– Спасибо за этот вопрос, действительно очень больной для меня. Но сначала я уточню, что сражались другие, а я лишь лечила и выхаживала их. Этому меня и учили в Гарварде. Поверьте, я много раз задавала сама себе этот вопрос и понимала, что вновь поступила бы точно так же, как тогда. Я – врач, мой долг – спасать раненых.
Абу-Валид защищал свою родину. Я – родину своих детей, что тоже немаловажно. И, как могла, объяснила детям, почему вынуждена была их так надолго покинуть. Вряд ли они до конца поняли мои мотивы – ведь Муину, старшему, ещё нет одиннадцати. Впрочем, кто уж всецело одобрил мои действия, так это младший, Рияд. Ему недавно исполнилось восемь, и он умирал от зависти, когда видел меня по телевизору или в Интернете, Очень просил взять его на площадь Тахрир, где так интересно и опасно!
Бывают такие мальчики, которые рождаются сразу воинами – на коне, опоясанные мечом. Сейчас их называют экстремалами. Мой младший сын уже давно решил стать коммандос и совершить какой-нибудь невероятный подвиг. Старший сын Муин и дочка Хейат не так страстно влюблены в романтику, но и во мне нуждаются не сильно. Я не очень часто вижусь со своими детьми, и они, похоже, считают меня скорее учительницей, воспитательницей, но не матерью. Слишком долго мы жили врозь, и за эти годы между нами как будто выросла прозрачная, но прочная стена. Я появляюсь перед ними только для того, чтобы похвалить или наказать, провести нравоучительную беседу.
Но ни разу никто из них, даже дочка, не попросил приласкать его. Дети вежливы со мной, но не до кошта искрении. Мне трудно достучаться до их душ. Иногда создаётся впечатление, что им неловко прн мне, даже тяжко, а я искрение хочу стать их другом! Дети не скучают без меня, и я не знаю, хорошо это или плохо. Моя жизнь полна опасностей, я принимала участие в боевых действиях, сидела в американской тюрьме, полгода находилась в коме, после которой пришлось долго восстанавливаться. Если бы дети переживали всё это, страдали и плакали, вряд ли мне стало легче.
Я возвратилась оттуда, откуда не возвращаются, и многие из вас читали мои воспоминания о пережитом. Не знаю, суждено ли мне остаться в мире живых, но революция подарила, надежду. Я снова почувствовала себя востребованной, нужной родине. До сегодняшнего времени я будто бы лежала, в массивном, разукрашенном, наполненном сокровищами и увитом гирляндами саркофаге, имея на липе маску из чистого золота весом в одиннадцать килограммов. Так в Египте с древности хоронили фараонов, их жён и детей. И душа моя, подобно птице, хлопала крыльями, билась под сводами погребальной камеры, не в силах вырваться на волю.
Мощный вихрь перемен обрушил мою гробницу и вынес меня наружу, в пески пустыни и зелень оазисов, под яростный жар солнца и россыпи звёзд, по которым испокон зеков выверяли свои пути бедуины. И где-то далеко внизу остались лежащие грудой ароматические, благоуханные ткани, столько лет обвивающие моё тело. Мне опять пришлось отложить свидание с сыновьями и дочкой, которые теперь живут в Южной Африке, на одном со мной континенте и в то же время так далеко от меня!
На католическое Рождество меня не выпустила из Египта полиция. Из мемуаров все вы знаете, что я несколько лет носила электронный наручник, дающий возможность египетским и американским спецслужбам контролировать каждый мой шаг. Согласования продлились до конца января, когда десятки, сотни тысяч демонстрантов затопили улицы Каира и других городов. И я решила навестить брата, его семью и своих детей уже безо всякого разрешения и без проклятого пластикового браслета на левой руке, который не имела права снимать даже в душе.
Вчера, сразу после известия об отречении Мубарака с меня сняли датчик и вернули неограниченную свободу передвижения. Я не знаю, возникнут ли у меня трудности с въездом в США, но весь остальной мир отныне раскрыт передо мной. Я планирую вместе с детьми отправиться в кругосветное путешествие и там надеюсь по-настоящему подружиться с ними. Извините за столь пространный ответ, но слишком животрепещущий, болезненный вы задали вопрос, мисс.
– Мы все с величайшим интересом выслушали ваш ответ, доктор аль-Шукри! Разрешите мне, филиппинцу, далёкому от политики поставщику красного и розового дерева, выразить вам своё восхищение и поздравить с заслуженно обретённой свободой. Я не обсуждаю здесь ваши симпатии и антипатии, ваш жизненный выбор и политические пристрастия. Но то мужество, с которым вы отстаиваете свои принципы, разделяю я их или нет, заслуживает преклонения. Скажите, где бы вы хотели оказаться в первую очередь, получив возможность свободно выбирать свой путь?
– Я. хотела бы на несколько дней уединиться в Малайзии, па одном из пустынных пляжей острова Лангкави. Особенно впечатлил меня пляж в северной части острова, где песок черный, как молотый уголь. Ведь в других местах острова он цвета мела. Там отдыхают преимущественно арабы, и европейца можно встретить крайне редко.
Восемнадцатилетней, наивной, восторженной я приехала туда сразу после свадьбы со своим первым мужем. Кстати, многие могли видеть его в рядах демонстрантов и на площади Тахрир. Почтенный возраст не помешал Заферу аль-Ахмади неустанно требовать отставки Мубарака. Господин аль-Ахмади все сильнее склоняется к идеям «Братьев-мусульман», и в те далёкие годы позволял мне купаться только в одежде. Всё же, несмотря ни на что, я была счастлива там – ведь на Лангкави пришёл наш медовый месяц…
– Об этом вы не упоминали в мемуарах, госпожа Шамс! Я сама – писательница, живу в Швеции. Несколько раз перечитывала ваши откровения. И хочу вас спросить: к кому вы постоянно обращаетесь в своих записках? Создаётся впечатление, что историю, выложенную впоследствии для всеобщего ознакомления, первоначально вы рассказывали кому-то в интимной обстановке, почти по секрету. Что и немудрено – невероятно смелые, даже дерзкие откровения могли не понравиться многим влиятельным персонам.
Если можно, скажите, кем был тот человек, который побудил вас к шокирующей откровенности? На подобные признания тоже нужно решиться. Я имею в виду даже не ваш второй брак, а, главным образом, разоблачения деятельности различных спецслужб на Ближнем Востоке! Не все поймут вас, Шамс, и очень многие не одобрят ваши поступки. Но вам, похоже, это безразлично. Я чувствую, что вы очень доверяли тому, кого посвящали в тайны своей жизни, полной невероятных приключений и душераздирающих страданий…
– Да, я доверяла тому, к кому обращалась в своих текстах. И этот «кто-то» – читатель. Я хотела говорить с огромной толпой и с каждым в отдельности. Со всем человечеством и даже с самым маленьким человеком. В тот момент, когда пользователи Сети читают мои мемуары, они будто бы сидят рядом со мной, и я откровенно делюсь переживаниями. Говорю о том, что меня волнует, именно с ними.
Я хочу многое объяснить и тем, кто ничего не знает о моём народе, и тем, кто сам ведёт свой род от Измаила. Я пыталась донести свои слова и мысли до каждого, чтобы он меня, по крайней мере, вонял. И, по возможности, не осуждал. Жизнь невероятно сложна, и практически никогда резко не делится на чёрное и белое. В каждом из нас легко уживаются грешник и праведник, и их борьба за человеческую душу продолжается всё то время, что длится земное существование. Проблема в том, кто в конечном итоге победит, прежде чем холодеющие уста правоверного прошепчут последнюю шахаду, а над христианином не почтут отходную молитву.
Эти воспоминания – песнь моего сердца, страстный монолог. добровольная исповедь и надежда на прощание. Я знаю, что читающие эти откровения гораздо чаще проклинают меня, чем поощряют. И я говорю всем вам, друзьям и врагам: это моя. жизнь, это моя любовь, это моя память. Как со смотровой площадки древней Цитадели открывается, потрясающий вид на Каир и пирамиды Гизы, так и я сейчас смотрю на тот путь, который прошла, пытаясь осмыслить случившееся со мной и решить, как жить дальше.
Я не заблуждаюсь относительно реакции на свои мемуары и знаю, что некоторые особо экзальтированные читатели поклялись найти меня и убить. Что ж, моя жизнь в руках Всевышнего, и до сих пор Он не призвал меня к себе. Скажу, что уже давно ничего не боюсь в этом мире, иначе затаилась бы и не стада писать книгу. Уповаю только на то, что все эти угрозы останутся словами. И недалёкие люди, которые произносят их вслух, присылают мне по электронной почте и на сайт, ещё успеют одуматься. Как промокший под ливнем уже не боится воды, так многократно убитый и воскресший философски смотрит на жизнь и смерть…
Отрывки из мемуаров доктора медицины Шамс аль-Шукри, названных ею «Ид аль-Адха» /День жертвоприношения/
– «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного…» Я произношу бисмиллу, слова, которыми открывается каждая сура Корана и предваряется всякое важное дело. Эта магическая фраза, Фатиха, пишется на талисманах и архитектурных сооружениях Древнего Востока. И раз я, приступая к рассказу о своей жизни, начинаю с нее, значит, придаю своим действиям огромное значение.
Да, я принимала участие во второй иракской войне, но была только врачом, то есть исполняла свой долг. Своими руками я никого не убила, а спасла и выходила очень многих, и никто не вправе порицать меня за это. Знания, полученные в Гарварде, я применяла, спасая жизни повстанцев и мирных жителей, горожан и крестьян, взрослых и детей, мужчин и женщин. Я осознавала важность своей миссии, так как квалифицированных врачей в те дни рядом с ранеными было мало, и уж тем более мало кто из медиков хотел служить низвергнутому президенту.
Многие, дотоле уважаемые доктора-усташи, предпочли побыстрее отречься от законного главы государства и взять сторону оккупантов, обрушивших бомбы и ракеты па древнюю землю их родины. Видимо, они тогда считали себя мудрыми, благоразумными, преданными свободе и демократии. Они в открытую называли себя жертвами тирана и заложниками исламских террористов.
Теперь же сами американцы назвали ошибкой, а некоторые даже и преступлением, решение тогдашнего своего лидера начать войну. Конечно, за океаном и поныне существуют непреклонные сторонники агрессии. Но всё же большинство нормальных людей полагают, что война слишком дорого обошлась их стране. Мне трудно ненавидеть землю, на которой прошла моя молодость, где живут мои друзья.
Я ведь общалась в Гарварде не только с медиками, но и с юристами, экономистами, инженерами, с управляющими и многими другими тогдашними студентами. Ни один из которых ничем не обидел пеня. Сколько ни пыталась, не могла воспринять их как врагов, пусть даже кто-то из них поверил официальной пропаганде и решил, что война может быть добрым делом. Я знаю, что американцы всерьёз боялись якобы создаваемого в Ираке нового оружия и ратовали за нанесение превентивного удара, дабы избежать худшего.
Они не потрудились осмыслять эти россказни и представить, каким образом маленькая, измученная блокадой и голодом страна, может угрожать далекому всесильному гиганту. В те годы я не приезжала в Штаты, не встречалась с бывшими друзьями, ни о чем их не опрашивала и не имела возможности повлиять на сложившееся мнение. Но я точно знаю, что они сказали бы мне, а я только рассмеялась бы в ответ, потому что жила тогда в Ираке.
Вряд ли могло случиться так, что государство, граждане которого в подавляющем большинстве пищу готовили на керосинках, а печи топили кизяком, было способно создать суперсовременное оружие. И, кроме того, запустить его в массовое производство! Люди в Ираке передвигались на старых, чиненных-перечиненных автомобилях с живописными заплатами на кузовах, а очень часто и просто на ослах. Экономили каждое зёрнышко риса, каждую щепоть муки, каждую ложку растительного масла, полученные по нормам, которые позволяли всего лишь выживать.
Я видела умирающих от недоедания и болезней, истощённых, безучастных ко всему детей. Их молодых матерей, которые выглядели старухами. Влачащих невыносимое существование инвалидов войны с Ираном и «Бури в пустыне», которые не нашли для себя дела в мирной жизни. Тяжёлую работу выполнять не могли, а учиться не имели никакой возможности.
И эти дистрофики, живые трупы, согласно заявлениям американского Госдепа, угрожали сытым, здоровым, пользующимся всеми благами цивилизации гражданам! И как бы доставили то мифическое оружие до их берегов? И сколько таких бомб или ракет могла произвести страна-узница, закованная, как в кандалы, в запреты санкций и эмбарго? Из Ирака, уже двенадцать лет находящегося в заточении, еле дышащего, не опасного даже для ближайших своих соседей, сотворили настоящего монстра, чтобы оправдать вторую войну.
Сейчас вашингтонский истэблишмент обвиняет во всём разведку, якобы предоставившую неверные данные о работе над иракским новым оружием. Это ложь. Никто и не думал, что исследования действительно ведутся, да ещё находятся в такой стадии, которая требует немедленного вмешательства! По всем правилам пропагандистской науки состряпали боевик об очередном прибежище мирового зла, с которым непременно должны сразиться светлые силы под звёздно-полосатым флагом. Уничтожить первопричину всех бед современного мира в целом, а также Ближнего Востока в частности.
Ну а после, как водится, будет хэппи-энд, получение в неограниченное пользование гигантских запасов высококачественной нефти, причём фантастически дешёвой по себестоимости. Игра стоит свеч, не так ли?! Представьте себе, что старый, больной, беспомощный человек владеет богатством, которым вряд ли уже сможет воспользоваться. Но всё-таки самим фактом своего существования он мешает завладеть этим имуществом и поделить его между собой.
Банда молодых лоботрясов, которые тратят намного больше, чем получают, положила глаз на состояние больного и ждёт, когда тот умрёт, чтобы наконец-то сделать решающий рывок. Но старик не умирает, и бандиты, которые уже не могут больше ждать, начинают распускать о владельце сокровищ самые невероятные, самые подлые и кошмарные слухи. Этого человека обвиняют в убийствах, воровстве, колдовстве, каннибализме и всех прочих смертных грехах.
И, дождавшись, когда хозяина сокровищ возненавидит вся округа, когда люди, охваченные паникой, слёзно попросят защитить их от злого кудесника. В противном случае, он непременно сожрёт своих соседей. Бандиты врываются в дом несчастного и убивают его! И чувствуют себя при этом не преступниками, а героями. Точно так же называют их благодарные соседи. Теперь имущество принадлежит им по праву, как награда за опасную, кровавую, титаническую работу, которую ради всеобщего блага эти выродки непременно должны были сделать!
К главарю банды начинают приходить на поклон добропорядочные обыватели. Слёзно просят допустить их к дележу добычи, обещая за это свою преданность. И в числе этих просителей можно заметить друзей и родственников жертвы. Они, конечно же, осуждают разбой, но делать нечего, назад отыграть нельзя. И потому надо как-то договариваться с хозяевами сокровищ. То есть, говоря по-нынешнему, «быть реалистами»».
Ну, а то обстоятельство, что друзья эти не вступились за несчастного, пока его ещё можно было спасти, с лёгкостью оправдывается следующими доводами. Да, он – жертва. Но ведь имел же какие-то грехи, не всегда поступал правильно и справедливо. Ссорился с женой, давал подзатыльники непослушным детям. Его овцы двадцать лет назад потоптали чей-то сад, а его дальние предки когда-то разбойничали на большой дороге.
Он не был святым, а, значит, его можно убить, особенно если откуда-то появились такие жуткие слухи. На всякий случай пусть его не будет. Так спокойнее для всех, потому что не станут же приличные люди публично лгать насчёт злодейств убитого…
Вот так я вижу то, что произошло шесть лет назад на моих глазах, чему я была свидетелем. Вы можете упрекнуть меня в предвзятости – ну а кто из людей беспристрастен? Справедлив только Аллах. Но вряд ли найдётся маньяк, который станет спорить с утверждением о том, что Соединённые Штаты Америки расходуют нефти во много раз больше, чем производят. А, значит, им потребовалось захватить вторые по размерам разведанные её запасы. И пусть меня убеждают по-доброму, пусть бьют, пусть даже казнят, но я никогда не поверю, что у той, второй войны были другие причины.
Поводов оказалось гораздо больше, по крайней мере несколько – то самое оружие, свирепая диктатура, от которой к началу войны уже и следа не осталось, кувейтский кризис многолетней давности, проблемы с Израилем и так далее. Но причина, повторяю, одна – НЕФТЬ! А, значит, сверхдоходы, получаемые, в том числе и членами клана, к которому принадлежит тогдашний президент США.
Он решил завершить дело, мудро не доконченное его отцом, и тем самым обессмертить своё имя в истории. Надо сказать, Джорджу Бушу-младшему это удалось. Только вряд ли кто-либо захотел бы такой славы! Быть ненавистным для собственного народа – страшнее всего, намного хуже гибели. И этот позор останется с ним навечно.
Вы можете мне возразить, и будете правы. Например, вспомните войну с Ираном, кувейтскую эпопею, обстрелы СКАДами территории Израиля. Да, это было, к сожалению. Но теперь, когда в Ираке сидит якобы невероятно демократическое, справедливое и свободно избранное правительство с ранее угнетаемым шиитом во главе, и другим страдальцем, курдом, на посту президента, я спрашиваю: а стало ли в том регионе спокойнее? И отвечаю: нет, нет и ещё раз нет!
Боестолкновения, большие и малые, следуют одно за другим, периодически переходя в войсковые операции. Теперь намерение изготовить атомную бомбу приписывают Ирану, который если и не станет следующей мишенью «белого орлана», то только потому, что его прикрыл собой бывший противник в восьмилетней войне. Никто уже не считает битву в песках лёгкой прогулкой. И я, в числе прочих, внесла собственную малую лепту в общее великое дело. Кровавого тирана на Ближнем Востоке больше нет, а напряжённость не спадает, ибо вовсе не в нём суть проблемы…
Во все времена завоеватели прикрывались благими намерениями, которыми, как говорят христиане, вымощена дорога в ад. Полчища агрессоров, накатываясь на ту или иную вожделенную землю, меньше всего думали о благополучии её коренного населения. Уничтожая людей тысячами, а потом и миллионами, убийцы не переставая говорили о каком-то благословенном «новом порядке», об избавлении подвергшихся нападению жителей от рабства, диктатуры, неправильной веры и прочих вселенских зол, дотоле мешавших им нормально существовать. Правители внушали своим народам, что те должны идти в дальние края умирать сами и убивать других во славу истинного бога, свободы, демократии или бредовых идей фюрера.
Кое-кто верил, но большая часть войска захватчиков шла, повинуясь приказу. А. самое главное, из желания взять трофеи. Истинная цель любой войны, от древних до нынешних, – нажива, большая и малая. Плюс, правда, не всегда, – расширение жизненного пространства. Не думаю, что американцы собирались строить свои поселения в Ираке, но напитать экономику дармовой нефтью им было необходимо. Глобальный экономический кризис смердяще дышал им в спину. И нужно было каким-то образом, сохраняя привычный для населения высокий жизненный уровень, удержаться на плаву, спасти сверхдержаву от всех тех ужасных явлений, которые порождает финансовый и экономический обвал.
И кризис разразился спустя несколько лет. Он захватил не только Америку, но и практически всю планету. Распространился, как заразная болезнь. В условиях глобализации, когда многие государства составляют как бы единый организм, когда они срослись, будто сиамские близнецы, сосудами, внутренними органами, мышцами и костями, подобную эпидемию предотвратить невозможно. Но начало было положено именно тогда. Не утруждая себя поисками и раздумьями, научными исследованиями и непопулярными действиями, неоконсервативная администрация нашла, как показалось, невероятно простое и феерически эффективное решение всех сложных задач разом.
Эти выпускники элитарных университетов, считающие себя рафинированными и цивилизованными, ни на шаг не отошли от психологии ковбоев и гангстеров. Если тем, в чём ты нуждаешься, владеет другой, ты должен взять у него это силой! А победителей, как известно, не судят. Остальным придётся смириться.
В первую очередь испанских завоевателей на земли ацтеков манило именно золото, как, впрочем, и англосаксов – в Северную Америку. И многие аборигены проклинали богатство своей земли, считая, что, будь они бедными, никакие грабители не позарились бы на их жилища. Точно такие же проклятия и стенания я слышала сквозь разрывы бомб и ракет, сквозь стоны раненых и хрипение умирающих. «Будь проклята нефть, из-за которой мы так страдаем!»
Вы, конечно же, знаете, что Ирак богат и газом, а это ничуть не менее важно в наше время. Очень многие люда, и я в том числе, считают, что Куба и Северная Корея уцелели лишь потому, что в их недрах не было нефти и газа, а уже на втором месте – всех прочих природных богатств. Значит, современные конкистадоры не нашли достаточно стимулов для того, чтобы послать туда войска и спасти тамошние народы от власти диктаторов.
Конечно, желающие возразить мне нашли бы множество аргументов, опровергающих эти выводы. Но, еще раз повторяю, никто и никогда не сумеет переубедить меня. Тот, кто не был там во время второго вторжения, кто не прожил в Ираке несколько предшествующих лет, вообще не имеет права рассуждать на эти темы и хоть чем-то оправдывать негодяев, отдавших приказ о начале чудовищной бойни! Мне мучительно слышать разглагольствования мнящих себя гуманными господ, которые допускают зверское уничтожение десятков тысяч людей ради того, чтобы избавиться от неугодного режима!
Так ведь и Гитлер, насколько я помню, тоже собирался кого-то там от чего-то освободить! И многие завоеватели, задолго до него, считали себя миссионерами, призванными приобщить дикие народы к единственно верному учению Христа. Любой преступник нуждается в оправдании. Очень часто он жаждет снисхождения и прощения. Так бывает в тех случаях, когда задуманное ему не удаётся, или же приходится приносить слишком большие, пугающие его жертвы.
Вот тут уже вспоминают и о слезинке ребёнка, и о праве других кидать в них камни, и о невозможности всегда быть справедливым, и о недопустимости жизни по ветхозаветному принципу «око за око». Увы, одни и те же люди по-разному оценивают похожие события, только лишь в зависимости от того, как им выгодно подать происходящее! А согласились бы эти добрые самаритяне сами стать теми «необходимыми жертвами», которые приносятся на алтарь свободы? Да ещё непременно прихватить с собой детей, родителей, супругов, братьев и сестер?!
Нет, эту большую честь они великодушно дарят другим, далёким и незнакомым. А к себе по каждому пустяковому поводу вызывают психологов, чтобы оправиться с депрессией! Стоит ли спасение от диктатора этих смертей? Вероятно, стоит, потому что слишком уж мучилась страна под лютой, сатанинской властью! Мучилась не от санкций, введённых просвещённым «мировым сообществом», а именно от режима, который, уж поверьте мне, был для Ближнего Востока весьма либеральным. В Ираке не побивали людей камнями, не сжигали, облив нефтью, не рубили публично головы, и руки за воровство тоже не отсекали.
А ведь в соседних государствах такое в порядке вещей, но у «мирового сообщества» нет к ним никаких претензий! Это, дескать, их внутренние дела! И только у одной страны никаких внутренних дел быть не могло. Создавалась как раз та ситуация, когда, куда бы ты ни повернулся, тебе скажут, что повернулся ты не в ту сторону.
Но, например, все без исключения дамы должны оценить то, что этот самый деспот-людоед, любимым занятием которого, оказывается, было растворение живых людей в серной кислоте, невероятно уважительно, что вовсе не свойственно восточным мужчинам, относился к женщинам и девочкам. Возможно, вы не до конца понимаете, что такое получить равные права и возможность учиться, а также разводиться даже в том случае, если муж с этим не согласен. А после развода ещё и сохранять свои юридические права!
Но поверьте мне, которой в семье первого мужа довелось через всё это пройти, – такие законы буквально освободили, подняли многих из праха! Если даже среди либерально настроенной родни то и дело возникали конфликты, ожесточенные опоры относительно того, можно ли получать высшее образование на Западе мне и моей сестре Зейн, то что творилось в низах? В насквозь религиозном обществе, находящемся в полновластии шейхов и мулл, которые были, мягко говоря, очень недовольны этими нововведениями? Они бурно протестовали всё то время, что говорились и обсуждались эти законы, но все же реформы были проведены.
Это случилось в начале девяностых годов, когда я училась в Гарварде. К тому времени я уже вышла замуж, но с каждым месяцем мы все хуже понимали друг друга. Отчуждение и гнев нарастали. Однако, мой первый муж не торопился подавать на развод. Он только каждый день упрекал меня в холодности и неблагодарности по отношению к нему, который, представьте себе, позволил мне учиться на врача в то время как мог бы ежедневно избивать тростью. Впрочем, были ещё варианты – кулаком или раскрытой ладонью. Последний способ – самый гуманный.