планом грядущего празднества – несмотря на то, что Галинка постаралась изложить основные идеи весьма общо и преувеличенно жизнерадостно – муж иронично изогнул бровь.
– Мастер-класс по твистингу… – задумчиво повторил он один из тезисов. – Слушай, звучит как-то совсем порнографически, что это вообще такое? Мне кажется, я слишком стар для всего этого дерьма.
– Это когда из специальных длинных воздушных шаров создают всякие забавные фигуры, – пояснила Галинка, для пущей убедительности замысловато поводив в воздухе руками, точно скручивала что-то. – Алина так любит шарики, ей должно понравиться!
– Уф, а я-то думал… – Белецкий лукаво прищурился. – Галюша, делай как считаешь нужным, только не требуй от меня песен и плясок, это моё слабое звено, ты сама знаешь. Ну и… чтобы никаких журналистов, надеюсь, нам смогут это гарантировать?
– Да-да, конечно! – поспешно заверила Галинка. – Мне обещали, что информация не просочится в СМИ.
Однако своего обещания организаторы не сдержали. То ли Сюзи не утерпела и поделилась с кем-нибудь из знакомых, то ли проболтался кто-то ещё из сотрудников ресторана… В любом случае, когда родители с именинницей подъехали к месту празднования, они тут же заметили дежурящих у входа операторов, фотографов и журналистов.
– Сволочи… – процедил Белецкий сквозь зубы, с трудом сдерживая бешенство, и не совсем понятно было, кого он имеет в виду: репортёров или владельцев ресторана.
– Но не отменять же всё теперь, гости вот-вот начнут собираться, – Галинка беспомощно посмотрела на мужа. – Может, попробуем просочиться через служебный вход?
– Нет уж, пойдём, – нехорошо ухмыльнулся Белецкий и покрепче прижал дочку к себе. – Скажем им пару ласковых…
О “любви” знаменитого артиста к представителям журналистской братии не слышал только глухой, поэтому кислая физиономия звезды никого не удивила. Несмотря на то, что Белецкому удалось справиться с охватившим его раздражением, никто из представителей СМИ так и не рискнул сунуть микрофон ему под нос. Всё внимание собравшихся досталось Галинке.
– Скажите, – протараторила молоденькая журналисточка из какого-то издания о семье и детях, обращаясь к супруге артиста, – что вы чувствуете сейчас, спустя год материнства?
Помедлив секунду, Галинка с доброжелательной улыбкой отозвалась:
– Любовь. Гордость. Счастье, – и покосилась на нарядную Алину, чинно восседающую на руках у мужа.
– А вы… – девица стрельнула глазами в сторону Белецкого, но нарвалась на такой предупредительный взгляд, что предпочла сразу же малодушно отступить.
– Не планируете ещё детишек? – вновь обратилась она к молодой женщине.
Вопрос был удивительно бестактным, но Галинка усилием воли изобразила очаровательную улыбку, от которой у неё едва не свело скулы:
– Мы не загадываем. Если бог даст…
– Только не тяните с этим. Девочка уже есть, теперь нужен мальчик, – этак по-свойски, словно бабуся-соседка на лавочке у подъезда, посоветовала незадачливая интервьюерша.
– Кому нужен? – Белецкий буквально пробуравил её взглядом.
– Ну… – смутилась журналистка. – Как говорится, для полного комплекта.
– А сейчас, стало быть, недокомплект? – осведомился он крайне язвительно.
Вероятно, инстинкт самосохранения совершенно отказал этой особе, потому что она продолжала щебетать:
– А какие современные методы оплодотворения вы будете использовать?
– В смысле? – не поняла Галинка и почти испуганно оглянулась на мужа.
– Ну, там… ЭКО, суррогатное материнство, – беззаботно пояснила журналистка.
– Зачем это? – Галинка действительно не понимала.
– Ну… – кажется, “ну” было её любимым словом. – Ваш супруг уже не так молод, ему сорок шесть, – девица с опаской покосилась в сторону Белецкого.
– Так не девяносто шесть же! – опешила Галинка. – Он у меня молодее молодых! – она взяла мужа за руку и послала ему преисполненный искренней нежности взгляд, который одновременно служил и призывом к спокойствию.
“Не обращай внимания, – приказала она одними лишь глазами, – не реагируй”.
– Всем видам оплодотворения я предпочитаю естественное зачатие, – произнёс Белецкий ровным голосом, но Галинка поняла, что он в ярости. – Самый древний и простой способ сделать ребёнка – это потрахаться. Лучше всего делать это регулярно. Так и запишите.
Журналистка еле слышно охнула и залилась румянцем, а Галинка торопливо потащила мужа с дочкой к входу в ресторан, игнорируя остальных репортёров.
– Искусственное оплодотворение… ну надо же! – продолжал кипятиться Белецкий, уже оказавшись внутри. – Удивительно ещё, почему она не спросила, пью ли я пачками виагру и не скупаю ли ассортимент ближайших секс-шопов, чтобы регулярно удовлетворять свою молодую жену.
Выскочивший им навстречу администратор рассыпался в витиеватых извинениях за досадный недосмотр и пообещал немедленно очистить пространство от представителей СМИ.
– Мы сами не понимаем, откуда им стало известно о вашем появлении, – он виновато развёл руками. – Журналисты, что с них возьмёшь… Простите пожалуйста, больше они вас не побеспокоят.
– Всё в порядке, – отрывисто бросил Белецкий. – Проехали. Просто впредь будьте более внимательны.
– Саша, не обращай внимания, – Галинка умиротворяюще погладила его по плечу. – Эта девица просто дура. Юная дура, у которой отсутствуют и элементарное чувство такта, и жизненный опыт, и профессионализм.
– Мозги у неё отсутствуют! – психанул муж; всё-таки слова журналистки задели его куда сильнее, чем могло показаться на первый взгляд.
– Прости… – в раскаянии пробормотала не на шутку расстроенная жена. – Я… правда не хотела, чтобы всё так вышло.
– Да что ты всё извиняешься, – Белецкий раздражённо сверкнул глазами. – Не надо надо мной кудахтать и суетиться, как над тяжело больным. Как-нибудь переживу, никакой трагедии не произошло.
Впрочем, ему тут же стало стыдно за свою вспышку.
– Да нет, это ты меня прости, Галюша, – он вздохнул и отвёл взгляд. – Ты здесь ни при чём, не ты же притащила сюда эту свору. И не ты в ответе за то, что вузы пачками выпускают идиотов… Хотя, конечно, логика той журналистки вполне понятна, – он горько усмехнулся. – В глазах всех этих двадцатилетних “юных дур” я, вероятно, действительно выгляжу замшелым дедом.
– Так откровенно и бессовестно напрашиваться на комплимент? – Галинка покачала головой. – Ох, господин Белецкий, и как вам только не стыдно!
– А что, разве я не прав? – он нахмурился. – Как ни крути, а мне действительно уже сорок шесть.
– Нет, Саш, ну тебе ли говорить о замшелости! – непритворно возмутилась Галинка. – Я прекрасно вижу, какая публика ходит на твои спектакли. Там полно студенток – между прочим, очень симпатичных, – чуточку ревниво добавила она, – готовых отдаться тебе по первому же щелчку пальцев.
– В самом деле? – он изобразил искреннюю заинтересованность. – Надо будет внимательнее приглядеться к зрителям в следующий раз…
– Убью! – Галинка шутливо пихнула его в бок, а затем легонько шлёпнула по заду. – Нетушки, всё это богатство – моё, и только моё!
С неизменным обожанием вглядываясь в лицо мужа, знакомое ей до чёрточки, до самой крошечной морщинки, она поймала ответное обожание в его глазах. Синих-синих, как море в Крыму… Кажется, его всё-таки отпустило.
– Да я, собственно, и не возражаю, – Белецкий наклонился к жене и коротко поцеловал её в губы.
Галинка на мгновение снова почувствовала себя неопытной ялтинской девчонкой, по уши влюблённой в знаменитого артиста – растерянной, испуганной, невероятно счастливой – и неожиданно пылко ответила, вовлекаясь в поцелуй. В голове зашумело, колени ослабли и подогнулись, и удивлённый, хоть и явно обрадованный муж немедленно усилил напор. Если бы не Алиночка, всё ещё сидевшая у него на руках, они оба, наверное, помчались бы искать какой-нибудь укромный уголок, чтобы уединиться – точно захваченные страстью подростки.
– Боже мой, какие нежности, – послышался вдруг насмешливый голос.
Они невольно отпрянули друг от друга, словно и в самом деле были подростками, застигнутыми врасплох.
– Папенька, ты меня приятно удивляешь! Я-то думала, что в твоём возрасте уже не до всех этих глупостей…
Ну конечно же, это была Даша – дочь Белецкого от первого брака. Так бесстрашно язвить отцу могла только она, при этом они оба души не чаяли друг в друге.
– И ты туда же, – страдальчески вздохнул Белецкий, изобразив, что его сердце разбито. – Да что ж за день-то сегодня такой, а?!
– Между прочим, день рождения моей прекрасной сестры! – Даша перехватила у него Алину и звонко расцеловала её в круглые щёчки. – Поздравляю, принцесса! Ах, если бы ты знала, какой крутой подарок я тебе приготовила! Скоро ты его получишь. Эй вы, развратники, – бросила она через плечо супругам, – пока я отвлекаю вашего ребёнка, так уж и быть – можете быстренько пообжиматься и потискаться, только не затягивайте: скоро начнут собираться остальные гости.
Лека
В поезде ей почему-то снилась яблоня.
Та самая, что заглядывала прямо в окно комнаты, где обитали Лека и её братья. Она словно ласково и вкрадчиво вопрошала: не хотите ли яблочка? Яблоки были мелкими, кислыми, и Лека упорно отвергала дары природы. Зато братья распахивали окно и с неизменным удовольствием набивали рот этой кислятиной. Те же плоды, до которых мальчишки не могли дотянуться, дерево роняло на землю, и дворовые котята гоняли упавшие яблоки по земле, точно играли в мячики.
Наверное, со стороны и впрямь выглядело, будто Лека бесится с жиру. Она не раз слышала от отдыхающих, в каком райском местечке живёт, но лишь скептически кривила губы в ответ на все восторги приезжих: дескать, не надо путать туризм с эмиграцией!
По всему городу были развешаны плакаты: “Геленджик – место, где ты счастлив”. Иногда они довольно смешно и нелепо сочетались с социальной рекламой: “Заплати алименты! Геленджик – место, где ты счастлив”.
Лека отчётливо понимала: она не счастлива здесь. Не несчастна, это иное, а именно не счастлива. Ей хотелось большего… Она не замечала красоты вокруг, не ощущала умопомрачительных запахов моря, разнотравья и хвои, не слышала песен цикад.
Из дома она уезжала тайком, точно воришка. Дождалась, когда предки уйдут на работу, а братишки умчатся на пляж, быстренько выудила с антресолей дорожную сумку, неизвестно кому ранее принадлежавшую (насколько ей было известно, родители никогда не путешествовали), и покидала туда свои немудрёные пожитки. Оставив на кухонном столе невнятную записку о том, что она отправляется искать работу в столице, Лека схватила сумку и рванула на ближайшую остановку.
Путешествие вышло долгим: сначала на автобусе до Новороссийска, а затем – поездом до Москвы. Конечно, намного круче было бы прилететь в белокаменную на самолёте, так, как Лека всегда мечтала. Но пришлось рассуждать здраво: в плацкарте получалось куда дешевле, а она не собиралась бездумно сорить деньгами.
Впрочем, даже поездка в плацкартном вагоне, насквозь пропитанном дикой смесью устойчивых ароматов (от лапши быстрого приготовления и бутербродов с колбасой – до потных носков и винного перегара), стала для Леки настоящим приключением. Она никогда раньше не уезжала так далеко от дома, и всё ей сейчас казалось по-настоящему прекрасным: и задушевные разговоры не слишком трезвых попутчиков, и пейзажи, проплывающие за окном, и тётушки, нелегально торгующие на перронах копчёной рыбой, домашней выпечкой и сезонными фруктами. Несмотря на то, что за полтора суток пути Лека в целях экономии съела всего лишь два пирожка с капустой и выпила три стакана чая, это не испортило ей настроения – чудесного, приподнятого, наполненного радостно-нетерпеливым ожиданием.
Когда же она выскочила на широкий перрон Казанского вокзала, то и вовсе чуть не одурела от счастья: перед ней воочию предстала ожившая мечта…
Мечта манила людским гомоном и шумом поездов, привлекала всевозможными киосками и ларьками с чем только душа пожелает – сувенирами, прессой, необходимыми в дороге вещами типа расчёсок и зубных щёток – и, конечно же, многочисленными кафешками.
– Такси, девушка? – сунулся к ней какой-то проныра.
Лека покрепче сжала ремень дорожной сумки, перекинутый через плечо.
– До Останкино сколько будет стоить? – осведомилась она как можно небрежнее.
Не то чтобы Лека всерьёз планировала добираться до телецентра на машине – она ещё не сошла с ума. Но так приятно было прикинуться хотя бы перед собой этакой столичной штучкой, способной запросто взять такси…
Парень окинул её быстрым сканирующим взглядом, на глазок оценивая платежеспособность и степень дурости потенциальной клиентки.
– Три тысячи.
– Чего?! – обалдела Лека. – Да я за три тысячи обратно до Геленджика доеду!
– Ну-у, то у вас в Геленджике, а у нас в Москве свои цены, – снисходительно пояснил типчик.
– Да пошёл ты, – прошипела она себе под нос и быстро зашагала по направлению к метро.
– Две с половиной! Ну ладно, две двести, дешевле никто не поедет, клянусь! – закричал приставала ей в спину, но Лека, не оборачиваясь, быстро подняла вверх руку с выставленным средним пальцем.
Этот инцидент нисколько не испортил ей настроения, она действительно не собиралась тратить деньги налево и направо. В конце концов, если всё, что она запланировала для себя в Москве, сбудется и осуществится – поездок на машине в её жизни будет ещё немало!
Столица понравилась Леке с первого взгляда, первого звука, первого вздоха. Захватила своей бешеной энергетикой, заворожила сумасшедшим ритмом, ошеломила количеством народу.
В метро она озиралась по сторонам как детсадовец, которого впервые в жизни привели в зоопарк: с приоткрытым ртом и вытаращенными глазами. Когда Лека доехала до ВДНХ, людской поток вынес её на свежий воздух – и она вдохнула его полной грудью, восторженно глазея вокруг и радуясь тёплому июльскому вечеру.
Наслаждаясь каждым мгновением, буквально смакуя его, Лека зашагала вдоль улицы Академика Королёва. Ремень тяжёлой сумки немного натирал плечо, но это были мелочи, не заслуживающие внимания. Главное – то, что она находилась уже в паре шагов от цели!
Собственно, кастинг – один из тех, что она для себя отметила – был назначен лишь на завтрашнее утро, но это вовсе не означало, что Лека припёрлась сюда зря. Во-первых, она хотела осмотреться, изучить окрестности, чтобы хоть немного ориентироваться на местности и перед самым кастингом не метаться туда-сюда в поисках нужного входа в телецентр. Во-вторых, в телефоне у неё были сохранены адреса недорогих хостелов, где она планировала перекантоваться первые пару дней – Лека специально искала те, которые располагались поблизости от Останкино и стоили сущие копейки, что в её положении было немаловажно. Общий душ и туалет её не смущали, она могла и потерпеть немного.
Нынешним вечером возле Останкинского пруда было многолюдно и оживлённо – гоняли на самокатах и великах дошкольники, неторопливо прогуливались молодые матери с колясками, уютные опрятные старушки чинно восседали на скамейках, наблюдая за резвящимися внуками, а влюблённые парочки, растянувшись прямо на траве, нежно ворковали друг с другом. Лека медленно двинулась вокруг пруда, словно совершала некий ритуальный круг почёта. Её умиляло и радовало всё: и ковыляющие на кривоватых ножках карапузы, и голуби с утками, которые охотились за кусочками хлеба, что швыряли им прохожие, и шпиль телебашни, нацеленный в небо точно ракета.
Немного омрачали настроение пропущенные звонки от родителей – три от отца и восемь от матери. Лека со вчерашнего вечера малодушно не брала трубку и вообще отключила звук на телефоне, заранее зная, что ей скажут: сначала наорут, а затем в приказном порядке велят немедленно возвращаться первым же поездом или самолётом. Смешно, ей уже восемнадцать, а предки по-прежнему ведут себя с ней как с несмышлёнышем! Да у её братьев и то больше свободы…
Вскоре прилетело сообщение от Стёпки, старшего из близнецов:
“Лека ты дура приежай домой! Папка сказал что ты станеш в Москве праституткой”.
“Ну теперь непременно стану, раз он так в меня верит, – быстро отбила в ответ сестра. – Поцелуй маму и Серого”.
“Не буду я его целоваць. Мамка плачет и говорит что ты там пропадёш. А праститутки много зарабатывают?”
“Неприлично много”, – усмехнувшись, написала Лека.
“Купиш мне гироскутер?”
“Как только – так сразу. Ладно, Стёпыч, мне сейчас некогда, позже напишу. У меня всё хорошо, можете не волноваться!”
“Мы и не волнуемса”.
Убрав телефон в карман, Лека тихонько вздохнула. Собственно, трудно было ожидать иной реакции от родителей, особенно от отца, но в груди защемило, когда она вспомнила улочки родного города с их милыми и уютными названиями – Кипарисовая, Прохладная, Фисташковая, Розовая… Она как будто наяву услышала плеск моря и шум взмывающих из-за горы самолётов. Не то чтобы Лека уже успела соскучиться по Геленджику, но сам факт, что она впервые оказалась так далеко от дома – одна-одинёшенька, без поддержки родных и друзей – заставлял ощущать лёгкую тревожность где-то в районе солнечного сплетения. Справится ли она? Не зря ли затеяла эту дикую авантюру? А может, она вообще бездарь, и столичные хореографы только обидно поржут над ней и заявят что-то вроде: “Деточка, да кто вам в принципе внушил, что вы умеете танцевать?”
Впрочем, Леке не удалось долго предаваться самобичеванию, поскольку её внимание привлекли негромкие звуки гитары. Повертев головой, она обнаружила, что мелодия доносится со стороны одной из лавочек – и тут же увидела самого музыканта. Он сидел на скамейке и перебирал струны: расслабленно, почти лениво, словно нехотя, но с какой-то особой притягательной грацией. С виду обычный парнишка – примерно её ровесник, ну, быть может, постарше на несколько лет, одетый в простую футболку и рваные джинсы. Густые и чуть взлохмаченные тёмные волосы, смугловатая кожа, скуластое лицо… Она беззастенчиво пялилась на гитариста, пользуясь тем, что он не смотрит в её сторону, но как назло именно в этот самый миг парень поднял глаза и встретился взглядом с Лекой.
А она вдруг впервые почувствовала, каково это – когда земля буквально уходит у тебя из-под ног…
– Привет, кучеряшка, – оставив в покое струны, подмигнул ей парень. – Первый раз в Москве?
Лека вспыхнула и растерялась. Всё её знаменитое красноречие сдохло в мгновение ока – она действительно не знала, что ответить. Вернее, как бы ответить так, чтобы заинтересовать его и спровоцировать естественное продолжение беседы?
Вместо этого изо рта у неё вырвалось нечто полувнятное, нечленораздельное:
– Я… э-э-э… м-м-м…
Он продолжал смотреть на неё с весёлым доброжелательным любопытством, ничуть не смущаясь, а вот Лекино смущение, похоже, откровенно его забавляло. Глаза у парня оказались нереально красивыми – светло-зелёными, удивительно сочетающимися с гладкой загорелой кожей.
– С чего ты взял? – выпалила она наконец, решив, что обращаться к нему на “вы” будет как-то слишком пафосно и чересчур официально. – Может, я коренная москвичка!
– Ну да, конечно, – беззлобно усмехнулся он и кивнул на её дорожную сумку, – с таким-то баулом и таким неподдельным восторгом на лице… Не думаю, что жители столицы всякий раз подыхают от счастья при виде этого заурядного пруда.
Лека неловко потеребила ремень сумки и прищурилась.
– А ты, стало быть, москвич?
– Вовсе нет, – парень покачал головой и похлопал ладонью по скамейке возле себя. – Падай сюда, поболтаем!
Будь на его месте любой другой молодой человек, Лека фыркнула бы ему в лицо и гордо удалилась. Много чести – сидеть и трепаться с незнакомцами! Но сейчас, словно заворожённая, она послушно сделала несколько шагов по направлению к гитаристу и плюхнулась рядом.
Господи, вблизи он оказался ещё красивее! Глаза под тенью густющих ресниц выглядели потрясающе выразительными, а чувственные губы словно откровенно намекали о том, как бесстыдно и сладко они могут целовать… с ума можно было сойти от одного только взгляда на них. Чёрт возьми, Лека никогда в жизни не видела таких красивых парней! Откуда он взялся? Сбежал из Голливуда?
– Костя, – представился он.
– Лека… то есть Лена. Ну, вообще-то всё же лучше Лека, – пробормотала она, чувствуя себя ещё тупее, чем минуту назад, и отчаянно жалея, что не может придумать в ответ ничего лёгкого или остроумного.
– Лека… – повторил он медленно, словно оценивая её имя на вкус. – А что, очень даже в цвет!
– Чего? – переспросила она непонимающе.
– Идёт тебе, говорю. Классное имя!
Она покраснела и быстро спросила, забалтывая своё смущение:
– А ты откуда приехал?
– Из Владивостока, – отозвался он и вновь принялся перебирать струны своей гитары.
– В гости?
Он молча покачал головой, не углубляясь в подробности, и вдруг запел низким, бархатным, пробирающим до мурашек голосом:
– She’s like the wind through my tree
She rides the night next to me
She leads me through moonlight
Only to burn me with the sun
She’s taken my heart
But she doesn’t know what she’s done…
(Она подобна ветру, играющему с моей листвой
Она повелевает ночью рядом со мной
Она ведёт меня сквозь лунный свет
Лишь для того, чтобы спалить в рассветном солнце
Она пленила моё сердце
Но не подозревает об этом…) *
Лека замерла, боясь даже шевельнуться, чтобы не пропустить ни единой ноты. Она уставилась на его длинные стройные пальцы, ласково касающиеся струн, и понимала, что отчаянно мечтает сейчас стать музыкальным инструментом в этих руках.
Костя, покосившись, поймал её взгляд и резко прервал игру.
– Нравится? – спросил он, криво усмехнувшись.
– Потрясающе… – выдохнула Лека, отчаянно жалея, что он больше не поёт.
– Да ты хоть знаешь, что это за песня? – поинтересовался Костя с неким оттенком снисходительности.
Лека даже слегка обиделась.
– Конечно! Обожаю “Грязные танцы”.
Казалось, он не на шутку удивлён.
– Девушки твоего возраста редко интересуются подобным старьём, – объяснил он своё недоумение.
– Ну, просто… – она пожала плечами, подбирая слова. – В общем, я сама… немножко танцую. И поэтому мне в принципе интересны фильмы о танцах. Как классические, так и современные.
Его взгляд сделался заинтересованным.
– Танцуешь? Профессионально?
– Я любитель, – призналась она и тут же торопливо добавила:
– Впрочем… все говорят, что у меня неплохо получается.
Костя окинул её внимательным взглядом с головы до пят, словно увидел впервые.
– Станцуешь мне? – сказал он просто.
___________________________