Профессиональный инстинкт
Клава. И чего они его прячут все? Не нравится? Или стесняются? Нашли чего стесняться! Поставили бы прямо перед домом, как памятник, глядишь, сегодня и не выгоняли бы…
Входит Виктор.
Виктор. Клава, ты что ли? Прощаться пришла?.. Как живешь-то? Что-то мы с тобой давно не виделись…
Клава. Жизнь моя как у всех – сегодня здесь, а завтра на помойке.
Виктор (он все еще расслабленно благодушен после выпитого). Тебя-то уж точно никто не тронет. Без тебя и поселок этот представить нельзя. Ты же здесь как домовая… Всегда была, всегда будешь.
Клава. Ну да… Давно ты тут не был, ничего не видишь, ничего не знаешь. А тут все перевернулось…
Виктор не слушает ее, он вдруг погрузился в воспоминания.
Виктор. А дочь как?.. Девушка Юля, моя первая настоящая любовь! Какая может быть только в юности. Среди лесов, полей, под трели соловья!., прозрачными ночами… Все было именно тут. Господи, сколько же лет прошло уже!.. Помнишь, как ты нас с ней гоняла?
Клава. Память пока не отшибло.
Виктор. Все пальцем грозила: «Учти, Виктор, я не погляжу, что я тебя еще с таких вот лет помню… Дочку позорить никому не дам! Кого хошь за нее разорву!» А у нас с ней ничего такого и не было… Только целовались у родника среди тучи комаров… Ее они, кстати, совсем не кусали. Лягушки еще орали, как оглашенные… Когда это было!
Клава. Грозилась и правильно делала. Потому что ничего у вас с ней быть не могло. Кто был ты, а кто она? А ты совсем ополоумел тогда, знать ничего не хотел…
Виктор. Зря ты тогда меня боялась, она меня быстро отшила. Надоел… Я же для нее сопляк был, а вокруг нее столько взрослых мужиков с деньгами крутилось, а тут я с потными ручонками… Эх, разбили вы мне с дочкой своей сердце тогда…
Клава. Значит, надо было.
Виктор. Может быть, и надо, может быть… И как она сейчас? Она же вроде бы куда-то уезжала? Потом вернулась…
Клава. Да как… Живет… А лучше бы не жила…
Входит Вера Александровна.
Вера Александровна. Клава, вы про кого этого так?
Клава. Про Юльку, дочь мою, а то про кого же… Про нее, паскуду…
Виктор. Погоди, Клав! Ты что несешь? Ты понимаешь, что ты говоришь?
Клава. В том-то и дело, что понимаю. Спилась она… Насовсем. На человека уже и не похожа… Про другое и не говорю… Она тут по рукам у последних забулдыг ходит. А последнее время с строителями связалась… Этими, как их, гастарбайтерами… Их же сюда теперь все больше завозят и завозят… Они же тут без баб живут, а мужики здоровые, вот она к ним и ходит, зарабатывает на бутылку…
Вера Александровна. Но желать смерти!.. Дочери…
Клава. А что же мне – внучке смерти желать? Она ж уморит ее – или нарочно, или ненароком. Родила, я уже и не надеялась… Беременная была, я места себе не находила – все боялась, что у нее больная или урод родится. А родилась нормальная. Это же счастье какое, что не урод! Девочка такая хорошая, светленькая… А эта… Только месяц, может, и не пила… А потом – то накормить забудет, то на морозе оставит, а сама бегает, похмелиться ищет… Вином поить начала, чтобы девчонка не плакала…
Вера Александровна. Ребенка вином?
Клава. А больше у нее ничего нет. А теперь еще под забором шприцы стала находить… Пусть уж лучше помрет. Господи, что же с человеком делается! Вы же помните, какая она в детстве была – как ангелочек, светилась вся… А теперь? Разве в ней от ребенка хоть что-нибудь осталось? Откуда она такая стала? Почему? Смотрю на нее и одного понять не могу: откуда она такая стала? Когда ее подменили? Ну, не мог тот ребенок такой паскудой стать, не мог!.. Вы же помните, какой она девочкой была? Светилась вся!.. Люди вообще на детей совсем не похожи.
Вера Александровна. Погодите, Клава, погодите! Я не могу это слышать!.. Ее надо лечить, у наших знакомых есть хороший специалист, я поговорю…
Клава. Не будет она больше человеком. Не осталось в ней ничего. Нечего там лечить. Только керосином…
Вера Александровна (беспомощно). А разве керосин помогает?
Клава (после дьявольской паузы). А как же! Еще как! Облить керосином да поджечь – все как рукой снимет.
Вера Александровна. Виктор! Я не могу…
Виктор (с трудом). Клава, ты это брось.
Клава. Я бы бросила, только… Тут все просто. Или она, или внучка. Ее жизнь уже не поправишь, а внучка еще может пожить по-человечески, если ее от матери спасти. Счет-то совсем простой…
Виктор (в ярости). Да выкинь ты это из головы, слышишь! Считает она! Обеих спасать надо, пронимаешь, обеих!
Клава (спокойно). Обеих не спасу.
Виктор. Клава!
Клава. Да не ори ты так, Виктор. Ором не поможешь, тут уже другие расклады пошли. Давайте прощаться – мне идти надо, а то внучка проснулась уже, наверное. Я же ее у соседки оставила, этой-то нет… Опять у строителей, наверное…
Виктор. Клава, обещай мне…
Клава. Чего? Ничего я тебе обещать не могу и не буду. Нечего мне тебе обещать… (Неожиданно) А у вас хороший дом был. Этим, которые на ваше место лезут, счастья тут не будет… ( Обращаясь к бюсту). Ну, прощай, Николай Николаевич! По-разному тут о тебе вспоминают, ну да на всех не угодишь. А я так только добром…
Клава уходит. Вера Александровна и Виктор в растерянности смотрят друг на друга.
Вера Александровна. Нет, ты что-нибудь понимаешь? Она же молилась на нее! Мы ее все тут баловали.
Виктор. Девушка Юля… Я задыхался, глядя на нее… Ты объясняла мне, что встречаться с ней не надо, а я ничего не слышал…
Вера Александровна. Я боялась…
Виктор. Сейчас я все понимаю, а тогда… Господи, но ведь любить больше, чем Клава, нельзя. Она бы умерла за нее, не задумываясь… И что? Почему? Зачем все было? Зачем?
Вера Александровна. Зато тогда ей было зачем жить…
Входит Тася.
Тася. Что-то я притомилась… Может чаю?
Виктор. А что – мысль. Пропади все пропадом – сядем и будем чай пить. Как когда-то… Как там у Федора Михайловича? Миру провалиться или мне чаю попить? Так вот – будем чай пить.
Тася и Вера Александровна уходят на кухню. Виктор заваливается на диван. Входят Неволин и Дунька.
Дунька. Пап, а ты чего это разлегся? Мы что не уезжаем?
Виктор. А черт его знает! Надоело все! В конце-концов придет машина, как-нибудь закидаем все… Один черт весь этот хлам девать некуда – потом выкидывать придется.
Дунька. Наконец-то дошло! Я сколько говорила – свалить все в кучу во дворе и запалить!
Виктор. Ты это своей бабушке объясни – ведь тут вся ее жизнь. Во всяком случае, она так считает. Я – пас. Мои возможности исчерпаны.
Неволин. Виктор, я все пытаюсь понять: а почему вы так торопитесь уехать? Чего вы так всполошились? Ведь вы можете элементарно не уезжать! Живите себе, как жили, и все. Никто вас не тронет. Все эти выселения, повестки, суды – это же чепуха. Это только Вера Александровна как настоящий советский человек может их бояться! Никто вас не тронет, пока вы не отдадите все сами… А вы не отдавайте! Отец оставил вам имя, с которым и сегодня ничего не страшно. Вам надо было послать всех, а вы сразу бросились вещи собирать.
Вам просто надо предъявить свои права. Вы недооцениваете своего наследства. Не понимаете. Отец оставил вам столько…
Виктор. А может, оно мне не нужно? А? Может, я не хочу за него бороться? На кой мне все это сдалось?
Дунька. Погоди, отец, ты серьезно?
Виктор вскакивает с дивана.
Виктор. Да на кой он мне сдался, этот дом? Ну, останемся… Опять тут будет колготиться мать круглый год со своими подружками и знакомыми… Он только ей одной и нужен!.. А здесь все сгнило, ткни пальцем – упадет. Или сгорит, потому что вся проводка ржавая. Здесь надо все сносить и строить новый дом. Но на это у меня нет ни денег, ни сил. Да и желания.
Дунька. А ты бабушке это не пробовал объяснить?
Виктор. Не пробовал. Потому что ей это объяснить нельзя. Просто нельзя! Она так и умрет с мыслями о том, как она была счастлива тут. А мне тут все осточертело!
Неволин. Тогда прошу прощения… Тогда действительно остается только чай пить. Пойду руки мыть.
Неволин уходит. Дунька и Виктор остаются вдвоем. Дунька с интересом рассматривает отца. Тот вдруг корчит ей смешную рожу.
Входят Тася и Вера Александровна, накрывают стол для чая. Входят Неволин и Дунька. Рассаживаются за столом. Дунька садится рядом с Неволиным. Вера Александровна вдруг достает из кармана бумагу.
Вера Александровна (смеется). Нет, я не могу! Как все удивительно было – как будто не с нами… Это письмо отца! И знаете, о чем он пишет?
Виктор. А кому он пишет?
Вера Александровна. Как кому? Мне, конечно. Он пишет… хотя… Вы тут ничего не поймете.
Виктор. Ну, еще бы! Где нам?
Вера Александровна. В общем он был тогда в отъезде, мы не виделись месяцами… И вот он пишет… Ах, да, сначала я написала ему… (Она возбуждена, путается). Впрочем, сейчас это, наверное, и непонятно, а тогда… Тогда мне было не до смеха…
Виктор. Мать, если ты хочешь сказать что-то внятное, напрягись и сосредоточься.
Вера Александровна. Ой, не путай меня…Я что-то разволновалась вдруг… В общем, я тогда написала ему… Написала, что я в положении…
Виктор. Поздравляю! Только этого нам сегодня и не хватало!
Вера Александровна. Не говори ерунды, это было столько лет назад!
Виктор. Надеюсь.
Вера Александровна. В общем, я была в положении и написала отцу, что не знаю – оставлять ребенка или нет? Я боялась…
Виктор. А аборты уже были разрешены?
Вера Александровна. Разве в этом дело? Я боялась оставлять ребенка потому… Нет, ты все равно не поверишь! Я боялась…
Виктор. Все боятся.
Вера Александровна. Я боялась войны!
Виктор. Во как! Мать, ты растешь на глазах.
Вера Александровна. Нет, правда-правда! Была какая-то сложная политическая обстановка, напряженная… Все говорили, что может начаться война, а тут ребенок… Вот я и написала ему – оставлять или не оставлять?
Виктор. И что он ответил?
Вера Александровна. Вот тут, я сейчас прочитаю… «Знаешь, я лично в новую большую войну не верю, надеюсь, что у людей хватит ума не допустить ее… Ну а не хватит… Это будет такая война, что мало кто уцелеет. Не бойся, что кто-то один из нас останется страдать. Погибнем вместе, наш ребенок поймет нас и простит…»
Виктор. Да, утешил… Юмор хоть куда! Советский! И как один умрем в борьбе за это!
Вера Александровна. Самое смешное, что я сразу успокоилась и…
Тася. Ну, чай готов, садимся…
Виктор. Значит, я мог стать первой жертвой так и не начавшейся войны. Почетно. Наверное, мне на могилку положили бы грамотку от ЦК КПСС…
Вера Александровна. Но ты же не стал! А кстати, очень многие стали.
Тася. Тогда все относились к этому очень серьезно… Обстановка была нехорошая. Вам, Виктор, этого, конечно, сейчас уже не понять… А тогда нам было действительно страшно…
Виктор. Да, запугали вас тогда до самого основания. Такую борьбу за мир вели, что готовы были все и всех в клочья разнести ради каких-то коммунистических химер…
Входит Максим.
Виктор. А вот и герой нашего времени пришел. Верный продолжатель дела отцов. Надежда и опора. Он наплевал на все тревоги и страхи человечества! Он выше их! Поприветствуем продолжателя!
Максим. Спокойствие, граждане! Ценю ваши чувства, но постарайтесь держать себя в руках. Все остаются на местах. Объятия и поцелуи отменяются. Все садятся.
Максим и Виктор дурачатся, разыгрывая какое-то представление, и обнаруживают немалый артистизм. Вера Александровна любуется ими.
Максим. Продолжайте, граждане, пусть вас не смущает наше присутствие… Я и сам могу чашечку…
Виктор. Неужто соизволите?
Максим. Отчего же не соизволить? Еще как соизволю.
Виктор. Нет, что делается! Просто душа замирает от восторга и благоговения… Вы уж на нас не сердитесь, Максим…
Максим. Николаевич.
Виктор. А как же! Обязательно – Николаевич. Непременно! Мы же понимаем. Свое место знаем. А мы тут, знаете, по-простому так, по-дачному, чайком балуемся. Вы уж не судите нас строго.
Максим. Да уж я потерплю, придется. Куда от вас денешься! Чай-то хороший? Или из опилок?
Виктор. Да как можно!?.. Да разве мы посмели бы вас да из опилок!
Вера Александровна. Виктор, довольно, а то я сейчас лопну от смеха!
Тася. У вас всегда было весело… Даже без всякого повода…
Виктор. Ну, как же без повода! У нас повод ого какой! Всем поводам повод.
Вера Александровна. Что ты имеешь в виду?
Виктор. Ну, как же, мы же ждем прибавления в семье, ты что забыла?
Вера Александровна. Мы?
Виктор. Мы. Семейство Иконниковых. Это ты войны боялась, я из-за своих по ночам не сплю, а сын твой и наш брат ничего не боится. Ему ничего не страшно. Он продолжает размножаться как ни в чем не бывало!
Максим. Что ты несешь?
Виктор. Янесу? Это ты несешь…
Тася. О чем вы все время говорите?
Виктор. О том, что у них будет ребенок – у него и его ненормальной жены.
Тася. Так он же развелся?
Виктор. Кто тебе сказал? Зачем ему разводиться? Ему так удобнее – не разводясь. На всякий случай – вдруг понадобится.
Максим. Да что ты понимаешь!
Встает и уходит.
Тася. Если у Максима будет ребенок, то…
Виктор. Его жена вернется к нему… А мать после всего, что было, не сможет с ней жить под одной крышей. И она, тварь, это знает… Она специально это сделала!
Неволин. Погодите, может быть, это все просто розыгрыш… Уж я жену Максима знаю – она и не на такие штуки способна…
Вера Александровна. Да нет, ничего уже не может быть. Я теперь и там, в Москве, лишняя… Лишняя в собственном доме… Только мешаю… У меня отнимают все. Сегодня этот дом… Потом она выживет меня из квартиры, в которой мы жили с Николаем… Жить я с ней не смогу, придется разменивать, если я доживу… У меня отнимают все.
Вбегает Максим.
Максим (Виктору). Кто тебя просил? Зачем?
Виктор. Лучше знать правду.
Максим. Да нет никакого ребенка! Нет! Я наврал. Просто наврал. Представил себе утром, как ты начнешь орать, что я опоздал, и решил соврать что-нибудь… Чтобы тебя, припадочного, успокоить.
Тася. Максим, нуты даешь! Совсем уже ничего святого…
Виктор. Да он слова – то такого не знает!
Вера Александровна. Нет, правда? Значит…
Виктор. Мать, откуда ты знаешь, что он сейчас не врет?
Вера Александровна. Ты, правда, не врешь сейчас?
Максим. Да правда, правда…
Вера Александровна. Слава богу!
Дунька. Ну вот мы уже все и счастливы… Учись, Неволин. У нас, Иконниковых, все по-быстрому, мы китайские церемонии разводить не любим… Мы чай пьем по-простому, по-нашему…
Входит Инга.
Инга. Добрый день, извините, если помешала… Но мне надо срочно переговорить с Таисией Семеновной.
Тася. (встает, очень взволнованна). Да-да, пойдемте куда-нибудь… Чтобы не мешать…
Виктор. Да вы присаживайтесь, чайку с нами попейте…
Инга ( садится за стол).
Виктор. Мы – народ незлобливый, вы нас – в суд, а мы вас – за стол…
Дунька. Да уж, это по-нашему, по-иконниковски.
Вера Александровна. Вы меня так этой повесткой перепугали, мне даже плохо стало…
Виктор. Наша мать – человек советский и потому твердо знает, советский суд оправдать не может, только осудить. Ну там лет пять и десятку по рогам!
Вера Александровна. По каким еще рогам – что за глупости!
Виктор. По рогам – это значит на поселение… Солженицына читать надо было!
Вера Александровна. А я уже бог знает что подумала…
Максим. Ох, мать, ты как солдат из анекдота всегда об одном думаешь!
Все смеются. Весело.
Инга (улыбаясь). Но вы и нас поймите. У вас аренда кончилась. Куда нам было деваться? Повестка появилась только после того, как люди, которые займут вашу дачу, стали жаловаться, ходить по начальству, начальство требовать…
Тася всхлипывает и убегает.
Вера Александровна. Что это с ней?
Дунька. Какая прелесть! Замечательно!
Вера Александровна. Что замечательно?
Дунька. Насколько я понимаю, дача переходит им…
Вера Александровна. Кому им?
Виктор. Судя по всему, нашим старым и верным друзьям…
Вера Александровна. Нашим?
Виктор. Ну да, Тасе и дяде Гене…
Вера Александровна. Что за ерунда! (Смотрит на Ингу).
Инга (разводит руками). Да, было принято такое решение… Они очень просили, у них деньги, заслуги…
Вбегает Тася, в слезах.
Тася. Вера, дорогая, это все не так! Не так! Это не мы, нам предложили… Мы так измучились, извелись… Неужели ты думаешь!
Вера Александровна. Я уже ничего не думаю… Отказываюсь.
Тася. Я так и знала! Что ты обидишься, неправильно все поймешь… Мы не хотели, но потом подумали, что ты поймешь…
Вера Александровна. Что я должна понимать? Что?
Тася. Мы хотели, как лучше! Хотели помочь тебе!
Вера Александровна. Помочь мне, выгоняя меня из дома? Извини, мне это действительно трудно понять. Что за день сегодня! Я его не переживу!
Тася. Мы не хотели, чтобы сюда пришли чужие люди! Совсем чужие! Вот чего мы хотели! А так ты сможешь всегда жить здесь, приезжать, когда захочешь… сколько захочешь!
Вера Александровна. Нет, вряд ли… Вряд ли я теперь этого захочу…
Виктор. Господи, Тася, неужели нельзя было сказать нам об этом раньше?
Тася. Я боялась… Мне было страшно… Я все время откладывала и откладывала… Вы могли все не так понять, могли подумать, что… А мы хотели как лучше для вас! Не для себя!
Дунька. Ну, это мы уже поняли. Уразумели.
Телефонный звонок. Максим снимает трубку.
Максим. Да… Да, я… Здравствуйте, дядя Гена! Да вот собираемся потихоньку… Машину ждем… Да здесь… Тася, тебя…
Тася. (схватив трубку). Да, Гена! Что?.. А валидол ты нашел? Прими немедленно! И от давления!.. И ложись, тебе надо лежать… Зачем? Зачем ты сюда едешь? Я не понимаю, зачем… (Кладет трубку). Это Гена. У него плохо с сердцем, а он зачем-то едет сюда… Вера, у тебя есть сердечное?
Вера Александровна. Должно быть в сумке. Пойдем посмотрим.
Уходят, поддерживая друг друга.
Инга. Интересные люди…
Виктор. Кто?
Инга. Да все вы. Вас предали, обманули, а вы обнимаетесь…
Виктор. Но это действительно – ближайшие друзья нашей семьи. Ближайшие! Они очень многое для нас сделали. В конце концов, не вижу ничего плохого в том, что дача перейдет к ним. Тася права – это лучший вариант. И мать сможет тут бывать… Немного отойдет, успокоится… Нет, в этом что-то определенно есть…
Инга. Ну, вам жить…
Инга уходит. Максим бросается вслед за ней. В коридоре затягивает в пустую комнату.
Максим. Зачем ты пришла?
Инга. Сообщить радостное известие.
Максим. И только? Не верю.
Инга. А зачем же еще по-твоему?
Максим (прижимая ее к себе). Чтобы увидеть, что я хочу тебя… по-прежнему… Удостовериться…
Инга. Хватит. Довольно. Уже удостоверилась.
Максим. А помнишь, как мы в детстве голыми купались во дворе в корыте, которое ставили на солнце, чтобы вода нагрелась? И как рассматривали друг друга?.. Вода была такая теплая…
Инга. Голыми мы купались не только в детстве… А шуточки свои ты тоже вспоминаешь? «Наше дело не рожать. Сунул, вынул – и бежать!»
Максим. И это все, что ты помнишь? Немного.
Инга. Я помню все. И даже как ты сказал своему дружку, кивнув в мою сторону: «Хочешь, попробуй!»
Максим. Ты что – пришла отомстить мне?
Инга ( снисходительно). Вот еще.
Максим. Так чего ты хочешь? Может, решила все-таки отложить наш отъезд? Признавайся…
Максим опять обнимает Ингу, та не отталкивает его, но абсолютно холодна.
Инга. Отложить-то можно. А ты придумал, почему я должна это сделать?
Максим. Да потому что ты никак не можешь забыть, что у нас тут с тобой было… Никак не можешь… И уже не забудешь никогда…
Инга холодно наблюдает, как он распаляется.
Инга. Может быть… Может быть и не могу… Но пришлая не поэтому…
Максим. А зачем?
Инга. Удостовериться, как ты выразился.
Максим. Ивчемже?
Инга. Это мое дело. Кстати, я еще вернусь. Я еще не все сказала… Да, а ты… Ты меня пока ни в чем не убедил.
Уходит.
Большая комната. Неволин, Дунька и Виктор все еще сидят за столом. Возвращается Вера Александровна. Потом появляется Максим, молча садится за стол.
Вера Александровна. Заставила ее прилечь. Она так разволновалась… Когда же, наконец, эта машина придет!
Виктор (обнимает ее за плечи). Правильно, мать, ты молодец. Так и надо. Все кончено и не о чем жалеть.
Входит Клава.
Клава. Вера Александровна, я чего вернулась. Может быть, вы ее мне отдадите?
Вера Александровна. Чего, Клава? Вам нужно что-то из вещей? Вы скажите, что… Пожалуйста. Мне не жалко.
Клава. Да я не про вещи. Я про статую эту. (Распахивает дверь шкафа). Я же понимаю, чего вы мучаетесь. Куда вам ее в город с собой тащить? И выкинуть просто нельзя. Что люди скажут? Вот вы и переживаете. А я бы дома у себя поставила – мне нравится. У меня и сосед штукатур – подправит, если что сломается…
Дунька. Клава, ты чего несешь? Какой еще штукатур? Это тебе что – слоник? Нашла игрушку.
Клава. Вера Александровна, да вы не сомневайтесь…
Вера Александровна. У меня есть сыновья. Взрослые люди. Вот пусть они и решают.
Клава. Да чего они решат! Что я их не знаю! Знаю, вон с каких лет. Им все равно. Все одно вам придется.
Клава уходит.
Виктор. Чего-то она сегодня разговорилась… раньше она себе такого не позволяла.
Вера Александровна. Но нам все равно надо решить, что делать с этим (показывает на шкаф с бюстом).
Дунька. А давайте его оставим Таське с дядей Геной на вечную память! Пускай целыми днями любуются! Они же наши друзья!
Максим. Ага, оставим в качестве привидения. Долго они тут с таким подарком не протянут.
Вера Александровна. Да сделайте же что-нибудь!
Виктор и Максим молчат.
Дунька. Неволин, придется тебе. Как человеку со стороны, у которого рука не дрогнет.
Неволин. Ну давайте смотреть на вещи здраво…
Дунька. По-немецки.
Неволин. По-немецки. Взять его с собой вы не можете. Оставить здесь тоже. Подарить Клаве? Тоже какая-то глупость… Выкинуть?..
Иконниковы молча смотрят на человека, который решает да них, что делать.
Неволин. Тоже не годится. Остается одно – ликвидировать. Чтобы не мучить себя и других.
Вера Александровна. Что значит ликвидировать?
Виктор. Как?
Неволин. Проще всего разбить.
Максим. Точно. Разбабахать на мелкие куски, чтобы никто не догадался, что это было.
Вера Александровна. Какойужас!
Дунька. И чем бить?
Неволин. Да чем угодно.
Максим. Ломом или топором – какая разница! Когда пошла такая пьянка!..
Виктор. Ну тогда давай – бей его по голове топором. Или ломом.
Максим. А почему я?
Дунька. А кто же еще?
Вера Александровна. Я не могу больше это слышать. Делайте, что хотите, только без меня!
Максим. Мам, ну успокойся ты! В конце концов, это же гипс, просто гипс, а не живой человек…
Неволин. Можно и не разбивать. Можно закопать. Если хотите – захоронить…
Дунька. Точно. Неволин, ты гений!
Максим. И устроить поминки! Вселенский плач! Священника приглашать будем?
Неволин. Да нет, я серьезно. Просто закопать в саду. Вырыть яму поглубже и закопать. Земля сейчас еще мягкая… Там его никто не найдет и не тронет…
Виктор. Да, земля еще мягкая, теплая…
Затемнение. Высветляется участок сада. Неволин копает яму. Один. От дома подбегает Дунька.
Дунька. А ты чего один работаешь? А мои родственнички? Они чего отлынивают?
Неволин (копая). Обещали подойти… Черт, тут корни старые везде, рубить приходится…
Дунька. Ага, ты тут рубишь, копаешь, а эти там выпивают… Что их не знаю! Ох, Неволин, пропадешь ты без меня! Какой-то ты беззащитный, податливый… На тебе все готовы ездить, а ты…
Неволин (усмехаясь). Я уже понял.
Дунька. Что?
Неволин. Что мне без тебя нет в жизни счастья.
Дунька. Ну и молодец. Вот нравится мне в тебе это – что ты понятливый…
Неволин. Но податливый…
Дунька. Ну, это дело поправимое. Под чутким руководством и зорким глазом… Ладно, пойду этих бездельников потороплю. А ты тут особо не усердствуй – не экскаватор им…