Я тебя отвоюю у всех

* “She`s Like The Wind”/ “Она подобна ветру” – песня из фильма “Грязные танцы” (1987), написанная и исполненная Патриком Суэйзи.

Галинка

Несмотря на небольшое недоразумение, связанное с появлением журналистов возле ресторана, день рождения в целом прошёл чудесно – именно так, как Галинке и мечталось. А уж фотографии получились и вовсе загляденье: она не могла ими налюбоваться, вновь и вновь пересматривала и улыбалась как блаженная, воспроизводя в памяти отдельные – самые яркие – моменты праздника. Лучшие из снимков Галинка распечатала, чтобы отправить матери в Крым, поскольку та упорно отказывалась признавать цифровые фото и бережно хранила весь семейный архив в традиционных увесистых альбомах.

Мама вообще была довольно категоричным и упрямым человеком, что нередко служило причиной бурных стычек между ними. Впрочем, Галинка давно уже жила отдельно, и это позволяло им сохранять тёплые отношения. К тому же она действительно любила мать, да и Белецкий относился к своей строгой тёще с неподдельным почтением и симпатией. Его искренне расстроило, что тётя Ксана не прилетела в Москву на день рождения единственной внучки, но он выслушал её позицию и принял с должным уважением.

– Та не люблю я всі ці збіговиська, ляльки ті розфуфирені з надутими губами та цицьками! Не до душі воно мені, – разговаривая с зятем по телефону после празднования, вздохнула она. – Я краще би дома тортик спекла, вареників з вишнями наліпила, посиділи би всією родиною, по сімейному… *

– Обязательно посидим, – серьёзно заверил её Белецкий. – Вот закончится у меня сезон в театре, а Галюша отснимется в пилотных выпусках нового шоу – и дружно махнём к вам! Я и сам уже по Крыму соскучился, и дочь ваша, я же вижу, по морю тоскует, да и Алинке морской воздух очень полезен…

– Це добре, – благосклонно согласилась тётя Ксана. – Буду чекати. **

Галинка тоже не могла дождаться приезда домой. Даже шесть лет, прожитых ею в Москве, не позволяли думать о Крыме и Ялте иначе – это был дом, и точка. Место, куда возвращаешься в минуты счастья, тоски и тревоги, куда приползаешь зализывать душевные раны, где напитываешься энергией и силой на год вперёд. Но Галинка всерьёз опасалась, что упомянутое мужем новое шоу, в жюри которого её пригласили, станет отнимать у неё куда больше времени, чем можно было предположить изначально. И намного, намного больше, чем думал сам Саша… Просто она почему-то до сих пор не посвятила его в подробности своего участия.

Это было реалити-шоу – а значит, Галинкина роль не ограничивалась несколькими часами съёмок, после которых она могла бы с чистой совестью уезжать домой. Требовалось вовлечься в рабочий процесс, что называется, в режиме двадцать четыре на семь…

Об этом проекте она узнала от своего старого знакомого и доброго приятеля Тима Солнцева – популярного певца и композитора. Он же и позвал её туда. Его жена Лика, известный продюсер, задумала поставить молодёжный мюзикл “Закрытая школа”.

Всё по классической схеме: дерзкий мажор и не менее строптивая отличница, она же первая красавица класса; завистница-подружка и верный друг-хулиган, конфликты с учителями и родителями, предательство, первые робкие признания и неразделённая любовь, ревность… Фишка проекта была в том, что на главные роли в мюзикл планировалось набрать совершенно новых, не заезженных артистов – юных певцов и танцоров.

– Мне не нужны профессиональные актёры, я не хочу, чтобы они играли! – заявила жена Тима. – Бешеная энергетика молодости, кураж, драйв – вот что мне надо! Молодые люди должны жить на сцене, делиться своими реальными чувствами и эмоциями. Это будет творчество в самом чистом его виде!

Все этапы отбора и подготовку артистов к выходу на большую сцену должны были показать на главном телеканале страны, шоу так и называлось: “Отбор в закрытую школу”. Музыку и либретто написал сам Тим, хореографом же позвали знаменитого танцовщика Павла Калинина, с которым Галинка пока не была знакома лично, но видела в записи множество его выступлений и искренне восхищалась талантом молодого человека.

___________________________

* “Да не люблю я все эти сборища, этих кукол разряженных с надутыми губами и сиськами! Не по душе мне это. Лучше бы я дома тортик приготовила, вареников с вишней налепила, посидели бы своей семьёй, душевно…” – перевод с украинского.

** “Это хорошо, буду ждать” – перевод с украинского.

Муж пребывал в счастливом неведении относительно “Отбора”; Галинка и сама не знала, почему медлит и не рассказывает ему всё в деталях. Вернее, как раз знала: потому что была почти на сто процентов уверена в том, что он не одобрит.

Саша полагал, что вся роль жены в этом проекте – посидеть несколько дней в кресле жюри и отобрать особо голосистых мальчиков и девочек. Если бы!.. Ей предстояло не только выбрать ребят, но и подготовить с ними несколько номеров из будущего мюзикла – чтобы финальным зрительским голосованием определить лучших из лучших.

До самого финала участники должны были жить в звёздном доме под постоянным прицелом телекамер, покидая его лишь для отчётных концертов. В Галинкины обязанности входило давать своим подопечным ежедневные уроки вокала и вводить их в специфику работы артиста мюзикла. Ну и вишенкой на торте являлся тот факт, что сама Галинка тоже готовилась сыграть в “Закрытой школе” – правда, совсем небольшую роль, у неё был один-единственный сольный номер. Но даже один номер означал многочисленные репетиции и прогоны – уж ей ли, солистке Театра мюзикла, было не знать об этом! Ей предстояло выходить на сцену в образе учительницы, в которую влюбился старшеклассник.

Белецкий тоже знал Тима Солнцева и, откровенно говоря, не испытывал к нему большой симпатии. Ему почему-то казалось, что певец с каким-то излишним вниманием относится к Галинке. Она много раз пыталась убедить его в том, что у Тима к ней ничего нет и быть не может, он искренне и преданно любит жену Лику и вообще обожает свою семью, а Галинку ценит исключительно как профессионала, как вокалистку – но Саша, сохраняя внешний нейтралитет, в глубине души относился к Тиму настороженно. Галинка банально трусила признаться в том, что будет теперь проводить с Тимом очень много времени – как на отборах и съёмках, так и в звёздном доме во время встреч с молодыми артистами, во время занятий и репетиций.

Нет, конечно, Саша и не подумал бы ничего ей запрещать. В их семье принято было с уважением относиться к карьере друг друга, муж не посмел бы ограничивать её свободу, но…

Галинка стала замечать, что именно после празднования дня рождения дочки Белецкий нет-нет да и задумывался о чём-то своём. Несмотря на то, что в целом муж тоже остался доволен тем, как всё прошло, с того самого дня он выглядел так, словно… не погас, нет – но словно в нём приглушили основной свет, оставив гореть лишь пару тусклых запасных лампочек. Она боялась даже предполагать, что именно его тревожит – неужели действительно вопросы той идиотки-журналистки до сих пор не давали ему покоя? Его пугал собственный возраст?.. На первый взгляд эта версия выглядела смешно и даже глупо, а на второй – всё-таки очень походила на правду.

Чуть ли не с первого дня их знакомства Белецкий шутливо говорил Галинке: “И зачем тебе такой старый и больной человек, как я?” Она обижалась до слёз, до отчаяния на эти его подколки: как можно было задавать подобные идиотские вопросы, если она любила его так сильно, что буквально останавливалось дыхание? Она не могла на него наглядеться, а в первые месяцы их отношений даже боялась засыпать по ночам: вдруг проснётся и обнаружит, что это всего лишь сон?..

Несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте, их отношения были полны настоящей любви, страсти и гармонии. В постели всё тоже складывалось прекрасно, хотя Белецкий оказался у неё первым мужчиной и ей банально не с кем было сравнивать… да Галинке и не хотелось. Её абсолютно всё устраивало! В мыслях, мечтах и даже снах был только Саша.

После родов она по-настоящему расцвела, превратившись из высокой и угловатой девчонки в изумительно красивую молодую женщину с великолепной фигурой. Саша сходил от неё с ума ещё больше, чем раньше, но в нём время от времени вдруг стал просыпаться ревнивец. Он не говорил этого вслух, но иногда в его взглядах Галинка ясно улавливала… растерянность? Страх её потерять? Слава первого ловеласа российского кинематографа давно уже была в прошлом, он стал примерным семьянином, хотя мало кто из коллег и журналистов верил в их брак, но Белецкий не мог не признавать очевидного: его жена с каждым годом делается всё краше, а вот сам он, к сожалению, не молодеет.

Также он не мог не замечать того, что Галинка постепенно становится всё более востребованной певицей и медийной персоной, что вокруг неё постоянно вьются привлекательные молодые люди – артисты, телеведущие, журналисты – и многие из них явно не прочь замутить более близкие отношения с красоткой, если она лишь намекнёт на то, что согласна.

Белецкий старался держать себя в форме, сохраняя внешнюю привлекательность, но… ещё несколько лет – и ему исполнится пятьдесят. Пятьдесят! Видно было, что эта цифра не на шутку его страшит, заставляя чувствовать неуверенность в себе и порождая дискомфорт и комплексы.

Впрочем, началось это гораздо раньше, чем на дне рождения малышки Алиночки. Саша вообще стал слишком много думать о возрасте и о скоротечности времени, Галинка не могла этого не отметить.

Минувшей зимой умерла от ковида его любимая гримёрша Хана Вайнштейн, с которой его связывали не только профессиональные отношения, но и многолетняя нежная дружба. Хана Львовна по-матерински любила и опекала Белецкого, а он всегда оставлял ей самый красивый букет после каждого своего спектакля. Они продолжали общаться даже после выхода Вайнштейн на пенсию: она регулярно появлялась в театре, навещая своих любимчиков, находилась в курсе всех закулисных интриг, была знакома с семьями артистов, помнила имена их детей и внуков. Многие недолюбливали её за острый язычок, прямолинейность и пошловатые шутки, но Белецкого стиль общения Ханы Львовны только забавлял. Он был по-настоящему к ней привязан… и вот в возрасте семидесяти восьми лет легендарной гримёрши не стало. Галинка знала, что это здорово подкосило мужа. Никто не вечен – он словно впервые по-настоящему прочувствовал и осознал эту расхожую житейскую мудрость.

Наверное, ещё и поэтому она старалась не поднимать лишний раз тему нового телешоу в разговорах с Сашей: ведь всё там вертелось вокруг идеи молодости, юношеской беззаботности, задора и уверенности в том, что самое лучшее – впереди! Ей предстояло работать в кругу совсем молоденьких парней и девушек, которые по возрасту были близки своим персонажам-старшеклассникам… наверное, мужу было бы нелегко думать об этом. Впрочем, возможно, что она просто дула на воду и вообще излишне перестраховывалась.

Встряхнув головой, Галинка очнулась от своих грёз и тут же поймала взгляд Белецкого, устремлённый на неё – внимательный, пристальный, немного печальный.

– Ты что-то сказал, Саш? – встрепенулась она. – Прости, я задумалась…

Он покачал головой, улыбнувшись одними глазами – так, как умел только он один в целом мире:

– Ничего. Ты такая красивая, Галюша.

Галинка улыбнулась в ответ – комплимент мужа был как всегда приятен, но почему в этих словах ей послышалась горечь?

– У тебя всё в порядке? – осторожно проверила она. – Может быть, в театре или…

– Всё прекрасно, – кивнул он. – Совершенно прекрасно.

– А у нас всё хорошо?

– У нас? – он перевёл взгляд на фотографию с дня рождения Алины, которую Галинка повесила на стену в рамочке – образцовая семья, картинка из глянцевого журнала: нарядные, счастливые, улыбающиеся… – Полагаю, у нас тоже всё замечательно. Или у тебя появились какие-то сомнения на этот счёт?

Галинка встала с кресла и пересела на диван, точнее – на колени к мужу, обвила руками его шею, заглянула в глаза, потёрлась своей щекой о его отросшую к вечеру щетину.

– Никаких сомнений, – заверила она. – Как насчёт того, чтобы перебраться в спальню?

Её ладонь скользнула за воротник его рубашки, нежно помассировала затылок, зарываясь пальцами в волосы… Муж расслабленно прикрыл глаза.

– Алина спит? – уточнил он.

Галинка мурлыкнула:

– Час назад её уложила… – и легонько куснула его за мочку уха.

– Искусительница, – заметил он, обхватывая жену за талию и крепче прижимая к себе. – А разве ты сама не собиралась сегодня лечь пораньше? Завтра ведь – первый день съёмок.

Он был прав: в десять утра в Останкино начинался первый этап прослушивания молодых артистов, Галинке полагалось быть свежей и отдохнувшей.

– А разве ты не знаешь, что хороший секс – это лучший косметолог и способ всегда быть в тонусе? – её пальцы проворно пробежались по пуговицам его рубашки, неумолимо расстёгивая их.

– Теперь знаю, – выдохнул он уже ей в губы. – Слушаю и повинуюсь!

Если и был в этом разговоре момент, чтобы поведать о своём реальном участии в проекте “Отбор в закрытую школу”, то теперь уже он был безнадёжно упущен.

Лека

Ещё накануне она даже представить себе не могла, в какой водоворот чувств и событий сразу же затянет её Москва.

Всё, что происходило сейчас, происходило будто бы не с ней, а с какой-то другой Лекой: той, которая существовала раньше лишь в её воображении и дерзких мечтах. Эта новая Лека выглядела бесстрашной и неуязвимой, живущей настоящим моментом, жадно берущей от жизни всё, ничего не стесняющейся и дышащей полной грудью. Но самое-то главное: похоже, эта Лека влюбилась. С первого взгляда, совершенно по-идиотски, что было абсолютно не в её стиле, но так сладко, так восхитительно!

Костя казался ей совершенно необыкновенным. Невероятным. Потрясающим! Когда он спросил, станцует ли для него Лека, она не колебалась ни секунды. Тут же сбросила дорожную сумку с плеча, мимолётным небрежным движением взбила свои пышные кудри и… с места в карьер выдала ему несколько своих любимых вариаций брейк-данса. Она прекрасно знала, что сочетание природной пластики и сложных, практически акробатических трюков всегда производит неизгладимое впечатление на публику. Ей хотелось именно поразить – и, кажется, её цель была достигнута.

Во время танца особо некогда было глазеть на Костю, но пару раз ей всё-таки удалось поймать выражение его лица – и оно говорило о многом. Например, о том, что парень искренне восхищён! Что ни говори, брейкинг сам по себе был весьма зрелищным танцем – плюс её личная гибкость, чувство ритма, великолепная координация, отчего каждое движение выглядело отточенным и безупречным, даром что импровизированным. Отсутствие музыкального сопровождения Леку не смущало – ритм громко и чётко звучал в её голове. Начав с эффектных верхних элементов – вейвинга и слоу-мо – она постепенно перешла к прыжкам на руках и вращению на спине. Можно было бы и хедспин Косте изобразить, но Лека была без специальной шапочки – не хотелось мести волосами по пыльному асфальту, да и ощущения при этом были не самые приятные. *

Лека то ли выплёскивала рвущиеся наружу эмоции, то ли пыталась усмирить бушующую в ней энергию, то ли признавалась Косте в любви – она и сама толком не знала. Но когда она остановилась, шумно и прерывисто дыша, глядя на него сияющими глазами, чувствуя, как возбуждённо колотится сердце и с привычной мышечной благодарностью отзывается тело, реально кайфующее от танцев – то, пожалуй, могла бы сейчас назвать себя безусловно счастливой.

Послышались редкие, но отчётливые хлопки. Опомнившись, Лека огляделась по сторонам и с долей смущения, смешанного с удовольствием, отметила, что её танец привлёк также внимание нескольких прохожих.

– Фигасе… – Костя смотрел на неё, не мигая; кажется, он даже присвистнул в искреннем изумлении, но в этом она уже не была стопроцентно уверена. – Вот это ты выдала!

Лека изобразила шутливый полупоклон.

– Девчонка, которая так круто танцует, пожалуй, могла бы стать мне другом, – серьёзно произнёс Костя.

Это звучало как предложение. Лека вопросительно вздёрнула бровь.

– Ты сейчас что, объясняешься мне в дружбе с первого взгляда?

– Ну, не то чтобы прям “я тебя дружу и буду дружить до тех пор, пока смерть не разлучит нас”, мы слишком мало знакомы для этого, – не растерялся Костя, усмехнувшись. – Но можно, по крайней мере, попробовать!

Какое там – “пробовать”… Лека была заранее согласна на любое его предложение. Некому было объяснить ей, что дружить с парнем, в которого влюблена как кошка – дохлый номер, ничего хорошего из этого всё равно не выйдет. Ей же, наоборот, наивно и оптимистично казалось, что это начало чего-то большего.

___________________________

* Элементы верхнего и нижнего брейк-данса: вейвинг (от англ. waving) – движения рук и тела, которые визуально напоминают волны; слоу-мо (slowmo) – стиль, похожий на замедленное воспроизведение видеосъёмки; хедспин (headspin) – вращения на голове.

Когда выяснилось, что Костя тоже приехал на кастинг (причём не как Лека, решившая попытать счастья сразу в нескольких проектах, а целенаправленно на один-единственный отбор – тот самый, который должен был проходить в Останкино), она не поверила своим ушам. Ну и чем ещё можно было назвать их встречу, если не судьбой?! Разумеется, она предпочла держать свои судьбоносные выводы при себе, однако его тоже позабавило подобное совпадение.

Оказалось, Костя был страстным фанатом мюзиклов. Он отчаянно жалел о том, что родился слишком поздно: ему уже никогда не суждено было попасть в такие известные проекты, как “Метро” или “Нотр-Дам де Пари”, которые пару десятков лет назад гремели на всю Москву и по праву считались культовыми. Музыкальный продюсер Лика Солнцева, “привозившая” многие бродвейские мюзиклы в Россию и ставившая их на столичной сцене, была Костиным кумиром. Он мечтал, чтобы его пригласили в любой из её проектов – и, узнав о кастинге в “Закрытую школу”, решил, что не имеет права упускать такой шанс.

– А если пролетишь? – с любопытством поинтересовалась Лека.

Они сидели рядышком на скамейке и с аппетитом уплетали один биг тейсти на двоих. Костя сам предложил ей “почифанить”, и когда недоумевающая Лека вытаращила глаза, он со смехом пояснил, что это словечко происходит от китайского “чифань”, что означает “принимать пищу”, и что во Владивостоке все так говорят.

Это был чудесный, тёплый и уютный вечер. Её первый вечер в столице… Биг тейсти казался Леке самым вкусным из всех, когда-либо съеденных ею, а Костя – самым лучшим и красивым парнем из тех, что она знала.

– Не пролечу, – он уверенно мотнул головой. – Во всяком случае, сделаю всё, чтобы влюбить их в себя и убедить в том, что без меня мюзикл невозможен.

Самоуверенности ему было не занимать. Но справедливости ради, такие парни, как Костя, были буквально созданы для того, чтобы влюблять! Вон Лека уже втюрилась – по самые помидоры…

– Когда ты так смотришь, у меня кусок застревает в горле, – спокойно заметил он, снова принимаясь за еду. – А ещё у тебя соус на носу.

Вспыхнув, Лека тут же отвела взгляд, торопливо промокнула нос салфеткой и снова впилась зубами в булочку с говяжьей котлетой.

– Так где ты остановилась в Москве? – полюбопытствовал Костя, словно продолжая начатый разговор, хотя вообще-то интересовался этим впервые.

– Пока нигде, – Лека пожала плечами, – но планирую поселиться в каком-нибудь хостеле. Их тут навалом!

– Хостелы – отстой, – он равнодушно закинул в рот брусочек картофеля фри. – Впрочем, если ты любительница общажной романтики…

– Почему это – общажной? – Лека даже слегка обиделась.

– А чем не общага? Всё вокруг колхозное, всё вокруг моё. Никакого личного пространства. Шумно, ни фига не высыпаешься. К тебе могут подселить кого угодно, иной раз по десять – пятнадцать человек в одну комнату набивается! Хорошо, если это твоя компания, твои друзья, а если тупо незнакомцы?

Лека заметно приуныла. На фото в интернете комнаты в хостелах выглядели весьма привлекательно – чистые, светлые, с обоями весёленьких расцветок и симпатичной мебелью.

– Если хочешь, живи пока у меня, – невозмутимо предложил тем временем Костя.

Она подняла голову, пытаясь разглядеть в мягком свете фонарей его глаза.

– Где это – у тебя? Во Владивостоке, что ли?

Он рассмеялся.

– Я однушку снимаю тут недалеко. Убитая, конечно, в хлам, но зато там я сам себе хозяин! От телецентра десять минут пешком. Завтра можем вместе на кастинг пойти.

– Да как-то неудобно… – замялась Лека.

На самом деле она готова была завизжать от восторга, закружиться, запрыгать и немедленно ответить согласием. Шутка ли – самый прекрасный в мире парень предложил ей жить с ним в одной квартире! Но, наверное, нужно было хотя бы для вида немного поломаться – разве хорошие и приличные девочки соглашаются вот так, с ходу, вселяться к первому встречному? Родители пришли бы в ужас, узнав об этом. Да что там родители, даже Наташка, скорее всего, покрутила бы пальцем у виска и заявила, что Костя вполне может оказаться каким-нибудь извращенцем или даже маньяком – ведь бывают же, наверное, молодые и красивые как боги маньяки?

Костя по-своему истолковал её заминку.

– Да не бойся ты! Приставать не буду. Просто искренне и бескорыстно хочу помочь. Без подвоха.

И лукаво подмигнул – так, что Лекино сердце немедленно превратилось в кусок сливочного масла, тающий в горячей каше:

– Мы же друзья?..

Когда Костя, уверенно закинувший её сумку себе на плечо и небрежным кивком пригласивший девчонку следовать за ним, свернул в плохо освещённый двор и направился к узкой тропинке между гаражами, сердечко у неё всё-таки ёкнуло.

Дремавший внутри страх вдруг проснулся и встревоженно приподнял голову. Лека замедлила шаг, словно раздумывая, стоит ли кидаться в этот омут, и впервые ужаснулась тому, что творит. Ведь, положа руку на сердце, что она по-настоящему знала о Косте? Даже тот якобы факт, что он приехал из Владивостока, мог быть им выдуман… как, собственно, и само имя “Костя”. Единственное, в чём она была абсолютно уверена – так это в том, что парень охрененно красив, а ещё потрясающе поёт и играет на гитаре.

– Ку-ку, ты где там застряла? – обернувшись, окликнул её Костя.

Лека заколебалась. Пожалуй, самым правильным решением было бы отказаться от его милого приглашения и дать дёру… Да только её сумка – у него в руках. Вот же дура, надо было так глупо подставиться!

Не дождавшись ответа, Костя с досадой вздохнул и подошёл к ней.

– И что у нас стряслось? – полюбопытствовал он. – Язык проглотила?

– Я… – невольно отступая на пару шагов, проблеяла Лека. – Мне… наверное, лучше всё-таки в хостел…

– Эй, ну чего ты? – вроде бы искренне удивился он и улыбнулся перепуганной девчонке так тепло и добродушно, что она снова почувствовала, как теряет волю. – Боишься меня, что ли?

Она пожала плечами, отчаянно пытаясь найти подходящие слова для объяснений.

– Не то чтобы боюсь, но… Когда парень с девушкой живут в одной квартире – это…

– Боже мой, – застонал Костя, – верно говорят, что русский человек задним умом крепок. Я же не замуж тебя зову, а всего лишь перекантоваться у меня пару дней, пока решается вопрос с мюзиклом! Так что не дрейфь, я не ем маленьких девчонок.

– Просто… всё как-то очень быстро получилось, – пробормотала она, готовая провалиться сквозь землю от смущения.

– А я вообще человек быстрый, можно даже сказать стремительный, – он снова обезоруживающе улыбнулся. – Не люблю всех этих реверансов… если мне что-то нравится или не нравится, если хочется или не хочется чего-то – говорю сразу, не хожу вокруг да около. Наверное, в этом и кроется корень всех моих проблем, – Костя усмехнулся, думая о чём-то своём. – Понимаю, что у тебя нет особых причин мне доверять, но… просто поверь – я не сделаю тебе ничего плохого. Хотя, – он лукаво прищурился, – на месте твоих родителей я бы точно тебя хорошенько выпорол! Разве они не учили тебя не разговаривать с незнакомцами?

Лека фыркнула, окончательно расслабившись.

– Учили, конечно. Боюсь только, я не самая примерная дочь…

– Это я уже понял. Мне по душе бунтарки, – Костя перекинул ремень её сумки с одного плеча на другое. – Ну так что, идёшь или передумала? Завтра вставать рано.

– Иду, – кивнула Лека.

Квартира оказалось не то чтобы “убитой”, как заявил Костя, но очень-очень старой, хоть и чистой. Подобную мебель Лека видела раньше лишь в старых советских фильмах. Даже ковёр на стене висел! Комод украшали выстроившиеся в цепочку мраморные слоники – мал мала меньше, а допотопный телевизор был аккуратно накрыт сверху кружевной салфеткой.