Судьба калмыка

– Ничего, – утешались язвительно другие, – придет зима, да новая весна, посмотрим, как они с крыши кальсоны полоскать будут.

– И то верно, – поддакивали завистники.

Красиво громадное село, разбросанное по буграм и косогорам, с утопающими в зелени избами в низине у реки. Неожиданные паводки случались осенью в сезон заливных дождей, но это бывало редко. Здесь реки обычно справлялись со своими обязанностями и редко выходили из берегов. А сейчас в разгар лета ярко светило солнце, красиво зеленели горы, голубыми лентами извилисто текли в одно русло мирные речки. Одним словом красота. И именно этой красотой и любовались сейчас ребятишки и Максим, забравшись на гору, на самую высокую точку дороги. Они сидели на бревне, брошенном у дороги и Максим показывал им узкоколейную железную дорогу, по которой вдалеке пыхтел словно игрушечный длинный паровозный состав с хлыстами. Показывая им таежные плотбища, где разделывались хлысты на бревна, показывал на долины за увалами, где была его лесосека, откуда он возил лес. Ребятишки во все глаза рассматривали увиденное и слушали его.

– Вон там, в конюшне, работает наш Мутул.

– А пойдем к нему? – загалдели ребятишки.

– Назад будем идти, зайдем, покажу вам лошадей и жеребят настоящих.

Ребятишки не сговариваясь обернулись на теленка, пощипывающего траву.

– А где подсобное? – спросил кто-то.

– А вон, по ту сторону горы, видите длинные сараи-фермы? Там.

Ребятишки долго молча смотрели туда.

– Не печальтесь, ей там будет хорошо, там много телят, ей нужны подружки.

– А мы? Мы тоже друзья ее.

– Все так. Она хочет разговаривать с ними на своем языке. Видите? Птичка с птичкой разговаривает, собачка с собачкой.

– А телочка с телочкой! – засмеялись пацаны.

– Правильно. А вот глядите сюда. Эта дорога уводит дальше, туда в горы. По этой дороге привезли вас из райцентра сюда. А там недалеко настоящая, большая железная дорога. По ней привезли вас сюда с нашей родины – с Калмыкии. А наша родина очень далеко отсюда, это там! – и Максим показал на запад.

– Калмык с Калмыкии, а орус с Орусии? – хихикнул самый маленький Цебек.

– Да, – задумчиво кивнул Максим.

– Дядя, Мукубен, а мы туда поедем? – спрашивали пацаны.

– Да, да. Подрастете и поедете. Обязательно.

– А Мутул говорит, что скоро денег заработает и убежит на родину. А как он убежит, это ж далеко? Вон, смотри какие горы, – шептались они.

– Так Мутул собирается убегать в Калмыкию? – спросил Максим улыбаясь.

– Ага, только не выдавай нас. Ему дорогу орус Тулюк покажет. Он знает как туда бежать.

– Ух, ты! – засмеялся Максим, – Ладно, пошли ребята!

Вниз идти было легче, да и ребятишки как-то успокоились после разных разговоров. Их еще издали встретил улыбающийся завхоз и пошел им навстречу.

– Ну, проходите, проходите, собак я запер!

Под высоким крыльцом, громко лая, бесновались две здоровенные собаки. Ребятишки боязливо прижимались к Максиму.

– Хозяйство, вишь, на отшибе, сторожа верные нужны, – кивал он в сторону собак, – Народу-то тут всякого полно. Вот, присаживайтесь, – кивал он в сторону лавок под навесом с огромным длинным столом.

На столе стояла огромная миска со свежей морковкой. Ребятня н6е спускала с нее глаз.

– Берите, угощайтесь! – потчевал он калмычат. Но они держались кучкой и за стол не садились.

– Силантьич, куда животину определить, им не до угощения, телку жалко.

– А-а! – засомневался завхоз.

– Ничего, они знают, что отдать надо, Скажи, что им можно иногда приходить посмотреть на нее.

– Что ты, конечно. Путь приходят, а молодняк вон, в углу огороженный и ее туда же.

У всех телят на ушах были заклепки, ребятишки это увидели сразу и тыкали в них пальцами

– И нашей Буле такую заклепку поставят и она не потеряется, – сказал Максим и стал вталкивать ее в загон к телятам.

Калмычата притрагивались к своему теленку, гладили, шмыгали носами.

– Все будет хорошо. Пойдемте!

И ребятишки, оглядываясь на загон, стали выходить на улицу.

– Ну, пошли за стол, посидим, с меня магарыч, – приглашал Силантьич Максима.

– Некогда, пока пойдем домой, время к вечеру.

– Ну чем же вас угостить? Морковку не взяли.

– А ты сам дай – возьмут, – и подойдя к столу Максим взял одну морковку и с хрустом откусил ее.

Силантьич взял миску и стал раздавать морковку ребятишкам. Те согласно кивали и тут же принимались ее грызть.

– А ты говорил не хотят, – смеялся Максим.

– Погодите-ка, – поставил пустую миску завхоз на стол и побежал на высокое крыльцо, заскочил в сени избы. Вскоре вышел с ведром, наполовину наполненным огурцами.

– Вот, – протягивал он каждому по огурцу.

Ребятишки брали уже не стесняясь. Вышедшая на крыльцо женщина вынесли на фартуке довольно большую круглую буханку хлеба.

– Это наша повариха, Валя, сами печем хлеб свои рабочим, – пояснил Силантьич, передавая Максиму аппетитно пахнущую, еще теплую буханку, – Возьми домой, сгодится.

– У нас все сгодится, – засмеялся Максим, – Ну, что нужно сказать?

– обратился он к ребятне.

– Ханжинав-спасип! – хором весело ответили они.

– Ну, что, мы пошли?

– Как-нибудь зайду, прививки поставим коровам и телятам.

– Ой, буду благодарен! – приложил руки к груди завхоз, – На конюшне твой мальчонка работает? Подвозит нам иногда воду, фляги.

– Мой, Мутул.

– Так вот на днях для леспромхозовской столовой выбракованную корову резать будем, отходы какие будут – отдам ему, выбрасывать не буду. Есть кому требуху, ноги обработать?

– Есть. Бабушки дома у нас.

– Ну, вот, привезет парень. Стало быть польза должна быть от нас обоюдная. Так?

– Так, так, Силантьич, спасибо!

– Семья-то я вижу у тебя эвон какая, только успевай подавать на стол.

– Да, семья-то вот такая, – задумчиво произнес Максим, глядя куда-то вдаль, – До свиданья! А то ребятня уже вперед пошла. Будем жить дальше, – и Максим зашагал вслед за ушедшей ребятней.

Незаметно прошло лето. Не умеющие заниматься огородами калмыки ничего не посадили на своем косогоре. Хотя соседские русские бабы на глазах у них выращивали овощ и картошку. Конечно нужны были семена на посадку, опыт и желание. Ни того ни другого у них не было. Но если разговаривать насчет желания, то здесь можно было и поспорить. Местные жители нанимали калмыков и огороды копать и картошку садить и выкапывать. И после сбора основного урожая на полях и огородах никто столько не трудился в поисках оставшихся овощей. Не раз на рабочих собраниях местные жители и рабочие задавали вопросы начальству – почему калмыкам не выдают семена на посадку огородов. И ведь просачивались же слухи: им на каждую семью выделены определенные средства, на обзаведение хозяйства. Люди-то мрут, голодают.

Обычно парторг леспромхоза выискивал задававшего такие вопросы и, налепив на свое лицо суровую озабоченную маску сострадальца, поднимал его с места.

– Вот вы, встаньте, товарищ, на обозрение народа. Вы, что сомневаетесь в правильности линии партии и правительства?

– Да при чем тут это? – холодел тщедушный мужичонка.

– А при том, что согласно указа правительства для каждой семьи спец. переселенцев выделяется ежегодно по два мешка, а это 100 кг, точнее, отборного семенного картофеля. А они его съедают в течении зимы, не заботятся о посадке огорода весной.

– А чего жрать-то им? Другого ничего и нет. И когда дают весной или осенью?

– Вот и сейчас, подходит к концу уборка урожая, пожалуйста, получайте неимущие семьи картофель на семена, – важно ответил парторг, – А то, что получается? Лень получить вовремя, ведь с полей из буртов можно получить. Как и в прошлом году семена с буртов для них лежали, начали растаскивать кому не лень. Вскрыли их, а потом и совсем заморозили – тут уж, товарищи, расхитительством пахнет.

– Ага! А потом бульдозером сравняли, чтобы и скоту не досталось! – выкрикнул кто-то с места.

– Кто это сказал? – выискивал парторг хозяина реплики.

Мужики и бабы посмеивались.

– Товарищи, всегда пишутся объявления, о том или другом мероприятии, надо читать и вовремя получать, что выделяется. Кто из спец. переселенцев может пожаловаться, что не получил положенную ему помощь от государства? Ну, поднимите руки!

Молодые калмычки шептались между собой и замолкали.

– Ну, смелее, смелее!

– Не понимают они тебя, начальник, а основных-то людей с их стороны нет здесь. Они и не знают, что им положено и куда оно девается! – зло выкрикнула баба отвернувшись и закрывая лицо платком вышла на улицу.

– Куда вы, гражданка? – потянулся за ней парторг и какой-то явно не орешенский мужик тоже заторопился к выходу.

– Погоди, погоди, ребята! Давай собрание до конца довести, – посмеивались рабочие, сгрудившись в кучу и не пропуская мужика к выходу, – Пришел на собрание – не мешай людям слушать про линию партии и правительства, а не бежи за юбкой убежавшей бабы.

– Их-хе! – грохнули мужики и завизжали бабы от смеха.

Инцендент замялся. И прокашлявшись парторг, заглянув в повестку дня собрания, миролюбиво провозгласил:

– Ладно, товарищи, туту наши вопросы всякие, мы в состоянии решить их сами. Непросто жить людям сейчас, в годы послевоенной разрухи, враг был открытый – фашизм и мы его уничтожили. Наладим и свою жизнь, не сразу все. А вот бдительность и осторожность к махровым врагам советской власти, которые, не исключено, что есть и среди нас, надо усиливать.

– Ты о чем это, Виктор Авдеевич, – не таясь выкрикнул кто-то из передних рядов.

– А вот о чем, товарищ Зимин. Кажется Иван Николаевич?

– Точно, он! – ответил польщенный мужик, что его знают по имени отчеству.

– Так вот, Иван Николаевич! И остальные сознательные граждане! Международное положение крайне сложное, заокеанские силы хотят ослабить мощь нашего государства, об этом сейчас расскажет нам товарищ из крайкома КПСС. Пожалуйста, Петр Алексеевич! Приветствуем товарища Черкова! – парторг заулыбался и захлопал в ладоши, собрание дружно поддержало его.

– Ишь, ты, аж из самого крайкома партии! Не шутка, а ну-ка, тихо! – укрощали друг дружку сидящие, – Дело-то вон какое, кабы новой войны не было!

Лектор, круглолицый мужчина в годах, доходчиво стал рассказывать, что творилось в мире. Люди слушали, затаив дыхание.

– Вы бы чаще к нам приезжали, может и мы бы умнее были вместе с нашим начальством. Живем в глуши, ни черта не знаем. А тут вертят нами как хотят!

Парторг хлопал молча глазами и делал вид, что не слышит в его адрес реплик.

– А че, против этого мериканца Трумэна нет никаких сил? – спросила худощавая баба лектора.

– А вот мы собравшихся просим, – хитро прищурился он, – Как вы думаете, товарищи, какое наказание за такие действия заслужил Трумэн?

– На север его, к чертовой матери выслать или к нам на дальний лесоучасток чурочку пилить!

– Тьфу! Это не наказание, мы-то живем и ничего!

– А я бы ему вот че сделал, – загудел огромный Ленька Шуйков, многодетный тракторист.

– А ну-ка, послушаем товарища, – еще хитрее прищурился лектор.

Собрание притихло, ожидая, как обычно подвоха от своего земляка.

– Ну, взял бы я хороший железный ломик и один конец раскалил бы в кузне до красна. А холодный конец всадил бы ему в сидячее место.

– А почему холодный, а не горячий? – интересовались земляки.

– А чтоб союзники его не вытащили. За раскаленный-то конец шибко не схватишься.

Собрание рыдало, охало, ахало, вытирая от смеха слезы. Смеялся и лектор. Парторг не решался особо смеяться и все поглядывал на гостя из крайкома.

– Хорошие у вас люди, Виктор Авдеевич, с такими нам не страшна ни холодная война, ни горячая.

– Живем с ними, стараемся вникать в их нужды, – улыбнулся парторг.

– Будьте ближе к массам, – пожал ему руку гость и пошел к легковушке, ожидающей его.

А парторг долго стоял на улице, смотрел вслед удаляющейся машине гостя и переваривал слова гостя: «Будьте ближе к массам.» Что он имел в виду, этот крайкомовец, и как будет докладывать о их встрече и кому?

– Дела-а! – беспокоился он, – Эти чертовы спец. переселенцы, сколько из-за них неприятностей.

Особенно калмыки. Какие-то тихие, покорные, как-то мрут незаметно. Вроде были и нет их. А где же их хоронят? Вон латыши, эстонцы, хохлы, литовцы, тоже на их положении. Но тем палец в рот не клади – откусят по самый локоть. Они-то приехали уж после войны с мешками, с ящиками. Сразу сыто зажили. И дома построили, а кое-кто их них сразу готовые дома купил. И всякое барахло втридорога продавали. Дети их сразу учиться пошли. А калмыки?.. Стоп, стоп, стоп! Калмыков привезли зимой, в страшные морозы 44-го и без всяких необходимых вещей. А-а-а! Их первыми выселяли из всех этих спец. переселенцев. Еще у нас не было опыта по спец. переселению. Очевидно, на них сорвали первое зло за предательство выродков из разных народов. А тут жестокие и долгие бои под Сталинградом. И они оказались рядом, под рукой. А они почти кочевники, какие там вещи, кроме скота? Да почти никаких! Вот и согнали их под автоматами как скот в товарняки. А они погибать, дух-то надломленный. Вот и мол-чат, не могут отмякнуть душой. А уж как стали они дохнуть в дороге и на местах наверх-то, в правительство, точно доложили, ну, других-то и стали привозить в более лучшие условия. А как теперь создать им лучшие условия? На всех одинаковое клеймо. Взбунтуются греки, закарпатцы, те же литовцы, татары. Нет! Наверху знают, что сделали. Так что пусть живут как живут. Не знали мы их раньше и не будет большой потерей, если их не станет у нас вообще. Меньше хлопот будет! А кто хочет жить, тот живет. А с семенами и прочей помощью пусть кто хочет рыпается. С полей бурты картошки и турнепса растащили? Все знают. А специально мы их оставили в поле, чтобы поддержать население в голодное время.