Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950
О новом увлеченье391 я стараюсь забыть. Это ненужно и унизительно.
[Васечка – это. – вымарано] единственное, прекрасное, что встретилось мне на пути, и его люблю я.
Он – один.
Опять он один.
[24 декабря 1908 г.]Сочельник. 3 часа ночи. После «Кабаре»392.
Звонят колокола.
Свеча горит на столе.
[Ночь. – зачеркнуто.] Тихая голубая рождественская ночь глядит из окон.
Думы теснятся.
Любить хочется.
[Вчера в «Cabaret» – я любила их обоих и презирала себя. – зачеркнуто.]
Я не могу отогнать воспоминания о том, что было вчера.
Я слушала Вас. – любовалась им, любила его всем, что есть во мне прекрасного, и вся я [отвечала на ласки Николая Лазаревича [Тарасова]. – зачеркнуто] рвалась к Николаю Лазаревичу, пьянела от малейшего его прикосновения [его руки. – зачеркнуто], рвалась к нему всем своим телом…
Это ужасно?
Не знаю.
[25 декабря 1908 г.]1‐й день празд[ников]. 2 часа ночи.
Была у Станиславского.
Как он верит в меня393.
Мне жутко…
Я могу не оправдать его надежд.
И что тогда…
«Паденье с высоты…»
Спрашивал меня, что мне хочется играть на будущий год.
Сказала ему про Гильду394.
29 января [1909 г.]. Четверг1 час ночи.
Сейчас прочитала из летней тетрадки несколько строчек, и вдруг так страшно опять захотелось писать.
Ведь столько всего копится в душе – такой ворох настроений и впечатлений от огромной жизни, что внутри [меня. – зачеркнуто] и вокруг меня, а вылиться этому всему некуда – и [слово вымарано] и бьется это в душе [три слова вымарано].
Вот уже 6 месяцев прожито новых… И что же… Все покойно, все гладко…
Успех, ухаживанья, похвалы, поклоненье…
Нет терзаний и слез, что были той зимой, нет этой мучительной тяжелой апатии.
Но есть ли радость?
Ведь она – должна быть.
Ведь жизнь дает мне только прекрасное.
Где же радость?
Радость молодости, побед, успеха?
Пусто в душе.
[Несколько слов вымарано] нет трепета, нет того безграничного порыва, стремленья [слово вымарано].
2 февраля [1909 г.]Я [возьму. – вымарано] Вас.
Он будет моим…
Эта последняя борьба.
Ведь нет у меня никого, кроме него.
Душа моя становится все более и более жестокой, все более [и] более разочарований и презренья к людям. Он один – мое прекрасное. Ведь так много дает мне жизнь. Почему же он – не со мной, когда [к нему стремлюсь я. – вымарано] – его я хочу.
Я буду бороться.
Рухнула моя красная башня395, но я воздвигну новую – [еще] более высокую, еще более [пре]красную.
19 февраля [1909 г.]. ЧетвергЕще одна победа. «Три сестры»396…
Все хвалят, все в восторге.
Скоро я уверую, что я – талант.
[Да. – вымарано.]
А тяжесть в душе невероятная.
Когда чуть останусь одна – и выползет воспоминанье о той ночи. Хочется кричать на весь мир…
Рассказала Вас., и еще тяжелее стало.
15 марта [1909 г.]Весна идет.
Душа трепещет [веселостью. – вымарано] такой большой радостью. Стук колес, грязь на мостовых.
Весенний шум.
Баттистини397.
Хочется лететь.
Любить хочется.
25 марта [1909 г.]. Среда [Петербург]Второй день я в Петербурге398.
Живу чинно с Костей [К. С. Станиславским] в Английском пансионе399. Думаю много о Вас. и Николае Лазаревиче [Тарасове].
«Жив, значит, курилка…» Все время звучит в ушах. И смотрит то [молодое] радостное светлое лицо, как тогда, в ту нашу первую весну400…
И опять ранним рассветом ехал извозчик, и [тихая. – вымарано] светлая радость трепетала в душе, и весенние надежды теснились, и [все тихий. – вымарано] поцелуй [звучал. – вымарано]…
[Прошел год, а когда мы вошли в подъезд, когда снова. – зачеркнуто.]
И то же «спи спокойно, Аличка»…
А ведь прошел год.
Год, который мы прожили как чужие…
А разве мы чужие?
Разве не один он у меня…
А я? Разве я ушла из его жизни?
Наши жизни – раз соприкоснувшись, не расстанутся никогда.
Теперь я в этом уверена.
Мы можем годами встречаться холодные и далекие друг другу, но настанет день, настанет весеннее утро, и снова он скажет – «милая», и снова я повторю «ты один у меня»…
Есть между нами – неуловимая духовная связь, есть что-то, чем мы спаяны неразрывно…
26 марта [1909 г.]Утро.
Пью кофе. Через спущенную штору пробивается солнце. Вчера был тоскливый день…
Я грустила и казалась себе неинтересной и скучной. Волнуюсь за «Птицу»401.
27 марта [1909 г.]Утро.
Живу мыслью о том, когда приедет Вас. Повторится ли весна?
Сегодня генеральная «Птицы»…
Есть предчувствие, что такого успеха, как в Москве, не будет.
2 часа.
Ужасающая погода. Снег, слякоть, скучное серое небо.
От репетиции отпустили. Пойду бродить. Куда, зачем? – Все равно. Мне как-то грустно, а хочется быть веселой и радостной. Хочется быть такой, чтобы всех радовать, у всех вызывать улыбку…
Сейчас получила от Юргиса402 письмо. И стало еще тоскливее. Зачем люди так хорошо обо мне думают? К чему эти слова – «вы вся – благодеянье, вся – умиленье»…
Какое же я благодеянье?
Кому дала что-нибудь, кроме горечи, грусти или своего неясного томительного стремленья куда-то… смутного всегда неудовлетворения.
Я – большая, нет, этого мало, я – великая обманщица.
Я обманываю и себя, и других.
3 часа ночи.
Сидели сейчас так хорошо, болтали с Костей [К. С. Станиславским] и Сулером.
Репетиция была отвратительная…
Самочувствие на сцене – ужасно.
Не знаю, что делать.
28 марта [1909 г.]. СубботаПраздник…
Время летит, летит.
Страшно становится.
5 часов.
Мне ужасно грустно. Брожу взад и вперед по комнате и вспоминаю последние радостные дни в Москве, Брестский вокзал, Юргиса [Балтрушайтиса], Вас. И жаль того «весеннего», что зажглось в душе и вдруг – потухло…
И хочется в Москву – милую, полную, близкую…
Хочется увидеть Николая Лазаревича [Тарасова]…
Какой он? Какие у него глаза? И что он будет говорить…
29 марта [1909 г.]1‐й день праздника. 1 час дня.
Звонят в церкви…
Серая скучная погода…
Сижу вся разбитая, полубольная, слабая, и нет ничего в душе, ни радости, ни грусти, ни желаний – [одна пустота. – вымарано].
30 марта [1909 г.]Утро.
Вчера целый день просидела дома.
Бродила из угла в угол по комнате и думала… О Вас., о Николае Лазаревиче [Тарасове] – о том, как дороги они мне оба…
Вас. я люблю…
А Николай Лазаревич?
Что он в моей жизни? [Какая его роль? – вымарано.]
6 часов.
Благослови Боже…
31 марта [1909 г.]. ВторникУтро.
Играла скверно. Очень старалась… От этого навязчиво выпирала характерность403.
Выругают, верно, здорово…
Ну да все равно.
Впрочем, I акт играла с увлеченьем и конец…
Что будет. Сейчас напьюсь кофе, пойду покупать газеты.
Заходил вчера Вас. в уборную.
[Дала ему цветок. – зачеркнуто.] Посидел, сказал, что не до телефона было – грустные были дни. Мы не поняли друг друга. Он, оказывается, просто хотел поболтать со мной на расстоянье – [а вовсе не назначать место свиданья. – вымарано.]…
[Милый. – вымарано]…
Он сидел, я смотрела на него – а на столе лежала открытка от Николая Лазаревича [Тарасова]. И когда я получила, прочла надпись, овладело душой трепетное, хорошее волненье. Где он? Чем живет? О чем думает?
3 апреля [1909 г.]Грустно. Вчера были у Боткиных404. Пришла домой, и тоска охватила [душу. – вымарано]. Ехали с Вас. [И он сидел такой грустный, такой равнодушный, чужой. – вымарано.]
Пришла и, не снимая шляпы, не раздеваясь, бросилась на кушетку и расплакалась. Потом и Лилина взошла и стала утешать и говорила о моем таланте – о том, что это – мое главное, а остальное – вздор.
[Лист вырван.]
…радовался тому, что есть у него я…
А этого нет, нет…
И моя горячая влюбленность, мой самый прекрасный, мой самый чистый порыв – разбиваются о [какую-]то железную стену.
[½] часа ночи.
Сидели Крэг405 и Вас.
Я [кокетничала. – вымарано] с Крэгом, Крэг влюбленно на меня смотрел406, а Вас. пил… Тупо пил… Изредка взглядывал на меня – [машинальным взглядом, ничего не говорящим, или. – вымарано] внимательно вглядывался в [Марию Петровну [Лилину]. – вымарано].
Нет. – Конец.
[Не подойду к нему больше. – вымарано]
[И ему не позволю подойти к себе. – вымарано]
7 [апреля 1909 г.]. ВторникУтро.
Сегодня вечером свиданье с Леонидом Андреевым.
Мне жаль его…
Он стал старый и грустный407.
6 часов утра. Устала голова от вина, от музыки, от разговоров…
Нужно ли это…
3–4 часа была я веселая, хохотала, дурила, танцевала, глотала шампанское, и душа радовалась в опьянении – а сейчас пришла в свою комнатку и сразу стала трезвая, и в душе пустота, и голова – тяжелая.
8 апреля [1909 г.]2 часа ночи.
Сейчас с Дункан408…
Хорошо так, что не хочется никого видеть, ни с кем не хочется говорить.
В столовой целое собранье после «Царских врат»409.
[Больше половины листа оборвано.]
9 апреля [1909 г.]5 часов дня.
Получила сразу 3 письма от Юргиса [Балтрушайтиса].
Он меня любит.
[Это – ясно. – вымарано.]
[Больше половины листа оборвано, и еще один лист вырван.]
14 апреля [1909 г.]Утро.
Вчера была на «Валькирии»410…
Сидела, и рисовались образы в воображении, и росла сила творческая… и чувствовала себя большой-большой.
15 апреля [1909 г.]Утро.
Вчера после Дункан411 приехала домой412– Вас. – пьет, Стахович – болтает всякий вздор, Мария Петровна [Лилина] – дает реплики. Посидела с ними, выпила чаю. М. П. скоро ушла, а мы еще поболтали. Когда стали расходиться, Вас. в темноте тихо прижался к моим губам…
[Часть листа оборвана. Прочитывается только]: в голове.
16 апреля [1909 г.]Утро.
Вчера после «Птицы» опять видала Вас.
Притворилась бледной, [два слова вымарано] почувствовала сердцебиенье – с большими остановившимися глазами вошла в столовую. Костя заволновался, повел меня к Марии Петровне [Лилиной]. Дали мне валерьянки и отправили спать. [Фраза вымарана.] Сейчас мне приятно вспомнить, [какая. – вымарано] я была – [вся. – вымарано] бледная и красивая.
[Часть листа оборвана.]
Холодно…
Стала дышать на руки.
Дыханье теплое, нормальное.
Все старанья даром.
Ничего не воспаляется!
17 апреля [1909 г.]Утро.
Вчера пришла из театра ужасов413– у нас Дункан. Опоздала на поезд. Обаятельная и милая, как ребенок… Много смотрела на меня и говорила, что я красивая. А я любовалась ею, и было желанье – всегда быть возле нее и все делать, чтоб было ей хорошо414.
Сегодня весенний день. Чирикают птицы… Хочется в деревню…
18 апреля [1909 г.]6 часов вечера.
Звонят колокола. Льется весна в окно, облака бегут быстрые, легкие и воздушные.
Душа [слово вымарано] грустит. [Слово вымарано] тоскует [слово вымарано] по чему-то прекрасному, далекому…
22 апреля [1909 г.]12 часов дня.
Эти последние дни чувствовала себя сносно… Но душой – я в Москве…
Главное – тяжело играть…
Спектакли – утомляют, надоедают.
Осталось – 13 дней… Скорее, скорее в Москву.
Сейчас надо ехать к Бильбасовым415.
24 апреля [1909 г.]7 часов вечера.
Вчера были на именинах у Боткина416.
Сначала было нехорошо и скучно.
Я [стеснялась, часто краснела и. – вымарано, фраза оборвана].
Вас. сидел за другим концом стола. А потом, когда стало светать и голубые тени поползли в окна, вдруг [тихо. – вымарано] и ясно сдела[лось] на душе [дефект текста].
Утром ехали с Боткиным по набережной – я с любовью мечтала о Вас. – благословляла его в своей жизни, и не было горечи, [два слова вымарано] оттого, что он не со мной.
[Треть листа оборвана.]
27 апреля [1909 г.]Утро.
Пахнет сиренью. Весна рвется с улицы. Отдаленно шумит город…
Прекрасная весенняя лень, когда ничего не хочется делать, ни о чем думать – и только дышать, радоваться и благословлять жизнь.
Пойду сейчас в Лавру…
И одна… Непременно одна…
Люди скучны и нечутки к прекрасному.
[Треть листа оборвана, но, возможно, там не было записей.]
28 апреля [1909 г.]Утро.
Монотонно капает дождь…
Серо и скучно на улице.
Все думаю о Москве.
Как-то там будет…
Не жду радостного…
Работа. – А солнышко будет светить по-весеннему, [навевать светлые мечты. – вымарано]…
Господи. Не оставляй меня.
Я люблю Вас.
[Треть листа оборвана, но, возможно, там не было записей.]
6 мая [1909 г.]. Среда Москва12 часов ночи.
Я в Москве…
Сидел сейчас Юргис [Балтрушайтис], и я совсем [не. – зачеркнуто] забыла о Петербурге, и такое было чувство, будто я не уезжала.
На душе – неопределенно. Не могу понять своего самочувствия – грустно мне или радостно.
Устала. Надо спать.
Золотых снов.
[Треть листа оборвана, но, возможно, там не было записей. Дальше сколько-то листов вырвано.]
[Без даты]…обо мне, о моем чувстве к [Вас. – вымарано] нему, о наших отношениях.
Потом сидели тихие и близкие, как [три строки вымарано]. Сидели [слово вымарано] одни, вдвоем в бель-этаже. Я [слово вымарано] не слышала, что говорили на сцене. [Несколько слов вымарано] его [слово вымарано] близостью, и было мне так хорошо, так хорошо. [Фраза вымарана.]
«Мертвый город»417[Фраза вымарана.]
Какой-то шок418.
Лето 1909 г. – Пушкино419[Верх страницы оборван. Можно прочесть только два слова]: я пошлю, Вас.
4 июня [1909 г.]Сегодня много поработала. Есть чувство какого-то удовлетворенья в душе.
Надо, надо работать.
Готовить себя к будущей большой трудной жизни. Бог знает, что будет.
5 июня [1909 г.]2 часа дня.
Сейчас уезжают в Москву мама и Жорж [Г. Г. Коонен]. Грустно будет без них. [Завтра, положим, мама вернется. – зачеркнуто].
Солнышко сегодня. Радостно в поле. Тишина в воздухе.
Вас. не [треть листа внизу и треть следующего листа вверху оборваны].
Тихо, радостно. Бегаю по лугам зеленым, любуюсь солнцем, небом, слушаю, как птицы поют. И никаких желаний, никаких волнений.
[Только. – зачеркнуто.] Благословляю жизнь.
9 часов вечера.
Так хорошо мне. Так благостно.
8 июня [1909 г.]. Понедельник4 часа дня.
Небо опять затянуло тучами, и мне немножко грустно. Я в такой степени завишу от погоды. Капает дождь. Грачи кричат. Бессвязные мысли бегают в голове. Смешно [перебегают. – зачеркнуто] перескакивают с одного предмета на другой. Не могу [треть листа внизу оборвана].
…люблю ли я в этот момент тихо и радостно, или в отчаянии тоскую и ломаю руки над головой.
Я хочу иногда, чтоб ты умер. Но когда я начинаю думать [о том, что ты будешь однажды чужим мне – страшным телодвиженьем. – зачеркнуто] об этом, я едва не схожу с ума и перестаю понимать… что же это будет, и не могу представить, чтоб так же светило солнце, ходили люди, и вся, вся, вся жизнь текла обычным порядком.
Сейчас я слушаю серенаду [Брамса] и вижу тебя на балконе, вижу твою голову, родную, дорогую, склоненную около лампы под зеленым абажуром. И мысленно я целую каждый волосок на твоей голове.
Я благословляю тебя, я [прошу. – вымарано] говорю тебе сейчас – люблю – тихонько, нежно. Не может быть, чтоб ты не услышал этого [люблю. – вымарано].
Я думаю о тебе сейчас. Где ты, какая комната, в которой сейчас сидишь, какие стулья в этой комнате, какой стол, здесь ли Нина [Литовцева], или, может быть, ты на улице. Гуляешь или быстро идешь куда-то по делу…
Мне кажется, у тебя грустные глаза сейчас.
11 часов вечера.
Приехали папа420 и Жорж [Г. Г. Коонен].
Я так хорошо, так уютно чувствую себя в [этом. – зачеркнуто] кружке своих. Мне тихо, спокойно, радостно.
Я чувствую такую массу любви около себя, столько заботы, нежности, и душа моя наполняется благодарностью и добротой.
Получила письмо от Василия Васильевича [Лужского]421.
И он ведь, в сущности, нужен мне постольку, поскольку это имеет [отношение. – зачеркнуто] значение для моих отношений с Вас.
10 июня [1909 г.]Чудесный нежный закат.
Ходила в поле и [тихо. – вымарано] думала о Вас. Вся красота наших отношений в том, что они неуловимы, они чудесны [своей чистотой. – вымарано].
11 июня [1909 г.]Вечер.
Много думала сегодня о том, что будет, если я провалю роль422, пошатнется доверие и любовь около меня, как я буду строить новую жизнь, как расстанусь с Вас. – чем буду жить, где найду силы. Этот год решит для меня все дальнейшее. Самое вероятное, к чему надо хоть в мыслях приготовить себя, – это злорадство, нелюбовь, которая скрывалась из боязни перед моей славой и при малейшей неудаче выползет и будет жадно смеяться над моей [душой. – вымарано]. Тяжело, трудно об этом думать. Но лучше сейчас. Надо быть готовой. Смелости побольше, [Алиса Коонен. – вымарано].
Так вот я все думала.
Прежде всего, деньги.
Много денег нужно.
Ужасная это вещь, но такая необходимая.
Значит, денег достать.
Еще не знаю, как, где.
Мелькнула мысль о [Василии Васильевиче [Лужском]. – вымарано].
И вот в один тихий весенний вечер – это, вероятно, будет в пору ранней весны, когда только будет стаивать снег, – я соберу своих. На столе будет тихо коптеть милая белая лампа с обрезанным абажуром, и спокойно, просто расскажу им, что нужно мне передохнуть годик – не играть, и вот я уезжаю. Буду им писать, говорить о своем адресе, [и вот. – зачеркнуто] но с тем, чтоб они под клятвой держали тайну и никому ничего не говорили.
Накануне отъезда – я бурно кучу в большой компании мужчин, и мне страшно, и жутко, и весело, что они и не подозревают [о моем. – зачеркнуто] о том, что завтра я буду далеко – мчаться в поезде куда-то в неведомые, страшные дали.
Куда я поеду, зачем, что это будет – не знаю. За границу, конечно. Месяцев на 6. Теперь дальше. Паспорт у меня чужой. В один прекрасный день я появляюсь в захолустный уездный городишко какой-нибудь Воронежской или Рязанской губернии и спрашиваю, где здание театра. И вот с трепетом вхожу в деревянный сарай с коптящими лампами, ласково открываю свою душу забитым, голодным, может быть, [нрзб.] и [пошлым. – зачеркнуто] пьяным людям. И кто знает, вдруг я внесу им радость, улыбку, помогу им жить, поучу их работать. А они закалят мою волю, мое терпенье.
[Возможно, вырван один или несколько листов.]
[Сегодня. – зачеркнуто] Почему мы не можем вот так ходить вместе, вместе смотреть на звезды, вместе ужинать на террасе и потом слушать, как мама играет, и сидеть в нелепой уютной комнатке под образами.
Господи. Грустно как…
21 [июня 1909 г.]. ВоскресеньеСегодня я много думала о «Месяце в деревне»423, и что-то выходило. И снова я почувствовала радость и силу, и почувствовала глубоко в своей душе – артистку.
23 [июня 1909 г.]Мне хорошо.
26 [июня 1909 г.]Все эти дни так бодро, радостно было на душе. Много гуляла, вчера ходили в Марфино424– на целый день – и столько любопытного, интересного встречалось на пути, и такая радостная жизнь билась в каждом нерве.
[Половина листа вверху оборвана. Можно прочесть отдельные слова]: Мой, Мой, Бог.
1 июля [1909 г.]. СредаОстается месяц. Еще ни одно лето не было мне так хорошо: так тихо, уютно, тепло и ласково. Мне трудно будет расстаться с этой тишиной.
Каждое утро, открывая глаза, – я улыбаюсь предстоящему дню. Каждый день вливает в душу мою – радость, свет, ласку. Мне так хорошо…
В комнатках – чистенько и уютно. И когда тучи ползут по небу, ветер шумит – мне [нет. – вымарано] еще приятнее, теплее и радостнее дома с моими «старушками»425.
[Половина листа вверху оборвана.]
Этой зимой – помоги мне.
Она – переломит мою жизнь вторично.
В какую сторону?
Как часто я думаю об этом.
[О, как. – вымарано] мне страшно.
Как я еще не готова для большой борьбы. Я так избалована – успехом, поклоненьем, как мне будет трудно…
Если бы еще я была одна.
Но у меня ответственность.
То – что переживу я, к чему я легко отнесусь, – то может страшно подействовать на моих «стариков»426.
Я не имею права смело и просто, по взбалмошному капризу или из‐за самолюбия – решать свою жизнь, делать какие-то смелые выборы.
О, как трудно жить.
Не надо думать.
Сейчас мне хорошо…
Такой сильный, бодрый ветер, и солнышко глядит весело.
Я написала Вас., звонко и радостно: «Я буду жить так, как я хочу! Буду!»
[Все подчеркивания в этой записи более поздние.]
2 июля [1909 г.]Жизнь прекрасна.
Здесь на просторе, под ласковым открытым небом – я чувствую себя большой, сильной и свободной.
Я не хочу возвращаться в Театр.
Не хочу этих темных коридоров, электрических ламп, устало снующих людей, одних и тех же, одних и тех же каждый день. Скучно, томительно – я устала от этой жизни. Я не сливаюсь с ней, я другая по своим требованьям к жизни, по душе своей, по всему складу своего существа. Это мелкое кропотливое царапанье ролей, эта толчея в работе – утомительна, бесцельна и, главное, [нет тепла, огонька. – зачеркнуто] не согрета радостью и желаньем.
Не могу я так работать, следить за каждым движеньем своего пальца, раскладывать чуть не на слоги каждое слово роли – о, как это скучно.
Жить надо широко, свободно, радостно.
Работать – одушевляя, с горящими глазами, со всем порывом души.
Жизнь должна сверкать, как алмаз – в тысячи переливов.
11 часов вечера.
Сейчас мама играла один за другим несколько вальсов. Мелькали в памяти наши «сборы», Грей, потом «Благородное собрание» и дальше – зал «Кружка», «Капустник»427.
Целая вереница воспоминаний.
И беспокойство овладело всем существом – рисовалась картина бала, блестящих туалетов, и я самая красивая, [слово вымарано], скользящая по паркету с каким-то господином во фраке – изящным и ловким – и таким далеким, таким не похожим на наших ленивых, нелепых мужчин.
Как мне хочется «блестящей» жизни, полной [изящества. – вымарано] задора и веселья, пусть даже пустой и неумной. Надоели умники, надоели труженики, надоели честные люди [дефект текста] скучно с ними. [Они] позабыли – что жизнь радостна, прекрасна, полна солнца!428
[Все подчеркивания в этой записи более поздние, видимо, для выписок в тетрадь с набросками к книге воспоминаний.]
3 июля [1909 г.]11 часов вечера.
Сейчас танцевала перед соседями – всякий вздор, что лез в голову. Перелезала из одного костюма в другой, из вальса в «[кан-кан]» и «ойру»429…
Зажглась [вся. – вымарано], и все равно было – смотрит кто-нибудь или нет.
Женя430, прощаясь, смотрела на меня светящимися глазами: «Ты как-то вся вдруг выросла…»
О Боже мой, сейчас упали нервы, устала, и вдруг сделалось грустно.
Все это не то, не то, не то…
Я хочу жить…
Жить, жить…
Каждым нервом своего существа.
Чтоб душа трепетала вся, сердце сильно билось, радость [дефект текста] заливала каждое чувство, каж [дефект текста].
[Все подчеркивания в этой записи более поздние.]
5 июля [1909 г.]Утро.
Я не спала ночь, лоб в каких-то волдырях, у мамы грустное озабоченное лицо, мне хочется умереть. Такая печаль в [душе. – вымарано] – тяжелая, безнадежная.
Убежать бы от этих пытливо смотрящих в мою душу глаз – далеко-далеко…
Господи, не оставь меня. Дай мне силы. Я в отчаянье. Я ничего не понимаю, что мне делать. [Более позднее подчеркивание.]