Сказки мертвого мира
– Да, ты гонишь! Ик, – пьяно икнув, выдал Бомбист. – Все знают, что вы с Димкой, друг на друга, вечно напраслину наводите.
– А что за помощь вам от меня нужна? – спросил я у зеленых, когда Бомбист удалился от нашего стола.
– Возьмешь с собой пару наших ребят. Три человека. Обузой тебе не будут, – осторожно начал Шрек. – Сам понимаешь, ваше направление в последнее время, очень перспективно для Толкучки. Много товаров идет от вас. Не хотелось бы потерять все это из-за начавшейся войны.
– А чем могут помочь всего три человека? – скептически спросил я. Честно говоря, совершенно не хотелось тащить с собой чужаков.
– А разведка никогда не бывает многочисленной, – философски произнес Матрас. – Ты же сейчас понимаешь, что мы именно к тебе пришли. Потому что считаем тебя своим, а ведь могли бы и к парням из сотни Стрыкова подкатить, они только сегодня утром привезли груз.
– Я понял, фигли тут не понять, хотите наш поселок под себя подмять, – сморщившись, как после кислого лимона прошептал я. – Стрыкова то вам не проглотить, у него почитай тыща стволов.
– Дурак человек, – Матрас закинул себе в рот остатки лепешки. – Как мы можем вас поглотить, если нас разделяет больше пятисот километров, да мы на одной переброски сил разоримся. Нам просто надо быть в курсе происходящего, чтобы в случае чего помочь в первую очередь вам.
– А с чего вдруг такая благотворительность? – сморщился я еще больше. Мир после ЗБ научил меня одному – никому нельзя доверять, никому! – Почему именно наш поселок?
– Потому что вы единственные в округе, кто после смерти Полковника не пытался «тащить одеяло на себя». Опять же, торговое представительство на Толкучке открываете. Развитие, бизнес, все такое! Короче, Камрад, харэ из себя целку корчить! Помоги, когда хорошие люди просят, а ты знаешь, за нами не заржавеет.
– Хорошо, – немного подумав для виду, согласился я. – Только одно условие – поедут на моем транспорте, и их безопасность я гарантирую только в пути, как приедем на место, пусть сами о себе заботятся. За периметр поселка выгонять не буду, но и охрану к ним представлять не стану. Если они вдруг решать за забором прогуляться и там их схарчат, то меня это не касается. Договорились?
– Договорились! – хором ответили зеленые.
Демонстративно проигнорировав только что налитый стакан коньяка, встал из-за стола и пошел искать Бомбиста. Провели меня зеленые, как пацана провели. Повелся на халявный коньяк, и малость перебрал. А эти черти хитровывернутые только после приличной дозы огненной воды выдали новость о беспорядках у нас дома. И что теперь делать? Бежать куда-то ночью, собирая по всей Толкучке своих людей, не имело никакого смысла, все равно хрен кого найдешь, потому что добрая половина, если не все, зависли в кабаках, притонах и прочих библиотеках. Ладно, завтра утром со всем разберусь.
Как я и предполагал Лысый оказался за самым шумным столом. Бомбист вскарабкался на стул и оттуда вещал очередную свою историю, судя по широко разведенным рукам, Лысый сейчас показывал какую он рыбу поймал на рыбалке, а может и что-то другое. Народ вокруг ржал как безумный, особо слабые валились на пол где и бились в истерике. Оглядевшись. В очередной раз убедился, что общие пьянки на Толкучке идут по одному и тому же сценарию: вначале, пока еще более-менее трезвые говорят про оружие, потому про сиськи, ну, а когда уж совсем напьются, то про юмор, анекдоты и прочие курьезные случаи.
– Лысый, пошли, пройдемся, – ухватив товарища за рукав, стащил я Бомбиста со стула.
– О, Комарад, жив?! – искренне удивился пьяный в стельку Бомбист. – Ура! Налейте ему штрафную! – пьяно икнув, заорал Лысый.
Видимо этот крик был последней каплей, застававший вестибулярный аппарат Бомбист уйти на покой, громко хлопнув дверью – Лысый качнулся в сторону и упал на пол.
– Чего это он?! – спросил я, у громко кричащего от радости парня, стоявшего рядом.
– Фули, если он на спор засадил литр темного крепленого, – лыбясь во все свои выбитые зубы прокричал парень. – Хочешь пива?
Ничего не ответив, я отмахнулся от предложенной выпивки и, стараясь никого не зацепить, прокрался к выходу. О Бомбисте не стоило беспокоиться, Старый Армян своих не бросает, и можно быть уверенным, что Лысого поутру оттащат в его хибару, ну или здесь оставят отсыпаться, а то может быть, что к утру просто не кому будет растаскивать «убитых». Все-таки, чаще всего битву с алкоголем завсегдатаи «Кафе» проигрывали вчистую.
Свежий ночной воздух немного прояснил голову, и я бездумно зашагал по улице в сторону ярко горящий огней. Где-то там, ближе к центру, на небольшой площади, рядом с пересохшим фонтаном должен стоять ярко-красный даблдекер (опять же, если кто не в курсе, то это двухэтажный автобус, который считается визитной карточкой Лондона). Красный даблдекер, он же шмаровоз – был передвижным бордель Димки-Сутенера, который странствовал по округе. Сам же Сутенер свое заведение гордо именовал – лупанарием, что это означает, никто не знал, но звучало красиво.
Пойти, что ли и, правда посмотреть на загадочную и шибко разрекламированную эльфику? – это была моей последней адекватной мыслью за вечер.
Глава 3
Очнулся, как и планировал в шесть утра. Вот на хрена мне такая жизнь?! Бля, лучше бы я вчера умер. Хреново-то как. Ну, почему бы не поспать еще часок – другой? Нет. Организм, сука такая, будет меня каждый день в шесть утра, даже если я лег в 5.30, он все равно, зараза такая, в 6.00 поднимет хозяина (то есть меня). Ненавижу!
Эх, поваляться бы в теплой постели, да нельзя, надо собирать своих архаровцев, да валить домой, пока он, этот дом, еще есть.
Самое удивительное, что синдромов похмелюс вульгарис не было. Ни тебе сушняка во рту, как будто там испражнялись толпы пионеров, ни тебе ломоты в костях и жуткой головной боли. Имело место только лень и желание еще поспать, тем более, что рядом со мной, под одним одеялом, так сказать, лежала девица весьма аппетитных форм и пропорций, единственным недостатком которой была короткая стрижка. Спросите, чем тебе харя наглая, короткая женская стрижка не угодила? Отвечу: люблю, знаете ли, во время некоторых телодвижений женскую шевелюру на кулак намотать! Ладно, надо сделать над собой усилие и вылезать из теплой постели и бежать спасать мир!
Собрать вещи, разбросанные по всей комнате, удалось довольно быстро – минут пять-семь, не нашел только одного носка и одного магазина для ПМа, их точно было восемь, а нашел только семь. Фиг с ним с этим магазином, а вот носка реально жалко, совсем новый ведь был зараза, всего как два дня назад надетый. Пришлось надевать второй носок женский, благо что тоже черного цвета, ну и что, что мал, главное, что цел!
Место обитания прелестной нимфы покинул совершенно бесшумно, аки тать ночной, причем проявив нешуточное благородство – оставил на прикроватном столике несколько золотых монет, заслужила деффка, чего уж там скромничать, заслужила!
На улице было еще темно, но судя по суете, рассвет не за горами – торговцы открывали свои магазины, склады и лавки. Кто-то привозил новый товар, кто-то вытаскивал баулы с закупленным товаром – в общем, торговая жизнь била ключом.
На Толкучке было принято, чтобы с шести и до восьми утра магазины опускали цены, так как в это время закупались оптовики и прочие коммерсанты, ну, а уж после восьми, цены взлетали вверх, где и держались до самого закрытия магазинов. Именно торговля, была главной статьей дохода жителей Толкучки, дело в том, что анклав располагался очень выгодно с точки зрения торговых путей. По факту Толкучка – это город-рынок, город-базар.
Это раньше можно было получать товар с Дальнего Востока сидя в офисе где-нибудь на окраине Калининграда.
А сейчас фиг!
Сейчас торговля сжалась до масштабов дневного перехода на машине по убитым в хлам асфальтным дорогам или не размокшим от дождей грунтовкам. На некоторых, особо популярных направлениях можно было встретить хорошо охраняемые стоянки, наподобие фортов и городов-крепостей, живущих исключительно с проходящих мимо торговых караванов.
В первые годы после начала ЗБ (напомню, если кто забыл, то это Зомби Апокалипсис), были очень популярны бронированные поезда и бронекатера. А что, расход топлива в перерасчете на перевозимый вес очень даже ничего получается – выгодно и экономично. Катера и различные плавучие посудины до сих пор бороздят просторы рек и водохранилищ, а вот поезда почти исчезли, вымерли, как те динозавры. Поезд это же не машина, когда можно крутануть руля в сторону и уйти огородами, поезд он по рельсам катится, которые можно легко сломать или взорвать и останется только потом добить раненых и собрать ништяки и плюшки.
Но изредка поезда всё равно колесили по железкам этого мира. Только перегоны были небольшими, не дальше пары сотен километров. Впереди основного локомотива, состоявших сплошь из старых, советских, не убиваемых трудяг ЧМЭ3, шло пару открытых платформ с пулеметами и зенитными установками ЗУ-23. У Толика Желтого в хозяйстве было несколько тепловозов и два десятка вагонов.
Ну, а если говорить об устройстве торговли в умершем мире, то тут надо отметить пару нюансов, а которых, почему-то забыли рассказать сценаристы фильмов о конце света.
Ну, во-первых, у всего есть срок годности. У всего! У патронов, у топлива, у консервов, у одежды и обуви. У всего! Даже если все это лежит на складе, то за этим надо следить и правильно обслуживать. Иначе патроны будут просирать, слежавшаяся обувь расползаться по швам, а горючка убивать движок.
Срока годности не было только у двух констант этого мира: автомата Калашникова и человеческой жадности.
Во-вторых, одним грабежом и разбоем долго не протянешь. В первые годы, когда оставалось много товаров и ништяков, от прежней жизни, то еще можно было как-то протянуть, грабя и разоряя других, а сейчас спустя десять лет, выжили только те анклавы, которые что-то производят и торгуют с другими поселениями. Нет, и сейчас разбойников и бандитов хватает, но, чаще всего, у подобного люда есть четкое разделение на мирную и бандитскую жизнь. Условно говоря, по четным – они бандиты, по нечетным – селяне, выращивающие картошку. Большие банды, которые держали в страхе и терроризировали села, облагая их оброком, канули в лету, они вымерли, как бандиты и рэкетиры в 90-ые. Те, кто смог вовремя одуматься и перестроиться выжили, а кто, нет, то их уже и нет.
В-третьих, это работорговля и рабство, как класс. Нет, оно, это самое рабство как было, так и осталось. Правда, надо отметить, что ничем от практики мирного времени, когда у «гостей» из ближнего зарубежья, забирали паспорта, заставляя работать на «дядю», особо не отличалось. Что в то, мирное время, что сейчас, в мертвое время, всё одно и то же.
Ничего не меняется!
А так, если абстрагироваться от того, что мы сейчас как бы откатились в своем развитии на сотню лет назад, то можно сказать, что особо ничего не поменялось. Я ведь по первому высшему образованию – социолог, а по второму – менеджер. Так вот, могу авторитетно вам заявить, в человеческом обществе, все как было, так и осталось. Изменились лишь нюансы: раньше жопу подтирали бумагой в рулонах, а теперь листиками, вырванными из скучных книг, раньше старались, есть часто и по чуть-чуть, а сейчас один раз в день, но много (холодильников и свч-печей, нет). Ну, и так далее. А в остальном, все как было, так и осталось.
Люди и раньше были не подарок. Человек человеку зверь! А теперь все это выперло наружу еще больше и стало более, честно, что ли. Слетел весь этот лоск и гламур цивилизации и притворства.
Можно конечно представлять себе сообщества людей, до ЭПИДЕМИИ, как добровольное объединение равноправных граждан, но большей утопии, чем подобное восприятие мирового устройства, трудно себе вообразить.
Мир людей, в социальном плане – многоступенчатая пирамида, где большинство, представляет из себя управляемую массу, часть людей возвышается над этой массой, как некая прослойка осуществляющая контроль над основной массой. Контроль силовой, управленческо-административный, и идеологический или идейный, а оставшаяся, ничтожно малая часть, это представители т.н. элиты – те, кто осуществляет реальное управление и контроль.
Подобное деление общества, имеет фрактальный характер: внутри элит есть суперэлита, среднее звено и низшие уровни – также как в основной массе, есть некие люмпенизированные, в социальном плане – низшие слои: также есть средний, относительно, социально равный слой, и есть часть тех, чей социальный статус и образ жизни немногим, выше массового уровня.
В общем, в человеческом муравейнике, или скажем короче, в человейнике, есть много групп и подгрупп, каст и подкаст, сословий и подсловий, также, как есть некая надкаста, осуществляющая управление, всем этим сообществом – речь идёт естественно об управлении политическом и социальном.
Конечно, есть сугубо, скажем так, официальная точка зрения, согласно которой, миром управляют руководители разных стран, прежде всего наиболее влиятельных в политическом плане – а политическое влияние стран, зависит прежде всего от степени военной мощи, геополитического влияния и экономического развития. Согласно этой версии, получается, что глобального управления вообще не существует как такового, но есть ряд, случайно приходящих к власти людей, которые временно оказывают влияние на глобальный процесс, не имея никакого представления о каких бы то ни было, стратагеммах глобального цивилизационного развития.
Сторонники подобной официозной версии мира, любые идеи о каком-либо общем, координированном глобальном управлении, называют "конспирологией" и "теорией заговора", будучи уверенными в скептической трезвости своего взгляда, и посмеиваясь над теориями о всепроникающей руке масонства, или же, действительно нелепыми фантазиями об инопланетном заговоре.
Максимум, что эти люди могут допустить, это подковёрная борьба противоборствующих кланов, часто персонифициируемых, то есть связываемых с конкретными людьми, или например, распространённая идея о скрытом противостоянии "промышленников" и "банкиров".
В контекст подобного представления об устройстве человеческого мира, вплетена идея противостояния "традиционализма" и "либерализма": здесь мы вновь, как в главе о Сознании, сталкиваемся с дуалистическим мышлением: согласно этой идее, мир поделен между представителями двух направлений: сторонников сохранения традиционных ценностей, некоего "старого" патриархального мира, и теми, кто ратует за полную свободу индивидуума и его независимость от "ветхих" общественных догм.
И вот уже здесь, массового человека, поджидают те самые пресловутые Сцилла и Харибда, или "молот и наковальня". С одной стороны, идея индивидуальной свободы, соблюдение прав личности, отказ от окостеневших догматов – весьма привлекательны для массового человека. Но ситуация, порой разворачивается иным боком, и предстаёт в нелицеприятном свете: и тогда, массовый человек, начинает жаждать "традиционных ценностей", возвращения к "старому, доброму, патриархальному" миру.
Но тот мир людей, который мы теперь наблюдаем – никогда уже не станет прежним: впрочем, как говорил старина Гераклит, тот, который ещё застал времена настоящих философов – "в одну и ту же реку, не войти дважды" – так, что мир не станет прежним, в любом случае.
По сути, нет ничего лучшего, чем идея свободы, и для человека, она является высочайшей ценностью, она может являться первоначальным принципом существования – но современный либерализм это отнюдь не идея свободы! – пусть название не вводит нас в заблуждение! Современный либерализм это идея подчинения массовым стандартам и навязанным установкам, идея стандартизации жизни и внедрения во внутренний мир человека, массовых штампов и клише.
То же самое, но в обратном виде, можно сказать о т.н. традиционалистах, пытающихся из навязанных, искусственно привитых людям идеоконструкций, слепить некое подобие исконных парадигм.
Это вновь симулякры, пустышки, обманки для массового человека, не имеющего ни времени, ни сил, для подробного анализа многотомных и "высокомудрых" трактатов, верящего на слово пропаганде и ослепленного массовым "пусканием пыли в глаза", зомбированного и затравленного, включенного в борьбу за выживание, или за лучший социальный статус, или за более комфортные условия проживания, в своей не просторной, но человечьей норе, крутящегося, как белка в колесе, в гонке за новым магическим артефактом, созданным цивилизацией, для его закабаления и деградации.
Чего это я, разговорился? Вспомнились былые времена, когда я слыл успешным коучем, хорошо промывающим мозги офисному планктону. Это из-за вчерашней хреновухи. Последствие неуемного распития алкоголя. В общем если подытожить, то ничего в мире не поменялось. Раньше все хотели новый айфон и квартиру в центре, теперь все хотят жить за высоким забором, и есть пищу пожирнее.
Ладно, мне пора бежать, ораву свою собирать.
Чтобы собрать всех своих бойцов, понадобилось часа полтора, и то это еще я быстро управился, все-таки раннее утро не самое подходящее время для экстренного сбора. Сложнее всего, оказалось, найти господина Волошкина – «гражданского» главу нашего анклава и поселка. Пал Палыч как и я и думал, оказался в небольшой гостишке рядом с которой стоял двухэтажный англицкий автобус ярко-красного цвета.
– Алексей, ну, мы же хотели здесь побыть еще несколько дней, – усталым голосом, не выспавшегося человека, произнес Волошкин. – Дел ведь невпроворот.
Пал Палыч Волошкин – невысокий упитанный кругляш с лысой, как моя коленка головой, огромных размеров, стоял передо мной, закутавшись в шелковую простыню пошлого чёрного цвета. Видно было, что он так рад моему раннему визиту, как может быть рад бухгалтер внезапному налету обэхээса, когда у того на столе лежит толстенная папка с документами, на обложке которой надпись – «черная бухгалтерия». Понятно дело, что я вытащил Палыча из постели, в которой была одна из гетер Димки Сутенера.
– Пал Палыч, ты свои дела в следующий раз до…, – я осекся, пытаясь подобрать синоним помягче. – Доделаешь. Возвращаться надо. У нас там может небольшая войнушка начаться под самым боком. Черногорка с Нижнекаменкой вцепились друг другу в глотки. А ты сам знаешь, что их главы друг друга на дух не переносят.
– Ну и что? – неторопливо переспросил Палыч. – Где мы и где эта твоя войнушка? Да и защищен наш анклав очень даже хорошо. Ведь так?
– Палыч, дома сейчас нет тебя, меня и самой боеспособной части бойцов, – еле сдерживаясь, чтобы громко не заорать, произнес я. – Хочешь, оставайся здесь, доделаешь все свои дела, а как всё успокоится, мы тебя заберем, но учти, что выезжаем завтра утром на рассвете.
– Ох, Алексей, как же ты не во время! – тяжело выдохнув, сказал Волошкин. – Надеюсь, ты понимаешь, какие убытки мы понесем, и что половина машин будет возвращаться пустыми.
– Палыч не о том ты думаешь. Ох, не о том. Какие нах убытки?! Разжирел ты за последние годы спокойной сытой жизни, – жестко произнес я, – если вовремя домой не вернемся, можем всего лишиться. Всего!
Волошкин надулся как индюк, и ничего не ответив, захлопнул перед моим носом дверь. Ну и хрен с тобой лысый дурак! – подумал я. Тоже мне, фифа балованная, не дали ему с лярвой в полной мере покувыркаться, так он сразу и обиделся. Я конечно тоже палку перегнул, но правило есть правило: дома, в анклаве, Палыч – временно главный, а за пределами периметра, уж будь добр слушай и подчиняйся командиру отряда охраны, то есть мне.
Деление на «мирного» и «военного» князя. Придумал я. Когда был жив Полковник, то он был самым главным командиром и начальником, который гонял своих «замов»: меня, Волошкина и еще десяток, таких как мы. Каждый из «Замов» отвечал за свой фронт работ. Когда Полковника не стало, и так получилось, что главным оказался я. То, чтобы избежать борьбы за трон Полковника, мне подумалось, что так будет проще и лучше. Хрен его знает, может, я просто, побоялся пролить кровь и расстрелять всех остальных конкурентов. Может надо было так и сделать. Не знаю!
Человеческое общество – это «волки» и «овцы», живущие на одной территории. «Волки» всегда коварны, изобретательны и кровожадны. «Овцы» для них всегда жертвенный материал. Их можно убивать, но можно и «стричь» – присваивать плоды их труда, угрожая физической расправой.
«Волки» считают, что работать, чтобы прожить, особенно руками не надо. По этой причине они всегда стремятся к власти. Не важно какой – любой, главное, чтобы «овцы» работали на них и были у них в подчинении.
Когда во главе какого-либо сообщества становится «волк», он, разумеется, обзаводится помощниками – такими же, как и сам, «волками». При смене власти (например, революционным путём) «волки» либо просто изгоняют «овец» из всех властных структур, либо их убивают. Когда это случается, для всех рядовых «овец», живущих в таком сообществе, наступают тяжёлые времена.
Численность «волков» в любом народе всегда меньше, чем «овец», поэтому им приходится порой надевать на себя «овечью шкуру» и маскироваться под добропорядочных граждан, чтобы «овцы», живущие под их постоянным гнётом, однажды не взбунтовались и не поубивали их. Из опасения, что такое однажды может случиться, «волкам» приходится идти на разные хитрости.
Кто я «волк» или «овца», я так до сих пор не определился. Вроде как по образу жизни – Волк (некоторые личности, меня так за глаза называют. А еще – Кэп, Камрад и Шаман).
Надо скорее определяться со своей ролью. От этого зависит не только моя жизнь, но и в какой-то мере, жизни населяющих наш анклав людей. Нет ничего хуже, чем слабый командир.
– Войско баранов, возглавляемое львом, всегда одержит верх над войском львов, возглавляемых бараном! – сказал когда-то низкорослый корсиканец.
До самого вечера носился по Толкучке, как ужаленный в мягкое место сайгак. Дел было много и как назло, все были, ну, просто архиважными. Еще бы, ведь по всем прикидкам наш караван должен был здесь застрять минимум на две недели, а оно вон как вышло – даже и трех дней не погостили. Однако, обидно!
Из запланированного объема дел, удалось выполнить не больше трети, но зато самые важные и срочные. На ночь хотел завалиться к давешней короткостриженой блондинке, но так за день набегался и устал, что еле доплелся до своего гостиничного номера, где и свалился на постель, едва успев разуться и ослабить брючный ремень.
Проснулся как всегда в шесть утра. Выспался, ну, почти выспался. Собрал все свои не хитрые пожитки и быстрым шагом направился к стоянке, где к этому времени должна была идти полным ходом подготовка нашего транспорта к отправке.
Глава 4
Парни не подвели, на стоянке кипела привычная для поспешного выезда суета и суматоха. Боцман, как всегда орал благим матом, пытаясь хоть как-то ускорить процесс, ну, а окружающие, в свою очередь, как всегда делали вид, что крики Боцмана и, правда, помогают.
– Боца, ну шо? Мы успеваем или как? – спросил я у невысокого крепыша, кричащего на двух парней, которые с меланхоличным видом раскатывали брезент.
– Кэп, ну, ты задал задачку! Всю ночь как папы Карло и мамы Марло работали, всего полчаса назад закончили погрузку. Хорошо, что часть машин останется здесь, а то хрен бы успели все загрузить.
– Боца, это не я загадки загадываю, это, обстоятельства так складываются, что нам надо кровь из носа домой возвращаться. Молодцы, что успели загрузиться. Я сейчас кофейку тяпну, потом соберу всех для раздачи люлей и в путь!
Перед капотом дозорной «Нивы» стоял раскладной столик и деревянный шезлонг. Это для меня. Чтобы мое командирское величество испило кружечку кофе из термоса.
Традиция-с, знаете ли. Традиция-с!
И столик, и шезлонг, и термос, и даже помятая металлическая кружка – все это были атрибуты ритуала под названием: «Командир выпивает кофе, перед выходом колонны и «заговаривает» дорогу».
Да, да, вы не ослышались, именно так – «заговаривает дорогу». Все мои подчиненные, ну, и я в том числе, хоть и в меньшей мере, чем они, считал, что соблюдение этого ритуала благосклонно скажется на проводке каравана и все доберутся до конечной точки пути в целости и сохранности. И люди, и машины. Все!
Наполнив кружку, немного покрутил её в руках согревая пальцы, мля, все-таки не май месяц, середина осени.
У меня есть минут десять – пятнадцать, спокойно попить кофе и обдумать предстоящую поездку. Даже не оглядываясь назад, я знал, что за моей спиной сейчас стоит кто-нибудь из подчиненных и внимательно наблюдает, чтобы никакая зараза не отвлекала от кофепития их командира. Предстоящая поездка особо не беспокоила – колонна должна была пройти по безопасному и проверенному сотни раз маршруту, пусть немного длинному, но зато безопасному. А может рискнуть и ломануться напрямки? Если повезет, то часов за десять – двенадцать успеем домчать. Нет, нельзя. Ничего дома страшного за день не произойдет. Решено – пойдем проверенным, «длинным» маршрутом.