Книга Судьба калмыка - читать онлайн бесплатно, автор Анатолий Григорьев. Cтраница 14
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Судьба калмыка
Судьба калмыка
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Судьба калмыка

– Силантьичу сообщили? – любопытствовали бабы.

– Сообчил, сообчил, собственноручно отправлял свово пацана. Скоро прибудет, – разъяснял гаражный сторож.

– Ну, что, Кузьмич! Магарыча ждешь? – справлялся у сторожа подковылявший на деревяшке мужик, – В долг бери, я первее тебя увидел из окошка своего дома эту аварию. Да пока подрулил сюда на своих колесах ты уж тут как тут.

– Мне тут по службе положено быть и в долю кого брать – слово за мной при магарычевом деле, – важно ответил Кузьмич, – Ты, Венька, свои фронтовые замашки брось, это тебе не в атаку иттить, тут животную государственную спасать надо.

– Ух, ты футы-нуты, ножки гнуты, нашел государственное дело, ты еще скажи партейное, – подтрунивал Венька, хлопая прутиком по своей деревяшке.

– Ну-ка, скажи, как ты ее спасать будешь? И что потом будет? Вон, в прошлом году кобель у литовца во время собачьей свадьбы бултыхнулся сюда. Потеснили его кобели во время выяснения сил. И че, думаешь? Облезла шерсть на нем. Все лето в холодке обретался, а холода зимние пришли – околел. А ты «государственное животное». Ты знаешь, че в этой яме есть? То-то. Все отравлено-промазутено. Даже на мясо твоя животина не пойдет. Все Крышка корове, можно и не вытаскивать, – и вдруг радостно осклабился, увидя подходившего завхоза подсобного хозяйства, – А, Силантьич, на поминки пришел! Давай, дорогой, по-христиански помянем животину, в мир иной отходящую.

– Тьфу, на тебя! Чего мелешь? – озлился завхоз, – Где тут животина?


– Да, вон, любуйся! – указал Венька.

Силантьич обошел яму, насколько это было возможно, внимательно разглядывая корову.

– Мда! – закачал он головой, – Коровке каюк!

– Че я тебе говорил! – торжествовал Венька.

Подошел сюда и завгар. Покуривая папиросу, он покосился на столбик с надписью: «Не курить! Огнеопасно!». Поздоровавшись с Силантьичем, он усмехнулся:

– Утопился, говоришь?

– По самые уши, – зацокал языком завхоз.

– Что делать будешь? Ну, технику, допустим, я тебе дам за магарыч. Но ведь поломаем мы твою животину.

– Да хрен с ней, пусть бы тут она и околевала, да шкуру ведь с нее сдать надо. Живая она или мертвая.

– Не, милый, убирай ее отсюда, придет тепло, разлагаться начнет, вонь будет несусветная.

– А после мазута, кислоты, какая шкура с нее?

– Ты мужик опытный, с другой коровы две шкуры сдерешь, – засмеялся завгар и, хлопнув его по плечу, зашагал прочь.

– Стой, Васильич! Акт подписать надо, пока люди тут.

– Ну, надо так надо! – вернулся он, – А может тут в яме под ней еще одна корова лежит?

– А хрен его знает, может и есть, – устало махнул рукой завхоз, – Если б не отчет, так бы и хрен с ней, а так ведь в бумагах она, как и твои машины-трактора. Так что хочешь, не хочешь, а акт по форме придется составлять.

Услышав про акт, Венька поближе подковылял к завхозу, и лукаво поглядывая на сторожа, похохатывал, рассказывая ему:

– Слышь-ка, Силантьич, тут мы с Кузьмичем, не далее как вчера, баграми щупали яму, обруча на кадушки тут от ржавчины сохраняли, так и рога и копыта попадались нам. Тут, мне кажется, не одна коровка твоя кислотой разъедена.

– Иди ты? – выпучил на него глаза завхоз.

– Так, что давай, акт сразу на несколько штук подписывать будем. Пока мы свидетели, а то уйдем, поздно будет.

– Ты что меня на преступление толкаешь? – заорал он, – Может и вправду тут еще и мои коровы погибли, но пока вот одну вижу.

– Ладно, как хошь! – и мигнув сторожу Венька собрался уходить, бурча, – Сейчас пол-литру пожалеешь, потом в сто раз больше отдашь, да может еще и не возьмут.

– Что ты, что ты! Вениамин! Не уйдет от тебя и пол-литра и больше. Не до этого мне сейчас, вишь, голова кругом идет, – разволновался завхоз, ерзая рукой по планшетке, висевшей сбоку на плече. Наконец он достал нужную бумажку и послюнив огрызок карандаша, что-то на ней записал. Потом протянул планшет вместе с бланком Веньке, – Давай, вот тут свою фамилию и роспись.

Венька, растопырил в сторону руки:

– Ага, подмахни тебе бумагу и до свидания!

– Тьфу ты! Мать ее! – ругнулся завхоз и, дрожа пальцами, вынул из нагрудного кармана какие-то смятые деньги.

– Во! – выдохнул он, – Тебе этого хватит?

Венька живо сгреб с ладони завхоза деньги, а другой рукой потянулся писать на бумажке.

– Вот тут, – тыкал пальцем завхоз.

– Че пишешь-то? – заорал он, – Не надо никаких коров, фамилию только эту, как ее? – начал заикаться завхоз, – Силантьич, дорогой, Иванов, Иванов.

– Пишу, Вениамин Иванович я, – радостно юлил Венька, – Все самое российское. Я – Иванов, отец – Иванов Иван Васильевич, за что и воевали, за что отца и ногу потеряли! В гроб ее дышло! Видишь как вышло? Я ж тракторист первейший был, а теперь на бутылку у таких как ты прошу! – багровел лицом и дрожал руками Венька.

– Веня, Веня! Успокойся! Мы ж с отцом твоим вместе воевали.

– Воевать-то воевали, да лег он там под Москвой, а мы-то с тобой вот тут живые, хер с ним, что я без ноги! Я еще докажу всем и на трактор сяду!

– Вот и хорошо, Веня! – встрял завгар, – Как только с бутылочным делом закончишь, так мы с тобой чего-нибудь придумаем без всяких комиссий.


– Ну, спасибо и на этом! – заскрипел зубами Венька. И разжав кулак, омертвелым взглядом глядя на скомканные деньги, властно приказал, – Слышь, Кузьмич, потопали душу приводить в порядок, а то ведь, ей-бо, один оприходую!

– Чичас, тако акту подмахну и мигом с тобой, Веня! – засуетился тот.


– А дежурство? – напомнил ему завгар.

– А дык, я только сменился, слободный до завтрева. Силантьич! Иде тут крестик поставить на документе.

– Тьфу ты! С твоим крестиком, иди, тут роспись нужна. Крестик… – забурчал завхоз.

Мужики и бабы хохотали:

– Глянь, магарыч сорвали, а как дело до подписки дошло – крестиком расписаться.

Завхоз молча протянул акт завгару.

– Да пусть сначала народные массы подписывают – им веры больше, – задумчиво ответил завгар, глядя на мычащую корову.

Подписали акт несколько мужиков, а бабы боком и ушли незаметно. Осталась только бойкая на язык Кудриха. Она подержала в руках карандаш и съязвила:

– А курица не птица – баба не человек, не поверят мне!

– Да ты че? – смутился Силантьич.

– А ни че, через плечо! Сам вылезешь, не впервой. Моим ребятишкам жрать нечего, а твоя баба вчерашние щи на помойку выливает. Вот чего! – И она сунула ему огрызок карандаша, бойко зашагала по дороге.

– Вот те раз! – вконец смутился завхоз.

– Не озлобляй народные массы, а то ими же и бит будешь, – как-то по-библейски сказал завгар, подписывая акт.

– А может, здесь ее оставим? А, Васильич! – просяще, чуть не плача выдавил завхоз, – Все равно, через час другой пропадет животина.

– Э, нет! – замотал головой завгар, – Яма-то дело не шуточное. Не-ровен час человек какой, а, скорее всего, ребятишки попадут сюда. Тюрьма тогда. Мне давно уже начальство талдычит: откачивай ее да засыпь от греха подальше. Нет, Силантьич, при всем к тебе уважении. Вытащить техникой помогу, и сани тракторные дам, только увози ее куда-нибудь, ради бога.

– Оно-то так, – протянул завхоз, – Давай тогда трактор или чего, не соображу прямо как эту пропадлину отсюда вытащить.

Завгар обернулся и увидел разворачивающуюся машину.

– Э-э-э! – замахал он руками и быстро зашагал туда. Водитель заметил своего начальника и подрулил к нему.

Сзади кузовной машины был прицеплен лесовозный прицеп.

– На ловца и зверь бежит! – обратился он к выпрыгивающему из кабины калмыку, – Максим, посоветуй, как тут быть! – и он подвел его к яме.

– Ну и ну, попала бедняжка! – присел на корточки Максим и стал рассматривать корову, – А чего вы ее тут держите? – спросил он, вставая, – Вытаскивать ее надо.

– Да куда спешить? Хоть так она падаль, хоть этак – списывать придется, – Силантьич протянул ему акт, – Подпиши-ка, лучше.

Максим расплылся в лучистой улыбке и вытирая ладони рук о фуфайку ответил:

– Спасибо за честь, но моя подпись не боеспособна.

– Как это? – не понял завхоз.

– Враг народа я – лишен права голоса.

– Да, брось ты ломаться, мы, что не знаем, что ты передовой труженик? – поддержал завхоза завгар.

– Ну, смотри, сам себе приговор подписываешь, – и Максим, размашисто и быстро расписался.

– Лихо, – завхоз спрятал акт в планшетку.

– Чего привез? – осведомился завгар.

– Да вот, две лебедки на ремонт привез, и трех женщин захватил. Выходной им дали первый раз за месяц, – и он что-то крикнул в кузов по калмыцки.

Из кузова неуклюже спустились три молодые калмычки и, застеснявшись, отошли кучей сторону.

– Где твои красавицы работают? – осведомился завгар.

– В Моховом чурочку для тракторов пилят.

Услышав мычание коровы, калмычки несмело стали подходить к яме.


– Ях, ях! – зажалковали они, увидев бедную корову, и стали что-то бурно обсуждать между собой шепотом.

Одетые в фуфайки и ватные брюки, и большие валенки, в обыкновенных солдатских шапках, они походили на мальчишек-подростков. В другой одежде в жесточайшие сибирские морозы работать в тайге было просто нельзя. Многие были одеты хуже.

Силантьич ткнул рукой на яму и спросил Максима:

– Как ты думаешь, вытащить ее оттуда можно?

– Конечно можно. А куда вы ее хотите деть?

– Да вот, по акту она падежная, тут в яме и кислота и мазут, в общем, она все равно не жилец. Вытащить отсюда, вон, завгар настаивает. Ну, отвезу ее в овраг да и сожгу.

– Стоп, стоп! – начал что-то соображать Максим и, нагнувшись, зачерпнул в ладонь бурую жидкость и понюхал ее. Потом вылил ее, но так и остался с грязной рукой на отлете.

– Вытри руки-то, – забеспокоился завгар, – сожгешь.

Максим только тер руку снегом, что-то обдумывая.

– Значит, по акту этой коровы уже нет?

– Точно, сам подписывал, – пожал плечами завхоз, – Ну час, полчаса протянет и сдохнет.

– Так, что она никому не нужна? – продолжал допытываться калмык.


– Смешной ты, ей-богу! – закипятился завхоз, – Она не жилец. Мясо отравленное кислота и всякая срань тут. Самому сдохнуть можно. Ее бы тут оставить и не возиться, да предписание яму откачать спущено.

– А если я ее возьму себе? – несмело глянул на завгара Максим.


– Зачем она тебе? На махан не годится – отравленная, нажретесь сами посдыхаете, меня таскать будут.

– Нет, есть не будем, расписку дам о том, что ты предупредил меня.


– Давай, давай, только уж тогда сам потрудись вытащить ее и обязуйся сжечь ее или закопать.

– Значит, если я возьму ее, я не украл ее? – гнул свое Максим.


– Чего воровать? Нету ее! Давай, действуй! – и завхоз засобирался уходить.

– Погоди, Силантьич! Ты же знаешь, на каком я положении. Пиши бумагу, что доверяешь мне достать из ямы и распорядиться с нею по своему усмотрению с соблюдением санитарных норм.

– Как это? – опешил завхоз, – Откуда такое знаешь?

– Зоотехником я работал в родной Калмыкии.

– А-а-а, – протянул, глядя на него, завхоз, – Ну, тем более, знаешь, что с такой животиной делать. Может, мыло надумал из нее сделать? Ну, дело твое. Значит надо тебе – бери так.

– Нет, Силантьич! Без бумаги не возьму.

– Тьфу ты! То возьму, то не возьму! – вконец рассердился завхоз.


– Да дай ты ему бумагу, корова вот-вот сдохнет, – заходился в смехе Васильич.

Завхоз уселся на бревно поодаль и стал рыться в планшетке, выискивая нужную бумагу. Максим подошел сбоку и показал на бланк со штампом.

– На, с водительского удостоверения спиши мои данные.

Мусоля карандаш в губах, он натужно писал, вконец зафиолетив губы и щеки. Максим диктовал.

– Распишись пожалуйста, и полную фамилию.

Силантьич аж вспотел, пока писал.

– Ты бы милый пришел на днях в подсобное хозяйство ко мне, поглядел бы, как там и что со скотиной. Я ж не животновод – пришел с войны, партия поставила, бабу свою зоотехником сам поставил. А из нее какой зоотехник? Телку от быка еще может отличить и все.

– Ладно, зайду, если Васильич отпустит, – пряча бумагу в нагрудный карман, ответил Максим, – Ну и конечно, если доверяешь. Да, Силантьич! А корова-то стельная, телочку могла бы принести.

– Да ты что? Откуда знаешь?

– Да по рогам и морде видно.

– Ишь ты! – опять удивился завхоз, – Не судьба, значит! Вот видишь? Ты даже это понимаешь, зайди, а, ко мне!

– Ладно, зайду обязательно. Да, Силантьич, какого цвета корова?


– Да не один ли тебе хрен? Цвет, возраст.

– Вот, вот, – вновь достал бумагу из кармана Максим, – Вот тут допиши. Корова стельная, четырех лет, красного цвета.

– Ты, что-то Максим, не в ту сторону гнешь. На кой тебе все это? Не все ли равно какого цвета дохлятина и сколько ей лет?

– Не все равно, Силантьич, спасибо. Остальное я все сделаю сам. Васильич! Ты главный свидетель, на твоей территории случилось это. Твоя подпись была бы не лишняя.

– А хоть сто раз расписаться, – и завгар расписался.

– А мы чо, лыком шиты? – подковылял Венька в обнимку с Кузьмичем, – Все пишите? И нам хоть сто раз расписаться, как плюнуть. Вот Силантьич – человек, нам услужил и мы тоже, – и Венька отхлебнул из бутылки, – Будешь? – протянул он Максиму.

– Нет, спасибо, не пью.

– Как это? – не понял Венька.

– Просто. Ты знаешь про эту историю? – кивнул Максим на яму.

– Дык, мы с Кузьмичем и увидели. Если бы не мы…

– И акту подписывали, – подсказал Кузьмич.

– Ну, тогда, и на этом акте распишитесь, а то мне эту корову доставать поручили.

– Завсегда рады, хоть ты и калмык.

– Калмык, калмык я! – засмеялся Максим и Венька, нахмурившись серьезно, писал свою фамилию.

Кузьмич тоже, было кинулся поставить свой крестик, но Венька отстранил его рукой:

– Вишь печать на акте? Дело сурьезное, тут брат, грамотно писать надо.


– Эх, растудыть твою! – вздыхал Кузьмич, – Без грамотности вроде как и не человек!

– На, глотни, подумаешь крестик!

Завгар с завхозом, постояв поодаль, пошли к конторе.

– Слышь, Высильич! У этого калмыка с мозгами все в порядке?

– Да ты сам все видел, – уклончиво ответил завгар.

А Максим отцепил лесовозный прицеп, открыл задний борт и ближе подогнал машину к яме. Он залез в кузов и спустил оттуда длинный и широкий настил. Выкинул моток толстой веревки. Пока женщины разматывали веревку, Максим перевернул настил, загнул хорошо все торчащие гвозди, прибил к нему еще несколько поперечин. Получился трап, по которому можно было подниматься и спускаться не соскальзывая. По косой части настила затаскивали лебедки в кузов машины и по нему также должны были спустить их для ремонта. Взяв веревку и сделав петлю на одном ее конце, Максим легонько кинул ее на рога коровы на манер лассо. Потянув ее, он затянул петлю и потащил на себя. Корова это почувствовала, напряглась и, подняв голову, сделала движение вперед. Это ей плохо удалось. Очевидно от долгого стояния на месте ее ноги засосало в ил. Максим передал веревку одной женщине, а сам двумя остальными стал спускать трап под морду коровы, с целью достичь нижним его концом ног ее. Установив трап, он попрыгал на нем в верхней его части и приказал женщинам тянуть веревку. Те, по команде Максима, потянули веревку, Максим в это время все направлял трап, давя его вниз. Корова дергалась из стороны в сторону, месила ногами где-то внизу, но на трап никак не попадала. Потом, обессилев, зарылась мордой в жижу, хватанула ее ноздрями и фыркнула грязью в сторону женщин. Те засмеялись и отскочили дальше. Потянули веревку опять, Максим опять продолжал елозить трапом, подталкивая его под ноги коровы. Наконец трап задергался от глухих ударов и Максим почувствовал, что корова наступила на трап и удерживается копытами о перекладину. Голова стала выше и показалась часть ее хребта.

– Тяните! – кричал Максим, но у женщин не хватало сил.

Тогда он кинулся помогать им. Корова поднялась еще на несколько перекладин, показались ее грудь и передние копыта. Но она никак не могла наступить на трап задними копытами. Она обессилено покачивалась по сторонам, высунув язык и закрыв глаза. Грязные тягучие потоки жижи стекали с ее груди и холки. «Если она сейчас упадет с трапа на бок, она не поднимется и захлебнется» – мелькнуло в голове Максима. Приказав женщинам держать веревку натянутой, Максим быстро побежал к машине, развернул ее передом и стал подъезжать к яме. Остановившись, он выскочил и быстро набросил веревку на крюки бампера, объяснил женщинам, что пока не натянет машиной веревку, ее не отпускать. И вот совместными усилиями женщин и машины, корова, лихорадочно скребя копытами по трапу, пошла вверх. Мощные потоки мазутной жижи стекали с ее тощих боков. Очевидно добрая половина ее веса сейчас составляла эта грязь. Натужно хрипя и мыча с высунутым языком, корова наконец перешагнула передними ногами через верхний конец трапа и ступила на край ямы. Снег враз почернел от стекающей с нее грязи. Скребя задними ногами по трапу, она медленно поднималась вверх. Задняя скорость у машины постоянно выбивалась и, невероятными усилиями и мастерством он сумел все-таки плавно и тихо отъезжать назад, таща за собой животное. Наконец и задние подогнутые дрожащие ее ноги коснулись верха трапа и соскользнули на край ямы. Натянутая как струна веревка вдруг лопнула именно в этот момент, как раз на середине между ее рогами и первой к ней калмычкой. Все три женщины разом опрокинулись назад, на спины и покатились к передним колесам машины. Растеряйся Максим – не миновать беды. Или попадали бы калмычки под колеса машины, или затылками испробовали бы прочность искореженного бампера лесовозного ЗИСа. Но Максим сумел дать больше газа и машина убежала от них, немного протащив их за собой. Так как они добросовестно крепко держались за веревку. Когда опасность миновала, Максим выскочил из кабины и кинулся к корове и ухватился за обрывок веревки на ее рогах и стал тянуть подальше от ямы. Но обессиленное животное не могло сделать и шага, готовое рухнуть назад на дрожащих ногах.

– Скорей ко мне! Она упадет назад в яму! – орал Максим.

Но его сородичи не понимали русского языка, на котором он кричал. Пока не сообразил и не позвал их по калмыцки.

Наконец общими усилиями они оттянули корову метра на два от края ямы и корова, не выдержав всех мытарств, тяжело вздохнув, легла на снег. Максим побежал к машине, отвязал от нее веревку и привязал ее к обрывку на рогах. Приказал калмычкам держать веревку и не спускать с коровы глаз, а сам побежал в котельную, которая находилась отсюда буквально в десяти метрах. И скоро из разбитого окошка змеей полез шланг, из которого лилась вода. Максим дотянул шланг до лежащей коровы и крикнул в окно:

– Дай горячей!

Упруго задвигался шланг, получив добавочную струю воды. Максим пробовал рукой воду и крикнул:

– Так оставь!

И направив струю на корову, начал ее обмывать. Калмычки тряпками и пучками сорванного бурьяна стали елозить по хребту и ребристым бокам. Корова блаженно закатила глаза от теплых струй воды после холодного и неприятного купания. Лужи грязной воды стекали в яму и, казалось, грязи не будет конца. Надо было вымыть брюхо коровы, но она не хотела и не могла встать. Тянули ее за веревку, подстегивали прутьями, кричали, но корова лежала. С большим трудом, наконец, удалось поднять ее на ноги. Корова стояла сгорбатившись, шатаясь на ногах, дрожала.

Уже вечерело и холодало. На ночь обязательно должен быть мороз. Таковы уж правила начинающейся весны. Надо было спешить. Вымыв брюхо и вымя от грязи, стали вытирать ее насухо отжатыми тряпками и мешковиной.

– Надо вести ее скорее в котельную, а то замерзнет, простудится!

Потянули ее за веревку, корова ни с места. Не ходила корова на веревке!

– Несите сюда мешок с сеном!

Откуда? Где его взять?

– Да вы же ехали на мешках с сеном, вместо скамеек.

– А-а-а, – заулыбались калмычки и одна из них, более шустрая, забралась в кузов и сбросила вниз несколько мешков-скамеек.

Сено в мешках было уже почти трухой, но как только развязали мешок и поднесли горсть этого корма корове, она жадно слизнула его с ладони. Так, протягивая ей горсть за горстью этого сена-трухи, заманили в грохочущую от дизеля котельную, точнее в прируб, где хранился разный инструмент. Здесь было тепло. Вытряхнув в угол три мешка трухи-сена, Максим привязал ее, и уехал разгружать лебедки. Когда он вернулся назад, корова подбирала из угла последние веточки-стебельки корма.

– Бедная ты моя! – обнял ее за шею Максим. Он принес ведро теплой воды, которую корова с жадностью выпила.

– Ну, жить будешь! – похлопал он ее по холке.

Корова в тепле быстро высохла, и цвет ее действительно был темно-красный. Максим взял щипцы и осторожно вынул заклепку из уха коровы и, подумав, достал из кармана красный шнурок и продел его в дырочку вместо заклепки и завязал на бантик.

– Красулей будешь! – засмеялся Максим.

Подошел машинист котельной и, посмотрев на хлопоты Максима, сказал:


– До утра можно тут побыть, а утром какого начальства тут не бывает, сам знаешь.

– А мы, люди благодарные и за это. Отчалим. Главное было горячей водички на мытье, да и обсохнуть в тепле. Так что я у тебя в долгу.

– Да брось ты! Думаешь, выживет?

– Попытаемся помочь. И как только отелится, и молоко будет годное для питья, первая бутылка молока – тебе. А пока – такая вот! – и Максим достал из-за пазухи фуфайки бутылку водки.

– Да ты что? Разве ты бы не помог? – отмахивался машинист.

– Да, я бы помог, слов нет. Но важнее другое – ты помог. Спасибо.


– Ну, и тебе спасибо, – взял машинист бутылку.

– Я тут на полчасика отойду, схожу домой за пацанами.

Максим ушел и когда дома объявил, что у них, возможно, будет своя корова, восторга не было конца, особенно ребятишек.

– Ну, а сейчас Мутул, как старший из вас и вот ты, Басанг, пойдемте со мной, поможете пригнать корову.

– А мы, а мы? Мы тоже хотим!

– Ребята, Мутул старший, от него помощи больше будет, а у Басанга валенки на ногах, хоть и старенькие, фуфайки, шапки оденут и готовы. А у вас с одеждой слабовато. Зато вы каждый день будете помогать бабушкам ухаживать за коровой. Идет?

Ребятня нехотя согласилась. С большим трудом удалось перегнать Красулю из гаража на калмыцкое подворье. Сараюшка, кособоко стоявшая недалеко от избы, была ветхая и дырявая. Полночи Максим потратил, пока заколотил все дыры и убрал из нее снег. Хорошо, что еще осенью он привез добрую охапку сена, которую раскидал для просушки. Время от времени он брал охапки сена и добавлял на нары, где спали ребятишки. О простынях речи не было, сено прикрывали любыми тряпками и мешками, закрывались тогда чем придется. Куча сена в углу, произвольно стала кормушкой коровы, объедки пошли на подстилку и через час-другой, насытившись, корова по-хозяйски уже лежала на подстилке, закуржавев на морозе, мирно пережевывая жвачку. Заперев сарай-стайку на подпорку, Максим забылся коротким сном до утреннего гудка и первым делом, когда проснулся, понес ведро теплой воды корове. Она была уже на ногах и деловито хрумкала сеном. Напоив ее, он объяснил старухам, что это теперь их корова и дня два-три ее надо усиленно покормить. Негодные капустные листья и разные очистки от картошки могут быть неплохим кормом для животного. Старухи успокоили его, что на своем веку они ухаживали за многими коровами и даст бог выходят и эту.

– Вези какого-нибудь сена, даже плохого, мы отпарим его – корм будет! – заверили они его.

Утром, раньше обычного, проснулись ребятишки и первым делом бегали по очереди смотреть на корову.

Через день два о том, что у калмыков появилась корова, узнали и соседи. Любопытные бабы смотрели на костлявую животину, и первым вопросом был:

– А где вы взяли ее? Не украли?

И к своему недовольству получив ответ, что корова их на законном основании небрежно давали советы:

– Да прирежьте вы ее, сдохнет ведь, кожа да кости.

Старухи, растопырив руки, возражали:

– Болшго! Сен, Красулька! (Нельзя! Хорошо, Красулька!)

Наперекор всем прогнозам злоязычников корова с каждым днем становилась все бодрее и полнее. Злые языки донесли участковому, что у калмыков невесть откуда появилась корова, и кормят они ее ворованными капустными листьями и картошкой с подсобного хозяйства. Донеслись слухи и до завхоза, что мертвая корова из ямы гаража выздоровела, раздобрела у калмыков на харчах. А харчи-то подсобные! Заволновался-задумался Силантьич, что дал промашку и при первой де встрече с участковым городил-мямлил об этом что-то непонятное.

– Так что, украли у тебя корову? – уже в который раз спрашивал он Силантьича.

– Да, нет!

– Так да или нет?

– Нет, – пожимал плечами завхоз, – Живые по счету в наличности. Падежные по акту оприходованы.