Советско-гвинейская любовь
Вечер выдался светлым. Небо чистое, яркий свет луны позволял с комфортом сидеть на веранде без искусственного освещения. Пиво закончилось, орешки к нему тоже. Пришлось идти спать.
Через два дня Николя закончил свою миссию.
После Зерекоре мы продолжали общаться по профессиональным вопросам. Его гвинейской жене Марии я по ее просьбе, возвращаясь из отпуска, традиционно привозил воблу. Красивая, высокая женщина с правильными чертами лица. Несмотря на то что родила троих детей, сохранила фигуру топ-модели. Все-таки во вкусе Николя не откажешь.
Настала пора Эболы. Все ринулись изучать и помогать бедной Гвинее и Либерии, откуда началась эпидемия. Американцы, немцы, французы, бельгийцы. Россия тоже решила круто помочь. Сначала послала в разведку своих эмиссаров. Приехал знаменитый «африканец» – академик Малеев со товарищи. От Минздрава России. А добраться до гвинейского министра здравоохранения, чтобы предложить свою бесплатную помощь, не получается. И посольство почему-то не может в этом помочь.
При визите в посольство мы с Малеевым случайно встретились, и он попросил поискать каналы для ускорения дела – командировка подходила к концу. Я представил делегацию Николя. После теплой беседы и воспоминаний об общих знакомых в Москве на следующий день Николя без проволочек организовал встречу российской делегации с министром. Был разработан и подписан меморандум между министерствами здравоохранения России и Гвинеи о сотрудничестве с августа 2014 года. Дальнейшие связи, переговоры, общение с прессой в Москве шли уже через Зуманиги.
Гуманитарный армейский госпиталь из России, предназначенный для лечения больных лихорадкой Эбола, тоже встречал Николя. Российский посол, присутствовавший при приемке госпиталя в аэропорту, после завершения официальной части пригласил Николя в посольство на рюмку коньяка и приватную беседу. После коньяка посол заметил: «Коля, похоже, сегодня посол России в Гвинее ты, а я у тебя вроде как в помощниках». На что Николя с улыбкой ответил: «Так давайте будем хорошо работать».
А совсем недавно генерал-майор из России, видимо, инспектировавший в Гвинее подведомственную ему службу, попросил Николя прислать свою биографию и три фотокарточки. Похоже, в скором времени ему придется сверлить дырку в пиджаке для ордена за заслуги перед Россией.
Николя Зуманиги в центре. Дамы-француженки из корпуса «Гомеопатия без границ».
Его служба координатора между российским и гвинейским здравоохранением и сегодня успешно продолжается. Россия после многих лет забвения вновь повернулась лицом к Гвинее. Николя как истинный патриот своего отечества не замедлил этим воспользоваться: его стараниями в России готовятся кадры для будущего института усовершенствования врачей и кардиологической службы.
Сия
Считается, что Новый год – это семейный праздник. Ну а если ты вне семьи? Я отношусь к категории индивидов, которых так и тянет встретить его в необычных и даже экстремальных условиях и, конечно, в теплой компании. Это только добавляет эмоций к праздничному настроению, а заодно и избавляет от накопившегося за год негатива. Да мало ли что еще может произойти в экстремальных условиях! Бывает, что в один день к тебе приходит решение давно зависших нерешенных проблем.
Высокогорное плато Гвинеи Фута-Джаллон, это район города Далаба, еще в далекие колониальные времена не случайно было выбрано местом реабилитации раненых французских солдат. Лучшего уголка природы для курорта не найти. Температура зимой здесь может опуститься ночью до восьми – холодрыга! Зато днем благодать – комфортные 24–25 заставляют вас начисто забыть о ночной прохладе.
Чистейший воздух, уникальные по красоте водопады! Еще в начале прошлого века проклятые колонизаторы посадили здесь около 30 гектаров соснового леса – инициатором был некто Шевалье, а также построили бассейны для разведения рыбы. И сегодня это вековые сосны, а лесной фитонцидный воздух обладает невероятно целебными свойствами – хоть бери и открывай противотуберкулезный госпиталь. В сезон дождей в лесу невероятное обилие крепких маслят и шампиньонов, не хуже российских. А из семян могучих сосен народ посадил еще несколько десятков сосновых рощ, правда, не столь грандиозных, как лес Шевалье, но очень напоминающих русский пейзаж. Местные жители и сегодня продолжают выращивать саженцы этого благородного дерева, украшая ими покатые горные склоны.
Так вот, под Новый, 2012 год я с коллегой-биологом оказался на Фута-Джаллоне. Он прекрасно знал все дороги, ведущие к водопадам, которых на относительно небольшой территории оказалось сразу пять. Мы сочли своим долгом поочередно искупаться в каждом, потому что все источники были по-своему уникальны. Температура воды в них доходила градусов до 16, не выше, в общем, бодрила.
Зарядившись энергией водопадов, 31 декабря мы вернулись в гостиницу, которая располагалась на краю глубокого каньона. Построил ее в свое время тоже француз-колонизатор. Особой достопримечательностью гостиницы была нависавшая над каньоном ротонда, прямо посередине которой росло высокое манговое дерево. Каньон с ротонды, как с ладони великана, просматривался во все стороны. Это уникальное место охотно посещается всеми туристами.
Вечером, перед заходом солнца, я специально выходил сюда полюбоваться закатом. Солнце медленно уходило за противоположную гору. Легкие тучки и россыпь облаков над вершиной окрашивались причудливой гаммой цветов, в течение нескольких минут меняющихся от розовых и багряных до желтых, сиреневых и фиолетовых, если тучи были темными. В такие минуты я жалел только о двух вещах: что я не художник, потому что палитра завораживающих красок, рожденная лучами нашего светила, достойна кисти самых известных мастеров живописи. И в не меньшей степени о том, что около меня нет родной женской души, с которой можно было бы разделить обуревавший меня восторг.
Вечером в банкетном зале мы обнаружили интернациональную компанию близких нам по духу искателей приключений. Оказалось, что не мы одни такие отчаянные. В этот дальний уголок Гвинеи за впечатлениями прибыла семья из Нидерландов, группа английских студентов, а также несколько гвинейских семей.
За одним столом с нами оказались американка китайского производства, видимо, из корпуса мира (ее-то что сюда занесло?), а также Джузеппе и Лора – чета итальянских фельдшеров, путешествующих по Африке на собственном джипе. В зале было шумно и весело. На отдельном постаменте за дополнительную плату возвышалась туша зажаренного до румяной корочки копченого козла (впрочем, вполне возможно, что это был не сам козел, а его подруга). Подходи, отрезай, жуй.
За первым салатом в течение получаса мы смогли узнать, что Джузеппе и Лора работают в крупном госпитале в Швейцарии, который находится в ста километрах от границы с Италией. А также обсудили несколько самых главных мировых проблем – от ядерной бомбы до качества европейских пищевых продуктов. Нас удивило, что найти натуральный продукт сегодня в Европе практически невозможно. Все накачано гормонами и химикатами. И что они с Лорой, например, могут себе позволить полгода работать, а затем полгода путешествовать на собственном джипе (два фельдшера!). А наши?
Лора оказалась на редкость молчаливой женщиной. Что, впрочем, с лихвой компенсировалось словоохотливостью Джузеппе, который одинаково хорошо говорил на французском и на английском. Разговорили и американку-китаянку. Та рассказала, что работает в другом конце Гвинеи, на границе с Либерией. Преподает в школе вместе с мужем английский. Французский знает плохо, но старается говорить. По стечению обстоятельств они с мужем довольно много общаются с русскими геологами – часто играют вместе в покер. Поэтому несколько раз она даже попыталась продемонстрировать свое знание русского, то и дело вставляя в разговор фразу «та хуня». Поначалу мы приняли это за что-то китайское. По простоте душевной попросили перевести. Она совершенно невинно объяснила на английском, что так всегда говорили русские, когда проигрывали в покер. Какое-то время мы мучились в поисках более-менее приличного перевода и объяснения этой крылатой фразы. Но ни во французском, ни в английском аналога отечественному филологическому перлу не нашлось, и мы решили оставить беднягу в счастливом неведении.
В 12 часов разлили, как положено, шампанское. Мы с коллегой стоя спели «Широка страна моя родная» (знай наших!) и сорвали аплодисменты всей аудитории. В горячительных напитках недостатка не было. Интернационально потанцевали. Козел жареный, конечно, был обглодан.
Утром первого января, обменявшись адресами и имейлами, разъехались каждый в своем направлении. Лора и Джузеппе решили посмотреть Либерию. На прощание мы учтиво пригласили их в гости. В городе Киндия, что в 140 километрах от столицы Конакри, есть бывший советско-гвинейский НИИ, где мы с коллегой работаем.
Но уже четвертого января Лора и Джузеппе прикатили ко мне в Киндию. Дорога до Либерии оказалась слишком тяжелой из-за совершенно разбитого покрытия, и они решили вернуться. В это же время меня навестила моя знакомая – фельдшер Сия из Конакри. Аккуратная девушка со смуглой, темнее, чем шоколад, кожей и слегка раскосыми глазами, располагавшая к себе своей непосредственностью и природным обаянием.
Родом она из Лесной Гвинеи, где живет работящий народ. Окончила фельдшерскую школу, где я одно время преподавал. Там и познакомились. Судьба у нее непростая. Хорошо обеспеченная дочь преуспевающего коммерсанта, который был вдовцом, Сия жила весьма неплохо. Просилась к отцу в коммерцию (он выращивал на плантациях приправы и торговал ими в Европе – в Германии, Бельгии, Англии), но отец отказывал – не женское это дело. Будучи в Гане по торговым делам, он надолго задержался там. Как она подозревала, причиной тому стала любовная связь – заарканила его прелестная ганийка. То ли от любви, то ли еще от чего, но внезапно отец умер. Компаньоны по бизнесу быстро продали все имущество, две машины, дом – якобы на оплату кредитов и похорон, и смотались. Сия осталась вместе с младшей сестрой и братом на улице. Родственники не заступились, помогать тоже отказались – своих проблем много. Такова здесь практика. Сие пришлось искать поденную работу и пристанище для себя и брата с сестрой. Стирала, готовила, нянчилась с чужими детьми. Устроиться медиком в Конакри сложно. Вот и решила приехать в Киндию в поисках работы в нашем институте – здесь имелась клиника по лечению от укусов змей. Единственная в Гвинее. Я помогал чем мог этой девушке, удивляясь ее мужеству, и собирался представить ее высокому начальству.
По случаю приезда гостей я испек свои фирменные оладьи. Лора и Джузеппе почистили перышки после утомительной поездки, постирались. А вечером мы организовали небольшой банкет на веранде моей казенной виллы, благо товарищ мой был в отлучке. Расставили всюду фонарики – город света не дал.
В разгар застолья за мной пришел санитар из клиники. Привезли тяжелого пациента с укусом кобры. Яд у кобры нейротоксический, наподобие яда кураре. Действует быстро, блокируя передачу нервных сигналов из центров к скелетным мышцам жертвы. Последний блок развивается на уровне диафрагмы. Результат – полная остановка дыхания.
Возвратившись к гостям, я объяснил ситуацию, извинился, что вынужден их покинуть. Все трое молча поднялись и пошли вместе со мной. В клинике света тоже не было. Работали, подсвечивая себе фонариками.
Пострадавшим оказался мужчина лет тридцати, крепкий крестьянин из дальней деревни. Сопровождали его отец и жена с маленьким ребенком. С момента укуса прошло более четырех часов. Мужчина чувствовал себя плохо и постоянно просил ему помочь. Обычное дыхание уже чередовалось с судорожным. Веки были практически закрыты – первый симптом кобраического синдрома.
Внутривенно ввели ему двойную дозу противозмеиной сыворотки. Сия тут же поставила перфузионную систему с раствором Рингера. Добавили кардиотоник. Помогло ненадолго. У пациента падало давление. Вены начали спадаться. Посоветовались, и Джузеппе начал вводить раствор шприцами через систему. Оказалось, он работает в реанимационном отделении госпиталя, где требуется высокая квалификация. Наши манипуляции дали лишь кратковременное улучшение – дыхание остановилось.
Ни службы реанимации, ни аппарата искусственного дыхания, что могло бы спасти пациента, в клинике не было. Мы по очереди попытались делать искусственное дыхание «рот в рот». Сумели подержать его несколько минут. Он даже открыл глаза. Но, увы, все наши усилия оказались тщетными.
Несколько судорожных движений – и дыхание исчезло.
Это была не первая смерть, которую мне как врачу приходилось видеть, и не только видеть. Даже здесь, после укусов змей. Такие случаи никогда не забываются. И время от времени беспокоят память. Недаром говорят, что у каждого врача есть свое кладбище.
Оставив жертву смертельного укуса с родственниками (молодая жена, теперь вдова, стала как-то тихо подвывать), мы вернулись к столу. Естественно, кусок в горло не шел. Выпили по пиву. Похоже, больше всех переживала Сия. Молчала. Потом вдруг не выдержала:
– Знаете, я и раньше сталкивалась со смертью. На моих глазах умирали старики. Молча. Во время практики видела, как умирали больные в госпитале. Уходили спокойно. Но сегодня… он не хотел умирать. Мне так хотелось ему помочь, он просил, а я не смогла…
Мы с Джузеппе и Лорой переглянулись. Это неожиданное высказывание удивило и меня, и их. Сия – католичка. Воспитывалась в семье коммерсанта. Вероятно, эти чувства происходили из христианской морали. Но, похоже, эта девушка из Лесной Гвинеи, обладавшая доброй и чистой душой, умела глубоко чувствовать и сострадать.
Однажды она рассказала мне такую историю. А следует сказать, что в Гвинее, да и не только в ней, – во всей Африке, на дорогах масса мотоциклов индийского или китайского производства. У мотоциклистов прав нет. Не принято. Достаточно справки, что ты собственник этого средства передвижения. Конечно, основная масса мотоциклистов – молодежь. Вождению их никто не обучает. И гоняют они по городу совершенно безбашенно, провоцируя основную массу транспортных происшествий.
Так вот, пару лет назад Сию на дороге сбил мотоциклист. При падении она ударилась головой об асфальт и даже потеряла сознание. Испуганный водитель нанял такси, и ее повезли в госпиталь. Надо было сделать снимок, чтобы исключить возможные повреждения черепа. Сия помнила, что в кармане у нее ни шиша, и всю дорогу просила бога, чтобы ей провели исследование бесплатно.
Первое, что она сделала, оказавшись в госпитале, – показала рентгенологу пустой кошелек. Тот молча сделал рентгеновский снимок и сказал: потом заплатишь. Переломов не оказалось. Несколько дней она отлеживалась дома (было сотрясение мозга, но не тяжелое). Как только появились деньг и, Сия приехала в госпиталь, нашла рентгенолога и отдала ему деньги за снимок. Тот, ошарашенный такой честностью, даже засмеялся – редкий случай.
И это с ней не в первый раз. В трудную минуту, оказавшись в отчаянном положении, она всегда молится и просит бога помочь. И тот помогает.
На следующий день Джузеппе и Лора уехали – решили вернуться домой. Утром вместе с коллегой, который присутствовал ночью при всех процедурах с пациентом и видел Сию в работе, представили ее директору с хорошими рекомендациями. К сожалению, тот смог предложить ей только половину минимальной зарплаты из своего фонда. Сию это не устраивало.
Слева направо: Лора, Сия и Джузеппе перед отъездом.
Однако через пару месяцев ей все-таки повезло. Новый министр здравоохранения начал кампанию по обеспечению кадрами периферийных медпунктов. Сия числилась в министерском списке, и ей достался неплохой медпункт рядом с крупным городом Лабе.
Но после того случая мой гвинейский коллега-биолог, кстати, тоже Милимоно, который много лет работает в клинике и выполняет врачебные обязанности не хуже любого медика, постоянно вспоминает ее и спрашивает меня: «Ну когда же у нас будет работать Сия Милимоно?»
И я тоже скучаю по ней.
Храмы Зерекоре
После горячего приглашения молодой пациентки, ученицы 12-го класса, в воскресенье под легким тропическим дождичком я приехал на мототакси на утреннюю службу в католический собор Зерекоре. Гвинейский город, расположенный в 40 километрах от границы с Либерией. Занесла меня нелегкая в Зерекоре преподавать на медицинском факультете местного университета. Городок небольшой, а храм, надо сказать, по меркам Зерекоре шикарный.
Высокая колокольня с бронзовым колоколом. Веревка от языка колокола была на земле, и служка с огромным удовольствием и достоинством дергал за нее, призывая паству на молитву. Два зала вместимостью не менее тысячи человек. В зале каменные скамейки, построенные амфитеатром. Оптимальный климат. На сцене все скромно. Служки в белых балахонах с красными воротничками. Двор чистый, аккуратный. В одном из углов двора расположен грот Святой Марии с ее скульптурой и фонтаном. У грота женщины, просящие у Марии защиты, помощи. У каждой свое: кому – детей, кому – мужа, кому – спастись от бедности. Мало ли что можно попросить у Марии. Она не откажет. Зал был полный. И что меня поразило: я не видел ни одной пары женщин в одинаковых нарядах! По бокам сцены два хора: классический кафедральный, хорошо подготовленный, и национальный.
Служба началась со входа прета – настоятеля храма. Красивый, дородный негр, одинаково хорошо говорящий на французском и на местных диалектах, подошел к трибуне. После короткого вступления началось внесение креста. Оно сопровождалось высоким эмоциональным гимном. Гимны исполнялись на три голоса. Два солиста и столько же солисток вступали в свои партии удивительно гармонично. В хоре была и моя пациентка.
Удивила акустика зала. Даже в последних рядах все было слышно. Грамотный архитектор строил храм. Многие прихожане подпевали. Крест, сделанный из великолепного по текстуре дерева, был поставлен на постамент. Началась проповедь. Это были страницы из библии, посвященные призывам Христа рыбачить, любить друг друга, делиться с ближним. Речь шла о хлебе насущном. Проповедь прерывалась гимнами, отнюдь не грустными, а пожалуй, оптимистично-бодрыми. Вторая часть проповеди была посвящена объединению католиков всего мира: китайцев, малайцев, африканцев, европейцев, американцев, которые должны любить друг друга и совместно решать общечеловеческие проблемы. Во время проповеди стояла удивительная тишина.
В середине службы прошла обычная процедура сбора денег с прихожан. Кто сколько может. Положил, естественно, и я. Похоже, бенефис от этого представления был. Чем не могут похвастаться другие католические храмы, так это наличием на службе второго, национального хора со своими солистами и инструментальным сопровождением: оригинальными погремушками типа маракасов, трубками из бамбука, ксилофонами и даже рогами. Хор в сопровождении этого оригинального оркестра вступал в процедуру дважды: в начале проповеди и сопровождал вторую процессию, которой я был несколько озадачен и к которой не был готов. Оказывается, я попал на праздник святого Винсента. Служки вносят портрет святого Винсента, скорее всего, копия оригинала в исполнении, видимо, местного художника. Тяжелая челюсть, черная бородка и строго выпученные глаза. Похоже, он был гвинейцем или африканцем (мы все вышли из Африки). За портретом шла процессия с подношениями храму. Кто-то нес на подносе рис, кто-то бананы, мыло, свечи, другие продукты (чем богаты!). Все аккуратно складывалось на сцене. Подношения были предназначены для раздачи нуждающимся. Когда прет говорил о любви к ближнему, все, кто был рядом по соседству, горячо пожали друг другу руки. Кстати, таких богатых алтарей, как в православных церквях, у католиков нет, все скромнее. Могут быть орган либо клавесин и хор. Наверное, обращение к духу человеческому через музыку вызывает больший подъем эмоций, и люди после службы в храме выходят просветленными, эмоционально и энергетически заряженными позитивно.
После второго денежного захода за подношениями эвек – служка – стал раздавать прихожанам освященные облатки. Досталось и мне. Служба закончилась гимном в совместном исполнении двух хоров. Народ даже приплясывал.
В благодарность за приглашение в церковной сувенирной лавке, где продавали распятого штампованного китайского Христа, я купил девочке красивые бусы, которые она тотчас освятила у прета. Он прочитал над ними краткую молитву.
Просветленный, под уже приличную дождевую теплую капель, я вернулся на преподавательскую виллу, которая находилась рядом с неоапостолической церковью. Но о ней чуть позже.
И все-таки, не вступая в глубокие теологические дискуссии, можно сказать, что служба в мечетях намного беднее, чем в католической и православной церквях. Но я еще не был в буддийских храмах.
Риторический вопрос: нужна ли нам религия? Вопрос далеко не праздный. Наверное, пока нужна. Человек слаб, ему порой необходима защита, хотя бы от самого себя. Религия – это еще и одна из форм психотерапии, воспитания, если она не извращается в корыстных целях и не попадает в примитивные руки. Со временем появится другая религия, где бог будет заменен другим фетишем, который объединит человечество духовно. К сожалению, у человечества сегодня основной фетиш – монета. Если где и сохранилась религия в относительно чистом виде, так это в монастырях. И то им приходится заниматься коммерцией, чтобы выжить.
Кстати, о маме девочки. Красивая, стройная женщина за сорок со светло-шоколадной кожей. В одном из кварталов города у нее свой дом с садом и огородом. Две дочери. Моя пациентка рассказывала: когда ей было два года, отец ушел к другой женщине. Уехал в Конакри. Она оказалась достойным примером эмансипированной африканской женщины. Не запила, как часто делают русские женщины в подобных ситуациях. Нашла работу (грамотная), сумела сама построить дом, поднять детей. Старшая дочь окончила университет, успешно вышла замуж, живет во Франции. Есть внуки. Младшая готовится поступить в университет. Имеет свой мотоцикл. В Зерекоре это признак респектабельности и необходимость. Фрукты из ее сада были редкими и вкусными.
Еще одну женщину с подобной судьбой встретил в Зерекоре. У нее два пацана, уже взрослых. Работает в инвестиционной компании.
Обе эти женщины католички. Среди мусульманок подобного пока не встречал.
Утром в понедельник мы с коллегой – анатомом Славой Батухтиным проснулись от звуков автоматных очередей, раздававшихся недалеко от виллы. Слегка припухли. Соседи предупредили, что в город выходить нельзя. Приемник у нас был, и по местному радио мы выяснили, что накануне в городе произошел межконфессиональный конфликт между католиками и мусульманами. Все лавки, базар, к нашему сожалению, были закрыты. По городу разъезжали солдаты и полицейские. Загоняли народ по домам, постреливая из автоматов. Прилетел какой-то министр из столицы. Радио беспрерывно вещало, успокаивало: «Ребята, давайте жить дружно».
На следующий день животы у нас подвело. Питались мы «с колес», то есть с базара. Наша бонна, аппетитная женщина, ежедневно покупала на базаре все свежее, готовила на древесном угле первое, второе. После застольной молитвы (бонна католичка) мы дружно все поедали. А тут ни бонны, ни базара. Рискнули выйти на улицу. И тотчас на нас наехал патруль. Мотоциклист, сзади которого сидел солдат с автоматом наизготовку. Погрозив нам, патруль умчался. А мы нашли лавчонку, купили втридорога алжирских сардин, тем и спаслись от истощения.
Спустя несколько дней история прояснилась из рассказов студентов. Около католического храма оказалась молодая мусульманка. Что-то ее туда занесло. У нее был кошелек с деньгами, и вдруг он исчез. То ли потеряла, то ли украли. Она подняла шум и обвинила католиков в краже. Молодые мусульмане накатили на молодых католиков. Католики дали отпор. Завязалась потасовка, которая разрослась. Драка продолжалась, а девка исчезла. Для полиции и солдат гарнизона появился прецедент поработать, себя показать, хоть пострелять. А то скукота была. Так что во всех скандалах и войнах sherchez la femme!
Кристофер
Воскресное солнечное утро. Недалеко от миссионерской преподавательской виллы в Зерекоре расположены две церкви. В девять часов послышалась мелодичная серенада, исполняемая на два женских голоса. Воздух был чист, неподвижен. Звук лился свободно и действительно пробуждал возвышенные чувства и желание прийти на этот голос, как на голос завораживающей сирены. Начиналась воскресная служба в недостроенной протестантской церкви. Зашел. После вступительного песнопения молодой и энергичный проповедник что-то темпераментно опротестовывал. Но, похоже, критиковал он не библию.