Дрезд из Дроздена
Дрезд из Дроздена
Мария Фомальгаут
Иллюстратор Мария Фомальгаут
© Мария Фомальгаут, 2017
© Мария Фомальгаут, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-7197-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Жилл Былл Билл
Жилл Былл Билл.
Это три брата.
Билл, несмотря на своё грозное имя, отличался очень добрым характером. Характер был добрый, а Билл – нет.
Поэтому характер ушел от Билла к Жиллу.
И стал Билл бесхарактерный.
Вот.
Не для кого
Новый Год очень торопился, очень боялся опоздать в город. И все-таки опоздал, потому что рейс отменили из-за снегопада, и Новому Году пришлось лететь своим ходом. Он сломал левое крыло, а из правого ветер вырвал добрую половину перьев – вот так выглядел Новый Год, когда опустился на площадь города.
Он опоздал – часы показывали уже десять минут первого. Тогда Новый Год осторожно перевел все часы в городе, чтобы никто ничего не заметил.
Потом Новый Год украсил все елки в городе, бережно положил под елки подарки. Принес из магазинов индейку и настрогал оливье. Без одной минуты двенадцать откупорил шампанское, а поскольку Президента по телевизору почему-то не было, Новый Год сам поздравил всех с самим собой.
Так как артистов в телевизоре тоже не было, Новый Год сам спел на сцене. А поскольку людей в домах тоже не было, Новый год сам разрезал торт и выпил бокал за свое здоровье.
Люди так и не появились. Пару дней назад они что-то праздновали, над городом был большой фейерверк, облачный гриб. Новый Год очень волновался, ведь люди выдумали себе новый праздник и совсем забыли про него…
В лесу
Я выслеживал его в лесу.
То ловил, то терял за деревьями его тощий силуэт, сам прятался по кустам, чтобы он не обернулся, не заметил меня. Прятал в рукаве кинжал, чтобы подобраться незаметно, вонзить в грудь по самую рукоятку.
Он шел по лесу, то замедляя, то ускоряя шаг, иногда останавливался на лесных полянах, садился в тени деревьев передохнуть. Тогда я тоже замирал, выжидал, высматривал его в свете полудня или в легких сумерках.
Я должен был убить его.
Я уже не помнил, за что. Может, он отравил моего короля или убил на дуэли моего брата, может, он обесчестил мою сестру или моя жена сбежала с ним безлунной ночью. Может, он предал нашу империю или долгие годы тиранил народ.
Я уже не помню.
Из года в год, из века в век, я иду за ним по лесу, выслеживаю в туманных сумерках тощий силуэт. Он идет в лес – все дальше и дальше, изредка оглядывается, ищет в зарослях мою ускользающую тень.
Иногда – очень редко – наши взгляды встречаются, и мы поспешно отводим глаза.
Мы идем друг за другом, он убегает, я догоняю, уже который век. Я давно уже не помню, в чем он виновен передо мной, а он давно не помнит, за что я преследую его.
Мы гонимся друг за другом по бесконечному лесу, чтобы забыть, что мы заблудились в этом лесу давным-давно и безвозвратно. Мы преследуем друг друга, чтобы хоть чем-то отвлечь свои умы. Чтобы забыть, что мы выпали из своего мира, своего измерения, что в нашем мире не осталось ничего кроме бесконечного леса.
Закон о ликвидации
На заре веков появилась идея создать супергероя нового типа – человека разумного. Новизна идеи была в том, что до этого героями комиксов становились сплошь существа неразумные, обезьяны, крупные хищники или парнокопытные. Но создатели комикса сделали ставку на человека – и не прогадали.
С самых первых серий придумали фантастическую историю, как именно человек стал разумным: крупная обезьяна поселилась в районе с высоким уровнем радиации, мало-помалу мутировала, сбросила шерсть, встала на две ноги, мозг обезьяны увеличился в два раза.
Изначально по замыслу авторов комикса человек был изгоем в мире зверей, его считали никчемным выродком, дегенератом. Очень нескоро и очень постепенно человек доказал свое превосходство. Но как доказал…
Как и положено всякому супергерою, человек был наделен сверхспособностями. Вначале его уникальные возможности ограничивались умением добывать и укрощать огонь, а так же делать из камней оружие и убивать других животных. Долгое время авторы комикса не могли придумать ничего более оригинального, и человек из серии в серию удивлял читателя фантастическими сражениями с дикими зверями и себе подобными.
Мало-помалу интерес к похождениям человека начал угасать, и к концу века сошел бы на нет, если бы права на комикс не перекупили другие авторы. Они добавили по-настоящему свежие идеи, дали человеку новые виды оружия, в частности совершенно невероятную задумку – научили человека управлять огнем. К сожалению, фантазия у разработчиков комикса оставляла желать лучшего – они привлекали внимание читателя тем, что давали герою всё новые и новые суперспособности. Но к чести авторов можно сказать, что они не просто снабжали своего персонажа чудесными возможностями, но и объясняли, как он добился того или другого, – сочинял чертежи летательной машины или дальнобойной пушки.
Интерес к похождениям человека вырос с новой силой, однако, в скором времени эпопею супергероя пришлось прекратить. Незадачливые авторы наделили человека таким разнообразием сверхспособностей, что случилось то, что должно было случиться: человек вырвался из-под контроля своих создателей, покинул пределы комикса. В канун нового 2014 года герой был казнен согласно закону о ликвидации бесконтрольных персонажей.
Уважаемые читатели, присылайте свои пожелания, биографию каких супергероев вы хотите увидеть на страницах новых выпусков «Мира Комиксов».
Которой нет
Нет, это, немыслимо.
Безумие, и ничего больше.
То есть, мы-то с вами в двадцать первом веке понимаем, что это безумие, кого ни спроси – скажет, бред полный. А в более ранние века люди упорно в это верили, в учебниках изучали, читали по параграфам, верили, сдавали экзамены. Слушали лекторов, с ученым видом кивали головами, да-да-да, так и было.
Мы-то знаем, что это легенда.
Лестница в небо.
Чушь полная, лестница в небо. Ну, вы посудите сами, вот пишут вам в истории, собрал вождь своих соплеменников, повелел выстроить лестницу от земли до небес.
И ведь верят люди.
Да вы подумайте сами, как такая лестница вообще могла быть построена? Что значит, в небо? На какое расстояние? До орбиты Плутона? За пределы Солнечной системы? За пределы Галактики? Даже для того, чтобы построить лестницу от Земли и до орбиты Плутона, нужно столько материала, сколько не найдется на всей нашей планете.
Вспомним о рабочей силе. Представьте себе, сколько нужно человек, чтобы построить лестницу от земли до небес? Представили? Ну, хотя бы приблизительно? Причем сделать это в кратчайшие сроки, за три дня и три ночи, как написано в легенде? Представили? Для того, чтобы выполнить такой титанический труд, нужно количество людей, в сотни раз превышающее современное население земли. А теперь вспомните, кому не лень, численность населения земли в начале неолита. Прикинули? Вот и скажите, как эти полтора человека выстроят лестницу в небо.
Ну и те, кто знаком с инженерным делом, скажите мне: какой материал выдержит нагрузку лестницы от земли до небес? Правильно, никакой, лестница сломается под собственной тяжестью. Но в те далекие времена лестницы, видно, не знали законов физики, поэтому лестница в небо не упала. Как же, вождь повелел, у вождя не забалуешь…
Дальше – больше. Летописцы прошлого писали, лестница была из чистого золота. И все историки послушно подхватывают – из чистого золота. И украшена бриллиантами. И райские птицы пели на перилах. И никто никогда не задумывался, откуда взялось столько золота. Как же, из казны вождя, у вождя казна у-ух, безразмерная…
Я уже не говорю о том, что земля вращается, и лестница вместе с ней, а куда она денется. И значит, рано или поздно лестница в небо столкнется с каким-нибудь небесным телом, сломается. О том, как это столкновение отразится на земле, я тактично промолчу.
Так что, это не более чем легенды.
Не может быть лестницы в небо.
А она… есть.
Я был на ней в прошлый отпуск. Взял запас еды на месяц. Дошел до орбиты Луны, погулял по лунным кратерам. Помянул тех, кто ушел по лестнице вверх и не вернулся.
На обратном пути стер себе ноги до крови, должно быть, лестница отомстила мне, что я в нее не верю.
Лестница, которой не может быть.
Лестница, которая есть.
Василёк Василиск
– Кто там?
(это в дверь стучат)
– Это василек василиск.
Хозяин гостиницы задумывается:
– Кто-кто?
– Василек василиск.
– Постойте-постойте, вы кто – василек по имени Василиск или василиск по имени Василек?
– А я не знаю…
– Ну, вы посмотрите, у вас там какое слово с большой буквы написано – василиск или василек?
– М-м-м… все с маленькой. Отоприте дверь, мне холодно!
На улице дождь.
Хозяин задумывается.
– Да как же я вас пущу-то… если вы василёк по имени Василиск, так мы вам очень рады, мы любим васильки, вы у нас на подоконнике цвести будете. А если вы василиск по имени Василёк, так как же я вас пущу, вы тут всё спалите, а то и вовсе посмотрите на нас, и мы обратимся в камень… нет-нет, я не могу вас пустить.
Утро.
Ласточки в небе.
Первый осенний туман, он всегда приходит вперед самой осени.
Хозяин выходит на крыльцо, смотрит, как падчерица подметает лестницу.
А у колодца зацвел василек.
Не было василька, а вот зацвел.
– Постойте-постойте, да не вы ли тот василек, который стучал ночью в дом?
– К вашим услугам.
– Ой, как некрасиво вышло… мы просим прощения, я был уверен, что вы василиск…
– Ничего страшного…
– Мы так боимся василисков…
– Я понимаю…
– Добро пожаловать, уважаемый василёк!
Темнеет.
Смотрит в окна луна, думает, какой ей быть, еще летней или уже осенний, ночь-то с лета на осень, с августа на сентябрь…
– Василиск! Василиск!
Крики падчерицы в темноте дома.
Хозяин бежит на лестницу, на ходу набрасывая халат.
– Василиск! Василиск!
Хозяин чиркает спичкой, оборачивается…
Темный силуэт…
Занесенный кинжал…
…человек с кинжалом замирает, обращенный в камень.
Голос падчерицы за спиной хозяина:
– Грабитель! Грабитель!
Незнакомый голос за спиной же:
– Не беспокойтесь, прекрасная леди, он больше не опасен.
Хозяин спохватывается:
– Так что ж вы не сказали, что вы – василиск?
– Я же говорил. Василиск Василек.
– Огромное вам спасибо.
– Не за что… всегда рад помочь…
Дрезд из Дроздена
В Дрездене жил дрозд. Каждый день он летал над Дрезденом и смотрел на город.
Но однажды ему сказали:
– Если вы дрозд, вы должны жить в Дроздене, а если вы живете в Дрездене, вы должны быть дрезд. Вы кто – дрозд или дрезд?
– Я дрозд, – ответил дрозд.
– Тогда вы должны жить в Дроздене, – сказали дрозду.
И выгнали его из Дрездена.
Делать нечего, дрозд полетел искать город Дрозден.
А в городе Лондоне жил слон. Каждый день он ходил по городу и смотрел на его красивые улицы.
Но однажды ему сказали:
– Если вы слон, вы должны жить в Слондоне, а если вы живете в Лондоне, вы должны быть лон. Вы кто – слон или лон?
– Я слон, – сказал слон.
– Тогда вы должны жить в Слондоне, – сказали слону.
И выгнали его из Лондона.
Делать нечего, слон пошел искать город Слондон.
А потом они встретились. Дрозд, который искал Дрозден и слон, который искал Слондон.
И отправились вместе по белу свету искать свои города.
Но так и не нашли.
Тогда они решили сами построить город. Только никак не могли договориться, какой же город им строить: Дрозден или Слондон.
Так и не договорились.
Поэтому городов Дрозден и Слоднон не существует.
Мировая линия
– А вам кого?
Хозяйка смотрит на незнакомых людей на пороге, этим-то что надо…
– А мы к мужу вашему.
Их двое. Один постарше, один помоложе.
Хозяйка вздрагивает. Как издеваются, честное слово…
– Так он умер вчера.
– Мы знаем… а мы ему одну вещь должны вернуть…
Хозяйка сжимает зубы, ну как издеваются, честное слово, будто сами не понимают, что никакие вещи мужу сто лет не нужны…
– Вот…
Протягивают моток красной веревки, длинный моток…
– А… с-спасибо… только это… не нужно, наверное, уже…
– Нужно-нужно… Это знаете, что нужно сделать…
Яркая вспышка в сознании.
Спотыкаюсь на перекрестке.
Отмечаю про себя: это здесь.
Здесь.
– Дяденька, а что вы делаете?
Жду, что меня так спросят. Вот так подойдет кто-нибудь и спросит:
– Дяденька, а что вы делаете?
И мне снова придется что-нибудь врать. Что я… м-м-м-м… вот так даже ни одна ложь на ум не приходит. Что я тротуар огораживаю, видите, тут ремонт будет… А? Чего ремонт? Не знаю, чего, моё дело – огородить. Нет-нет, не бойтесь, воду не отключат. И свет не отключат. И интернет тоже. И вообще кончайте в интернете сидеть, вон какая погода стоит.
Нет. Никто ничего не спрашивает, всем без разницы, все спешат по своим делам. Выхожу на трассу, продолжаю тянуть тонкую красную нить через улицу…
…визг тормозов.
– Парень, ты мне еще раз под колеса сунешься, я тебе башку отверну на хрен!
Смотрю вслед автомобилю.
Он разобьется сегодня, подрежет кого-то на мосту, вылетит в реку, грохнется о парапет.
Провожу линию.
Одну.
Другую.
Третью.
Я так всегда работаю, сначала выискиваю точку, в которой линии сходятся.
Яркая вспышка в сознании.
Это здесь.
Здесь.
Втыкаю колышек.
Тяну от колышка линии, тонкие нити, красные, синие, зеленые, черные, белые. Это они не от природы такие, нет. Это я их сам разрисовываю, чтобы понятнее было, а то запутаюсь к чертям, мало не покажется.
Итак, здесь они сходятся. Две линии. Закрепляю нити на тонком колышке.
Осторожно разматываю одну из нитей. Я называю её Герда. Так написано на линии. Может, я написал. Может, еще кто.
Я не помню.
Итак, Герда. Теперь линия идет вдоль улицы по тротуару. А вот здесь линия свернет в кафе за столик у окна. И снова на улицу. Потом в магазин одежды. Вот так. Потом снова на проспект, с проспекта в маленький переулок, в подъезд, по узкой лестнице, потом в маленькую комнатку под самой крышей. Потом линию снова нужно спустить из комнатки, несколько раз попутать по городу, перевести в предыдущий год. Потом линия идет прочь от большого города на вокзал, по рельсам, по рельсам, через холмы, через реки, через туннели, в крохотный городишко, даже не отмеченный на карте, в маленький дом у околицы, в комнатку на чердаке, потом в большую кухню, никуда-ты-не-поедешь-выдумала-тоже-актрисой-она-станет-да-все-актрисы-шлюхи-там-все-через-постель, потом ниточка петляет по крохотному городку, а начнется она в этом же доме в большой спальне…
Вот так.
Закрепляю колышек.
Теперь к колышку нужно привязать две другие линии, с которой началаса третья. Пока они обозначены просто – фазе и мазе, а нет, дер фатер и ди муттер надо было написать… дер фатер унд ди муттер поехали на хутор…
Возвращаюсь в большой город на перекресток. Веду другую линию. Она у меня обозначена как Алекс. Потом линия потянется к роскошному отелю в центре города, в казино, в бар, снова в казино, потом в аэропорт, потом на виллу на побережье, в комнаты наверху, в отцовский кабинет сидишь-сиднем-хоть-бы-слетал-куда-развеялся, потом в престижный университет (отчислили), потом Баунти (острова такие), потом Мальдивы (тоже острова такие), потом Париж, потом Пекин, потом еще что-то, какие-то репетиторы, курсы, учебники, брошенные на пол – сами-читайте-свои-гребаные-книжки, какие-то развивающие курсы… Начнется эта линия здесь… нет, вру, не здесь, а на Лазурном берегу.
Вбиваю колышек, цепляю линию.
Готово.
Цепляю еще две, фазе и мазе.
Вот теперь действительно, фазе и мазе.
Возвращаюсь в город, где встретились две нити, Герда и Алекс.
Жду.
Я уже знаю, что будет. Вот идет Герда быстрым шагом, ей какую-то роль обещали и не дали, ну, актриса из неё, мягко скажем, так себе. Вот Алекс несется на скорости сколько-то там в час, сколько-то там промилле, отсюда не вижу, сколько…
…машина впечатывается в стену.
Отворачиваюсь.
Не люблю смотреть на кровь, сколько смотрю, столько не люблю.
– Злой ты.
Это жена.
Моя жена.
– Злой, злой, злой!
В пылу какой-то очередной ссоры, уже не помню, что там не поделили, шубу новую не купил или ковер сигаретой прожег.
Пожимаю плечами.
Сама знала, за кого замуж выходит.
Хочу в ответ наорать, забыла, как у неё самой мировую линию выправил, если бы не я, где бы она сейчас была, нигде бы она сейчас не была, в сырой земле, а так живет, ну, не по-царски, конечно, но тоже жить можно…
Смотрю на линии.
Герда.
Алекс.
Осторожно развожу их в стороны.
Люди меня не видят.
Не замечают.
– А это что… ремонт, что ли?
Тетенька с авоськами смотрит на меня, на ленты в моих руках.
– А-а-а… ага, ремонт.
– А что, воду отключат?
– Да нет, не отключат… э-э-э… асфальт ремонтировать будут.
– А у нас перед домом когда? Не пройти, не проехать!
Отбиваюсь от рассвирепевшей тетеньки:
– Да я же не знаю, я же не администрация…
– Да я на вас жалобу накатаю, ни черта не делаете, только деньги получаете!
– Ты чего такой?
Это жена.
– Да… день тяжелый.
– Да у тебя все дни тяжелые.
А ты как хотела, сама знала, за кого замуж идешь…
Жена замирает. Приглядывается ко мне.
– Или опять?
– Чего опять?
– Ох, дождешься, тебя с работы выкинут…
– А ты не каркай, тоже мне Каркуша нашлась…
Визг тормозов.
Машина кувырком.
Артур выбирается их машины, наклоняется над Гердой…
– А что-то у вас вот тут линии не оборвались…
Это шеф.
Развожу руками.
– Ошибся.
– Что-то часто вы ошибаться стали…
Это наш с шефом разговор.
Которого не было.
Разговора.
И шефа тоже.
Я сам себе хозяин…
Сам…
«Повесить мировую линию над перекрестком».
Это из моего ежедневника.
Вспомнить бы еще, что это значит.
«Узнать про человека без мировой линии».
А вот это я помню.
Человек.
Без мировой линии.
Я увидел его вчера вечером на перекрестке. Еще подумал – показалось, ну быть не может, чтобы человек без мировой линии. Присмотрелся – нет, никакой ошибки.
– Постойте! Вы обронили!
Это я. Вынимаю из кармана телефон, бегу за прохожим без мировой линии.
Оборачивается.
Парень как парень, ничего примечательного.
– Э-э-э… – он хлопает себя по карманам, вытаскивает свой телефонишко непонятной модели, – э не, это не мое.
Отчаянно соображаю, что дальше. А почему у вас нет мировой линии – вот так в лоб спросить. Не поймет. А вам не кажется, что мы где-то встречались. И что дальше. Разрешите с вами познакомиться. Что за ерунда, это если бы я к девушке подошел, это сгодилось бы, а тут парень, или сейчас и это в порядке вещей…
Хватаюсь за соломинку:
– А заработать не хочешь? Мне тут на даче кой-чего надо, у меня спина…
Парень смотрит на меня, как кажется, с презрением:
– Да не, всю неделю занят… вообще из института из этого не вылезаем…
– А-а-а, учишься…
– Да не… мы там пятое измерение делаем.
Говорит с гордостью. Ага, вот чем тебя зацепить…
– Ну, вообще круто, я думал, у нас молодежь вообще пропащая, а тут…
– Да какая молодежь, мне тридцать один…
Киваю.
Что-то щелкает в памяти.
Тридцать один…
Тридцать один…
Хочу спросить, как звали его родителей.
Не спрашиваю.
Уже знаю.
Вывожу мировые линии.
Одну, две, десять.
– Дяденька, а что вы делаете?
Вот так. Началось.
– А оцепляю…
Вешаю линии.
– А снег бросать будут?
– Ага…
Весь город опутан тонкими линиями.
Да что город – весь мир.
Где-то погуще, где-то пореже, где-то и вовсе такое хитросплетение линий, что не разобрать.
А надо.
Разбирать.
А здесь они обрываются.
Все.
Разом.
Кто?
Да линии, кто же еще.
Странное чувство. Вернее, вообще никаких чувств. Тут надо испугаться. Прийти в отчаяние. Ну, я не знаю еще, что.
А тут – ни-че-го. Мысли какие-то всё не о том, левый ботинок жмет, правый разваливается, на хрена я их вообще купил, а дома картошки нет, жена купить просила, или чего-то другого нет, сейчас уже и не помню, чего, да я никогда ничего кроме работы не помню, сколько раз ей говорил, меня по хозяйству что-то просить бесполезно, а в парке объявление какое-то висело, птиц там каких-то экзотических привезли, только адрес не указали, вот теперь ходи по парку, ищи-свищи этих птиц…
Не о том думаю, не о том.
Смотрю на оборвавшиеся линии.
Пробивается в голове через птиц, через ботинки, через все одно-единственное —
Почему?
Вот так.
В один момент.
Были линии.
И не стало.
Нет, они не обрываются, тут другое что-то. Изгибаются, плавятся, как будто попытались вырваться в другое измерение и сгорели.
Вздрагиваю.
В другое измерение.
В другое…
А я узнал, где оборвется его мировая линия.
Даром, что у него нет никакой мировой линии.
А вот.
Это сложно – проследить мировую линию, которой нет. Это высчитывать надо.
Ему будет сорок лет.
Он умрет в самолете.
Странно, что не в аварии, а так, просто. Тут даже не сердце, тут я не знаю, что. Тут ничего. Вот так бывает, был человек – и нет.
Как обрезать мировую линию.
Это я записал в ежедневнике.
Тут же зачеркнул.
Невозможно обрезать линию, которой нет.
Оставьте свои исследования, это плохо кончится.
Репетирую эту фразу.
Снова.
Снова.
Снова.
Понимаю, что ничего я ему не скажу.
Бесполезно…
А здесь был мир.
А?
Нет, сейчас его нет уже.
Почему нет-то? Да физик какой-то его разнес… доигрался с измерениями… то есть, не он доигрался, это уже после него.. он умер, в самолете там что-то с сердцем… а ученички его уже поиграли с измерениями… устроили… А? Ну, если бы еще лет двадцать пожил, глядишь, доделал бы чего…
…просыпаюсь.
Спрашиваю себя, что я видел.
С кем я только что говорил. Кто мне только что отвечал.
Не знаю.
КАК ОБРЕЗАТЬ МИРОВУЮ ЛИНИЮ
НАЙТИ…
КАК ОБРЕЗАТЬ СЕБЕ МИРОВУЮ ЛИНИЮ
НАЙТИ…
КАК ПРИШИТЬ К МИРОВОЙ ЛИНИИ КУСОК ДРУГОЙ МИРОВОЙ ЛИНИИ
НАЙТИ…
Ничего я этого не ищу.
Негде искать.
Ни один поисковик таких ответов не даст.
Всё сам.
Ничего…
Не привыкать…
– Здравствуйте. А вы жена такого-то?
…и здесь даже неважно, какого – такого-то, может, у него вообще нет имени…
Да, а что?
– Вы только не бойтесь… Мировая линия вашего мужа…
Вот так вот скажут моей жене.
Вернее, не скажут.
Некому будет сказать.
– А вам кого?
Хозяйка смотрит на незнакомых людей на пороге, этим-то что надо…
– А мы к мужу вашему.
Их двое. Один постарше, один помоложе.
Хозяйка вздрагивает. Как издеваются, честное слово…
– Так он умер вчера.
– Мы знаем… а мы ему одну вещь должны вернуть…
Хозяйка сжимает зубы, ну как издеваются, честное слово, будто сами не понимают, что никакие вещи мужу сто лет не нужны…
– Вот…
Протягивают моток красной веревки, длинный моток…
– А… с-спасибо… только это… не нужно, наверное, уже…
– Нужно-нужно… Это знаете, что нужно сделать…
Леди На Лестнице
– А вас за что сюда?
Это ко мне обращаются. Понять бы еще, где я, и кто они все, которые меня обступили, и вообще как я сюда попал…
– А вас сюда за что?
Отчаянно соображаю, развожу руками:
– Ни за что.
– Как ни за что, раз попал сюда, значит, виноват…
Спохватываюсь:
– А… ну да. За убийство.
Тот, кто спрашивал меня, фыркает:
– Ишь, умный какой, тут все за убийство.
– Ну отчего же все, очень даже не все, я вот, например, украла бриллиантовое колье, – возражает кто-то.
– А я продал врагам чертежи звездолета на паровом ходу.
– А я…
– Хватит, хватит… это всё понятно… а ну-ка дайте на вас посмотреть…
Отскакиваю.
– Я… не позволю.
Понимаю, что придется драться. Одному против всех.