Сладкий сон АСМР
Совершенно одинокая Тори, впервые открыв Леське дверь в прихожей Виры, сразу поняла: эта тонкая, светлая девушка станет ее подругой. Много говорят про любовь с первого взгляда, но чаще с первого взгляда случается дружба.
– Ты тоже на пересдачу? – шепнула симпатичная незнакомка и улыбнулась так, что в душе Тори с грохотом обвалился оттаявший ледник.
Девушка сунула ей тонкую, прохладную ладошку и сказала:
– Леська… Я – Леська… Как Вира сегодня? В благодати или поучает?
Она торопясь скидывала с узкой ступни стоптанную бежевую балетку.
– Вроде, ничего, – пожала плечами Тори.
Ей почему-то впервые стало стыдно, что она не студентка, завалившая сессию, а «помощница по дому». Так ее называла Вира, но означало это, конечно, простую уборщицу.
Леська нахмурилась, отчего веснушки поползли на переносицу.
– Плохо. Лучше бы она поймала вдохновение.
Тори улыбнулась. Когда Вира «ловила вдохновение», то уходила в себя, выслушивала заваливших экзамен студенток невнимательно и торопливо ставила хорошие оценки. Только вот… Врать этой веснушчатой, легкой Леське совсем не хотелось.
– Я здесь работаю, – сказала она, сжавшись внутри. – Не учусь.
Обычно в таких случаях студентки, ее ровесницы, вежливо, но уже отстраненно просили принести чашку чая или кофе.
– Здорово! – вдруг обняла ее Леська и совершенно искренне сказала.
– Я бы тоже всю эту бодягу бросила, у меня мама болеет, работать нужно. Но Дина уперлась: учись, да учись. А толку-то? Я бы хоть могла ей лекарства дорогие покупать. От Виры иногда перепадает, они вместе на реабилитацию ходят, но все равно – деньги-то нужны. А ты – молодец!
– А Дина… Кто это? – Тори опешила от такой реакции.
– Да мама же моя. Дина Егоровна. Если я сейчас быстро календарно-обрядовую поэзию сдам, то пойдем к нам в гости, познакомлю. Ты когда работать заканчиваешь?
– До последнего посетителя, – печально пошутила Тори, но Леська сразу шутку поняла.
И прыснула:
– Честное слово, я буду последним. Вот позвоню сейчас Элке, она после меня собиралась, скажу: Вира сегодня особенно настроена на чтение колядок наизусть…
***
Тори вдруг осознала, что уже минут двадцать стоит у кухонного стола. Салфетка, которую она, не замечая, нервно теребила в пальцах, превратилась в мягкие мелкие клочья, и они кружились вокруг снежными хлопьями. Или, вернее, тополиным пухом – все-таки на дворе стояло, пусть и прохладное, но лето.
Опомнившись, она вытащила маленький пылесос, намереваясь собрать в него обрывки, пока они не просочились в комнату с ковровым покрытием. Обрывки… Тори вспомнила про чуть обгоревшее по краям письмо. Там тоже было вот это «сладкая нежность». Или «нежная сладость»? Сначала Тори не придала этому значения, она вообще не понимала, каким образом может быть причастно к исчезновению Леськи старомодное до неприличия письмо от неизвестного мужчины, и имеет ли оно какую-либо связь с пропавшей подругой. Но теперь эти два простых слова «сладость» и «нежность» приобретали то ли код, то ли пароль.
Во рту стало приторно-липко, как будто Тори объелась конфет. Полиция не будет торопиться искать Леську. Но что она может сделать? Тори очень сомневалась в своих дедуктивных способностях.
Она набрала ненавистного Ивана. Совершенно не хотела даже здороваться с Леськиным бывшим, но без него не могла обойтись, следовало себе признаться.
– Слушай, – сказала, когда раздалось хрипловатое «ну».
Наверное, Тори его разбудила.
– Я получила смс-ку от Леськи.
Иван вздохнул с облегчением:
– Ну, значит, у нее все в порядке, да?
– Я не уверена, – сказала Тори. – И хочу кое-что проверить. Есть ли возможность узнать, на каких сайтах Леська сидела последнее время?
Надо отдать должное, Иван сразу включился.
– По роутеру, да. Данные хранятся месяц. А что?
– Узнай, а? Есть кое-какие соображения.
Тори не стала ему докладывать про странный взгляд Леськи в их последнюю встречу, когда подруга отрывалась от мобильного. Если та и в самом деле сидела на сайте знакомств, появилась пусть смутная, но надежда вычислить, с кем Леська общалась. Возможно, следовало искать пропажу среди ее новых знакомых.
– Наверняка какие-нибудь ужасные женские сериалы, – Иван был недоволен.
Ну, конечно.
– Знаешь что? – оборвала Тори его. – Сделай это немедленно. Жду тебя в вашей… Леськиной квартире через полтора часа. Посмотришь данные с роутера.
– У меня сегодня планы, – попробовал в очередной раз откреститься Иван.
Он все еще не верил в серьезность ситуации. Наверняка думал, что Леська разработала очередную операцию мести.
Тем не менее через два часа Иван хоть и очень недовольный, но был на месте. Он привез свой ноутбук, который хранил память роутера, и после нескольких манипуляций с ним удивленно произнес:
– Знаешь, тут какой-то сплошной «Сладкий сон». Похоже на он-лайн психотерапию. Она заходила на этот канал в ютубе каждый вечер. Только на него, и никуда больше. И началось это недели три назад. До этого и сериалы всякие, и еноты, поедающие морковку, а затем сплошняком – «Сладкий сон». Вот смотри: «Позабочусь о тебе перед сном», «Волшебные звуки воды», «Теплый песок сыпется на твои плечи», «Нежный шепот в сумерках»… А вот этот чаще всего: «Иди ко мне». Ничего, вроде, криминального, но… Что это вообще такое?
Тори вздохнула:
– Не знаю.
Пятнадцать минут, пока Иван возился с ноутбуком, показались ей вечностью.
– Ума не приложу. Но обязательно посмотрю.
– Я глянул, – сказал Иван. – Там какая-то тетка водит кистью по микрофону и шепчет жуткую ерунду. Даже лица не видно – в кадре только руки, кисть и микрофон. И на этой ерунде она залипала часами…
Он покачал головой, выражая свое отношение к бывшей жене. Впрочем, Иван всегда и ко всем женщинам относился с чувством превосходства. Он был такой распространенной смесью мужского шовиниста и ботаника-задрота.
– Может, какой сайт знакомств, где обитают маньяки?
– Никаких маньяков и сайтов знакомств, – подытожил Леськин бывший. – Только вот это вот…
Он пренебрежительно махнул рукой на экран. Тори подошла ближе, приникла к монитору.
– Включи, – потребовала.
На экране застыла в легком взмахе тонкая ладонь с длинными, изящными пальцами. С запястья стекал невесомой материей рукав – то ли прозрачный шелк, то ли трепещущий шифон.
Иван снял картинку с паузы.
– Привет, радость, – вздохнуло, разнеслось по комнате.
Легкий шелест пальцев-бабочек.
– Если ты хочешь сладко и крепко уснуть, просто слушай мои указания и выполняй мои команды. Выполняй… Выполняй… Выполняй, и все будет хорошо. Давай начинать.
По позвоночнику Тори пробежал легкий трепет от невесомого голоса. Каждое придыхание шепчущей девушки вызывало приятный спазм.
– Почувствуйте, как теплый песок сыплется на ваши плечи. Какой нежный звук. Представьте, что вы сидите у меня на коленях. Вы слышите? Слышите? Это просто чудесно.
Тори уносило теплыми волнами в неведомый рай.
– И прочая такая же чушь, – грубый голос Ивана словно вырвал ее из морской пены, вернул в реальность.
Он поставил на паузу сеанс, картинка опять замерла на полувзмахе ладони-бабочки. Тори качнула головой, отгоняя от себя наваждение.
– Это какой-то гипноз, – сказала она.
– Глупое представление, – пожал плечами Иван.
– Разве ты ничего не почувствовал?
– А я должен? – он искренне удивился. – Что именно?
– Ну… Такое…
Тори задумалась, подбирая слова, чтобы объяснить это странное состояние, в которое ее мгновенно погрузил шепот.
– Такие волны… Приятные.
– Нет, – он покачал головой, – никаких волн я не почувствовал. И совершенно не понимаю, почему она сидела на этом канале часами каждый вечер.
Тори, кажется, начинала понимать, но ничего не стала объяснять Ивану. Чувствовалось: он только и ждет момента, чтобы слинять.
– Я была в полиции, – сказала она.
– И что? – то ли Иван притворялся, то ли ему и в самом деле все равно.
– Я думаю, тебе придется писать заявление, так как хоть бывший, но муж, а я вообще никто. На меня там сначала наорали, что ходила по ее квартире и все трогала. В смысле, стирала улики и следы, которые необходимы для расследования. Пыталась им рассказать про смс-ку, но они и слушать не стали. Сказали, что раз дала о себе знать, волноваться не о чем. Живая и имеет доступ к связи. А меня отправили домой. Ты, если пойдешь, не говори ничего про смс-ку. Может, тогда объявят все-таки в розыск.
Иван тяжело выдохнул. И Тори вдруг поняла, что ему очень не все равно. Но он почему-то скрывает.
– Вань, – она впервые с момента развода назвала его по имени. – У вас что-то случилось? Скажи мне честно…
– С ней всегда что-то случалось, – пожал он плечами. – И с тобой тоже. Это ваше перманентное состояние. Но ничего такого, из-за чего стоило убегать на какой-нибудь из краев света, никому не сообщив… Нет, такого не было.
– А почему ты ушел?
Тори не смотрела на него.
– Банально, Тори. Свежий ветер почувствовал в своей затхлой жизни. Второе дыхание открылось. Новый проект…
– Догадываюсь про твой проект… – прошипела она.
Иван не мог сдержать это свое счастливое второе дыхание, и Тори стало очень обидно. Сердце сжалось так, словно она была Леськой, и бросили ее, а теперь рассказывают, какая прекрасная жизнь началась там, где ей нет места.
– Ладно, – махнула Тори рукой. – Просто мне все время кажется: ты что-то скрываешь.
– С чего бы мне скрывать? – почти искренне удивился Иван. – Не думаешь ли, что это я убил бывшую жену и спрятал где-то труп…
При слове «труп» оба вздрогнули, а Иван тут же быстро исправился:
– Тело…
– А что? – Тори посмотрела на него еще внимательней. – Ты сейчас все рассказал просто прекрасно. Очень правдоподобно. И смск-ку мог отправить ты. Знал же, что она так называет меня – Заяц.
Он пожал плечами:
– А мотивы? Квартира? Тори, это моя квартира, я ее очень даже великодушно оставил бывшей жене. Ты не знаешь, что она еще до встречи со мной квартиру продала, чтобы оплатить лечение матери?
– Но они же жили в ней?! – удивилась Тори.
Она много раз бывала в гостях в этой самой «двушке». Иногда с ночевкой.
– Продали, а потом арендовали у нового хозяина, – кивнул Иван. – Вернее, он хозяин-то новый, а так – старый знакомый Леськиной матери. Ты не знала?
Леська никогда подобного не говорила. Тори опять с горечью подумала, что ничего толком и не знает о своей самой близкой и единственной подруге.
– Представления не имела, – покачала головой она. – А ты с ним знаком? Может, он что-то знает?
Иван вдруг с головой нырнул в свой планшет и через пару минут произнес:
– Записывай телефон.
– Быстро ты, – сказала Тори.
– Да он нейроанатом, нужен был для консультации на наш проект. Леська и посоветовала как-то. Познакомились, поработали, контакты остались, поэтому и быстро.
– Я имела в виду, что ты быстро свалил на меня и эту проблему.
Иван пожал плечами:
– Слушай, я же с самого начала сказал, что Чип и Дейл не будут спешить на помощь. У нее – своя жизнь, у меня – своя.
– Ты боишься, что она найдется с каким-нибудь хахалем – счастливая, как никогда раньше.
– Думай, как знаешь, – Иван уже начал злиться. – А звонить я никому не буду, и встречаться – тоже. Что-то еще?
– Да, – мстительно сказала Тори. – Еще! Ты можешь узнать, откуда ведется этот канал? И еще… Есть возможность отследить, откуда была отправлена смс-ка? По геолокации там… Хоть что-то узнать…
– Очень мало. Я же тебе говорил, что IP – это адрес провайдера, а не пользователя. То есть вычислить личность: имя, домашний адрес, телефон, номер кредитной карты, логины, пароли, явки и тому подобное по нему невозможно. Максимум – название компании-поставщика Интернета, страну и город абонента. Причем город определяется правильно далеко не всегда. Чтобы связать IP и время его использования с конкретным ФИО, требуются логи сервера провайдера. А для этого его нужно взломать, только тогда из договора можно узнать, кто конкретно этот пользователь, его адрес и телефон.
– Ну, и ты же можешь узнать?
Иван коротко хохотнул:
– Тут видишь ли есть проблема.
– Какая для тебя, гения, может быть проблема, – Тори решила немного подсластить пилюлю. – Ты же все секреты знаешь…
– Какие уж тут секреты! Этот гениальный ход очень популярно и подробно прописан в УК Российской Федерации. Статья 272: «Неправомерный доступ к компьютерной информации». До двух лет лишения свободы. Этот твой «Сладкий сон» может стать очень даже горьким.
– Но откуда кто узнает, что ты передал мне какие-то данные? И, кроме того, Иван, не можешь ты вот так второй раз предать…
– Хватит уже! – рявкнул вдруг Леськин бывший. – Наполовину!
– Что – наполовину?
– Я узнаю точный адрес, откуда транслируется канал. А все остальное – выяснишь сама. Подашь запрос в полицию на распечатку ее звонков и смс-сок. Законным путем.
Он опять не стал произносить имя бывшей жены. Вообще, вдруг поняла Тори, ни разу не назвал. И сейчас так и сказал «все остальное». Это Леська-то – «все остальное»? Но не стоило раздувать скандал, прежде чем он выяснит адрес.
– Хоть так, – вздохнула Тори. – И все-таки – ты мерзкий козел.
В конце концов, единственное, что она могла противопоставить его невыносимому мужскому шовинизму: непоколебимый женский шовинизм. Подобное подобным не только лечится, но и выбивается клин клином.
Глава четвертая. Мертвая зона удовольствия
Алексей Георгиевич оказался представительным мужчиной хорошо за сорок, что удивило Тори: по телефону его голос звучал мальчишески звонко.
Они встретились в вестибюле бизнес-центра на первом этаже. В углу прозрачного, наполненного светом холла стояли несколько кресел, низкий столик и большое разлапистое растение в кадке. Положительный момент был в том, что не пришлось проходить через основательный турникет, где хмуро вросли в землю два внушительного вида охранника, которые не пускали посторонних.
Тори села в одно из кресел и принялась ответно пялиться на стражей, стараясь придать взгляду такое же напряженное презрение. Отвела глаза, только когда симпатичный мужчина в белоснежной рубашке с закатанными рукавами появился с той стороны охраняемых «врат» и безошибочно направился к ней. Присутствующие в вестибюле невольно поворачивали головы ему вослед. Алексей Георгиевич словно распространял властную ауру, которую невозможно было игнорировать.
– Виктория? – он спросил больше из вежливости, чем для опознания, подойдя к столику.
Тори с трудом удержалась, чтобы не подскочить навстречу энергичному, жизнерадостному голосу. Алексей Георгиевич сел напротив нее, заложил ногу за ногу. Белизна рубашки еще сильнее засияла на фоне темно-коричневой спинки кресла.
– Честно говоря, я не совсем понимаю, чем могу быть полезен, но раз вас рекомендовал муж Олеси…
– Олеся пропала, – сразу сообщила Тори. – Ее нет нигде уже несколько дней.
Его брови растерянно поползли вверх, надежная самоуверенность улетучилась.
– Ккк-а-акк? – он даже начал заикаться.
– Иван сказал, что вы помогали ее матери, вот я и подумала…
Надо отдать должное, Алексей Георгиевич быстро взял себя в руки. Он покачал головой:
– Мы не виделись с Олесей с похорон Дины. А потом один-единственный раз созванивались, когда Ивану понадобилась моя консультация. Я только тогда узнал, что Олеся вышла замуж…
– У вас такие плохие отношения? – удивилась Тори.
Сложно представить, что у Леськи могут быть с кем-то долгие плохие отношения. Подруга быстро вспыхивала, но так же быстро и отходила.
– Она думала, что я – ее отец, – не ходя вокруг да около, кивнул Алексей Георгиевич. – И в детстве все ждала от меня этого признания. А потом решила, что я предал Дину и ее тоже. Когда женился.
– А вы… Извините…
Он покачал головой:
– Я бы очень хотел, но нет… Дину я любил всю жизнь, обожал, с ума сходил. Но только издалека.
– Вы так прямо говорите об этом…
– Все кончилось, – сказал Алексей Георгиевич. – Я никогда не скрывал своих чувств, а теперь уже и подавно. Все кончается, кроме любви. Странно… Дины давно нет, а любовь никуда и не делась.
Тут Тори поняла еще одну вещь. Хваля себя за то, что спрятала в сумке обрывки сожженного письма, она полезла в кармашек и достала их. Молча протянула Алексею Георгиевичу. Он с недоумением и даже как-то брезгливо взял обугленные листы. Всмотрелся в невнятную вязь слов, от которых просто веяло детским отчаянием. И Тори увидела, как свет в его глазах из недоумения превратился в настороженность, затем – в интерес, а после – в узнавание.
Он не смотрел на Тори, впившись взглядом в выцветшие строки.
– Это… Мое письмо. Господи, сколько лет… Откуда оно у вас? И почему…
Алексей Георгиевич наконец-то вспомнил, что Тори сидит тут напротив.
– Я нашла это в квартире Олеси, когда она пропала, – призналась девушка. – Только один листок. Письмо пытались сжечь совсем недавно, а до этого, очевидно, бережно хранили.
Одновременно радость и невыносимая тоска отразились на лице Алексея Георгиевича. Тори и не знала, что человек может испытывать эти два чувства разом.
– Первая любовь… Она же – вечная. Я представления не имел… Дина хранила что-то, связанное со мной, столько лет!
Тори кивнула.
– Вы были ей дороги, это очевидно.
– Думаете? – он словно озарился счастьем.
– Уверена, – твердо сказала она.
Хотя… Сейчас Тори вдруг подумала: искалеченная женщина могла хранить всю жизнь письмо от поклонника не от больших чувств к нему, а просто, чтобы вспоминать о своей былой привлекательности. Но не сказала этого Алексею Георгиевичу. Не хотела разрушать его внезапную радость.
– Она пришла к нам в школу на практику, – вдруг произнес он, уставившись невидящим взглядом куда-то в окно, поверх головы Тори.
Девушка даже не поняла сначала, о чем он.
– Дина, – пояснил Алексей Георгиевич, заметив недоумение. – Дина училась в медицинском колледже. Она и старше меня всего-то на два года, прекрасная практикантка. Мы, девятиклассники и десятиклассники, изобретали всякие болезни, чтобы попасть в школьный медпункт. Все выпускники были влюблены в прекрасную медсестричку.
– Медсестричку? – и о том, что Леськина мама училась в медицинском колледже, Тори тоже не знала.
Алексей Георгиевич опять кивнул.
– Она была просто сказочной, неземной и волшебной. А голос… От ее голоса бежали мурашки по коже, мальчишки входили в какое-то гипнотическое состояние. Как кролики перед удавом. Мы были готовы на любые подвиги, сделать все, что угодно, по ее просьбе. Если бы Дина сказала построиться колонной и пойти в пропасть, мы бы, не моргнув глазом, построились и пошли. Я был только одним из ее многочисленных воздыхателей. Но, как оказалось, самым верным. Когда Дина, окончив практику, вернулась в колледж, я разыскал ее в общаге. Мы даже немного… Не то, чтобы дружили, она иногда позволяла мне выполнять мелкие поручения. Ну, там полку покосившуюся прибить или ведро картошки из магазина дотащить. Может, я и смог бы стать для нее кем-то более важным, чем мальчишка, вечно путающийся под ногами, но…
Алексей Георгиевич вздохнул. Тяжело, с каким-то всхлипом. Словно вдруг случайно вырвалась застарелая боль. Тори не торопила, терпеливо ждала, пока пауза закончится.
– Перед самыми выпускными экзаменами Дина исчезла. Это было очень странно и непонятно: учиться несколько лет и вдруг в одночасье собраться и уехать, не получив диплома. Девушки, которые жили с ней в одной комнате, поведали, что Дина неожиданно покидала свои немногочисленные вещи в сумку, сказала им не волноваться, вышла из общаги и больше не вернулась. Никогда.
Тори прошиб неприятный холодный пот. Очень похоже на то, как исчезла Леська.
– Но вы же писали ей письма, а потом нашли ее…
– Да, так оно и было, – подтвердил Алексей Георгиевич. – Я уже закончил школу и поступил в мед (в память о Дине я решил, что буду учиться в медицинском), когда неожиданно пришло от нее письмо. Как-то нашла адрес моих родителей, я ними тогда жил. Сам с ума сходил, тосковал, был уверен: она и думать обо мне забыла. И вот, спустя два года, Дина вдруг напоминает о себе.
– И что? – не выдержала Тори. – Что она написала?
– Практически ничего, – пожал плечами Алексей Георгиевич. – Там был мой пропуск в школьную библиотеку, она брала накануне исчезновения. Свой потеряла, вот и попросила на время. Пропуск и коротенькая торопливая записка: «прости, только сейчас обнаружила». Без обратного адреса. Но там был штамп города на конверте. Я как одержимый принялся слать письма до востребования. Пару раз во время каникул приезжал сюда, бродил по улицам в надежде, что счастливая звезда случайно столкнет нас. Но нашел ее и Олесю уже значительно позже. Когда закончил вуз, приехал работать в ваш город. Надежды было мало, я не знал даже, живет ли Дина здесь или опять куда-то переехала. Но… Не спрашивайте, как я их нашел. В любом случае очень вовремя. Они отчаянно нуждались. Дина в инвалидной коляске и крохотная малышка, Олесе тогда было года два, наверное.
– А что именно случилось с…
– Кажется, авария, – сказал Алексей Георгиевич. – Какая-то жуткая катастрофа, в которой Дина потеряла способность ходить и утратила свой неповторимый голос.
Тори кивнула. С Диной Егоровной всегда было сложно разговаривать. Звуки вырывались из горла Олеськиной мамы с невероятным трудом, она хрипела и багровела от напряжения, когда хотела что-то сообщить. Преодолевшие преграду слова вырывались из нее неразборчивым лаем, понимала Дину Егоровну только Леська, и в некоторой степени разбирала фразы Вира. И то – через одну.
Девушка и представить не могла, что эта искалеченная женщина скрывала в себе какую-то жуткую тайну. И сейчас она была уверена: исчезновение Леськи напрямую связано с этой непонятной историей, берущей начало еще до ее рождения.
– Она разве не объяснила вам, что случилось? И кто… Кто отец Леськи? Ой, простите, Олеси…
– Нет, – покачал головой Алексей Георгиевич. – Дина никогда не говорила ничего о себе. Я не знаю, откуда она появилась в нашем городе, и почему уехала так поспешно, словно за ней кто-то гнался. Что случилось с отцом девочки, и в какую аварию она попала? Не знаю. Она вообще сначала не хотела видеть меня, и заставить Дину принять помощь стоило невероятных усилий. Они вдвоем ютились в каком-то старом доме-развалюхе на окраине города. Без воды и канализации. Там я их и нашел после долгих поисков. А потом понадобилось нечеловеческое терпение, чтобы уговорить Дину переехать в квартиру, которую к тому времени мне помогли приобрести родители. Сам отправился на съемную, пока не смог купить вторую.
– Но Иван сказал, что Олеся продала…
Алексей Георгиевич покачал головой.
– У них ничего не было. Деньги на лечение всегда обеспечивал я. Не давал, нет, Дина никогда бы не взяла. Представлял дело так, словно смог выбить квоту. Дина верила – я работал в медицине, конечно, успел обзавестись полезными связями. Понимал, что поставить ее на ноги – нереально, но поддерживающая терапия, реабилитация могли облегчить ее состояние. Моя жизнь сосредоточилась на Дине, я отдавал все, что у меня было. А после похорон матери Олеся неожиданно кинула мне в лицо обидные слова. Вроде, как я ее отец, который бросил их много лет назад, а потом откупался за причиненные несчастья. Очень несправедливо, но я не отрицал. В конце концов, оправдания ничего бы не изменили. Дины уже не было в живых, а Олеся выросла и вышла замуж. Моя миссия закончилась. Я даже…
Он, кажется, покраснел.
– Женился. Да, три года назад. Глупо, конечно, в моем возрасте надеяться на то, что новыми отношениями можно избыть тоску и боль после почти целой жизни служения одному человеку. Но я надеялся… И частично все-таки смог вернуться в «нормальность». Родился Славка, мой сын. Ему сейчас уже второй год пошел.
Алексей Георгиевич замолчал. Тори показалось, что в целом мире наступила непроглядная тишина. Белая и мертвая. Как саван. Ни один звук не долетал до нее. Многолюдный вестибюль онемел, все люди глубоководными рыбами открывали рты, шевелили губами, но не могли пробить стену безмолвия.
Эта история была ужасной. Безнадежной и трагичной именно в этой безнадежности. Никто ничего не мог исправить, и уже никогда не сможет. Тори сейчас отчаянно жалела не только Дину Егоровну, Леську и Алексея Георгиевича, но также неведомую ей жену и маленького мальчика Славку. Казалось, что трагедия коснулась и их, наложила свои загребущие руки на жизнь ни в чем не повинных людей.
– Как все… – вздохнула она.
– Вот так, – подтвердил Алексей Георгиевич.
Но тут же встрепенулся, расправил поникшие плечи, словно пытался сбросить груз, никогда не покидавший его спину.