Дырявая ловушка

Неожиданно Вера почувствовала, что нестерпимо хочет пить и оглянулась в поисках бутылки с водой. Не увидев ничего подходящего, девушка вышла в коридор и прошла в гостиную. Стук в доме уже прекратился, и Вера почувствовала себя комфортнее.

На диване в гостиной сидели Оганес с Зафаром и о чём-то тихо беседовали.

Увидев художницу, Оганес заулыбался и участливо спросил, всего ли хватает в выделенной для неё комнате. Веру немного смутил его вопрос, так как он дал ей понять, что нисколько не сомневался в её материальных затруднениях и последующем согласии на дополнительную работу.

Девушка решила также ответить Оганесу вопросом на вопрос:

– А если бы я не согласилась и ушла?

– Так ты же здесь, поэтому, к чему сейчас эти ненужные разговоры, – как-то уж слишком ласково произнёс Оганес.

– Комната очень хорошая, и в ней есть всё необходимое для работы, кроме воды, – уже спокойно сказала Вера.

Оганес с таким видом посмотрел на Зафара, что тот вскочил с дивана, как ужаленный, со словами:

– Сейчас всё исправлю.

Он вернулся буквально через несколько секунд с упаковкой полуторалитровых бутылок с водой, а маленькую, которую держал в другой руке, – протянул художнице.

Вера быстро открутила пробку и жадно выпила половину. Она не поняла, почему в голове сразу исчезли все мысли, а тело ослабло и перестало ей подчиняться. Очень захотелось спать, и она безвольно упала на толстый персидский ковёр, выронив бутылочку.

Вера проснулась так же неожиданно, как и заснула. Было темно. Очень хотелось пить. Девушка не сразу сообразила, что находится не у себя дома.

Резко встав, она опять села на кровать и опустила голову на колени, чтобы кровь прилила к голове, и исчез шум в ушах.

Через некоторое время Вера снова встала и подошла к двери, где был выключатель. Она щёлкнула кнопкой и на секунду зажмурилась от яркого света. Когда она открыла глаза, её удивлению не было предела. Возле шкафа стоял биотуалет! Вера дёрнула ручку двери и остолбенела. Дверь была закрыта на ключ.

«Значит, я нахожусь здесь не в качестве художницы, а как пленница, – предположила она. – Тогда зачем весь этот антураж? Ничего не понимаю. Но одно мне ясно точно – в бутылочке с водой было снотворное. Надо позвонить отцу, пусть приедет и разберётся с этим Оганесом».

Вера подошла к столу и недоумённо уставилась на то место, где раньше лежала её сумка.

«До чего же надо быть наивной, чтобы при закрытой двери рассчитывать на оставленный телефон», – пронеслось у неё в голове.

Девушка села на высокий стул перед мольбертом и беспомощно заплакала. Её пугало не то, что она так глупо оказалась в руках неизвестных людей, а что они собираются с ней сделать.

«Если меня хотят отдать на органы, то мне крышка, – думала она, размазывая горючие слёзы. – Понятно, что выбраться мне отсюда не дадут. Эти твари тоже не дураки и будут меня поить снотворным, чтобы со мной было меньше хлопот».

Вера посмотрела на люстру под потолком и испугалась, что на свет к ней могут прийти. Она быстро вскочила со стула и метнулась к выключателю.

Затем она осторожно подошла к окну. Темнота и тёплый воздух через приоткрытую щель немного успокоили её. Этот наблюдательный пункт был единственным местом, который мысленно давал свободу.

Как же ей хотелось в данный момент превратиться в птицу и улететь прочь из этого страшного дома. Она открыла створку окна и посмотрела вниз. Желания прыгать со второго этажа на тротуарную плитку не было, и она снова прикрыла окно.

Вера не знала, который час, но могла предположить, что сейчас три или четыре часа ночи.

Она бессмысленно походила по комнате. Глаза давно привыкли к темноте, и девушка могла отчётливо различать предметы, окружавшие её, благодаря фонарю, установленному у забора. На тумбочке у кровати стояла бутылка с водой. Девушка решила открыть её. Когда крышка щёлкнула не сразу, Вера вспомнила, что маленькая бутылочка в гостиной открылась без затруднений.

– Вот гад! – неожиданно вслух произнесла она.

Эти нелицеприятные слова относились к Зафару, который предложил ей выпить воду с подсыпанным снотворным. Вера неуверенно посмотрела на бутылку в руке и набрала воду в рот. Потом прополоскала горло и выплюнула в биотуалет.

«Если в воде есть снотворное, меня снова потянет в сон», – подумала она и стала ждать.

Но прошло время, и ночная тьма начала слегка рассеиваться. Веру не тянуло в сон, и тогда она сделала несколько больших глотков. Это было настолько кстати, что, утолив мучавшую её жажду, девушка облегчённо вздохнула и немного приободрилась.

«Надо находить приятные моменты даже там, где их просто не может быть», – машинально подумала она.

Художница перетащила мольберт со стулом к самому окну, взяла краски с кисточками и уставилась на открывшийся её взору утренний пейзаж. Потом, не теряя времени, она принялась рисовать то, что видела в предрассветной утренней дымке: деревья за забором с пышной зелёной листвой и небо – сначала серое, а потом просыпающееся – с первыми лучами солнца.

Девушка просидела за этим занятием достаточно долго, пока не услышала шаги в коридоре. Эти осторожные небыстрые шаги внезапно рассыпали в микроскопическую пыль её уверенность, появившуюся у неё, как только она начала рисовать.

Вера быстро поставила холст с рисунком в угол комнаты и легла на кровать. Если бы не вынужденное заточение, она бы испытала приятную усталость и блаженство от того, что можно было расслабиться и отдохнуть после работы. Но чувство тревоги и неизвестность сильно мешали полноценному релаксу.

Шаги затихли возле её двери. Девушке показалось, что невидимые пальцы сдавили её виски.

«Только, пожалуйста, не кричи!» – мысленно приказала она себе, вцепившись пальцами в покрывало. Невидимый человек постоял ещё несколько секунд за дверью и тихо удалился. От напряжения Вера вспотела. Запах пота был настолько отвратительным и сильным, что она подумала, так может пахнуть только страх.

Но ванная комната с душевыми кабинами и туалетом находилась в конце коридора. Когда Вера расписывала стены, то обычно заходила туда помыть кисточки и руки после работы.

Так как основное здание дома строилось ещё в советское время, бывшему хозяину даже в голову не пришло провести канализацию и водопроводные трубы в каждую спальню. А их было четыре в этом коридоре.

Вера встала с кровати и взяла из шкафа полотенце. Она намочила его край водой из бутылки и тщательно протёрла открытые участки тела. Потом сняла несвежий топ и сдёрнула с плечиков белую футболку с изображением папоротника на груди. Она хотела оценить свой вид со стороны и оглянулась в поисках зеркала. Но его нигде не было.

«Вот тупые! Сразу видно, что мебель расставляли мужики», – подумала она.

Убрав полотенце и топ на нижнюю полку шкафа, девушка снова подошла к кровати. Её вдруг охватила дикая усталость. Она укрылась покрывалом и провалилась в тяжёлый сон.

Тётя Капа, взявшая накануне пустые банки у Веры, решила отблагодарить девушку за услугу и пришла к ней домой со свежеиспечёнными пирогами с вишней. Каково же было её удивление, когда она увидела всё ту же записку, придавленную к столу камнем. Клеёнка на столе была покрыта пылью и облетевшими листьями с разросшегося по беседке винограда.

– Это какие же у неё могут быть дела, что даже ставни не закрыла, а уехала? – посетовала женщина, оглядывая двор. Она напрягла лоб и стала загибать пальцы на левой руке, шепча что-то под нос.

– Получается, третий день Верки нет. Вот же растяпа! Всё рисует ездит. Сейчас позвоню, узнаю, где её черти носят.

Тетя Капа достала из кармана фартука телефон и набрала нужный номер. Она уже приготовилась, как только услышит «алло» на другом конце невидимого провода, выпалить порцию нотаций, но механический голос ей ответил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны доступа.

Женщина удивлённо посмотрела на свой телефон, потом потрясла его и снова набрала Верин номер. Сначала Капитолина услышала треск, а потом всё тот же голос начал говорить знакомую фразу. Ничего не понимая, женщина стряхнула листья со стула и тяжело опустилась на сиденье.

Она знала Веру и их семью давно. Её мать, положа руку на сердце, она никогда не любила, хоть Ида и была из местных. А вот отца девушки уважала за скромность и тихий нрав. У Веры было полно знакомых в посёлке, но в основном это были друзья по рисованию. Тётя Капа могла бы поклясться, что и молодого человека у художницы пока нет. Потому что стала бы она весь день по всяким мастер-классам бегать, да картинки малевать.

Вера приезжала в посёлок из города в конце мая, когда заканчивались занятия в изостудии, где она работала. В середине сентября она закрывала дом и отдавала ключи тёте Капе, на случай, если что случится. Но на каждые каникулы девушка снова приезжала сюда и пропадала, как она говорила «на этюдах». Капитолина ничего не понимала в живописи, но Верины картины любила. От них веяло жизнью, потому что это были знакомые ей с детства места.

Ещё раз зачем-то прочитав записку, она поднялась со стула и, прихватив пыльную бумажку и пакет с пирогами, направилась к калитке.

Её дом находился на другой стороне улицы, возле магазина. Но женщина прошла мимо своего участка и прямиком устремилась к самооткрывающимся дверям сетевого торгового центра.

Войдя внутрь, она подошла к мужчине с бейджиком «Контролёр торгового зала» и что-то спросила. Он показал ей рукой на стеллажи с крупой и макаронами, и Капитолина Андреевна двинулась в указанном направлении.

Настя раскладывала товар, когда её кто-то окликнул. Она поднялась с корточек и, увидев тётю Капу, вежливо поздоровалась.

В детстве Настёна училась вместе с Верой в поселковой начальной школе. Потом отцу Веры дали в Майске квартиру, и они переехали в город. Семья Михаила и Иды Карповых в то время ожидала пополнения, Ида была на пятом месяце беременности, поэтому заводоуправление, где Михаил работал наладчиком, выделило им сразу трёхкомнатную, вместо положенной двухкомнатной квартиры.

Ида как-то безответственно относилась к себе и будущему ребёнку, поэтому помогала таскать коробки с вещами во время переезда. Когда она почувствовала что-то неладное и обратилась к врачу, было уже поздно. Ребёнка спасти не удалось. С этого дня в семье начались скандалы, которые закончились разводом.

– Настюш, а ты Веру давно видела? – не отвечая на приветствие, спросила Капитолина.

Девушка на секунду задумалась.

– Несколько дней назад. Я как раз сидела на кассе, и Вера пробивала у меня хлеб и молоко. Вчера у меня был выходной, поэтому, если она и приходила, то без меня.

– А вы созваниваетесь, или ты только с Колькой своим общаешься? – продолжала допрос тётя Капа.

Но Настя не стала отвечать на провокационный вопрос и напрямую спросила:

– А что случилось-то?

– Так пропала Верка, – потрясая пакетом с пирожками перед носом Насти, выпалила тётя Капа. – Давеча я попросила у неё трёхлитровые банки, мне нужно было компот из вишни закатать. А сегодня пришла пирожками угостить, но она с того дня так и не появлялась.

– Ну, не знаю, – задумчиво произнесла Настя. – Она вроде ремонтом дома хотела заняться, говорила, что ей заказ хороший подкинули. На кассе же много не поговоришь, поэтому Вера быстро расплатилась и ушла.

– Надо будет с Гришкой-плотником поговорить. С ремонтом она могла только к нему обратиться. Вот ведь скрытная какая! Если в город к отцу уехала, то почему мне ничего не сказала? – после этих слов тётя Капа сразу заторопилась к выходу.

Вера уже три дня находилась в доме на скале. Она не скандалила и старалась не задавать лишних вопросов, поэтому снотворное ей больше не давали.

Девушка слышала, что в соседней комнате появился кто-то ещё. Но мужчина или женщина – было непонятно. Художнице очень хотелось узнать, кто её новый сосед или соседка, чтобы по возможности наладить контакт и как-то передать сведения о своём местонахождении. Временами она слышала музыку через стену и старалась понять, кто её может слушать. Но к её удивлению это была классическая музыка, к которой ни Зафар, ни тем более Оганес не имели никакого отношения. Она стопроцентно была уверена, что они никогда бы не стали слушать классику.

Несмотря на то, что Вере оплатили заказ на портреты, о них как будто забыли. Сидеть всё время без дела было невыносимо, и художница решила рисовать Оганеса по памяти. Это было совершенно не трудно. Труднее всего было выбрать фон и позу невидимого натурщика. Краски тоже приходилось экономить, потому что к ней заглядывали нечасто. Два раза в день девушке приносили еду и воду, и каждый вечер убирали накопительный резервуар биотуалета. Так как раковины в комнате не было, умываться приходилось над единственной ёмкостью.

Вера с нетерпением ждала сегодняшнего прихода Зафара, чтобы попросить его отпустить её в душ. Обычно Зафар с ней не разговаривал, молча ставил поднос с едой на кровать, забирал биотуалет и через пять минут ставил обратно.

Когда Вера услышала шаги и звяканье ключей, она встала напротив двери и приготовилась к разговору. Раньше девушка боялась начинать говорить, потому что сразу вспоминала про снотворное.

Зафар открыл дверь и привычно поставил поднос на кровать. Вера немного поколебалась, но сильное желание помыться заставило её начать беседу.

Молодой человек удивлённо посмотрел на художницу и коротко ответил, что подумает. Но девушка была настойчива. Она стала говорить, что у неё не осталось чистого белья, и волосы настолько грязные, что она боится, как бы у неё не завелись вши.

От такого заявления Зафар выпучил глаза и пристально уставился на пленницу. В конце концов, ему удалось разложить полученную информацию в своём мозгу по полочкам, и он пообещал устроить Вере банный день в ближайшее время.

Дверь в коридор всё это время была открыта, что оказалось большой ошибкой с его стороны. Они оба вздрогнули от неожиданного стука из соседней комнаты. Вера ясно услышала, как женский голос прокричал через дверь, чтобы её немедленно выпустили, иначе они будут иметь дело с полицией.

Зафар тут же выскочил в коридор и закрыл дверь спальни художницы на ключ. Вера прильнула к притвору и перестала дышать. Она слышала, как молодой человек принялся кричать на находившуюся за стеной женщину. Теперь девушка не сомневалась, что у неё появилась соседка. Какое-то время крики продолжались, но потом зазвучала классическая музыка, а через некоторое время снова стало тихо.

Вера села на кровать и взяла кружку с чаем. На пластиковом подносе лежала булка в прозрачной упаковке и плавленый сырок. На упаковке булочки стояла вчерашняя дата, и она радовалась, что еда хоть и была скудной, но всё же свежей. Девушка надорвала упаковку и отломила горбушку. Допив чай с дешёвым бутербродом, Вера убрала в стол остатки хлеба и половинку сырка. По опыту она уже знала, что на обед, который по времени совпадал с полдником, принесут варёную картошку или яйцо. К ним сосиску, либо небольшой кусок курицы. Ужина как такового не было вообще, поэтому, если очень хотелось есть, она просто сосала кусочек хлеба, сглатывая вкусную слюну.

Когда музыка прекратилась, и Зафар ушёл, Вера осторожно постучала в стену. Ответа из соседней комнаты не последовало. Девушка ещё несколько раз пыталась наладить связь с любительницей классической музыки, но за стеной стояла мёртвая тишина.

Вдруг Веру осенило: «Наверно, соседке сделали укол или напоили снотворным». Ей снова стало страшно.

«Почему они собирают в своём доме женщин? – начала размышлять она. – Учитывая, что Оганес восточный человек, может, он хочет устроить здесь гарем? Во всяком случае, это лучше, чем быть жертвой для пересадки органов».

Художница подошла к окну и приоткрыла створку. Неожиданно прилетел голубь и сел на железный карниз. Он, не мигая, косился на неё, но не улетал. Тогда Вера достала булку и накрошила хлеб на подоконник. Голубь начал издавать звуки, похожие на гурчание – гурррр-гуррр-гуррр. Девушка отошла в сторону, давая понять, что ему ничего не угрожает. Тогда птичка осмелела и осторожно двинулась к крошкам. Пока голубь клевал хлеб, Вера старалась не шевелиться. Ведь это была единственная живая душа в этом доме, от которой не исходило опасности. Склевав всё до последней крошки, голубь покрутился на подоконнике, непрерывно воркуя, и затем улетел.

А на Веру напала тоска. Она легла на кровать и принялась думать, как ей выбраться из заточения. Всё, что приходило ей на ум, было из области фантастики, и она даже разозлилась из-за этого на себя.

Девушка снова подошла к окну и стала смотреть на двор, который был виден из её окна. Ничего примечательного там не было. Глухой забор, возле которого росли фруктовые деревья, какая-то будка, рядом сарай и сплошная тротуарная плитка. Ворота и крыльцо находились с другой стороны дома, поэтому художнице не было видно, кто сюда приезжает или, наоборот, уезжает.

– Я всё равно найду способ выбраться отсюда, – повторила она как мантру и отвернулась от окна.

Часов в комнате не было, но художница научилась по солнцу определять время. Она понимала, что как только смирится со своим положением, то превратится в овощ, с которым можно будет делать всё, что угодно. Поэтому Вера продолжала работать над портретом, хоть и ненавидела человека, которого изображала на холсте.

Когда солнце перевалило вправо и перестало напрямую светить в окно её спальни, девушка встала со стула. Вдруг ей в голову пришла одна дерзкая мысль.

Она открутила колпачок на тюбике с чёрной краской и выдавила на пол небольшую чёрную полоску. Потом взяла грязное полотенце и размазала краску по светлому паркету. Сначала она испытала такую радость, будто ударила по самодовольному лицу Оганеса. Но потом ей стало страшно, что теперь её точно начнут пичкать снотворным. Вера вылила из бутылки на пол воду и принялась вытирать грязное пятно. Но выходило только хуже. Пятно становилось больше, а воды в бутылке – меньше.

«Зато выглядит всё правдоподобно», – устало подумала она, глядя на свои грязные руки. Художница провела тыльной стороной руки по лбу и щеке, оставив на лице грязные полосы.

Как обычно, в пять часов вечера появился Зафар. Вера сидела на стуле перед мольбертом лицом к двери. Когда молодой человек зашёл в её комнату, то не смог скрыть удивления, увидев девушку за работой. Но большое чёрное пятно, красовавшееся на полу, повергло его в ярость. Он поставил на кровать поднос и молча уставился на чёрную кляксу, напоминавшую пьяного осьминога. От страха Вера выронила кисточку, и брызги зелёной краски попали не только на пол, но и на светлые брюки молодого человека. Зафар размахнулся и ударил художницу по лицу.

– Ах ты, тварь! Тебе мало того, что я тебе жрать даю и дерьмо за тобой убираю, – зашипел он, пробуя носком кроссовка стереть чёрные разводы на полу.

Вера сидела оглушённая от удара, зажав рукой нос, из которого ручьём брызнула кровь.

– Сегодня ты наказана, поэтому останешься без воды и еды.

Зафар выскочил из комнаты, забрав с собой поднос. А Вера продолжала сидеть с зажатым носом и вытаращенными от страха и боли глазами.

Согласно её плану, Зафар должен был спросить, что случилось. Она бы ответила, что случайно уронила с палитры выдавленную краску, а потом попыталась оттереть её с пола, но сделала только хуже. Затем она бы попросила ведро с водой, чтобы всё отмыть, а заодно бы и сама помылась в душе.

В это время за стеной послышался грохот и какие-то странные звуки. Девушка встала, взяла одно из полотенец, вылила на него остатки воды и приложила к распухшему носу. Потом легла на кровать и закрыла глаза.

Внезапно в коридоре раздались крики женщины и ругань Зафара. Она слышала, что за дверью происходит какая-то возня, но у неё не было сил, чтобы разбираться с делами другой пленницы. Вдруг она услышала глухой удар о стену, и вскоре всё затихло. Но тишина длилась недолго. Через некоторое время дверь в её комнату снова открылась, и Зафар, с перекошенным от злости лицом, велел ей выйти и идти за ним.

Ничего не понимая, Вера двинулась за молодым человеком, про себя отметив, что на нём надета не та рубашка, в которой он заходил к ней, а грязная спецовка. Они пришли в соседнюю комнату, где до этого находилась незнакомая женщина. Художница удивилась, что комната была обставлена точно так же как у неё. Только вместо мольберта у окна на столе стоял проигрыватель, и рядом лежало несколько пластинок.

В комнате стоял неприятный запах. Вера поморщилась. Даже её разбитый нос почувствовал запах испражнений. Она глянула на кровать и опустила глаза. Простыня и покрывало были испачканы фекалиями.

– Что стоишь? – рявкнул на неё Зафар. – Собери с кровати бельё и отнеси в коридор.

Пока Вера молча снимала простыню, стараясь заглушить приступы тошноты, Зафар на непонятном языке орал что-то в телефон. «Видать женщину чем-то отравили, раз она обделала всю кровать и обрыгала пол», – подумала девушка, боясь как бы её саму не вырвало.

– Пошли, – снова обратился к ней Зафар.

Когда они направились в сторону ванной, Вера обрадовалась. «Неужели, – подумала она, – мне разрешат помыться».

Но молодой человек попросил её взять ведро и налить воды. Потом дал в руки швабру с надетой тряпкой и показал в сторону спальни. Вера, шатаясь, дошла до двери и зашла внутрь. Она, как сомнамбула, принялась мыть испачканный пол. Когда уборка была закончена, девушка почувствовала себя словно бродячая побитая собака.

Запах в комнате даже после уборки не изменился. Зафар открыл окно и принялся говорить сам с собой на непонятном языке. Потом велел Вере отнести ведро со шваброй обратно, а сам достал телефон.

Оказавшись в ванной, художница первым делом посмотрела на себя в зеркало. Она тихо ахнула, увидев в отражении взлохмаченную и грязную физиономию с разбухшим носом и запёкшейся кровью на щеке. Не теряя времени, она включила воду и стала быстро умываться, потом прополоскала рот и жадно попила прямо из-под крана. Вера вылила грязную воду и вернулась обратно. Зафар стоял у окна, засунув руки в карманы, и смотрел вдаль.

– Возвращайся к себе, – сказал он, не поворачиваясь.

Художница молча выполнила его приказание. Войдя в комнату, она закрыла дверь и легла на кровать. Увиденное настолько потрясло её, что впервые она испугалась не за свою жизнь, а за психику.

«Как же мне вести себя дальше? – думала Вера, не чувствуя ни голода, ни усталости. – Всё-таки, с какой целью меня держат в этом доме?»

Она не успела закончить свой мысленный монолог, потому что услышала, как Зафар выбежал из соседней спальни и побежал по коридору. «Господи, сделай так, чтобы меня хотя бы сегодня оставили в покое», – взмолилась про себя девушка, укрываясь с головой покрывалом.

Капитолина Андреевна, она же тётя Капа, любила, чтобы во всём была ясность и порядок. Поэтому странное исчезновение Карповой Веры, которую она считала почти родственницей, немного удивило её.

«Даже если у неё появился хахаль, – рассуждала про себя старая женщина, – и Верка уехала с ним в Благовещенскую или Витязево, то мне-то можно было об этом сказать. Если она хотела скрыть своего знакомого от всех, то теперь уж точно не удастся это сделать, так как возвращения Веры после всего случившегося будут ждать с большим нетерпением и особым вниманием».

Капитолина с радостью бы занялась этим «расследованием» вплотную и выяснила, куда и, главное, с кем уехала Вера, но небольшая обида на художницу и приезд любимых внуков Сашки и Пашки, десяти и двенадцати лет, внесли коррективы в задуманное.

Её младшая дочь Алла долго не выходила замуж, чем очень расстраивала мать. Но однажды в их посёлок приехал прапорщик Юрий Арзамасов и остановился у тёти Капы.

Мать не сразу заметила, что между дочкой и постояльцем завязались романтические отношения. Во-первых, мужчина был старше дочери на десять лет. А во-вторых, огород, куры и постоянная смена людей не давали ей ни на минуту расслабиться.

Алла почти год переписывалась с Юрием, но однажды он приехал в краткосрочный отпуск, сделал ей предложение и, расписавшись, увёз на Сахалин, куда его направило командование. Так как внуков и дочку Капитолина видела в основном по скайпу, то их неожиданный приезд отодвинул все важные дела на потом.

Раньше Капитолина сдавала комнаты в доме, где жила сама, но это было очень неудобно, тогда она специально наняла бригаду Григория, и пять лет назад во дворе её большого хозяйства появились три летних домика, где каждое лето отдыхали люди со всей нашей необъятной страны.

Посёлок Морской, это не огромный город Рио-де-Жанейро, поэтому с Григорием Капитолина встретилась, когда он привёл к ней на постой своих постояльцев, потому что у него не оказалось свободных мест. Эти люди отдыхали у него раньше и оставили о себе хорошее впечатление, посему, не желая прослыть негостеприимным, Григорий Иванович обратился за помощью к расторопной и приветливой Капитолине. Они делали так довольно часто, давая друг другу заработать, если была возможность. Ведь на юге лето потом целый год кормит.