Белая Гора

Никто не ведал, грезила о чём,

О чём мечтала, за прилавком стоя,

Девчушка, что хотела быть врачом,

Призванье в жизни у неё какое?

Молилась по утрам и вечерам,

Как в детстве мама Варя приучила,

По праздникам большим ходила в храм

И плакала без видимой причины.

Но эти слёзы были далеки

От слёз глубокой скорби и печали,

От прежних слёз безудержной тоски,

Они мне очищали, облегчали

И обновляли душу…

Как-то раз

(Со смерти бабушки прошло полгода)

Уже и не припомню я сейчас,

Что в левом верхнем ящике комода

Мне было нужно, что же там искать

Среди вещей бабулиных полезла,

На самом дне я там нашла тетрадь,

А в ней – какие, при каких болезнях

Читать молитвы, трав каких настой

Или отвары при каких недугах –

Прописано бабулиной рукой.

А я всё время не могла не думать,

И не жалеть, что не успела мне,

Как обещала, передать секреты

Свои она. И вот – тетрадь, а в ней –

Все записи её, в тетради этой!

И стала я не просто их читать,

А изучать, как в школе, «на пятёрки»!

Я заучила, выучив тетрадь

Всю наизусть, от корки и до корки.

Теперь и я людей смогу лечить,

Как прежде бабушка моя Варвара!

Но мысль одна тревожная в ночи

Мне всё же спать спокойно не давала:

Ну, например, придёт ко мне больной.

Как буду я ему диагноз ставить?

Ни книжки медицинской ни одной,

Ни опыта. Бабулечка, она ведь

Каким-то сверхъестественным чутьём,

Каким-то даром Божьим обладала,

И практики огромнейший объём

Был у неё. В библиотеку стала

В посёлок ездить я по выходным,

Всё лучше, всё яснее сознавая:

Мне медицины знания нужны,

Коль лекарем хочу, как мама Варя,

Я стать. И к полкам медицинских книг

Бросалась я, как жаждущий – к колодцу,

Голодный – к хлебу. Знания из них

Я жадно, бессистемно, как придётся,

Глотая, впитывала.

Как-то раз

Зашла ко мне домой моя подружка, –

Мы в школе с ней в один ходили класс

И жили рядом, – Ветрова Танюшка.

Успели чаю мы попить едва,

Танюшка – в крик от нестерпимой боли:

Ужасно разболелась голова,

Она ещё страдала этим в школе.

И с каждым годом боли всё сильней,

И приступы из года в год всё чаще.

Я растерялась: что мне делать с ней,

Так душераздирающе кричащей?

Укладываю на свою кровать,

Под голову кладу свою подушку,

И тут, мгновенно, руку мою – хвать!

Себе на лоб – ладонь мою Танюшка.

А я тем временем свою тетрадь,

Как будто бы на внутреннем экране,

Увидела и начала читать

Над быстро успокоившейся Таней

Молитвы тихо, нежно, и она

Затихла, засопела, засыпая,

А я сидела рядом, как струна

Натянутая, нервная, прямая.

Танюша и свежа, и весела

Проснулась и меня расцеловала

И убежала. Я же поняла:

Ну, вот оно, «Лиха беда – Начало!»

Однако на душе покоя нет, –

Сомненья, неуверенность, тревога…

Не помню, как заснула. Вижу свет

И Старца в доме около порога.

«Дитя моё, ты просто молодец.

Всё у тебя прекрасно получилось».

Спросила: «Как зовут тебя, отец?»

Ответил: «Называй меня Учитель.

Отныне рядом буду я всегда,

И днём и ночью, в праздники и в будни.

Ты в мыслях призывай меня, когда

Лечить молитвою кого-то будешь.

Но только никому не говори,

Знать посторонним обо мне не надо.

Скажи своей подруге: три зари

К тебе пусть ходит. Посторонним взглядам

Невидим я. С тобой же будем мы

Друг друга понимать легко и быстро.

Не речи звук, – пусть будет только мысль

Из сердца в сердце огненною искрой».

А утром, я под впечатленьем сна

Ещё была, приходит вновь Татьяна,

И я ей говорю: «Ко мне должна

Три раза ты прийти на зорьке рано».

Танюша поняла без лишних слов:

Теперь надежда есть на исцеленье,

Ведь ни один ещё из докторов

Не обеспечил должного леченья.

И мама Варя не смогла помочь

Ничем тогда, лишь боли облегчала.

Опять в сомненьях провела всю ночь.

А на заре: «Лиха беда, – Начало!» –

Уж Ветрова летит к моей избе

Подобно летнему шальному ветру

И говорит: «Ты знаешь, я тебе,

Как в детстве нашем, безгранично верю».

Тогда сомненьям я сказать смогла

Решительно и твёрдо: «Замолчите!»

Глаза закрыла и произнесла:

«Зову тебя, приди ко мне, Учитель!»

И он мгновенно в комнате возник,

Уж не во сне, а в безусловной яви,

И, как фонариком, он в тот же миг

Луч света Тане в голову направил:

«Здесь опухоль видна, сюда взгляни.

Я сделаю всё сам. Ты лишь к иконам

Лицом свою подругу поверни

И «Отче Наш» начни читать спокойно.

А руку ты свою над головой

Её держи, не так, чуть-чуть повыше,

Она же, не волнуйся, ничего

Не чувствует, не видит и не слышит».

И я зажгла церковную свечу,

Господнюю молитву начиная…

Подробности леченья? Умолчу.

Я никому о них, моя родная,

Рассказывать не в праве, ведь не я

Врачом была. Так вот, с того момента

Я поняла: идёт через меня

Поток целебный. Только инструментом

Немым в руках Учителя была,

Ничем иным,– не много и не мало.

А Танька всё сидела у стола

И ровно ничего не ощущала.

И вот сказал Учитель, наконец:

«Ей новую назначь на завтра встречу.

Дитя моё, ты просто молодец!

Ну, а сейчас – вдвоём бегом – на речку!

С молитвами три раза с головой

В проточную вы окунитесь воду.

Мы завтра вновь увидимся с тобой»…

А через месяц уж ко мне народу

Полным полно, почти что всё село

(Ведь кто у нас сегодня без недуга?)

Так вот, народу столько притекло, –

Старалась исцелённая подруга.

Весть о моих способностях она

От одного к другому разносила,

И слух пошёл, что мне передана

От бабушки целительная сила.

И вот, на сколько мне хватало сил

И времени, старалась всем помочь я

Односельчанам, тем, кто приходил

Средь бела дня, нередко – среди ночи.

Я и при солнышке, и при луне

Была всегда всем приходящим рада.

Всех, кто пришёл за помощью ко мне,

Лечила я, не требуя награды.

Довольно было мне людских сердец

Любви и благодарности спонтанной.

«Дитя моё, ты просто молодец!» –

Мне говорил Учитель постоянно.

Однажды мне соседи привели

Свою сноху, москвичку, что гостила

У них с сынишкой. Ей же не могли

Ничем помочь московские светила

Науки медицинской, А она

Двенадцать лет страдала псориазом.

Сказал Учитель, что она должна

(Болезнь такая не проходит сразу)

На зорьке три недели приходить

Без опозданий, дня не пропуская,

Самой молиться Богу и простить

Обиды все, большая бы какая

Обида ни была нанесена, –

Простить, забыть и к ней не возвращаться.

Всё в точности исполнила она.

Мы каждый день ходили с ней купаться

На речку после утренних молитв

И солнце восходящее встречали

В тот миг, когда свободных вод разлив

Уносит и болезни, и печали.

Истёк леченья трёхнедельный срок,

И вот уж бывшая моя больная,

В последний раз ступив на мой порог,

Не просто слепо веря, – твёрдо зная:

Болезнь к ней не вернётся никогда,

Сказала: «Я твой метод оценила:

Молитвы, всепрощенье и вода –

В них скрыта чудодейственная сила.

Мне рассказали о твоей судьбе:

Не знала ты ни папу и ни маму.

Я в благодарность, милая, тебе

В Москве устрою средь подруг рекламу.

Но никого бесплатно не лечи.

Ты зарабатывать имеешь право.

Тебя поймут прекрасно москвичи:

Ты тратишь время, собираешь травы…»

И, быстро отклоняя мой протест:

«Смущаться и стесняться не должна ты,

У москвичей проблем с деньгами нет.

Известно всем: они – народ богатый».

Я не сказала ничего в ответ,

Подумав: «Заработаю немножко,

Ведь в этом ничего плохого нет»,

А душу заскребли сомнений кошки.

И вот, прошло совсем немного дней, –

Стучится в дом ещё одна москвичка.

Ох, платье, как на вешалке не ней,

Сухая и худая, словно спичка.

Фигура – словно плоская доска,

Прилизаны, примяты волосёнки,

В глазах – невыразимая тоска,

Немой вопрос смущённого ребёнка.

Она сказала: «Я уж целый год

Страдаю несварением желудка.

Что ни поем, – меня тотчас же рвёт

Порой до крови, часто – с болью жуткой.

Но не находят ничего врачи:

Ни язвы, ни гастрита, ни колита.

Анализы хорошие. Лечить,

Мол, нечего, а то, что он болит-то,

Желудок мой, да им и дела нет!

В каких я только ни была больницах!

Вчера подруга мне дала совет:

За помощью к Вам, Валя, обратиться.

Ах, это будет чудо из чудес!

Но в чудеса я, кстати, с детства верю,

И я – в аэропорт, и вот я здесь…» –

«Вы заходите, что стоять у двери?»

Учитель появился, как всегда,

На мой призыв и указал причину

Её заболеванья: вся беда

Была лишь в том, что сын её, мужчина

Довольно взрослый, в жёны взял не ту,

Что прочила ему она, – другую,

С ребёнком. Несмотря на доброту,

Она их невзлюбила. «Ты такую

Сейчас поставь задачу перед ней:

Как дочь родную, как родного внука

Ей надо их принять, не то сильней,

Ещё невыносимей будет мука».

Я всё подробно ей передала,

Сказав, что это будет лишь начало

Леченья, и, вскочив из-за стола,

«Как знать ты можешь?! – женщина вскричала, –

Ведь никому не говорила я,

Всегда была хорошею свекровью,

Но только внешне, злобу затая,

А сердце в тайне обливалось кровью.

Я догадалась: ты к тому ж пророк,

Все тайные пути тебе открыты.

Я верю, свято верю: будет прок

От твоего леченья. Говори ты

Скорей, что делать мне, с чего начать?

Я всё исполню точно, скрупулёзно!»

Продлился так у нас ещё на час

Серьёзный разговор признаний слёзных.

Передавала то, что говорил

Учитель мой, но для неё незримый.

Мы говорить могли бы до зари,

И всё же попрощались до зари мы.

«Да, я пойду, пожалуй. Отдохнуть

С дороги дальней следует немножко».

Но лишь едва рассвет забрезжил чуть,

Она уже стучит в моё окошко.

И говорит взволнованно: «Всю ночь

В постели, не смыкая глаз, лежала.

И оказалось, что сноху как дочь

Огромного труда не составляло

Мне сердцем и сознанием принять.

Она своих-то рано потеряла

Обоих сразу, и отца, и мать…

Ведь грубого мне слова не сказала,

Но, чувствуя всю ненависть мою,

Ни разу не пожаловалась сыну,

Разлада чтобы не вносить в семью.

Я мамой настоящей не премину

Ей стать теперь, ведь не её вина

В том, что другую я хотела в снохи.

Она же и красива, и умна,

С ней сын мой счастлив. Я сначала, снова,

С нуля теперь всю жизнь свою начну.

И малышу я бабушкой хорошей

Намереваюсь быть. Свою вину

Хочу скорей загладить и о прошлом

Не вспоминать…» Под этот монолог

Мы начали уже своё леченье

С Учителем. Он указать мне смог,

Где у неё проблема, как и чем я

Могу помочь. И, как всегда, простой

Был метод наш: молитва покаянья,

Покой и сон, целебных трав настой

И в речке нашей ранние купанья.

И на исходе первого же дня

Приходит снова пациентка наша

И радостно благодарит меня:

Поела хорошо и суп, и кашу.

Когда ж пора настала уезжать

В конце леченья через три недели,

Поправилась на килограммов пять,

И щёки у неё порозовели.

Зелёных глаз весёлый и живой

Взгляд озорной задорного мальчишки.

Кудрявою тряхнула головой

С короткой современной модной стрижкой:

«Благодарю!» – Увесистый конверт

Вручила и меня поцеловала:

«Другой такой во всей России нет!

Друзьям в Москве скажу: ты лучший, Валя,

Целитель, лекарь, настоящий врач!

От Бога у тебя такая сила.

За труд свой не стесняйся деньги брать,

Вознагражденье честно заслужила».

Когда осталась в доме я одна,

Конверт свой распечатав, задрожала:

Такая сумма мне была дана!

Таких я денег в жизни не держала!

А тут на днях понравилось мне так,

Что глаз была не в силах оторвать я:

Совсем недавно привезли в Сельмаг

Из крепдешина розовое платье.

Купить его немедленно должна! –

Надену и перед Ильёй пройдусь я.

В него была я с детства влюблена.

Он только что из Армии вернулся.

И туфли на высоких каблуках

Купила к платью этому в придачу.

Теперь в моих он будет женихах,

А я – его невеста, не иначе!

Но мысль одна печалила меня:

Все украшения мои – простые

И не подходят к платью. Поменять

Мне срочно надо их на золотые.

Поехала я в город. Но – увы! –

Оставшихся мне денег было мало.

И всё не выходил из головы

Запавший в душу перстень с камнем алым.

И полетели, закружились дни

Приёма пациентов, их леченья.

Все москвичи приезжие, они

Платили деньги мне без промедленья.

А ночевать у жителей села

Они просились. Быстрыми шагами

Из дома в дом тогда молва пошла,

Что за леченье я беру деньгами.

Уже ходила я на каблуках,

Уже наряды каждый день меняла,

И золото на шее, и в ушах,

И на руках обеих засияло,

Красивей всех себя считала я,

Не продавец – целительницы званье

Уже давно носила, но Илья,

Он на меня не обращал вниманья.

Влюбился в одноклассницу мою,

Её дразнили в школе «Галя-краля».

Он быстро с ней решил создать семью.

И свадьбу поздней осенью сыграли.

На свадьбе той гуляло полсела.

И мне, конечно, приглашенье было.

Я не пошла. Я меры приняла.

В тот вечер я в себе Любовь убила.

А способ мной записан был давно

(На всякий случай, – всё хранить полезно):

До красноты в огне раскалено

И в воду брошено потом железо

Холодную должно мгновенно быть…

Стакан с водой шипел – Везувий точно!

Я прошептала заклинанье. – Пить

Теперь всю воду надо по глоточку.

А в горле – ком, огромный горький ком

От слёз обиды, боли, униженья.

Но с каждым новым маленьким глотком

Я чувствую свободы приближенье.

И вот водичка выпита до дна.

Как пусто и легко на сердце стало!

Я больше ни в кого не влюблена!

А с сердцем что? Да ведь оно из стали

Как будто! Вот как! И на нём – броня,

Надёжная и верная защита.

Любовь! Ты больше не зови меня!

И встреч со мною больше не ищи ты!

С тобой я распростилась навсегда!

С моей уже перемешалась кровью

Та колдовская горькая вода.

И никогда уже своей любовью

Никто, вы слышите? – никто, нигде

И даже не зовите, не кричите,

Никто из жалких немощных людей

Меня не увлечёт!.. И лишь Учитель

Мне интересен… Но три дня назад, –

Мы пациента нового встречали, –

Я на себе поймала долгий взгляд,

Взор, полный боли, жалости, печали.

И стали кратковременны, малы

Его визиты, с каждым днём – всё реже,

И я давно привычной похвалы

Из уст его не получала… Где же

Учитель мой, мой самый близкий друг?

Приди! Отец! Учитель! Где ты? Где ты?

И на стене образовался круг,

Огромный круг сияющего света.

В нём во весь рост стоял Учитель мой.

Свет завращался, как в большой воронке.

«Прощай, дитя моё!» – взмахнул рукой

И как в туннель ушёл. Лишь лучик тонкий

Остался ненадолго на стене,

Как луч ушедшего за море солнца.

Я всё сидела: так хотелось мне

Надеяться, что он ещё вернётся.

А утром уж стоит передо мной

И смотрит на меня с такой надеждой

Приезжий мой больной очередной,

Что мне опять поверилось: как прежде

Довольно трёх моих привычных слов,

И будем, как всегда, его лечить мы.

Но только не являлся на мой зов,

Не шёл, не возвращался мой Учитель.

Я растерялась. Отказаться мне б!

Не принимать? Всех отправлять обратно?

Вновь за прилавок: «Покупайте хлеб!?» –

Лишь мысль о том была мне неприятна.

И я больного провела в избу.

Уже не зная, так ли иль не так ли,

Я начала леченье наобум.

Дала ему настойку трав и капли.

Я до сих пор причину не пойму,

Он мне сказал: «Как хорошо ты лечишь!» –

На третий день больному моему,

Должно быть, от молитвы, стало легче.

И я приободрилась: «По плечу

Теперь мне всё. Накоплен славный опыт.

Вот я уже одна, сама лечу», –

Себе твердила, заглушая шёпот

Больной смертельно совести своей, –

«К тому ж мне вовсе некого бояться:

Не вылечу кого из москвичей,

Они ж не пожелают возвращаться.

А вот односельчане, земляки

Давно дорожку проторили в город,

Пусть экономят люди медяки,

Им непонятен метод мой и дорог».

Так чередою проплывали дни,

Лечебные сеансы продолжались.

Я знала: бесполезные они.

Не помню, чтобы состраданье, жалость

Душой овладевали. Холодна

Была душа моя, как та водица

В стакане, мною выпитом до дна,

Что помогла железу охладиться.

Но вот однажды мне пришло письмо.

В нём значилось без лишних слов упрёка,

Что пациент такой-то бывший мой

Покинул землю бренную до срока.

Тут я, конечно, не спала всю ночь:

Кошмары снились…

Только утром рано

Стучит в окно и просит ей помочь, –

Пришла больная бабушка Ульяна.

Переминаясь на ногу с ноги:

«Деньгами-то я нынче не богата.

Ты мне по старой дружбе помоги,

Дружили с бабой Варей мы когда-то.

Ты знаешь, я давно уже больна.

Терпела столько, сколько было силы.

И ноги ломят, и болит спина,

Но боли до того невыносимы

Сегодня где-то спереди, в груди,

Что еле до тебя доковыляла.

Ты будь добра, хотя бы погляди,

Авось, поможешь бабке…» Я молчала.

Раскаяние позднее пришло.

И тут вздыхает бабушка Ульяна,

Так горестно вздыхает, тяжело

И вынимает рубль из кармана:

«Вот всё, что есть, покамест, у меня.

Я доплачу тебе потом, Валюша.

До пенсии всего четыре дня.

Меня ты знаешь: слова не нарушу».

И я зажгла церковную свечу,

Привычную молитву начиная,

Хоть сознавала: наобум лечу,

Реального диагноза не зная.

Я за одной другую все подряд

Молитвы долго наизусть читала,

И вижу: щёки у неё горят,

И чувствую: она сидеть устала.

Тогда я ей дала настой травы,

Сказала, чтоб пила по полстакана

Три раза в сутки до еды. Увы!

Скончалась ночью бабушка Ульяна.

Никто не видел, что ко мне она

Лечиться на рассвете приходила,

Но я-то знала: в том моя вина,

Ей не ко мне, – в больницу надо было.

И я решила: больше никого

И ни за что лечить уже не буду.

Но только не учла я одного:

Что говорить страдающему люду?

Приехавшим ко мне издалека

Как объяснить такую перемену?

Народ подумал: не иначе как

Я за леченье набиваю цену.

И доставали люди кошельки.

Мне помнятся трясущиеся руки:

Несчастные больные старики,

И девушки, и древние старухи,

Мужчины, женщины в расцвете лет…

Печальные, болезненные лица…

Как сделать так, чтобы простыл и след?–

Мне в город надо переехать, скрыться!

Конечно, я село своё люблю,

Здесь жизнь моя, все радости и беды,

Ещё немного денег накоплю,

И я уеду, Господи, уеду!

И снова дни за днями потекли: